Толчифы - Средневековый варвар

За дверью зазвучал женский смех, и Таллула пылающим лицом уткнулась в шею Уайету.

— Неудобно как, — пробормотала она, а он, проведя рукой по ее спине, поцеловал ее в лоб.

— Ты разрешаешь мне сбегать в кафе и попросить Норма испечь вишневый пирог с маринованным укропом? — соблазнительно улыбнулся Уайет. — Если ты запрешь дверь своей спальни, я заберусь в окно по дереву и доставлю тебе десерт.

Отпрянув от него, Таллула зажгла в кладовке свет. Уайет был распален до предела. Сняв с его плеча розовый шелковый платок, Таллула повязала его на шею Уайету и расправила концы на груди.

— Не могу поверить, что мы вот так стоим в кладовке и целуемся. Да еще разговариваем при этом о голо… о биологических основах зачатия.

— Привыкай, — покровительственным тоном произнес Уайет, выводя ее из кладовки с видом провинциального эсквайра, прогуливающегося с невестой. Грациозным движением он закинул конец платка на плечо.

Сестры ждали их затаив дыхание, со слезами на глазах.

— Братишка-то наш взрослеет, — заметила Джейд, рассматривая розовый платок. — Рот до ушей, прямо крокодил, готовый слопать бедную девочку.

— Он очень мил, Джейд, не приставай к нему, — мягко возразила Дора Белль.

— Братишка, утром мы уезжаем. Но еще до того, как выпадет первый снег, мы вернемся, чтобы снова проведать вас, — весело прощебетала Руби Мей, и сестры, обступив Таллулу, принялись тискать ее.

— Хвала Господу, — пробормотал Уайет и удалился.

Через несколько минут он попросил Таллулу выйти на крыльцо, чтобы перемолвиться парой слов. Там он преподнес ей вишневый пирог с маринованным укропом и получил в благодарность сладкий страстный поцелуй.

— Как только мои родственнички уедут, мне захочется чего-либо посущественнее. Боюсь, я просто жутко изголодался по тебе, любимая, — прошептал Уайет, прижимая Таллулу к себе.

— Меренги получились какие-то пресные, — недовольно заявила на следующее утро Таллула.

Положив Уайету второй кусок пирога с черникой, она вдруг тихо всхлипнула, не обращая внимания на любопытные взгляды посетителей кафе.

— Лук, — объяснила она, вытирая глаза.

Уайет оторвался от размышлений о том, как хорошо будет обнимать их ребенка, нянчить его и просыпаться в три утра для кормления. Взглянув на полнеющую грудь Таллулы, обтянутую футболкой, он решил, что ей наверняка тоже придется просыпаться.

Он боялся за Таллулу. Страх зародился в то мгновение, когда сегодня утром машина с сестрами отъехала от дома. Таллула, сонно зевнув, смахнула с глаз слезы, затем расплакалась. И теперь у нее всегда глаза на мокром месте.

Уайет осторожно привлек Таллулу к себе, и она проплакала минут пять. Затем, всхлипнув, вдруг оттолкнула его.

— Молчи. Мне понравились твои родственники, хотя сам ты просто негодяй. Удивительно, почему сестры так любят тебя. Ты прекрасно понимаешь: сейчас у меня эмоциональный срыв — наверное, критический возраст… В моем доме кипела ключом жизнь, а теперь стало так тихо… Ты выгнал их в семь утра!

Ее глаза сверкнули за забрызганными стеклами. Таллула поправила очки.

— И твой дурацкий взгляд, мол, «все о'кей», меня просто бесит. Ты прибрал к своим рукам кафе, и постоянные клиенты теперь требуют двойные чизбургеры. Ты повсюду все перечинил, и мне не нравится, что везде все в порядке. Иногда я не могу заснуть, а порой сплю как убитая. И все из-за тебя, — мрачно закончила она и вышла из дома, хлопнув дверью перед носом Уайета.

Но не успел он провести рукой по волосам, как Таллула вновь открыла дверь и бросилась в его объятия. После чего сразу же зевнула, упав головой к нему на плечо.

— Я устала.

Уайет отнес ее наверх, в спальню. Таллула сразу же заснула. Он лег рядом с ней и скоро тоже заснул.

