Глава 5

На рассвете Уайет начал опробовать свою новую приманку. «Таллула», сказочное блестящее красно-черное творение, гордо скользила по водной глади. Изготавливая эту блесну, автор думал только о настоящей Таллуле. Она была так взволнована вчера, так встревожена.

Ей нужно время, чтобы обдумать, взвесить то, что происходит между ними.

Взглянув на тенистую поляну на берегу, где они занимались любовью, Уайет глубоко вздохнул. Третье воскресенье июня — эту дату он никогда не забудет. Ночью голод по Таллуле стал настолько сильным, что Уайет готов был забросить работу и забраться по веткам к ней в окно.

Вытащив «Таллулу» из глубины ручья, он потаскал ее по поверхности воды, дразня крутящихся вокруг, подобно бывшим ухажерам, рыбин. Таллула приковала его к себе, лишив душевного спокойствия. Крик, вырвавшийся из самой глубины ее души в тот миг, когда он овладел ею, был настолько искренним и глубоким, словно они уже когда-то любили друг Друга.

А потом он лежал, ощущая нежное трепыханье ее сердечка, словно она, торопясь, бежала к нему навстречу… Позже мышцы Таллулы расслабились, и она, сладостно вздохнув, положила голову ему на грудь.

Уайет бросил хмурый взгляд на то место, где они лежали. Надо будет двигаться осторожнее, сдерживаться, но не отпускать леску. Таллуле нужно время, чтобы узнать его, прочувствовать его любовь, которая крепнет с каждым днем. Он хочет остаться рядом с ней до конца жизни… Любить ее так, чтобы стерлась нанесенная бывшим мужем рана… Уайет вполголоса проклял человека, причинившего Таллуле такую боль.

Таллула просыпала сахар и теперь разглядывала белую горку, вспоминая вчерашний день с Уайетом.

Белая пирамидка искрилась в лучах утреннего солнца, пробивавшихся в окно. Таллула провела по ней кончиком пальца.

В сравнении с Джеком — единственным мужчиной, которому она отдавала свое тело, — Уайет был словно из другой галактики. Таллула вздохнула, борясь с последствиями недосыпания и странным жарким, иссушающим чувством, тлеющим где-то в глубине ее тела.

Постоянно занимающаяся спортом, не знающая, что такое бессонница, после любви на траве Таллула всю ночь ворочалась под одеялом, чувствуя, как ноет тело, а сердце трепещет от радости…

«Я люблю тебя…».

Прощальный поцелуй на пороге испек бы яйцо в декабрьский мороз. Уайет прижал Таллулу к себе, уткнувшись носом ей в шею.

— Ты пахнешь, как мы, — сдавленно проговорил он, запуская руку под ее футболку и лаская обнаженную грудь. — Это хорошо.

Таллула была потрясена; в голове у нее пронеслось воспоминание о презрении Джека, но тут же улетучилось прочь, когда Уайет еще крепче прижал ее к себе.

Медленно покачивая Таллулу, он начал рассказывать ей, какая она на вкус, как идеально подходят друг другу их тела и что он испытывал, овладевая ею, — будто у них одна душа, одно сердце. Это больше, чем единение тел. Это чувство никогда не изменится, оно будет соединять их и на закате жизни.

Таллула прильнула к нему всем телом, приподнявшись на цыпочки, и всмотрелась в его темные голодные глаза.

— Только не говори, что любишь меня, Уайет Ремингтон; — дрожащим голосом приказала она. — Мы слишком старые, чтобы бросаться пустыми фразами…

— Буду говорить, — ответил он, чмокая ее в нос.

— Не надо.

— Но это правда, — прошептал он.

— Нет.

— Правда, Таллула Джейн. Истинная правда. Ты поймала меня. Безжалостно захватила… в свою сеть.

Поцеловав Таллулу еще раз, Уайет издал жадный стон, но тут же отпустил ее и ушел, насвистывая веселый мотивчик.

