Дом, который сумашедший

      — Я скоро за тобой приду, совсем скоро.
      Он ушла, человек Тяптяпыч, человеколюбиво придвинувшись ко мне вплотную и положив мне на голову руку, сказал:
      — Наше человеководство человеководство демократическое, и ты имеешь право свободного выбора. Выбирай: или акция, которую ты проведешь на следующей неделе, или мы ликвидируем голову на человеке Принцессе.
      — Акция, — свободно выбрал я.
      Вечером, после того, как закончились все исторические психособрания и мои сопалатники, позатыкав уши хлебными катышками, заснули, я поднялся с кровати и осторожно, чтобы меня никто не заметил, пробрался в вычеловечиватель.
      В вычеловечивателе было темно и тихо. Я подошел к окошечку, забранному толстыми прутьями, и выглянул наружу. Девятый ярус спал. Взобравшись на табуретку, я привязал один конец веревки к громкоговорителю, а из другого сделал петлю. Петлю намылил мылом, взмахнул руками, словно иллюзия птицы крыльями, и скользнул вниз…
      — Дезертируешь, нечеловек ренегат?!
      С трудом открыв глаза, я сквозь туман увидел стоявшего надо мной, лежавшим на полу, человека Тяптяпыча.
      — Ну-ка, вставай! — приказал мне человек Тяптяпыч.
      Чувствуя, как по всему моему жалкому телу расплываются волны отчаяния, я продолжал лежать на полу. Меня схватили за клетчатый фрак самые человечные руки самого человечного человека и поставили на мои нечеловеческие ноги.
      Склонив голову перед строителем новой жизни, я уже было собрался идти туда, куда мне подскажут, однако тут в вычеловечиватель вбежала, сопровождаемая пятью шестнадцатизубочниками, Принцесса. Шестнадцатизубочники связали и уложили на пол человека Тяптяпыча.
      Когда мы с Принцессой направились к выходу из вычеловечивателя, в мою нечеловеческую ногу впился зубами связанный самый человечный человек. Я ударил его другой ногой в живот — вскрикнув, он сбросил с себя личину и превратился в братца Цезаря X. Личина свернулась в мячик и запрыгала по цементному полу вычеловечивателя. Я ударил братца Цезаря X ногой в пах — братец Цезарь X превратился в братца Белого — или все-таки Черного? — Полковника.
      Я хотел ударить братца Бело-Черного Полковника ногой в лицо, но Принцесса сказала:
      — Идем, у нас мало времени.
      Сопровождаемые шестнадцатизубочниками, взявшими нас с Принцессой в кольцо, мы беспрепятственно вышли из сумасшедшего дома. Возле подъезда нас поджидал огромный белый автомобиль с номерными знаками двадцать первого яруса. Принцесса села за руль, я сел рядом, шестнадца-тизубочники сели на заднее сиденье. Послышалось легкое жужжание, и заднее сиденье отгородилось от переднего сиденья пуленепробиваемым стеклом.
      — Я знаю, что они хотели заставить тебя сделать, — сказала Принцесса. — И я знаю, что ты хотел сделать с собой. Но теперь все позади, теперь все будет хорошо.
      — Нас выпустят за Железный Бастион? — обрадовался я.
      — Нет… Знаешь, когда умирает какой-нибудь братец из Кабинета Избранных, его тело не сжигают, а помещают в специальную камеру и замораживают, чтобы потом, через много лет, оживить. Я отдала все свои деньги, чтобы нас с тобой поместили в капсулу с жидким азотом. Когда мы проснемся, мир будет совсем другим…
      — А когда мы проснемся? — прервал я Принцессу.
      — Как скажем. Давай лет через сто?
      — Нет! Этого слишком мало! Через тысячу можно?
      — Можно.
      Автомобиль подкатил к спецлифту. Спецлифт спустил нас на двадцать первый ярус.
      Когда Принцесса остановила автомобиль возле какого-то дворца, Шестнадцатизубочники снова взяли нас в кольцо и провели лабиринтами длинных коридоров в большую с кафельными стенами комнату, уставленную аппаратурой. Посреди комнаты стояла каталка с длинным металлическим ящиком. Возле каталки нас поджидал одетый в черный научный фрак восемнадцатизубочник. Приветствуя Принцессу, он громко щелкнул каблуками.
      Шестнадцатизубочники покинули комнату.
      — Мы должны проснуться через тысячу лет! — приказала восемнадцатизубочнику Принцесса.
      Тот еще раз щелкнул каблуками и рявкнул:
      — Так точно! Раздевайтесь и ложитесь.
      Обняв друг друга, мы улеглись с Принцессой на холодное металлическое дно. Крышка захлопнулась, ящик тряхнуло, и на нас обрушилась холодная вечность.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