Через час Таллула проснулась и умчалась на работу, переживая, что совсем заспалась.

Уайет, не зная, как приноровиться к этой новой стороне любимой женщины, не сразу пошел в кафе. Осторожно заказав кофе и пирог, он сел в углу, стараясь ничем не вывести из себя Таллулу. Теперь перед ним всегда лежал вожделенный второй кусок пирога.

Разглядывая чернику, Уайет гадал, стоит ли ему выражать счастье и веселье, когда Таллула радом… или же лучше подождать и посмотреть, в какую сторону подует ветер.

Проходящий мимо Норм проворчал:

— Сделай же что-нибудь, Уайет. Таллула не находит себе места. Ты не чувствуешь запаха лука?

Но Таллула уже выходила из кафе с удочкой в руке.

— Вернусь после обеда, — беззаботно бросила она, проходя мимо Норма и Уайета. — Сейчас самый клев. Меня ждет моя крупная.

Уайет, взглянув на второй кусок пирога, решил, что Таллула важнее.

Он нашел ее на берегу речки. Усевшись на пень, он взял в рот травинку и тут же пригнулся, уклоняясь от просвистевшей мимо уха блесны.

Иметь ребенка, держать его на руках, кормить его и менять ему пеленки — что может быть прекраснее этого? Глядя, как Таллула отчаянно машет удочкой, сшибая сосновые шишки, Уайет думал, сколько он пропустил в жизни Фоллен. Мишель отняла у него дочь, когда у той еще не начали резаться зубки. Он не видел, как она сделала первый шаг, не слышал, как произнесла первое слово.

Уайет глубоко вздохнул. Его грудь сдавили муки прошлого и радость от сознания, что Таллула носит под сердцем новую жизнь.

Две женщины — и третья, Миракл, — тесно переплелись в его жизни, и Уайет понимал, что должен поступать очень осторожно. Потеря любой из этих женщин будет равносильна тому, что у него вырвут частицу сердца…

Уайет закрыл глаза, предаваясь размышлениям о Таллуле, об их ребенке…

Вдруг она обернулась, и все внутри у него оборвалось. Подобное он уже испытал много лет назад, незадолго до того, как мать Фоллен сбежала от него…

— Знаешь, Уайет… я все думаю о твоих словах насчет «головастиков». По-моему, их надо сдать на анализ. И если у меня какая-то странная и таинственная болезнь…

Уайет попытался сделать вдох, наполнить легкие воздухом, а Таллула, отвернувшись, снова продолжала борьбу с шишками и рогозом. Весь мир, наполненный пробивающимися сквозь листву лучами солнца, вдруг замер, точно дождевая капля, застывшая на острие меча. Уайет впился пальцами в пень, словно цепляясь за скалу над обрывом… под которым его ждут изголодавшиеся львы. Он чувствовал, что каждое сказанное им сейчас слово будет иметь решающее значение… Кашлянув, Уайет осторожно произнес:

— Э-э… ты о чем это?

А Таллула вдруг начала плакать, быстро взмахивая удочкой, но не попадая крючком в воду. Леска, как хлыстом, срезала растущие на берегу цветы. Ярко-желтые лепестки падали в воду, и течение уносило их прочь.

Уайет, вскочив на ноги, шагнул к Таллуле, снедаемый страхом. Она направила на него удочку, остановив его мрачным взглядом.

— Ты потрясен… И испуган. Ты не хочешь меня. Я знала это.

Глава 8

Таллула скомкала список женщин, которые могли бы подойти Уайету, и, швырнув смятый лист в кучу других таких же, вытерла навернувшиеся слезы.

Мысль о том, что он назовет новую приманку в честь другой женщины, была невыносима.

Таллула прижала руки к ноющим грудям. Она не могла сосредоточиться и подобрать подходящую пару для Трейси Симмонс, овдовевшей семь лет назад. Элеганс был городом Таллулы, люди привыкли рассчитывать на ее умение создавать семьи, но в настоящий момент она могла думать только об Уайете.

