Глава 1 (четвертая неделя)

«Не пью, не курю, не хожу на выборы». Аппель-плац Освенцима. Откуда ты, Антошка? Ханлайн и Гашек. Мобильная пехота электоральных полей. «Зачем нам второй мэр?» Народ точно сбрендил! Три этапа жизни гениальной идеи. «Я мэр или одноразовый кондом?» Фантазии Тони Блэра; смех в сортире. «За что я плачу твоим уродам?!» Триста долларов за голову художника. Первые дебаты. Хычыны — путь к победе. Шведский вариант социализма. Что можно сделать с обезьяной?

— Здравствуйте. Мы из агитационного штаба Ивана Савушкина.

— Саш, к нам из — какого-то штаба пришли. Девчушка и парень. Чего? Пусть заходят? Ладно, открываю.

…

— Здравствуйте. Мы из агитационного штаба Ивана Савушкина.

— А что вам нужно?

— Я хочу подробно рассказать вам о нашем кандидате.

— Не надо, проходите. Будут выборы — сами разберемся.

…

Здравствуйте. Я из агитационного штаба Ивана Савушкина!

— Ой, Марина Ивановна, здравствуйте. Мама, к нам наша училка по выборам пришла!

— Добрый день. Это газета, там интервью с Иваном Дмитриевичем, это буклет, это бланк наказов.

(За спиной шепот: «мама, обещай ей что проголосуешь, может мне в четверти четверка по алгебре будет).

…

— Здравствуйте, я из агитационного штаба…

— Спасибо не надо. Не пью, не курю, не хожу на выборы. Вам тоже не советую.

…

— Здравствуйте, мы из агитационного штаба Ивана Савушкина.

— Ну, коль пришли, проходите.

— Вот, пожалуйста, газета, вот буклет, вот бланк наказов.

— Не надо. Лучше своими словами расскажи, что за мужик-то этот Савушкин, откуда взялся, чему ему от нас надо.

После инцидента в ресторане «Соболь» по внутреннему штабу был издан приказ: ни в какие рестораны по вечерам не ходить, без прямого указания начальства. В Пансионате, всю неделю трудились две сменные поварихи, составлявшие меню по совместной заявке и очень обижавшиеся на то, что большинство постояльцев жили на одном кофе, лишь изредка подбегая к холодильнику — перекусить и опять за компьютер. Только Гречин и Капитан в полной мере ценили труд поварих: Капитан приходил в столовую точно и регулярно, а Гречин иногда опаздывал, но при этом ел за троих, а чтобы не ожиреть, бегал с утра вокруг корпуса и переплывал Ирхай туда и обратно.

Толик и Олег отнеслись к приказу серьезно, но с пунктуальностью. После очередной бессонной ночи, когда усталось так, что спать уже и не хотелось, Уздечкин сказал:

— Вроде все. Сколько на твоих, шесть? Все равно до вечера ничего не будет, сходим в город. Нельзя же неделю взаперти сидеть. Я узнал, есть кафе «Речной якорь», оно круглосуточное, а по утрам, говорят, там такая яичница. Будешь смеяться, я по нормальной яичнице мечтаю, почти как о бабе, а наша повариха какой-то омлет только и готовит.

— Лады, — ответил Олег. — Если только облома не будет. Может в твоем «Якоре» у повара утро еще не наступило.

Охранник, чутко дремавший у калитки, взглянул на них с удивлением и, пожелав доброго утра, отворил. Пустырь — прямую тропку по нему уже давно определили, был сух, никакой росы. С востока медленно наплывали тяжелые тучи; у них еще не было приказа опрокинуться на этот город и они искали цель, то и дело позвТаняя солнцу пробиться в просветы.

— Местные говорят, дожди на неделе пойдут, — сказал Толик.

Олег не ответил. В его глазах были тучи и пробившиеся из-за них солнце, а в голове только что распланированный второй спецвыпуск кандидата, только что сданный спецвыпуск от Валенсы, только что написанный буклет — «Кто такой Иван Савушкин» (текста буклета было на полторы страницы, черновых вариантов — хватило бы на газету), листовка для подписантов, листовка для ветеранов войны.

К сожалению, впереди работы было гораздо больше: листовка для учителей, листовка для врачей, листовка для впервые голосующих (два варианта, юношам и девушкам). Последнее задание привело Олега в возмущенное непонимание: сколько не обращайся к подросткам, только вчера достигшим восемнадцати, никто из них все равно не проголосует, если только бабуся не отведет за ручку, или папаша за ухо. Толик согласно кивал, отвечая, что дурацкие ритуалы есть везде; если рядом был Гречин, то читал короткую лекцию о роли ритуала в существовании любой консервативной структуры.