Час неистовых занятий на домашнем тренажере нисколько не успокоил нервы Таллулы. Ванна с душистой эссенцией напомнила ей о том, как пахла земля на берегу, когда они лежали на одеяле, об аромате, принадлежащем ему одному.

Норм, подойдя к Таллуле сзади, взглянул через ее плечо на рассыпавшийся сахар.

— Уайет, значит? Что ж, выводить его имя на сахаре лучше, чем каждый день жарить лук. Мне он уже начал сниться в кошмарных снах.

Таллула, посмотрев на стойку, с ужасом увидела, что вывела в сахарном песке имя «Уайет». Она едва успела смахнуть его, как в кафе появились Уайет и ее отец, размахивающий, словно трофеем, каталогом «Рыболовные снасти У.Р.».

Темные глаза Уайета тотчас же отыскали Таллулу. Кивнув ее отцу, он достал из кармана мелочь и бросил монетку в музыкальный автомат. Заиграла медленная музыка, и он, подойдя к Таллуле, попытавшейся скрыться за кофеваркой, схватил ее за руку и вытащил на танцплощадку.

В самые напряженные утренние часы он прижал ее к себе, покачиваясь в такт музыке.

— Доброе утро, Таллула, — шепнул он ей на ухо, проводя ладонью по руке и спине.

— С посетителями я танцую только быстрые танцы, — попыталась было возразить Таллула.

— Времена меняются… У медленных танцев есть свои достоинства, — протянул Уайет, прижимая руку к ее сердцу. — Как ты себя чувствуешь?

Заглянув ему в глаза, Таллула поняла, что Уайет хочет ее, хочет сейчас, немедленно…

— Я к такому не привыкла, — с трудом выдавила она.

— Знаю… именно поэтому сегодня вечером я забираю тебя на новый урок.

— Уайет, сегодня я занята. — Нельзя позволять ему планировать ее жизнь.

— Я тебе помогу. В речке есть один крупный экземпляр с твоим именем на спине, — прошептал он ей на ухо, и по ней побежали мурашки. — По виду фунтов шесть чистой ярости… Конечно, если борьба тебе не по душе, если ты хочешь чего-нибудь поспокойнее, я к этому тоже готов… Хотя, когда я рядом с тобой, я за себя не ручаюсь.

Ощущая его всем телом, Таллула с трудом дышала. Вобрав в легкие воздух, она прерывисто выдохнула его, вспоминая освещенные солнцем плечи Уайета, лежащего на ней.

— Лерой соскучился по тебе, — тихо добавил Уайет. — И я тоже.

Джейсон Кеннеди уехал в отпуск, и в День независимости Уайет занял его место в команде Таллулы. Волейбол не был его коньком; ему не хватало проворства, и Таллула накричала на него за непринятую подачу. По дороге домой она объяснила, что вовсе не обязательно гробить мячи, и Уайет обрушился на нее со сдерживаемой несколько дней страстью.

Утром все тело его от головы до пяток ныло, и ему с трудом удалось провести демонстрацию образцов в магазине Майклсона. Плюхнувшись на свое обычное место в кафе, он мрачно проводил взглядом Таллулу, подающую второй кусок пирога Арнольду Риггзу, бывшему ухажеру, мастерски играющему в волейбол.

Вечером, когда солнце золотом искрилось среди листвы, Уайет, отложив удочку, смотрел на стоящую на берегу речки женщину. Таллула непрерывно двигалась, громко топая в его резиновых сапогах. Она закидывала удочку вверх и вниз по течению, путала леску, цепляя ее за кусты, а один раз даже поймала джинсы Уайета. Быстро подбежав к нему, Таллула выхватила из коробки новую блесну. Уайет успел пару раз чмокнуть ее. Рыжеватые волосы Таллулы горели в лучах солнца, стройная фигура четко вырисовывалась на фоне темных прибрежных зарослей. Техника ее оставляла желать лучшего, но все же Уайет решил, что это самое прекрасное зрелище, какое ему доводилось видеть и описать которое было невозможно. Он поднял удочку, защищаясь от стремительно просвистевшей блесны. Зацепив сосновую шишку, Таллула утащила ее в воду.