— Что ж, он, несомненно, сдал экзамен на достойного жениха. Тут ничего не скажешь. А я… мне тридцать восемь… я, скорее всего, беременна от него. Да, он прошел курс обучения, и его головастики знают свое дело, — бормотала Таллула, зачеркивая имя Донны Вилер, которое только что написала на новом листе бумаги. — Она слишком хороша для него.

Закрыв глаза, она увидела сидящего на пне Уайета, задумчиво наблюдающего за тем, как она ловит рыбу. Ветер соблазнительно растрепал его волосы, и она изнемогает от желания вцепиться в них, заставить его губы прильнуть к ее ноющей груди.

Она изнемогает от желания услышать, как Уайет по-южному певуче говорит, что любит ее.

— Хорошенькое ты выбрала время, чтобы заводиться, Таллула Джейн, — одернула она себя. — Оставь Уайета в покое. Ты и так до смерти напугала его.

Что-то внутри у нее тут же откликнулось, и Таллула тихо застонала.

— Да, я не хочу заставлять его бросать бродячую жизнь и жениться на мне, — презрительно фыркнула она. — Вот уже три дня он прячется от меня, правда, приходит есть в кафе. Если он хочет сидеть взаперти в своем домике или ходить один на рыбалку, я за ним бегать не стану.

Откинув одеяло, Таллула посмотрела на свой живот, затем взглянула на листок с тестом на беременность, чувствуя, как ее губы расплываются в улыбке.

— Головастики, — медленно произнесла она, вспоминая, как отдался ей Уайет в тот первый раз. В разгар страсти он был красив, необуздан, силен, каким и должен быть мужчина, оплодотворяющий женщину…

Уайет по всему миру выслеживал свою дочь. Такой целеустремленный человек не откажется от своего ребенка и будет чтить свои обязанности.

Таллула вытерла слезы.

Она положила руки на живот, ощупывая его и гадая, как там поживает зародыш.

— Прекрасное время ты выбрала, Таллула, — снова заговорила она вслух. — Только представьте себе: тайком уехала из города, чтобы за сто миль от Элеганса купить домашний тест на беременность. Мистер Уилкинс растрезвонил бы эту новость в ту же минуту, как за тобой закрылась бы дверь.

Ну почему она не может относиться к Уайету так же, как ко всем прочим мужчинам, прошедшим через ее жизнь?

Почему она не может шлепнуть его по заду во время тренировки, как шлепает других ребят?

Почему она не может подобрать ему подходящую женщину, после чего тихо отойти в сторону, позволив новой любви заполнить его сердце?

Почему она не может считать Уайета своим приятелем, другом?

«Я тебя хочу… я тебя люблю…

Никто из ее ухажеров никогда не дарил ей букет алых роз.

Ни у кого из них не было лучшего друга — поросенка.

Ее дружки не заговаривали о головастиках и не шептали ей на ухо соблазнительные слова.

Никто из них не пытался предъявить на нее права, отгородив ее от окружающего мира властной рукой, положенной ей на плечо. Всю жизнь она заботилась о других, и никто не предлагал позаботиться о ней самой…

Ее поклонники прекрасно танцуют быстрые танцы, но Уайет движется медленно, уверенно…

Таллула зевнула, проклиная Уайета за то, что с первого же момента своего появления он так запутал ее жизнь.

Плюхнувшись животом на кровать, она вздрогнула, так как ее чувствительная грудь уперлась в матрас. Подсунув под себя подушку, Таллула закрыла глаза, подставляя себя свежему вечернему ветерку, шелестящему занавесками.

Закинув ногу на другую подушку, она стала смотреть на занавешенное окно, страстно желая ощутить упругое бедро Уайета, покрытое жесткими волосами.

Размышляя над своей бурно развившейся сексуальностью, Таллула пришла к выводу, что это Уайет завел в ней мотор в том возрасте, когда некоторые женщины уже становятся бабушками.

Правда, сам Уайет уже дедушка, но вряд ли он стал холоднее.

До тех пор, пока она не поделилась с ним гложущим ее страхом: тем, что она беременна.

Здоровый верзила, перепуганный до смерти, — не лучшее зрелище, решила Таллула, устраивая подушку между ног, жалея, что это не Уайет. Она стиснула ноги, сжав подушку… Если бы он сейчас был в ее власти, ему бы пришлось заплатить за все эти «Я тебя люблю».