      Я проснулся.
      Над моей головой был очень высокий и вовсе не полосатый и вовсе не клетчатый потолок, на котором я не приметил ни одного пузыря отслоившейся штукатурки. Несколько секунд я лежал неподвижно, боясь шелохнуться, потом повернул голову.
      Рядом со мной на просторной кровати лежала Принцесса, он еще спала. Я коснулся рукой его щеки, он открыла глаза. Улыбнувшись, засмеявшись, он вскочила с кровати и подбежала к огромному, во всю стену, окну, за которым можно было спокойно увидеть все то, что тысячу лет назад располагалось за Железным Бастионом: деревья, небо, солнце…
      Я подхватил Принцессу на руки и закружил по комнате. Все в этой комнате было необычным, но все-таки главным необычным в этой необычной комнате был цвет. Цвет в этой комнате был не бело-черным, а таким же разноцветным, как разноцветное за окном.
      — Здравствуйте! Поздравляем с успешным завершением вашего путешествия во времени! Свободный мир всеобщей любви приветствует вас! — вдруг зазвенел где-то над нами певучий голос. — Вы находитесь в послереанимационном отделении сектора вновь прибывших. Адаптация к прошедшим в мире за последнюю тысячу лет изменениям пройдет успешнее, если вы сами откроете для себя свободный мир всеобщей любви. Смотрите, слушайте, старайтесь понять. Ваша одежда висит в шкафу, там же вы найдете и две пары крыльев. Чтобы вылететь из Нашего Дома, достаточно надеть крылья и подойти к окну. Счастливых полетов!
      Мы посмотрели друг другу в глаза. Глаза Принцессы были голубыми.
      — Ну что, наденем крылья? — предложила Принцесса.
      — Конечно.
      Одевшись в красивые легкие белые платья (фрака в шкафу я не нашел), мы пристегнули к рукам белые крылья.
      — Летим?
      — Летим!
      Стекло окна отъехало в сторону. В лицо нам ударил ветер.
      — Я люблю тебя, — сказала Принцесса и бросилась вниз.
      Я разбежался, подпрыгнул, взмахнул крыльями, и меня подхватил и понес, вслед за Принцессой, пахнущий свободой ветер…
      Я оглянулся. Там, где кончались деревья, на краю безбрежной равнины, стоял Наш Общий Дом. Может быть, за дальностью расстояния или потому, что теперь на мне не было скафандра, а рядом со мной не было ни одного охранника, он не показался мне таким громадным, как тогда, когда я выходил за Железный Бастион. Большой, но вовсе не громадный и совсем не страшный сумасшедший дом, в котором я родился. Я подумал, что, если теперь у меня есть крылья, я уже никогда туда не вернусь. Было радостно, но и немного грустно расставаться с ним навсегда.
      Мы летели вперед и вперед, поднимались выше и выше. Деревья под нами стали спичками, реки превратились в ленты, озера — в блюдечки…
      — Давай поднимемся выше облаков! — крикнула мне Принцесса.
      — Давай!
      И мы понеслись к облакам.
      На одном из них я заметил какую-то надпись. «Шлюхаинфантизм — наши крылья!» — прочитал я, приблизившись. Не успел я сообразить, что это значит, как из-за облака вылетел птицечеловек в зеленых крыльях и сердито спросил:
      — Сестрицы, почему не подрыгиваете крыльями перед старшей по любвеобилию?
      — Подрыгивать крыльями… — повторила мгновенно изменившаяся в лице Принцесса. — Как это?… Мы не понимаем, мы — вновь прибывшие…
      — Не пудрите мне пятки! Почему тогда на вас белые крылья?
      — Не знаем, — ответил я, — нам дали такие.
      — Вечно они там что-нибудь да напутают! Запомните хорошенько, сестрицы: все вновь прибывшие обязаны носить исключительно желтые крылья. Вам придется вернуться, сестрицы!
      — Но мы летим куда хотим! Мы хотим подняться за облака! — воскликнула Принцесса.
      — За облака? За облаками находится Невидимый Бастион, который я, сестрица спецохранник, бдительно и торжественно охраняю. За него просто так, без скафандра и спецразрешения, не вылетишь, конечно, если вы не являетесь достопочтимыми сестрицами седьмого любвеобилия и не носите на своих достопочтимых руках достопочтимые голубые крылья.
      — Мы только что завершили наше путешествие из несвободного прошлого в свободное настоящее и собирались сегодня летать до самого утра! — — как можно убедительней сказал я.
      — До самого утра? Запомните хорошенько, сестрицы: с восьми вечера и до шести утра полеты строго ограничены, а с двенадцати дня третье, четвертое, пятое, шестое и седьмое поднебесье закрываются на спецобслуживание.
      — Но…
      — И никаких «но»!
      Больше мы спорить не стали — дрыгнули на прощанье крыльями и полетели назад.
      Когда мы приблизились к громаде Нашего Общего Дома, ко мне подлетела спустившаяся с небес большая черная птица.
      Сев на мое плечо, она хрипло прокаркала:
      — Голос узнаешь?
      — Так точно! — непроизвольно рявкнул я, и тут же поразился той готовности, с которой я это рявкнул.
 

ВЕНЕЦ — ДЕЛУ КОНЕЦ

ДЕЛУ — КОНЕЦ ВЕНЦА

ДВА КОНЦА, ДВА ВЕНЦА,

ПОСРЕДИНЕ — ДЕЛО

ДЕЛУ — ДВА КОНЦА

КОНЕЦ — ДЕЛУ ВЕНЕЦ

КОНЕЦ

КОНЕЦ КОНЦА

 
       1987-1990