Уайет вздохнул, морщась от боли в мышцах, вызванной вчерашним волейболом, и от желания обладать Таллулой.

— Уайет! — окликнула его Таллула, положившая удочку на камни и захлюпавшая к нему в огромных сапогах. — С тобой все в порядке?

— Нет, черт возьми, — искренне признался он, чувствуя себя очень хрупким и больным. Он просто места себе не находил от нетерпения — что совершенно немыслимо для человека, привыкшего к спокойной, размеренной жизни.

Таллула остановилась перед ним, поправила очки.

— С тех пор как я наорала на тебя во время игры, ты все время дуешься. Я капитан команды, Уайет. Это моя обязанность — орать на всех.

Уайет снова вздохнул, решив не раскрывать рта до тех пор, пока он не понадобится для других целей.

— Ты правда назвал эту приманку в честь меня?

— Угу.

— Почему?

— Смотри.

Уайет поднял удочку, и красно-черное творение грациозно заскользило по поверхности ручья. Лениво плывшая форель метнулась следом, вспарывая воду. Таллула, часто дыша, стиснула ему руку. Уайет закинул удочку вниз по течению, чтобы прижаться к Таллуле, прикоснуться к одетой в его куртку груди.

— Уайет, не могу объяснить, но в этой наживке есть что-то неприличное… Ты правда думаешь, что здесь плавает крупная рыбина, специально для меня?

— Уверен. Только для тебя, — решительно заявил он, стиснув колени, чтобы унять разливающийся по телу жар.

Выводя вместе с Уайетом Лероя на вечернюю прогулку по Элегансу, Таллула чувствовала, что ни один мужчина не посмеет к ней приблизиться. Уайет проводил ее до дома и носком ботинка помешал ей закрыть дверь.

— Лерой забежал в дом, — медленно выговорил он распухшими от пылких поцелуев губами.

Таллуле нравилось целоваться с ним. Ей нравилось прижиматься к его жесткому, даже мрачному рту. Нравилось проникать языком между губ, играть с ними. Нравилось обвивать руками его плечи, крепко прижимаясь к нему, и смотреть, какие чувства пробуждаются в нем. Уайет действовал слишком медленно, слишком методично; его рукам требовалась целая вечность, чтобы добраться до ее груди, там ущипнув, там погладив.

Таллуле не приходилось прижиматься ни к Джеку, ни к кому-либо из бывших возлюбленных. Этих надо было только придержать до тех пор, пока их не востребует достойная женщина. Но о том, чтобы придержать Уайета для другой, не могло быть и речи.

Таллуле хотелось полностью завладеть им…

Но ей нельзя отдаться целиком еще одному мужчине и вновь испытать боль отвергнутой женщины — хотя Уайет, кажется, пока не собирается отвергать ее…

Таллула чувствовала, что ее крик на волейбольной площадке чувствительно задел его.

— Ты очень жестко прыгаешь… Теперь, должно быть, у тебя все тело ноет, — тихо сказала она, а Уайет легонько надавил на дверь. — Я приведу Лероя…

Уайет не двигался с места.

— Давай, — произнес он голосом, от которого у Таллулы зашевелились волосы на затылке, и вошел в дом.

Таллула могла бы без труда остановить его, но вместо этого сказала:

— Заходи.

Уайет окинул взглядом гостиную, где уже успел устроиться перед камином Лерой. Поросенок крепко спал, временами всхрапывая.

— Он устал, — прошептала Таллула. — Может, позволить ему переночевать здесь? Уайет недовольно фыркнул.