Закрыв глаза, она принялась со всей силы мутузить подушку. Она заставит его заплатить за те мучения, которые пришлось ей претерпеть в кладовке, когда по дому расхаживали его сестры… Застыв, Таллула отпустила подушку.

Медленно вздохнув, она вспомнила Уайета в темноте кладовки.

«Давай поженимся…»

Таллула поежилась. Однажды она уже была замужем, и это отнюдь не стало для нее праздником.

Фоллен в сапогах Уайета стояла в воде. Обернувшись к устроившимся на одеяле Уайету, Миракл и Лерою, она улыбнулась.

— Смотри. Сейчас я закину вон туда.

— Давай.

— Думаешь, не смогу? Вчера я выловила свой лимит радужной форели. Со мною позанимались твои сестры — мои новые тети.

Уайет склонил голову набок, чтобы Миракл смогла засунуть цветок ему за ухо. Лерой, растянувшись на одеяле, жевал цветы, радостно поглядывая на Уайета, так как его уже пригласили на ночь к Фоллен и хозяину придется смотреть «Мисс Хрюшку» одному.

Таллула вывесила огромную табличку «Оставь меня в покое», и Уайет решил не трогать ее, пока не придумает что-нибудь такое, перед чем она не сможет устоять.

Миракл, зевнув, свернулась калачиком на коленях у Уайета. Он покачивал ее, глядя на свою дочь, длинноногую копию его матери.

— У меня никогда прежде не было так легко на душе, — сказала Фоллен, закидывая удочку. — Мне кажется, я обрела дом, вокруг меня мои родные… Знаю, это звучит глупо, но чувствую я себя именно так.

— Твои родные рядом с тобой, — медленно проговорил Уайет, не отрывая от нее глаз.

— Да, мне так кажется. Придет день, я отыщу того, кто оставил мне дом и деньги, и буду благодарить его до посинения, пока не пересохнет в горле. Может быть, поцелую ему ноги. Живя здесь, работая у Таллулы, подружившись с ней… нет, она больше чем подруга. Когда я приехала сюда, она первое время жила со мной… Я так боялась всего. Я понятия не имела, как вести домашнее хозяйство. Она всех заставила мне помогать. Ее отец чинил мне краны…

Уайет всмотрелся в ее чистый юный профиль.

— Мистер Майклсон — замечательный отец. Когда Таллуле что-то нужно, он всегда рядом, а вообще не мешает ей жить своей жизнью.

Сглотнув комок в горле, Уайет уткнулся носом в кудряшки Миракл, пытаясь унять боль в сердце. Возможно, Таллула уже носит его второго ребенка, а он еще не выяснил отношений с первым.

Прижав к себе Миракл, чтобы набраться у нее сил, он сказал:

— Фоллен, я хочу поговорить с тобой.

— Ну да, конечно. У меня уже рука устала, — улыбнулась девушка, вскарабкиваясь на берег.

Она скинула сапоги с таким счастливым видом, что у него защемило сердце.

— Сядь рядом, — предложил он. — Лерой подвинется.

Поросенок, старый друг, взглянув на хозяина, хрюкнул, выражая согласие, и освободил место.

Фоллен устроилась на одеяле, вытянув ноги.

— День-то какой хороший, — сказала она, глядя на пробивающиеся сквозь сосны солнечные лучи. Затем повернулась к Уайету, и тот, глядя на ее тронутое загаром лицо, вспомнил затравленное выражение в глазах, болезненно-бледную кожу дочери, когда он впервые увидел ее. — Ты любишь Таллулу, да? — ласково спросила Фоллен. — Эту неделю она себе места не находит, и ты мрачнее тучи — словно всю ночь бродил по болотам и кладбищам.

Знаешь, что я скажу? Вы с Таллулой созданы друг для друга.

— Наши отношения с Таллулой идут не по легкому пути, но по дороге мы избавляемся от всяческого хлама. Однако я хочу поговорить о нас с тобой…

Лицо Фоллен застыло, став маской.

— Что?

— Раз ты считаешь моих сестер своими тетками, значит, ко мне ты можешь относиться как к отцу. Так ведь?

