Он был огромен. Его шея была толщиной с моё бедро, черты лица казались высеченными из серого гранита. Он сбросил с плеч свой сверкающий пурпурный плащ, протянул толстую, как корень дуба, руку к церемониальному мечу, который с трудом удерживал один из лакеев, и взял его. Затем сел, не вытаскивая меча из ножен, поставил его между ног и сложил руки на рукояти.

— У кого есть жалобы? — Его голос гремел, как громкоговоритель на бирже.

Для меня это было сигналом; он сам предлагал мне возможность. Оставалось только подать голос. Властитель Кохи с удовольствием пойдёт навстречу моим пожеланиям. Тот факт, что сам Примо Карнера рядом с ним выглядел бы грациозно, не должен меня останавливать.

Тонко пискнув, я прочистил горло и вышел вперёд… но не очень далеко.

— У меня есть один маленький вопрос… — начал я.

Но на мои слова никто не обратил внимания. Впереди сквозь толпу прокладывал себе путь мощный человек в чёрной тоге. Все повернули головы в его сторону и, как по команде, вытянули шеи. Толпа откатилась от возвышения, оставив перед собой свободное пространство. Человек в чёрном вошёл в него, отбросил болтающуюся на правой руке накидку и обнажил длинный полированный меч, острый как бритва. Мне показалось, будто меня ударили в поддых.

Пришелец стоял перед Кохи с обнажённым лезвием, что не требовало никаких объяснений. Кохи долго и пристально посмотрел на него, затем встал и подал рукой знак лакею. Тот повернулся и объявил визгливым голосом:

— На имение Бар-Пондероне предъявлено притязание, Пусть спорный вопрос решится заведённым порядком! — И быстро удалился.

Кохи отбросил в сторону пурпурный плащ и ступил в круг. Я протолкался вперёд, чтобы лучше видеть,

Человек в чёрном отшвырнул всю мешающую ему одежду и стоял лицом к лицу с Кохи в кожаной куртке и обтягивающих рейтузах, тяжёлые мокасины из мягкой кожи были зашнурованы до икр. У него была великолепная мускулатура, но Кохи возвышался над ним подобно дереву, да и телосложение у хозяина имения было такое, что он мог бы завоевать титул Мистер Пляжный Атлет.

Я не знал, радоваться или огорчаться оттого, что инициатива уплыла от меня. Если человек в чёрном выиграет, смогу ли я в свою очередь вызвать его на поединок? Он был значительно меньше Кохи, но нельзя было исключать его особых возможностей…

Кохи обнажил свой богато украшенный меч и стал вращать им, как будто держал в руке женскую тросточку. Мне стало жаль его маленького противника, который неподвижно стоял и наблюдал за движением меча соперника — по-моему, у него не было никакого шанса. Я протолкался вперёд. В этот момент человек в чёрном обернулся. Я увидел его лицо и остолбенел, оглушённый загудевшими у меня в голове пожарными колоколами.

Это был Фостер.

В мёртвой тишине, коснувшись пола остриями мечей в знак приветствия, Кохи и Фостер приняли боевую стойку. Меч Кохи стремительно взлетел в свирепом ударе, но Фостер отклонился в сторону ровно настолько, насколько было необходимо, и ответил коротким выпадом, который заставил Кохи отпрыгнуть. Я перевёл дыхание и с трудом сглотнул. Фостера можно было сравнить с терьером, нападающим на быка, однако это, казалось, волновало только меня, но не его. Надо же! Я преодолел сотни световых лет, чтобы найти его как раз в тот момент, когда ему собирались отрубить голову.

Блеснул меч Кохи, нацеленный в голову Фостера. Тот без малейшего видимого усилия прикрылся от атакующего своим тяжёлым оружием. Дзинь-дзинь! Кохи рубил направо и налево… а Фостер, казалось, играл с ним. Вдруг Фостер сделал молниеносный выпад, и запястье Кохи обагрилось кровью. Над толпой пронёсся судорожный вздох. Фостер сделал ещё шаг вперёд, нанёс удар… и споткнулся! В мгновение ока Кохи набросился на него, и они сцепились грудь в грудь. Некоторое время Фостер одерживал натиск, но сказалось преимущество Кохи в весе, и Фостеру пришлось отступать. С заметным усилием он попытался поднять меч, но Кохи обрушился на него снова. Фостер неестественно изогнулся, неуклюже отразил удар почти самой гардой, снова споткнулся… и упал.