— Это у меня ноют все мышцы, Таллула Джейн, и прошлой ночью я плохо спал.

Мужественные черты Уайета особенно выделялись в этой крошечной гостиной — на фоне кружев, кукол и вышитых салфеток. Он стоял, широко расставив ноги, смахивая на ковбоя с Дикого Запада, готового к схватке.

Он взглянул на тренажер и мат перед телевизором.

— У тебя избыток энергии, — мрачно заметил он, словно обвиняя Таллулу в совершении преступления.

Таллула стиснула руки. Уайет выложился до конца ради победы ее команды и после того, как она ему выдала, играл вполне прилично, размеренно, с мрачной решимостью, пугавшей Таллулу. Только теперь она поняла, чего это ему стоило.

— Давай я разотру тебя бальзамом. Как ты думаешь, поможет?

Джек никогда не позволял ухаживать за собой, и Таллула ждала, что Уайет отвергнет ее предложение.

— Буду очень признателен, — вежливо пробормотал тот. — Где? — с надеждой взглянул он в сторону спальни.

— Хочешь, поговорим? — шепнула Таллуле Фоллен, поставив перед Маком Джонсоном тарелочку с его любимым печеньем.

Таллула поежилась, услышав донесшийся с кухни голос Уайета, где они с Нормом, довольные, пекли оладьи, обмениваясь рецептами фруктовых сиропов и медового крема.

Утром Уайет старался держаться бодро, несмотря на то что движения его были несколько скованны. Он нисколько не походил на человека, проспавшего целую ночь на кушетке, — скорее, его можно было принять за мальчишку, только что получившего от Санта-Клауса игрушечный паровоз.

Вытерев со стойки пролитое молоко, Таллула покачала головой. Фоллен усмехнулась.

— Вы очень подходите друг другу. Он — единственный мужчина, осмелившийся сказать тебе, что сегодня утром ты похожа на ворчливую бабку, и предложивший попить фруктового чаю, чтобы улучшить настроение, а то, мол, ты распугаешь всех посетителей. Ты набросилась на него, а стоило ему поцеловать тебя, как ты вознеслась на седьмое небо от счастья.

Таллулу обуял ужас.

У нее в гостях Уайет чувствовал себя как дома. Утром он заглянул к ней в спальню, улыбнувшись, когда Таллула поспешила натянуть одеяло до подбородка.

Он обошел весь дом, потрогал пальцем засохшие розы, изучил развешанные на стенах семейные фотографии. Маленькая комната наполнилась запахами свежевымытого мужского тела. Таллуле бросилась в глаза капелька воды, повисшая на седом волоске на груди…

В одних джинсах, с отросшей за ночь щетиной, Уайет выглядел опасно привлекательным.

— У тебя под раковиной текло, я подтянул, — задумчиво произнес он, раздвигая шторы и выглядывая на улицу.

Затем он повернулся к Таллуле и посмотрел таким взглядом, что у нее пересохло в горле.

— Я тебя люблю, — сказал он. — Несколько лет назад я хотел бы иметь детей от тебя. Я мечтал бы о том, как мы лежим с тобой в кровати, а дети залезают к нам под одеяло, прячась от непогоды. Но сейчас с меня будет достаточно второго куска пирога, — произнес он, словно разговаривая сам с собой. — Или приглашения лечь в эту постель.

Не успела Таллула и глазом моргнуть, как Уайет ушел, захватив с собой Лероя.

Таллула покачала головой…

Джек ненавидел работу по дому, он никогда не залеживался в кровати и не думал о том, чтобы усыновить ребенка…

Уайет заполнил ее жизнь. Мысль эта пугала Таллулу. Она так долго отгораживалась от окружающего мира своей свободой, и вот теперь Уайет медленно разрывает такой, казалось бы, прочный панцирь.

Ее пальцам стало холодно, и Таллула очнулась, обнаружив, что изо всех сил стискивает стойку.

