Глава 10

Было холодно — и Мири дрожала в огромной шерстяной рубашке. Это была хорошая рубашка, почти без прорех. Подарок отца в минуту редкой заботы о своем единственном ребенке. Заботы, которая была результатом еще более редкого явления: он ее заметил. Она была такая маленькая, такая щуплая. Отсюда и рубашка, которую она носила дома и на улице, поверх остальной одежды, закатав рукава до запястий. Незаправленный подол свисал до колен.

Было не только холодно, но и сыро — типичная зимняя погода Пустоши. По правде говоря, слишком холодно, чтобы двенадцатилетняя девочка выходила на улицу, какая бы прекрасная рубашка у нее ни была.

Ветер дергал ее за волосы, и она подняла воротник рубашки, заправив косички внутрь, немного спустила рукава и втянула под них пальцы. Ветер снова подул — и она засмеялась, притворяясь, будто ей тепло.

Заворачивая в переулок Тайсона, она подумала, что день выдался хороший. Она провела его, бегая по поручениям старика Уилкинса, и в кармане у нее звенела мелочь на целую четверть монеты. Мама опять кашляла, и можно будет купить чаю, чтобы успокоить горло.

Из ниоткуда ей на плечо опустилась тяжелая рука, резко развернув направо. Удар в ухо отбросил ее на стену, наполовину оглушив.

— Ого, да тут лакомый кусочек, правда, Дафна? Скупщик даст нам за него немало, а?

Говорил мужчина, севшим от грезодыма голосом.

Мири встряхнула головой, пытаясь сообразить, что происходит. Перед ней качались две фигуры. Мужчина нависал над ней, крепко обхватив ее руку длинными пальцами. Борода у него когда-то была русой, стала черноватой и спутанной от небрежения и долгой привычки к дыму. Он тупо ухмылялся. На правой стороне потертого ремня висел пистолет.

— За такую худышку? — Женщина подошла к своему приятелю. Как и он, она была облачена в грязную кожу, но на плечи накинула одеяло, заменившее ей плащ. — И потом, скупщикам надо, чтобы они годились в дело сразу, а не через пять стандартов. — Она отвернулась. — Двинь ей пару раз, чтобы затуманить мозги, и давай уходить с этого чертова ветра.

— Годились в дело сразу? Мы можем употребить ее сейчас, Дафна. Да-да, можем. Смотри!

Он ухватился второй рукой за ее прекрасную рубаху и дернул, разрывая швы и пуговицы. Содрав с Мири рубашку, он швырнул ее в замерзшую грязь у стены.

— Смотри, Дафна, — повторил он, протягивая руку, чтобы ухватиться за вторую рубашку.

Мири нырнула вниз, потянувшись за пистолетом в замусоленной кобуре. Он попытался схватить ее за шею, но промахнулся и поймал только косичку. Девочка завопила, извиваясь по-змеиному, и впилась зубами в грязную кожу под коленом.

Он заорал от боли и неожиданности и выпустил ее волосы. Она снова рванулась за пистолетом и успела его выхватить. Он размахнулся и отшвырнул ее в сторону; Мири отлетела, больно ушибла ребра о стену. Мужчина взревел. Мири увидела, что он заносит ногу для удара, и увернулась, взмахнув тяжелым пистолетом, а потом откатилась в сторону, дергая предохранитель.

Где-то над собой она услышала новый рык, встала на колени и подняла пистолет, сжимая его рукоять обеими руками.

— Ах ты, чертов пащенок! Да я тебя…

Мири нажала на крючок.

Он пошатнулся, удивленно раскрыв глаза. Она выстрелила снова, и левая сторона его лица превратилась в кашу. Он начал падать, и она отскочила в сторону, выпрямившись и повернувшись, наставив пистолет на Дафну, которая стояла у дальней стены, изумленно открыв рот и выставив перед собой руки.

— Спокойней, малыш, — начала женщина. У нее дрожал голос.

Мири нажала на крючок. И еще. И еще.

После первого же выстрела женщина дернулась. Второй выстрел отшвырнул ее к стене. При третьем она уже сползала на землю, так что Мири могла и промахнуться при последнем выстреле.

Она медленно разжала пальцы, уронив пистолет в грязь. Стиснув зубы, она опустилась на колени рядом с мужчиной, стараясь не испачкаться в крови, и открыла его кошель, выхватив со дна несколько пластиковых монет.

У женщины в кошеле денег оказалось больше. Мири взяла их все, запихнув в карман брюк вместе с грошами, которые заработала в тот день.

Она вернулась за рубашкой, но когда наклонилась за ней, ее начала бить дрожь. Она резко выпрямилась и уставилась на два трупа. Желудок у нее сводило спазмами. Давясь, она сложилась пополам — и ее вырвало. Потом она привалилась к стене и еще какое-то время дрожала.

Внезапно до нее донеслись возбужденные голоса: люди бежали на выстрелы, хотя в этой части города их звук не был непривычным.

Оттолкнувшись от стены, Мири бросилась бежать.

Она проснулась, обливаясь потом и сотрясаясь от дрожи.

Боги! Ей уже очень давно не являлся этот кошмар. Она заставила себя глубоко дышать, неподвижно лежа на широкой мягкой кровати, пока дрожь не прошла. Потом она тихо встала и босиком подошла к столику.

Часы сообщили ей, что уже утро. Довольно позднее утро. Крепко обхватив себя руками под небольшими грудями, Мири отправилась в ванную и включила холодный душ.