Кохи одним прыжком оказался рядом с ним и взметнул вверх свой меч…

Наполовину обнажив оружие, я рванулся вперёд.

— Уберите этого человека с моих глаз долой! — рявкнул Кохи.

Он опустил огромный меч, повернулся и, оттолкнув лакея, который подбежал с мотком бинта, направился к выходу. И сразу же между толпой и Фостером развернулся целый полк телохранителей. Я видел, как Фостер неуклюже пытался встать. Затем меня затолкали в толпу, но я продолжал вытягивать шею в надежде увидеть своего друга. Что-то здесь было не так: Фостер двигался, словно полупарализованный. Может, Кохи опоил его?

Наконец кордон перестал теснить толпу и развернулся к ней спиной. Я дёрнул стоящего рядом человека за рукав.

— Вы видели что-нибудь необычное? — спросил я.

Он вырвал свою руку:

— Необычное? Ага. Милосердие нашего господина Кохи. Вместо того, чтобы предать смерти на месте, он великодушно…

— Я имею в виду сам поединок! — Я снова схватил его за руку, чтобы не дать уйти.

— Одно только то, что этот дерзкий прохвост осмелился претендовать на место Властителя Бар-Пондероне, может удивить любого нормального человека, — отрезал он. — Отпусти меня, парень.

Я отпустил его руку и попытался собраться с мыслями. Что теперь? Я похлопал одного из телохранителей по плечу. Он быстро развернулся, подняв в руках дубинку.

— Что будет с этим человеком? — спросил я.

— А как велел хозяин: этого проходимца замуруют за его подвиги.

— Прямо живьём и замуруют?

— Угу. Оставят только маленькую дырку, чтобы через неё бросать ему харч… чтобы не сдох от голода. — Телохранитель захихикал.

— И как долго…

— Не бойся, он выдержит. А после Перехода у Властителя Кохи появится новый человек…

— Заткнись, — бросил ему другой громила.

Толпа постепенно редела. Телохранители расслабились и, стоя парами, беседовали. В том месте, где состоялся поединок, прохаживались двое слуг, делая в воздухе над полом какие-то загадочные движения. Я незаметно выдвинулся вперёд, наблюдая за ними. Казалось, что они собирают невидимые цветы. Странно…

Я продвинулся ещё немного вперёд, чтобы присмотреться, и вдруг заметил крошечный отблеск… Один из слуг спешил наперерез мне, показывая что-то жестами. Я оттолкнул его, повёл в воздухе рукой… и мои пальцы нащупали очень тонкий провод. Я потянул за него и почувствовал другие провода. Слуги прекратили работать и следили за мной, что-то бормоча. Вся площадка, где происходил поединок, была покрыта невидимой проволокой, поднимающейся кольцами на высоту двух футов от пола.

Неудивительно, что Фостер споткнулся и не мог свободно поднять меч. Он оказался опутанным сетью невероятно тонкой и прочной проволоки… которую в этом полумраке толпа не смогла рассмотреть даже на расстоянии двадцати футов. Властитель Кохи совсем неплохо умел орудовать тесаком, но в деле сохранения за собой “рабочего” места он, видимо, не очень полагался на своё умение.

Я положил руку на рукоятку меча и закусил нижнюю губу. Итак, я нашёл Фостера… но никакого толку от этого ни мне, ни Валлону не предвиделось. Его уже волокли в темницу, где он будет замурован до следующего Перехода. Теперь, по закону, я могу претендовать на место Кохи не ранее, чем через три месяца. Увидев его в действии, я порадовался, что опоздал сегодня с вызовом. Чтобы справиться со мной, ему не понадобилось бы никакой сетки.