Кроме листовок и спецвыпусков, навалилась лишняя напасть: отмороженная газета «Красный рассвет» внезапно увеличила тираж в десять раз; теперь приходилось делать статьи и для нее. Внешне газета никакого отношения к выборам не имела; более того, некоторые ее статьи (заранее обговоренные с Толиком и Гречиным) лупили по Савушкину, к примеру: «Я иду по территории кирпичного комбината. Чисто и вылизано, как на аппель-плаце Освенцима». Но Батьке доставалось куда больше, и без намека на пародию. Газета стала вдвое толще, особо разгромные статьи потребовали иллюстраций. Тут уж пришлось попотеть и Антону: однажды его даже оставили в штабе на пять часов и он быстро рисовал варианты карикатур, к статьям, которые дописывал Олег.

За это время Олегу пришлось несладко: мальчишка просто забросал его вопросами о Питере, да такими, на которые ответить было непросто; разве особо интенсивным стуком по клавиатуре; не мешай парень, работаю, будет перекур — отвечу. Если бы речь шла о классическом Петербурге или, напротив, тусовочно-клубном Питере, еще куда ни шло, но Антон, неизвестно с чего, подсел на Серебряный век и спрашивал: есть ли уже музей Гумилева, какова судьба частного музея Анны Ахматовой, был ли он на лестнице Кузьмина и т.д; самое же странное, парень интересовался этим всерьез. Про себя, Олег решил, вернувшись в Питер, устроить себе отдельную экскурсию.

— Антон, ты вообще, откуда такой? — однажды спросил его Олег.

— Откуда? Да, понял вопрос, — ответил тот. — Моя бабушка из Петербурга. Семью выселили в Ирхайск после убийства Кирова. Она мне рассказывала, что все ссыльные из Ленинграда на чемоданах сидели, ждали, когда можно будет домой вернуться. А моя бабушка была из офицерской семьи, она все прекрасно понимала и вместо того, чтобы в Ирхайске остаться, наоборот, решила забиться подальше. Когда через три года всех ссыльных посадили, она уже жила в Сосновском райцентре — по суши добраться можно лишь зимой, а летом только на лодке. Стала учительницей, женилась тоже на ссыльном. Так и выжили. Почти весь ее багаж, что из Ленинграда успела вывезти — книги, больше, чем в местной библиотеке. Бабушка для меня была… ну, как другое солнце. Дети, когда растут, мечтают стать космонавтами или киллерами, это смотря в какое время. А я мечтал в Петербурге побывать. И сейчас мечтаю. Может, у вас на выборах денег заработаю, на зимних каникулах выберусь.

— Выберешься, — оптимистично кивнул головой Олег.

За эти дни на Толика выпало меньше непосредственно журналистской писанины, зато свалилась напасть, с которой Олег пожалуй бы и не справился: писать речи кандидату, составлять ролики для радио и редактировать то, что творилось местными журналюгами. Иной раз, прочтя ирхайский шедевр на тридцать строчек, Олег с ужасом понимал, что написать три страницы собственного текста проще, чем переработать такое и искренне сочувствовал другу…

— Хватит думать о работе, — прервал его мысли Толик, — думай о чем угодно. А еще лучше, говори о чем угодно. О бабах, к примеру.

С бабами тут было непросто. На третьей недели, организовалась ударная группа, под девизом: спермотоксикоз — смертелен. В нее вошли Гулин, Гречин, Толик и Капитан (Олег хотел примкнуть, но не позволила очередная листовка; заводчик всего дела Тараскин отказался, так как нашел что-то индивидуальное). Группа сняла на три часа люкс в загородной сауне и вызвала туда соответствующих девиц. Все остались довольны, лишь Толик, рассказывая Олегу, повторял: хочешь большой и нечистой любви?

— Чего о бабах говорить? — ответил Олег. — Меня Таня зовет в гости, я никак выбраться не могу.

Таня действительно уделяла Олегу много внимания. У нее появилась напарница — Ольга, причем нередко обе девицы дежурили вместе. Ольга была сочной брюнеткой с удивительно высокими ногами, а уж лицом не просто девица — дивчина. Капитану она была явно более симпатична, чем Таня…

— Где этот «Якорь»? — спросил Олег.

— Сейчас соображу, мне же объясняли, как дойти. На улице Вокзальной, знать бы еще где она находится. Чего-то я ленится стал: первую кампанейскую неделю делать было нехер, а я город так и не облазил.

Впрочем «Речной якорь» нашелся быстро. Вопреки своему названию, заведение оказалось вдали от берега, в административной части уездного Ирхайска, на улице — редкость для города, состоящей из нескольких трехэтажных домов, постройки времен последнего царя. Над входом в заведение (действительно круглосуточно, действительно открыто) висела мемориальная доска. Толик вытянулся, прочел.