Девушка просияла.

— Ты шутишь! Правда? Уайет, ты такой замечательный человек! Я никогда никого не называла папой. Нет, это правда?

— Я буду очень рад этому, Фоллен, — тихо произнес он, затем, набрав побольше воздуха, продолжал:

— Потому что, видишь ли, я на самом деле твой отец и дед Миракл. Ты — Фоллен-Луиза Ремингтон, родившаяся в больнице города Литл-Свит в 3.31 утра. На правой ягодице у тебя есть родинка.

— Этого не может быть, — безжизненным голосом откликнулась Фоллен, тревожно глядя на него. — Не может быть, — повторила она, забирая у него уснувшую Миракл.

Это ее движение, проникнутое желанием защитить дочь, болью отозвалось в сердце Уайета.

Он невольно зажмурился.

— Я и пальцем не тронул твою мать, Фоллен, . В то время я очень любил ее.

Фоллен крепко прижала к груди Миракл, и спящая девочка протестующе пискнула.

— Мама говорила, ты бил ее. Она боялась, что ты разыщешь нас и…

Уайет печально вздохнул, моля Бога, чтобы дочь поверила ему. Прозрела, взглянув на него, и положилась бы на все растущую взаимную привязанность.

— Наши чувства друг к другу изменились. И твоя мать боялась, что мои родственники отнимут тебя у нее. Она поклялась, что ты никогда не увидишь меня, не захочешь увидеть. Она сменила вашу фамилию на Смит, а гоняться за Смитами по Соединенным Штатам — это все равно что искать иголку в стоге сена.

— Но ты нашел нас.

— Это было непросто. — Уайет дотронулся до ее ноги. — Ну так что ты скажешь, Фоллен?

Дочь отвернулась, глядя на кружащийся в стремнине золотой лист, затем отдернула ногу.

— Думаю, что все это ты подстроил — нашел нас с Миракл и сделал так, чтобы мы поселились в Элегансе.

— Где вы могли быть в безопасности, — мягко добавил Уайет, изнывая от желания прижать дочь к груди.

— В безопасности, — безучастно повторила та, провожая взглядом уплывающий лист.

Уайет, достав из бумажника какой-то документ, осторожно развернул его.

— Вот копия твоего свидетельства о рождении, Фоллен. Я искал тебя в Европе, в Канаде, в Соединенных Штатах, — пожалуй, я побывал везде. И всюду отставал на один шаг. Однажды…

Он опустил тот случай, когда Мишель натравила на него громил. Три месяца, проведенные Уайетом в больнице, позволили ей на какое-то время очень хорошо замести за собой следы. Потом он отбывал срок в тюрьме за назойливое преследование, а его бывшая жена тем временем скрылась…

Взяв бумагу, девушка быстро пробежала по ней взглядом.

— И что?

— Подумай над этим, — сказал Уайет, чувствуя, как тяжело бухает у него в груди сердце.

Фоллен поднялась и, взяв Миракл, направилась к машине.

Когда они подъехали к небольшому дому, который Уайет купил для своей дочери, Фол-лен натянуто сказала:

— Спасибо за прогулку.

Спасибо… но за потерянные годы благодарности не будет.

Усилием воли Уайет заставил себя включить передачу и отъехать от дома.

Всю жизнь ей приходилось бежать… Станет ли она спасаться бегством сейчас? Поверит ли ему?

Нельзя забывать и о Таллуле, которая, скорее всего, вынашивает его ребенка. Хочет ли она его? Желает ли изменить свой образ жизни? Неужели ему суждено потерять и второго своего ребенка?

Но еще страшнее потерять Таллулу. Уайет стиснул руль, затем отпустил его. Вслушиваясь в биение своего сердца, он понял, что без Таллулы жить не сможет…

Во рту стояла горечь. Напрасно он так поторопился с предложением пожениться, да и сделано это было как-то небрежно, мимоходом.

Уайет не отрывал невидящего взгляда от залитой светом фар мостовой. Перед его глазами стояло бледное лицо Таллулы, спрашивающей насчет ребенка…

«Я тебя люблю. Я хочу, чтобы у нас с тобой…»

Он мог бы рассказать Таллуле о своей любви, но не сделал этого.