Следующие три месяца мне предстоит совершенствоваться в фехтовании мечом и надеяться, что Фостер дотянет до этого срока. Может, мне попытаться передать ему тайком записку?..

От сильного удара в спину я завертелся на месте. На меня кольцом надвигались четыре телохранителя с дубинками в руках. Они были мне не знакомы, но в глубине зала я увидел Торбу, который, возвышаясь над другими, смотрел в мою сторону…

— Я видел его ещё тогда. Он вытаскивал свой меч, — объявил один из телохранителей.

— А мне он задавал вопросы…

— Отстегни свой меч и брось его на пол! — последовал приказ. — Не пытайся сопротивляться.

— В чем дело? — спросил я. — Я пользуюсь правом косить церемониальный меч при аудиенции…

— Начинай, ребята!

Все четверо обступили меня, подняв дубинки. Я отвёл левой рукой первый сокрушительный удар и врезал кому-то прямо в нос. Но тут же почувствовал, как падаю… ещё удар… ещё… Убийственно мощные…

Потом я чувствовал, что меня волокут куда-то по бесконечному коридору, слышал вопросы, задаваемые резкими голосами, чувствовал боль… Прошло немало времени, прежде чем стало темно и тихо, и я заснул.

Я застонал, но стон показался мне каким-то мёртвым, приглушённым. Я протянул руку и нащупал справа от себя камень. Левый локоть тоже упирался в камень. Я инстинктивно попытался сесть… и треснулся головой о камень наверху. Моя новая комната оказалась весьма тёской, Я осторожно ощупал лицо… и сморщился от боли. Переносица наощупь казалась какой-то непривычной: несмотря на припухлость, она была ниже обычного. Я лёг на спину и стал анализировать свои ощущения. Прежде всего — нос, разбитый в лепёшку, с отдающей вокруг глаз болью. Приличные, наверное, будут фингалы, если мне доведётся их увидеть. Так… ещё левая рука. Она была подвёрнута у меня под боком. Я пошевелил ею и понял отчего болит: рука была целой, но что-то случилось с плечом. Над локтем была глубокая царапина. Мои колени и щиколотки, насколько я мог дотянуться и ощупать рукой, были покрыты запёкшейся кровью. Не удивительно — ведь я помнил, как меня волокли.

Попробовал глубоко вздохнуть — с грудью, кажется, было все в порядке. Пальцы двигались, зубы целы. Может, я был и не настолько избит, как мне казалось.

Но где же я всё-таки нахожусь? Пол твёрдый и холодный. Я бы сейчас не отказался от большой мягкой постели, заботливой сиделки, горячего обеда и холодной выпивки…

Фостер… Я снова врезался головой в камень, откинулся на спину и застонал. И опять стон прозвучал как-то глухо.

Я сглотнул слюну, облизнул губы и обнаружил, что нижняя губа рассечена, и рана заходит далеко в щетину. А ведь я явился на аудиенцию чисто выбритым. Видно, с тех пор прошёл не один час. Кто-то сказал, что Фостера потащили замуровывать. Потом стража взялась за меня и неплохо обработала…

Замурован! Я в третий раз грохнулся головой о камень. Мне вдруг стало тяжело дышать. Я был замурован, надёжно ограждён от света, похоронен под основанием гигантских башен Бар-Пондероне. Я чувствовал, как они давили на меня всем своим весом…

Я заставил себя расслабиться и принялся глубоко дышать. Замурованный — это ведь не совсем то же самое, что похороненный заживо. Таков был метод, который придумали теперешние валлониане для того, чтобы эффективно прекращать одну жизнь человека, не затрагивая остальных. Они решили держать меня здесь плотно упакованным до наступления у меня следующего Перехода и в результате получить здорового новичка для кухни или конюшни. Но они не знали, что единственный Переход, который может случиться со мной, это смерть.

Они должны кормить меня, а это предполагает наличие дыры. Я провёл пальцами по шершавому камню и нащупал в левой стенке прямо под потолком квадратное отверстие дюймов на восемь. Я сунул туда руку, но кроме уходящих дальше стенок отверстия, так больше ничего и не обнаружил. Точно определить толщину стен моей кельи не удалось.