— «Великий чешский писатель-коммунист Ярослав Гашек дважды останавливался в гостинице „Речной якорь“ весной 1918 года». Здорово! С яичницей можно и подождать, я, пожалуй, начну утро с кнедликов с пивом.

— А я не отказался бы от карпа в сметане, — ответил Олег.

К сожалению, с утра в «Якоре» единственным горячим блюдом была пресловутая яичница. Она оказалась очень даже неплохой, настолько качественной и вкусной, что все равно чем запивать. Толик запивал двойным кофе, Олег, у которого кофе лился едва ли не из ушей, к собственному удивлению заказал кружку пива. Гашек не ошибся в выборе заведения: официант работал вежливо и быстро.

— Интересная штука, — сказал Толик, дожевывая остатки яичницы. — Не знаю, как во всем остальном большом мире, а у нас «Солдата Швейка» любят все, особенно, кто хоть как-то относится к армии: и офицеры, и пацифисты.

— Хотя армию он не жаловал, — ответил Олег. — Не то, чтобы любил странной любовью, просто не любил и все. Зато знал изнутри; это военным у него и нравится.

— Интересно, а можно ли про армию написать так же здорово, как Гашек, но чтобы без смехуечков, а вполне серьезно и без тошнотворного ощущения. Поясню сразу — не про армию с арбалетами и шпагами, а что-то более современное, вроде той, где я служил. Или, какую ты видел в Чечне.

— Чего гадать. Такая книга есть — «Мобильная пехота» Ханлайна. Не читал? Ну, фильм «Звездный десант», конечно, видел, но это — пародия. Ханлайн же всегда серьезен, и когда хиппует, и когда пишет про свой космический спецназ. Он же, бывший моряк, как наш Капитан.

Помолчали. Яичница была давно съедена, но уходить из заведения не хотелось, поэтому для ощущения симметрии, Толик взял кружку пива, а Олег — кофе.

— Вот еще о чем я думаю, — сказал Олег (как приятно думать о чем-то другом, кроме листовки, адресованной ветеранам ЦБК). — Пародию на «Мобильную пехоту» написать нетрудно. Она, кстати, написана: Гаррисон — «Билл герой галактики», — Толик кивнул — читал. — А вот можно было бы наоборот, скажем про Первую мировую войну написать серьезно и с Божьей искоркой; справился бы с этим Ханлайн.

— Тогда уж ответь на другой вопрос: можно ли серьезно написать о нашей работе? С одной стороны, все наши дела — тема для Гашека. Есть над чем приколоться. А с другой, ну где, к примеры, ты найдешь команду, в которой бы работали и мужик с философского факультета, — (точно, мужик, вставил Олег, в деревенском смысле), — журналюги, как мы, офицеры разных родов войск — тут и ВМФ, тут и спецназ, а еще знаю полевика Гринфельда, его тут нет, бывший летчик. Ну, еще добавь до кучи отставного прокурора, бывшего работника рижского горкома — это Куклинс, не удивляйся и генеральскую дочь, крайне пассионарную девицу. Да. еще Тараскина прибавь, чемпиона по всем видам настольного спорта — из большого спорта он ушел. Знаешь, с чего к ниму бандюки завелись; он их главного в билльярд раскатал не снимая пиджака. А наш шеф это вообще отдельная история. Где ты еще найдешь такую мобильную пехоту?

— Не знаю, — ответил Олег. — Все равно, говоря профессиональным языком, мы работаем в поле творчества Гашека. Сомневаюсь, что какой-нибудь Ханлайн для нас найдется.

— Здравствуйте. Я из штаба Ивана Савушкина.

Савушкин? Нин, помнишь, мы, вроде, плитку купили, от его вроде фирмы. Так он что идет на выборы? Кого?

— Мэра.

— Не надо. У нас есть мэр, зачем нам еще один.

…

— Здравствуйте. Мы из штаба Ивана Савушкина.

— В дом не пущу. Если вы с газетой пришли, ложите ее в ящик. Я прочитаю, разберусь.

— А нам велено из рук в руки.

— Сказала же — не пущу. Много тут по домам ходить стали. Этому подай, этому продай, у этого купи. Прочитаю, разберусь, может пущу в следующий раз. Сегодня так вот со «здрасьте» людям веры нет.

…

— Здравствуйте. Мы из штаба Ивана Савушкина.

— Ой, что это у вас, газетка? Спасибо доченька, спасибо сынок. Старая я, никто газет не носит, а купить — пенсии не хватает…

— Сынок, а помоги старой бабке шкаф на ножки поставить. Еще в апреле сломалась, того и гляди рухнет. Спасибо, миленькой. Зачем приходили? Ладно, проголосую, как его, за Савушкина.