Съехав на обочину, Уайет смахнул со щеки скупые слезы.

Таллула смотрела на широкую спину Уайета, усевшегося в углу. Она схватила заказ Сэма Пейтона — жареную форель с лимоном. Уайет, с выражением бездомного щенка, был почти неотразим… Почти.

Таллула изнывала от желания прижаться к его груди. Положить голову ему на плечо и услышать, как он протяжным говором заверяет ее, что все будет хорошо.

«Я тебя хочу. Я тебя люблю».

Таллула испуганно вздрогнула, поймав себя на желании разложить Уайета прямо здесь, на стойке, и вдоволь насладиться им.

Тридцать восемь лет — самый подходящий возраст, чтобы узнать, что она чрезвычайно сексуально возбудима. При этом влюблена в мужчину, который боится сдать на анализ своих головастиков…

Хватит с нее и прошлого опыта.

Уайету Ремингтону бояться нечего.

Бывшие ухажеры Таллулы участливо смотрели на нее. Их жены и подруги шептали ей сочувственные слова. Норм тревожно выглядывал из кухонного окошка.

Мимо прошла хмурая Фоллен, неся Джонсам булочки с орехами. Она бросила на Уайета взгляд, который словно кипятком ошпарил Таллулу.

Обслуживая посетителей, хозяйка кафе украдкой изучала угрюмое лицо Уайета и ощетинившуюся Фоллен.

Она целую неделю не замечала Уайета, и сейчас, в первых числах августа, настала пора хоть как-то разрядить напряжение — по крайней мере в его отношениях с дочерью.

Она поставила перед Уайетом тарелку со вторым куском черничного пирога. Он только что управился с первым. Добавку он заслужил.

Уайет поднял на нее угрюмый взгляд.

— Ты все рассказал Фоллен, да? На тебе лица нет, — постаралась как можно безучастнее произнести Таллула, хотя сердце ее истекало кровью.

Уайет молча кивнул, и она вздохнула.

— Не получилось, да?

— Получится.

Уайет посмотрел на второй кусок пирога, затем на Таллулу. Она заметила беспокойство в его темных глазах.

— Как ты себя чувствуешь?

Таллула сверкнула в него взглядом; отец ее ребенка боится оказаться замешанным. Легко было рассуждать о головастиках, а теперь, когда они сделали свое дело, Уайет испугался… Что ж, его это не касается. Один раз она уже потерпела неудачу в браке, так что мистеру Приманке можно не опасаться ее хватки. Хотя с материнством она сталкивается впервые, неудача здесь исключается.

Если с благословения Господа она родит ребенка, то будет любить его за двоих, будет ухаживать за ним и заботиться о нем…

И все же ей хочется, чтобы Уайету улыбнулось счастье и он обрел семью — с Фоллен и Миракл.

— Приходите сегодня ужинать ко мне, — предложила Таллула. — Мы что-нибудь придумаем.

И тут же ощутила тошноту, вспомнив о том, как запахи приготовляемой пищи воздействуют на ее желудок. Норм как раз вынес противень с омлетом.

— О еде я позабочусь. И Норм что-нибудь приготовит.

— Готовкой займусь я. — Уайет взял ее за запястье, прикоснувшись пальцами к учащенно пульсирующей жилке. — Прежде всего нам нужно разобраться в том, что возникло между нами.

Он наклонился через стол и поцеловал ее, и этот поцелуй был слаще черничного пирога.

Когда Таллула медленно открыла глаза, возвращаясь к действительности, Уайет стоял рядом с ней.

— Потанцуем? — сдавленным голосом произнес он, видя, что кто-то бросает монетку в музыкальный автомат.

— Как у тебя все быстро получается, — пробормотала Таллула, а Уайет, положив ее руки себе на плечи, нежно прильнул к ней, словно собираясь проникнуть в самое ее сердце.

— Я люблю тебя, Таллула Джейн. У нас все получится, — прошептал он ей на ухо, снимая с нее очки и кладя их на стойку.

На глаза у нее навернулись слезы. Уайет прижал ее лицо к своей шее, поглаживая ее по спине.

— Бедный ты мой, несчастный, — простонала Таллула, наслаждаясь теплом его тела. Уайет застыл.