Мне стало дурно. Я откинулся на спину и попытался собраться с мыслями…

Я снова очнулся. От какого-то звука. Пошевелился и тут почувствовал, как что-то ударило меня в грудь.

Я поискал ощупью и обнаружил маленькую буханку твёрдого хлеба. Снова послышался тот же звук, и о меня ударился ещё какой-то предмет.

— Эй! — закричал я. — Послушайте! Ведь я умру здесь. Я не такой, как все вы. У меня не бывает Переходов, Я буду гнить здесь, пока не умру!..

Я прислушался. Тишина была абсолютной.

— Ответьте мне! — закричал я. — Вы совершаете ошибку!..

Я замолчал только тогда, когда осип. Но люди, которые бросали заключённым хлеб через маленькие отверстия, видимо, за свою жизнь наслушались столько криков, что не обращали уже на них внимания. Я нащупал второй предмет, который мне бросили. Это была бутылка из прочного пластика, наполненная водой. Я открыл пробку и сделал глоток: вода была никудышной. Попробовал хлеб — чёрствый, безвкусный. Я принялся его жевать, размышляя о том, как мне лучше воспользоваться отсутствующими туалетными удобствами. Этот вопрос меня весьма интересовал. Да, весёленькая будет жизнь! Пока сама собой не кончится. Я даже засмеялся — вернее слабо всхлипнул от отчаяния.

Спасителя мира из меня не вышло. Я не смог даже попытаться выручить своего друга Фостера, когда Кохи поймал его в свою ловушку. Интересно, где он сейчас. Может, лежит запечатанным в соседней норе? Хотя нет — он же не отвечает на мои крики.

Да, у меня была замечательная идея. Я преодолел такое огромное расстояние, и вот сейчас мне предстоит умереть в этой вонючей дыре. Я вдруг представил себе все несведенные бифштексы и всю мою непрожитую жизнь. А ведь я мог бы ещё безбедно просуществовать несколько десятилетий…

И тут у меня возникла другая мысль: если я не проживу эти десятилетия, то только потому, что даже не попытался этого сделать. Я сразу же начал разрабатывать план. Главное соблюдать спокойствие и работать головой. Мне не следует изматывать себя криком или другой бесполезной тратой сил. Надо обдумать ситуацию со всех сторон, использовать все, чем располагаю, и как можно полнее.

Прежде всего, необходимо обследовать мою гробницу. Двигаться было больно, но я не обращал на это внимания. Я ощупал камни вокруг себя, пытаясь оценить размеры своей камеры. Она была три фута шириной, два — в высоту и семь — в длину. Стены были относительно гладкими, за исключением нескольких скреплённых раствором стыков. Камни были огромными: 18 дюймов или около того длиной и пару футов шириной, Я поскрёб места стыков — скрепляющий раствор был таким же твёрдым, как и сам камень.

Я принялся размышлять, каким образом меня сюда втащили. Некоторые камни, должно быть, только недавно поставлены на свои места… Или здесь есть дверь? Насколько доставали мои руки, я не обнаружил ничего похожего. Если только с другого конца…

Я попробовал развернуться — не тут-то было. Люди, которые строили эту каменную клетку, знали, каковы должны быть её размеры, чтобы держать заключённого в нужном им положении.

Он должен лежать спокойно и ждать, когда через отверстие на грудь упадёт хлеб и бутылка с водой.

У меня было достаточно причин попытаться поменять своё положение. Хотя бы ради того, чтобы поступить наперекор их правилам, если они хотят, чтобы я лежал и не шевелился. А если у них самих есть причина, по которой они не хотят, чтобы я двигался…

Я повернулся на бок, подтянул ноги и, прижав их к груди, попытался развернуться, но застрял. Мои ободранные колени и голени стали как бы лишними. Морщась от боли, я подтянул их ещё чуть выше, затем упёрся руками в пол и потолок и попытался развернуть своё тело в обратную сторону…

Черта с два! Грубый камень обдирал мне спину, пришлось раздвинуть колени. Это несколько ослабило давление, позволив мне продвинуться ещё на дюйм.