Натянув на лицо ослепительную улыбку, она повернулась к Джонсонам, устроившимся за столиком в углу.

— С голубикой, — услышала она слова Норма.

— Что-то жарко сегодня, — пробормотала Фоллен, убирая волосы назад и завязывая их на затылке.

Без густых прядей черных волос, обычно скрывающих ее лицо, черты Фоллен показались Таллуле очень знакомыми. Лоб, прямые темные брови…

— Липовый мед лучше. — Вошедший с кухни Уайет наткнулся на Таллулу, которая не сводила глаз с Фоллен.

Та перевела взгляд на свежевыбритое лицо Уайета. Разглядела его строение, разрез глаз, уголки которых чуть опускались вниз, как у Фоллен. Потом глянула на женственный рот Фоллен, сравнила его мягкие линии с крупными губами Уайета…

Уайет помрачнел.

— Ты… ты…

— Пошли отсюда, — угрожающе произнес он, хватая Таллулу за руку и увлекая ее из кафе.

Та попыталась ухватиться свободной рукой за фонарный столб.

— Уайет!

Тот кивнул шерифу, с любопытством взирающему на них из патрульной машины.

— Пойдем, Таллула. Я все объясню. , — Ты — давно сгинувший никчемный неудачник, ты отец Фоллен, — выдавши Таллула, когда они проходили мимо бакалейной лавки.

— Угу. Не очень лестное определение.

— Вы очень похожи, — заметила она.

— Она гораздо красивее, — пробормотал Уайет, шагая так быстро, что Таллуле приходилось бежать за ним.

С противоположного конца улицы Уайета окликнул Челси Джонс, интересуясь, где лучше всего сегодня клюет.

— Попробуй в северной протоке, где волна бьет в западный берег, — ответил тот, таща Таллулу за собой.

— Ты — отец Фоллен, — повторила она, когда Уайет, подталкивая ее в спину, зашел к ней домой.

— Да, — мрачно подтвердил он, падая в мягкое кресло с видом человека, мир которого рушится.

Он опустил глаза на сплетенные руки с таким убитым выражением, что Таллула встала на колени, прижавшись к его лицу, терзаемая болью, которую он в себе нес, и прошептала:

— Расскажи все…

Чувствуя, как у нее по щекам катятся слезы, она села к нему на колени, прижимая его голову к своей груди. Она укутала его в свои объятия, и он рассказал о жизни, растраченной впустую, о своих поисках… о том, как наконец нашел дочь и начал строить для нее безопасную жизнь… Он изложил свой замысел войти в жизнь Фоллен мягко, дать ей хорошенько узнать его и лишь после этого открыться…

Таллула нежно укачивала его, пытаясь облегчить ему страдания.

— Ты не мерзавец… не подлец, — шептала она ему в шею. — Все эти годы ты искал ее. О, Уайет… Это самая печальная и прекрасная история, какую я когда-либо слышала.

Он прижал ее к себе. Наклонив ее голову, поцелуями стер со щек слезы.

— Мне очень дорого твое сострадание, Таллула Джейн, — тихо сказал он, нежно целуя любимую. Затем, осторожно глянув из-под густых ресниц, добавил:

— Я как раз собирался сказать тебе… В субботу приезжают мои родные. Они хотят увидеться с Фоллен и Миракл… и познакомиться с тобой. Они считают, что ты моя суженая.

Глава 6

— Негодяй… подлец… — слабо бормотала Таллула, а Уайет, сидя у ее изголовья, прикладывал ей ко лбу влажные полотенца.

Таллула без сил упала на подушку. Узнать, что он отец Фоллен, услышать о приезде родственников Уайета и о помолвке, существующей лишь в их воображении, и выплеснуть назад только что съеденный завтрак — всего этого было слишком уж много.

Таллула успела мельком увидеть выражение лица Уайета, когда он относил ее наверх. Он держал ее крупное тело так, словно это была Миракл, но лицо его побледнело от волнения.