— Ты о чем это?

— Все так грустно, — с трудом вымолвила Таллула, ласково обнимая его.

— Я не нуждаюсь в сочувствии, — мрачно буркнул он.

По телу Таллулы пробежала дрожь, которая не имела никакого отношения к сочувствию. Уайет, казалось, готов был сей же миг схватить ее и унести далеко-далеко…

Его взгляд скользнул вниз, лицо залила краска.

— Я не просто хочу тебя, — с трудом выговорил Уайет. — Я ждал этого всю жизнь.

— Но… — Таллула кашлянула, чувствуя, что у нее пересохла гортань. — Мне нужно на кухню. Я хочу пожарить колечками лук, — излишне громко произнесла она, хватая очки и водружая их на нос.

— Смилуйся! — хором откликнулись посетители.

— Тебе, папа, — холодно произнесла Фол-лен, протягивая Уайету тарелку спагетти. Затем она повернулась к Таллуле. — Мы с ним похожи? — тем же холодным, безучастным голосом спросила она, передавая Таллуле салат. — Миракл — вылитая я, а я очень похожа на своих новых теток и отца, правда?.. Отца, — с горечью в голосе добавила она.

— Па-па, — радостно улыбнулась Уайету Миракл, показав ряд ровных молочных зубов. Потянувшись со своего высокого стульчика к столу, она взяла маслину.

Фоллен посмотрела на дочь, и на глаза у нее навернулись слезы.

— Это уж слишком, — дрогнувшими губами прошептала она.

Таллула бросила красноречивый — «предоставь это мне» — взгляд на Уайета, запоздало догадавшегося, что выражение его лица выдало ощущение полной безнадежности. Вложив еще одну маслину в ручку Миракл, Таллула обняла угловатые плечи Фоллен.

— Он любит тебя. Только посмотри на него. У него же сердце кровью обливается. Уайет с шумом вобрал воздух.

— Я управлюсь сам, Таллула.

— Нет, не управишься, — спокойно возразила она. — У тебя такой забитый вид, словно ты ждешь, что тебя вот-вот пнут ногой.

Уайет провел рукой по волосам, переводя взгляд с настороженной Фоллен на озабоченную Таллулу. Трудно вести бой на два фронта, да еще с двумя женщинами. Ему не нужно участие Таллулы; ему хочется, чтобы возникшие между ним и дочерью чувства были чисты и прочны.

— Не надо брать меня под свою опеку, Таллула. Я не один из твоих дружков.

Нисколько не смущенная угрожающим тоном Уайета, Таллула смело взглянула ему в глаза.

— Не трогай моих друзей. Тобой я не буду заниматься, даже если тебя преподнесут мне на блюдечке. С моими друзьями тебе не сравниться, заруби себе на носу! — запальчиво закончила она.

— И слава Богу, — рявкнул Уайет, швыряя салфетку на стол. — Я с огромным удовольствием заполучил бы сейчас в свои руки одного из твоих отставников. Хочется на ком-нибудь выместить свою злость.

— Не смей их и пальцем трогать, Уайет-Себастьян Ремингтон! Они замечательные…

— А я нет? Думаешь, легко иметь дело с рыжеволосым смерчем? Дорогая Таллула, я прослушал твой курс науки жениховства, так что берегись! Я не похож на того сукина сына, за которым ты была замужем первый раз!

— О-о! — Вытерев глаза салфеткой, Фоллен пристально посмотрела на Уайета. Тот, оторвав свой взгляд от Таллулы, внутренне собрался, готовясь выслушать, что скажет его дочь. — Мне особо гордиться нечем… От твоих сестер… э-э… своих теток я узнала, что семейство Ремингтон занимает высокое положение в обществе, да? Так вот, про меня такого не скажешь. Я даже не умею читать… Здорово, правда? Когда Миракл протягивает мне детские книжки, я их ей не читаю — я сочиняю на ходу. Так что не знаю, важно ли то, что я твоя дочь.

У Уайета сердце буквально разорвалось от боли.

— Важно, моя дорогая. Ты частица меня самого, моя кровь, мое дитя. Это очень важно.