Я притих и попробовал отдышаться. Это оказалось делом не простым: грудь была зажата между бёдрами, а спина упиралась в каменную стену. Я с трудом дышал, раздумывая, принять ли прежнее положение или попытаться всё-таки развернуться. Попробовал подвигать ногами — не получилось.

Пошевелиться в любом из двух направлений теперь было почти невозможно. А если ждать, то потеряю гибкость, кроме того, неподвижность, отсутствие пищи и потеря крови совсем истощат мои силы. И в следующий раз мне не удастся даже повторить то, что я сделал, не говоря уже о большем. Лучшего времени не будет. Только сейчас.

Я собрался с силами и попробовал оттолкнуться, но не сдвинулся ни на йоту, Я упёрся изо всех сил, до крови ободрав ладони о камень,. Никак. Я застрял… и надёжно. И почувствовал страшную слабость. Потом меня охватила паника, вызванная приступом клаустрофобии. Я рычал, бешено скрёб руками по полу, по стенам, делал отчаянные рывки… и вдруг почувствовал, что моя изодранная спина сдвинулась с места, скользнув по смоченному моей кровью камню. Я снова напряг руки. Спина согнулась почти вдвое, колени оказались у ушей. Дышать теперь я вообще не мог. Позвоночник, казалось, вот-вот переломится. Но никакого значения это уже не имело; я мог его сломать, я мог содрать со спины все мясо, истечь кровью — терять было нечего. Я сделал ещё один рывок и почувствовал, как затылок скребёт по камню, а шея складывается пополам… и вдруг вырвался из этих кошмарных тисков. Я растянулся на спине, судорожно глотая воздух. Теперь моя голова была на том месте, где до того времени находились ноги. Один-ноль в мою пользу.

Прошло не так уж мало времени, прежде чем я смог окончательно отдышаться и подытожить свои повреждения. Больше всего пострадала спина, затем ноги и руки. Была ещё большая ссадина на затылке и острая боль в позвоночнике. Я устал дышать ртом — нос ведь был разбит. Что же касается всего остального, то, пожалуй, я никогда в жизни не чувствовал себя лучше. У меня теперь было достаточно пространства, чтобы расслабиться, я все же мог свободно дышать. Оставалось только ждать до тех пор, пока мне не бросят очередную порцию “аппетитного” хлеба и воды…

Я тряхнул головой, чтобы прийти в себя. В абсолютной темноте и тишине было что-то, что вызвало у меня желание свернуться клубочком и заснуть. Но на это нельзя было тратить время. Если здесь где-то камень на свежем растворе, которым запечатали камеру после того, как меня сунули сюда, его нужно срочно отыскать, пока раствор окончательно не застыл. Я провёл руками по стенкам и нащупал несколько стыков. Раствор в первом был сухим и твёрдым, а вот в следующем мне под ноготь набилась мягкая масса. Я проследил очертания стыка: он шёл по периметру камня размером двенадцать на восемнадцать дюймов. Я опёрся на локти и принялся выковыривать раствор.

Через полчаса я ободрал до крови все пальцы, проделав вокруг камня канавку глубиной всего в полдюйма. Работа продвигалась медленно, но я уже не мог ковырять дальше без какого-либо инструмента. Нащупав бутылку из-под воды, я снял крышку и попытался её разломать. Не поддалась. Больше ничего в камере не было.

Может, если на камень хорошенько надавить, его можно сдвинуть прямо с раствором? Я упёрся руками в него, ногами — в противоположную стену и напряг все силы, так что кровь зашумела в ушах. Бесполезно!

Я лежал в темноте, обдумывая ситуацию, как вдруг услышал что-то необычное, слегка напоминавшее шуршание. Скорее похожее на звук, донёсшийся из четвёртого измерения и прозвучавший прямо в голове… или на воспоминание о таком звуке.

Но следующее ощущение уже было абсолютно реальным. Я почувствовал, как четыре крошечные ступни прошлись по моему животу прямо к подбородку. Моя кошка, Иценка.