Таллула вспомнила презрительное отношение Джека к хворым женщинам и слабо отмахнулась от руки Уайета, убирающей волосы с ее холодной влажной щеки. Нельзя допустить, чтобы он видел ее слабой и беззащитной.

— Уходи, Уайет Ремингтон. Я…

— Злишься? Плохо себя чувствуешь? — тихо, сочувственно предположил он.

— Вне себя от ярости, — смахнула она со лба холодное полотенце.

— Ты расстроена, — проницательно заключил он.

— Вне себя, — мрачно повторила Таллула, пытаясь стряхнуть тошноту и головокружение, чтобы со всей силой обрушиться на него. — Ты должен был все мне рассказать.

Она вдруг заметила, что он со смущенным видом держит ее обмякшую руку. Выдернув руку, Таллула схватилась за живот, продолжая испепелять Уайета взглядом.

— Три недели назад мы с тобой сошлись, — заявила она. — Перед этим пришли к заключению, что мы оба не из тех, кто готов броситься на первого встречного. Поэтому мы должны были в какой-то мере открыться друг другу. Искренность — неотъемлемая часть отношений между людьми, ты не согласен?

Тут, вспомнив слова Уайета, она резко спросила:

— Ты сказал «суженая»? То есть невеста?

— Это старинное слово передает мои чувства.

На широкие плечи Уайета, казалось, взвалили груз, непосильный и для десятерых, но он смело встретился с взглядом Таллулы.

Та почувствовала, как у нее защемило сердце.

— Не смотри на меня словно бездомный щенок.

Брови Уайета взметнулись вверх.

— Как?

Не в силах больше терпеть покачивание кровати, Таллула воскликнула:

— Сиди смирно, а то меня снова вывернет!

— Я вызову врача, — угрюмо сказал Уайет, вставая.

Несмотря на новую волну тошноты, Таллула схватила его за руку. Нельзя позволить ему покинуть ее. Только не сейчас, когда он, вторгшись в ее спокойную жизнь, разорвал все в клочья. Таллуле были необходимы пальцы Уайета, переплетенные с ее пальцами: сейчас он — ее якорь в безопасной гавани.

— Нет. Сиди здесь. Почему ты мне ничего не сказал?

— Ты обрушилась на меня быстрее, чем голодная форель хватает хорошую блесну, — прямо ответил Уайет. — Я хотел подготовить тебя… Я боялся, вдруг ты решишь, что я именно такой, каким меня считает Фоллен, и не дашь мне возможности доказать вам обеим обратное.

— Значит, вся эта история с наследством от дальнего чудаковатого родственника — сплошная выдумка? Ты обнимал меня, шептал на ухо всякие слова — и ничего не сказал ?

— Вне себя воскликнула Таллула.

Смущенно заерзав, он стиснул зубы, глядя на Таллулу так, словно она вот-вот выкинет его из окна.

— Элеганс — хорошее место. Моей дочери и внучке нужны безопасность и спокойствие. Я побывал здесь, лично убедился в его пригодности.

— Безопасность… Только не говори, что любишь меня, — устало произнесла Таллула, чувствуя на себе нежный взгляд Уайета.

— Буду говорить, — решительно ответил он, и она застонала, закрывая глаза.

— Ложись рядом и обними меня, — слабо приказала Таллула, которой требовалась опора в шатающемся, рассыпающемся мире. — Только не качай…

— А гладить можно? — по-южному певуче протянул Уайет, осторожно устраиваясь на кровати и обнимая Таллулу.

Та уткнулась лицом ему в грудь, слушая частое «тук-тук-тук», а он провел рукой по ее волосам.

— Ну самую малость? И поцелуй в лобик, чтобы запечатать конверт и отослать куда подальше все сомнения?

— Что тебе от меня надо? — осторожно осведомилась Таллула: страх все-таки не оставлял ее.