…

— Здравствуйте, мы из штаба Ивана Савушкина.

— Правда? Заходите, давайте скорее вашу газету. Я ее прочту, пока сын не пришел.

— А чего так?

— Лешенька у меня в охранной конторе работает, вроде «Прун». Он вашего Савушкина каждый вечер материт, как прапорщика материл после армии: то и дело на дежурствах задерживают, а скоро обещают и в ночь выгонять на работату. Мне интересно самой стало: что это за Савушкин такой?

…

— Баю-бай, Ванечка, засыпай. Тетя Люба говорила — по лестницам агитаторы ходят. Баю-бай, засыпай. Спи, а то агитатор придет и заберет. Баю-бай.

— Ну, товарищи, я такого сто лет не видела! Не думала, что ноги могут так работать. Лажи, почти никакой — один случай на полсотню. А народ, просто золото, почти все квартиры открывают, разрешают войти. Нет, точно, или народ сбрендил, или первые выборы в этом городе.

У Елковой была давняя привычка: врываться в главный штаб с криками возмущения. Редкий случай — на этот раз она была восхищена и искала кого-нибудь, кто мог бы разделить ее чувства. Таких не находилось, все при деле. Капитан готовил очередной замер, теперь они проводились раз в неделю. Куклинс склонился над своим ноутбуком, исправляя тематический план. Толик бодро стучал по клавишам в писательской комнате, а Олег, вместе с Гречиным, идеологически поправлял листовку. Игорь Вилорович и Любовь Ивановна стояли по обе стороны от Куклинса, ожидая пока он освободиться, чтобы узнать или сообщить что-то важное. Антон, который как всегда заскочил на десять минут, как всегда узнал, что ему забыли заказать карикатуру к одному из материалов и надо сделать ее за час. Дежурившая Таня ставила чайник за чайником и заваривала кофе, по просьбам трудящихся.

— Антошка, — сказала она, подойдя к рисовальщику, склонившемуся над листом. — Тебе, наверное, очень идет черным двубортный пиджак. Купи с гонораров, будешь просто загляденье.

Антон покраснел и еще пристальней вгляделся в незаконченный рисунок.

Увидев, что Таня свободнее остальных, Инка подскочила к ней.

— Танька, давай чая выпьем. А то тут никто меня не любит, все при деле. Я вот тоже по делу к Владимиру Геннадьевичу пришла, но ведь об этом не говорю сразу. Давай, себе тоже налей. А когда остальным нальешь, никому под нос не ставь, захотят — подойдут.

Таня улыбнулась и хотела было принять идею как шутку, но ничего не получилось. В итоге, не прошло и пяти минут, как все, кроме Антона, потянулись к столу.

— Ну и дела, — улыбнулась Таня ставя на столик досыпанную сахарницу. — Вы просто гражданскую войну в нашем тихом городе устроили. Мать вчера весь вечер с соседкой ругалась. Та говорит: ваш Савушкин у города кирпичный завод украл. Откуда узнала? Газету принесли, «Красный каток». Ее теперь всем разносят.

— Зашевелились, — сказал Гречин. — Пошла пропаганда.

— Не всем, — ответила Елкова. — Я специально собирала данные, у меня, в Центральном, ее заносят в одну квартиру из пяти. Это, наверное, свою Слободу он всю охватил. Надо бы у Гришина спросить, да он там сидит с охраной, неделю его не видела.

— А моя мать отвечает, — продолжила Таня, — твой «Красный каток», не газета, а завод, хоть платит кому-нибудь чего-нибудь.

— Кстати, — сказал Гречин, — по самым последним данным, не платит, но обещает, и будет платить.

— Капитан, — обратилась Елкова, напомни последний замер. — Он не по моему району, я не запомнила.

Сергей Иванович, пустив к потолку колечко дыма, сказал:

— Данные хорошие. У нашего уже семнадцать процентов, у этого — только двадцать один. Плохо, что район этот, Ленинский, самый хороший для нас и, кстати, очень приличные данные поступили и в первом опросе. Тут и вахтовые нефтяники, и просто элитные дома, по местным меркам, мало хрущоб и совсем мало проживают работяг с «Катка». Если бы такие данные пришли из Слободы, можно было бы… ну, не курить бамбук, так, передохнуть. Но замер по Слободе будет послезавтра, а по твоему Центральному, Инка, на следующей неделе. Вот тогда, Таня, я опять смогу говорить о твоих любимых тенденциях.

— Извините, можно я идею вам предложу?

Антон не принимал участия в общем чаепитии, но тоже оторвался от рабочего места и еще раз проглядывал первый спецвыпуск, задержавшись на интервью.

— Давай, — одобрительно сказал Гречин. — Инициатива — всегда хорошо.