— Есть же школы для взрослых… — начала было Таллула, но сразу же осеклась, увидев, что Уайет с дочерью заняты только своим.

— Все эти годы не было и минуты, чтобы я не думал о тебе, — хрипло выговорил Уайет, изнывая от желания заключить Фоллен в свои объятия. — Ты — частица меня, самая сокровенная, самая дорогая.

— Ну конечно. Именно так. Почему же тебя не было здесь? — гневно бросила ему побледневшая, дрожащая Фоллен. — Знаешь, как я боялась ехать в автобусе одна с Миракл? Никогда раньше я не жила в доме — всегда в квартирах. Знаешь ли ты, как скрипят ночью двери в пустом доме? — Из глаз у нее хлынули слезы. — Почему тебя не было здесь?

Уайет сглотнул комок в горле. Даже под слоем загара было видно, как побледнело его лицо.

— Я ехал в этом же автобусе от самого Чикаго, — медленно произнес он. — Я знал, что ты побоишься лететь самолетом. Я видел, как ты вошла в дом, и понял, что «теперь ты в безопасности.

Широко раскрыв глаза, Фоллен вскочила, схватив на руки Миракл. Девочка, почувствовав общую напряженность, испуганно вскрикнула:

— Мама?

— Значит, ты играл в шпионов, таскался за мною по всему свету, боясь мне открыться? — дрогнувшим голосом произнесла Фоллен. — Когда ты нашел нас?

Уайет почувствовал, что у него на лице отразились все его внутренние муки. Фоллен стиснула Миракл, и у девочки оттопырилась нижняя губка. Таллула, схватив пухлую ручонку, поцеловала ребенка в щечку.

Уайет был в нерешительности: ему не хотелось признаваться дочери, что он видел ее на самом дне…

Молчание нарушила Таллула:

— Фоллен, он разыскал вас и устроил так, чтобы вы с ребенком были в безопасности.

Уайет молча поблагодарил ее за это мягкое вмешательство в разговор.

— В безопасности! — буквально выплюнула Фоллен, заливаясь слезами. Она поспешно натянула на дочку курточку. — Я хочу домой. Таллула, ты привезла нас. Отвези же обратно.

Уайет медленно встал, чувствуя, как все прожитые годы давят ему на плечи.

— У Таллулы выдался трудный день. Я отвезу вас.

Фоллен посмотрела на Таллулу, и Уайет проследил за ее взглядом. Нахмурившись, он усадил Таллулу на стул.

— Не надо.

Затем обернулся к Фоллен. Это его сражение, и он будет вести его один.

— Я знал, что ты думаешь обо мне. Я встречался с людьми, знавшими вас с матерью… и понял, что мне нечего ждать от тебя теплого приема. Я решил действовать медленно… А еще я знал, что ты моя дочь, ты выросла прекрасным человеком, несмотря на непростую жизнь. Я знал, что ты сумеешь позаботиться о Миракл. Я прошу тебя простить меня…

— Простить? — взорвалась Фоллен. — Всю жизнь я думала… Ты хоть представляешь, как мне было страшно, когда я была маленькой, — целыми днями я оставалась одна в квартире, а мама…

У Уайета был такой вид, словно он получил пощечину. Он стиснул зубы.

— Ты устала. Поехали домой.

Лерой подошел к Уайету и прижался к его ноге. Подняв глазки-бусинки на Фоллен, он сочувственно хрюкнул. Не в силах удержаться, девушка посмотрела на него и спросила со слезами в голосе:

— Ну что это за отец, у которого любимое домашнее животное — свинья?

Таллула положила руку на тонкую талию девушки.

— Свинка! — радостно воскликнула Миракл, чувствуя, что напряженность спадает. — Хочу свинку!

Она едва не выпрыгнула из рук матери, и той пришлось отпустить ее. Усевшись на полу, девочка обвила ручками шею поросенка.

— Хорошая свинка, — ласково заворковала она.

Фоллен беспокойно переступала с ноги на ногу.

— Придется взять Лероя с собой, — неохотно сдалась она. Девушка повернулась к Уайету:

— Хорошо, вези нас домой, но я не хочу ничего сейчас обсуждать… И не смей плохо говорить о моей матери!