Повернув голову, она взглянула на Уайета. Похоже, он, если захочет, сможет очаровать кого угодно.

— Обещание, — не задумываясь, ответил Уайет. — Ты не обязана любить меня. Тут уж мне придется довольствоваться тем, что есть. Но обещай, что не сплавишь меня другой женщине.

Угрюмый взгляд средневекового варвара не испугал Таллулу. Человек, способный вместе с Лероем смотреть «Мисс Хрюшку», не может быть испорчен до мозга костей.

— Ха. Это было бы слишком жестоко. Но тебе еще очень далеко до нормы. Иначе ты давно рассказал бы мне о Фоллен и Миракл.

Она нахмурилась, вспомнив его жизнь, полную горестей.

— О, Уайет… ты столько лет искал их… а Фоллен считает, что отец бил ее мать и сбежал с другой женщиной.

Чуть приподнявшись, Таллула потрепала Уайета по плечу: ему же пришлось столько вынести. И тут же упала назад, на благословенные подушки.

— За это следует благодарить ее мать. И перестань жалеть меня, — буркнул Уайет.

— Нельзя хранить в тайне такие вещи от своей…

— Подруги? Любовницы? Невесты?

— То, что было у нас три недели назад — всего один раз! — не позволяет тебе считать меня ни любовницей, ни невестой, — пробормотала Таллула, чувствуя, как на нее накатывает сонливость.

Бурное утро после бессонной ночи вконец сломило ее.

— Я начинаю все больше сомневаться, действительно ли в ручье меня ждет огромная рыбина.

— Ждет. Мы поговорим об этом, когда тебе станет лучше.

Медленно зевнув, Уайет перевернул Таллулу на бок, спиной к себе, затем прижался к ней.

— Давай вздремнем, — сонным голосом протянул он, словно уже много лет они вот так спали вдвоем.

— Мне надо в кафе, — заявила Таллула на следующее утро, когда Уайет снова затащил ее в постель.

— Ты останешься дома.

Она взглянула на него, недовольная его повелительным тоном. Но Уайет плотно укутал ее, и Таллула, не привыкшая к тому, что вокруг нее суетятся, проворчала:

— Пустяковая простуда.

— Ты устала. Позавчера на тренировке ты была бледная как полотно. А до этого ты катала по школьному двору на велосипеде Миракл.

— Ферн Маккинси обсуждал, как вымачивать в вине печень и бекон. От этого кто хочешь побледнеет: «…вытащить желчные протоки и…» А тебе незачем было уносить меня из зала, — прошептала она, протягивая руку к влажному полотенцу, приготовленному Уайетом. — Начнут толковать о том, что ты ночуешь у меня.

Уайет бросил на нее взгляд, красноречиво свидетельствующий о том, что после того, как пройдены определенные вехи в их взаимоотношениях, кушетка не то место, где он намерен проводить ночи.

— Всеми делами кафе займусь я… Кстати, вечером нам сидеть с Миракл. Фоллен займет твое место в команде по софтболу. Сегодня первая тренировка.

— Команде не обойтись без моих подач, — торжествующе заявила Таллула.

— Только после того, как ты поправишься. После работы я отведу тебя на площадку — посидишь в тени на качелях. Миракл присмотрит за Лероем, а я буду подавать. А потом будет шашлык. У тебя такой замечательный мангал — просто грех его не использовать. Твой отец принесет мороженое собственного изготовления. Я наделаю льда…

— Гмм. Что ты понимаешь в подачах? — презрительно бросила Таллула, пытаясь не думать о шкворчащем мясе, с которого с шипением срываются на раскаленные угли капли жира. И о мороженом домашнего приготовления… сладкой липкой массе…

Уайет одарил ее улыбкой, которая могла бы растопить самое холодное сердце.

— Ничего. Но мне очень хотелось бы поймать одну длинноногую дамочку и держать ее до тех пор, пока она не попросит пощады.

Необходимо устоять перед этой улыбкой. Иначе Уайет почувствует победу, и его не остановишь.

— Неужели? — томно произнесла Таллула, опуская ресницы и недоумевая, с каких это пор она научилась кокетничать.

Вечером Таллула сидела на качелях и наблюдала, как Фоллен и Уайет перебрасываются мячом. Фоллен прямо-таки сияла от восторга, внимательно выслушивая советы Таллулы. Уайет бросал девушке короткие одобрительные замечания.

Лерой, весело похрюкивая, играл с Миракл в салки. Отец Таллулы воспринимал происходящее как знаменательное событие, радуясь тому, что другой мужчина взял его дочь в свои руки. Они с Уайетом жарили шашлык, обсуждая различные приманки.

Таллула смотрела на сверкнувшую в лучах заходящего солнца красно-черную блесну на шляпе отца. «Таллула» была неповторима: нежный чарующий бархат и ворс соблазнительно трепещущих крошечных крылышек…

Вечером, когда Уайет, почитав Миракл сказку, убаюкал ее, Таллуле пришлось украдкой смахнуть слезы.

Потом вернулась сияющая Фоллен, с восторгом рассказавшая о том, что команда предложила ей играть на первой линии. Как выяснилось, Стен Редмонд скрывал свое умение великолепно подавать, и команда с радостью приняла его. Пока Таллула переживала эти известия, Фоллен, встав на цыпочки, чмокнула Уайета в щеку. Еще долго после того, как она уехала, забрав Миракл, не желавшую расставаться с Лероем, он стоял неподвижно, глядя им вслед.

Наконец, судорожно вздохнув, Уайет часто заморгал. Его кулаки несколько раз сжались и разжались, словно он боролся с желанием схватить в объятия своих родных и больше не отпускать их.

— Все идет согласно твоему замыслу: Фол-лен понемногу сближается с тобой, — тихо промолвила Таллула, сжимая руку Уайета, продолжающего смотреть в ночь. Горестное зрелище представляет собой отец, не имеющий возможности обнять свою семью, решила она. Сейчас ему, как никогда, необходима поддержка. — Пойдем спать, Уайет. День выдался тяжелый, — прошептала она, увлекая его за собой.

В эту ночь ему не удастся ускользнуть в свой домик на колесах, чтобы там в одиночестве смотреть «Мисс Хрюшку».

— В чем дело? — хрипло спросил он, чувствуя, что Таллула тянет его к себе в спальню.

— Я подумала, может быть, ты захочешь рассказать мне о той крупной рыбине… объяснишь, как заставить ее заглотнуть мою блесну, — тихо прошептала она, усаживая его на постель.

Летний ветерок шелохнул тюлевые занавески, пронизанные лунным светом. Уайет ласково протянул:

— Именно об этом я и собирался с тобой поговорить. Спасибо за чудесный вечер, — тихо добавил он, и у Таллулы защемило сердце. — За то, что мы почувствовали себя семьей здесь, у тебя дома.

— Я всегда рада. Пожалуй, пойду приму душ.

— Иди, потом и я приму, — дрогнувшим голосом произнес Уайет. — А пока я обойду дом, выключу свет и запру двери.

— В Элегансе не принято запирать двери, — напомнила ему Таллула.

—  — Скажем так: сегодня — если тебе стало получше — у нас есть серьезные основания запереть все двери, — глухо пробормотал Уайет, и Таллуле передалось его волнение.

— Мне лучше, — твердо заявила она. Приняв горячий душ, Таллула достала кремы и лосьоны, которых не открывала с прошлого Рождества. Ей хотелось стать для Уайета совершенно новой, преодолеть в себе давние страхи, порожденные резкими словами и презрительными взглядами Джека.

— О, Уайет Ремингтон, боюсь, я буду беспощадна к тебе за то, что ты воскресил умершее… разжег то, что тихо тлело внутри…