Его разбудил чей-то громкий оклик. Он лежал неподвижно, прислушиваясь к эху.

Это был его собственный голос. Слово «Дариа!»

Дариа? Определенно это имя. Он спокойно лежал на мягком просторе своего ложа, закрыв глаза, и ждал, пока его память сообщит ему еще что-нибудь.

Ждать пришлось довольно долго. Он так редко видел сны, а имен ему пришлось запомнить столько…

Дариа дэа-Лузиам.

Он мысленно взвесил это имя, сдвинув брови над закрытыми глазами. Но больше ничего не всплыло.

В досаде Вал Кон повернулся на бок, вскочил, одновременно открывая глаза, и направился в ванную, чтобы плеснуть в лицо холодной водой.

«Слишком много вина и слишком мало сна», — решил он, насухо вытираясь полотенцем. Чересчур мало сна. Он поймал в зеркале свое отражение и мрачно посмотрел на хмурое лицо в стекле.

Дариа?

И наконец перед его мысленным взором появился образ. Стройная женщина одного с ним роста, темные короткие волосы лежат завитками, глаза как яркие сапфиры, губы смеются. Старше его, хотя и ненамного.

Лицо в зеркале напряглось, хмурые глаза чуть расширились.

Она была старше его ровно на год. Ему было семнадцать, ей — восемнадцать. Выпускникам было запрещено брать в любовники младшекурсников, но обходные пути существовали, и они их нашли. Они строили планы. Она сдаст Соло — последний экзамен — и проработает год, пока он будет проходить практику одиночной разведки. Когда закончит учебу он, они станут командой. Такие вещи случались. И кому это делать, как не им? Она — лучшая на своем курсе, он — на своем.

В тот день, когда Дариа отправлялась на Соло, она со смехом поцеловала его, пообещав, что с триумфом вернется в день их рождения, до которого оставалось полгода.

Но в день их рождения она не вернулась. Поиски в том секторе, куда ее отправили, в конце концов дали несколько обломков металла и пластика, очевидно, когда-то бывших частями разведывательного корабля.

Вал Кон резко встряхнул головой. Приблизив лицо к зеркалу, он заглянул к себе в глаза.

«Ты ее любил! — гневно сказал он себе. — И ты едва смог вспомнить ее имя?»

Глаза в зеркале ответили на его взгляд, прозрачные и зеленые.

Спустя несколько секунд он отвернулся от зеркала и направился к камердинеру за своей одеждой.

Глава 11

До чего же приятно снова надеть кожаный костюм, решила Мири, туго затягивая шарф на руке. Она немного постояла, глядя на горку вещей на столике: полированную палочку, сине-серебряное колье и кольцо в форме змеи.

Она неуверенно взяла колье, свернула его и убрала к остальным сокровищам, спрятанным в потайном отделении кошеля. Кольцо она снова надела на палец левой руки и, чуть улыбаясь, унесла палочку с собой в спальню.

Уже у двери она ощутила какую-то неправильность и стремительно повернулась, открыв нож и приготовившись к бою. Увидев, что это просто поднос с кофейником, чашкой и накрытой тарелкой, она немного расслабилась.

Чуть сдвинув брови, она покачала головой, переводя взгляд с подноса с завтраком на дверь.

Заперта. Прошлой ночью она заперла дверь, и сигнал у косяка сообщал ей, что дверь и сейчас заперта.

В запертые номера гостиницы завтрак не приносят.

Не закрывая ножа, она подошла к подносу и недоверчиво посмотрела на его содержимое.

Из носика кофейника поднимался ароматный пар, а под крышкой оказался завтрак из яйца, булочки и поджаренного мяса.

Между кофейником и чашкой была пристроена записка.

Она взяла ее двумя пальцами: это оказался одинарный листок жемчужной гостиничной бумаги, сложенный пополам. На обороте жирными буквами с обратным наклоном было написано ее имя.

Хмурясь, Мири развернула записку, рассеянно сложив нож и заправив его за пояс.

«Мири! — говорили сильные черные буквы. — Я пошел с Помощником добывать машину и рассчитываю вернуться к середине дня. После этого я отправлюсь с тобой навещать Мерфа, а вечером мы сможем отправиться в путь. Приятного аппетита».

В нижней части листка были выстроены угловатые буквы из чужого алфавита: возможно, ими было записано его имя.

Мири начала сыпать проклятиями. Она начала по-лиадийски, что показалось ей особенно уместным, переключилась на земной, потом на диалект Ауса, методично прошлась по ярскому, рюссу, восткиту и спанскому. Швырнув смятый листок на поднос, она покачала головой и плеснула кофе в чашку.

И стала расхаживать по комнате с чашкой в руках, продолжая кипятиться. Пустая чашка вернулась на блюдце с громким стуком.

— Будь он проклят! — пробормотала она, что было довольно-таки жалким завершением сказанного ранее.

Повернувшись спиной к остывающему завтраку, она гневно протопала к двери.

Точильщик и Хранитель стояли около омнихоры, громко беседуя на своем языке. Заметив ее, Точильщик прервал свою речь и поднял руку.

— Моя юнейшая сестра! Доброе утро тебе. Надеюсь, ты спала хорошо и результативно?

— Ну, — ответила она, улыбаясь, — я спала. А ты?

— Нам еще не время спать, — ответил Точильщик. — Хотя, наверное, оно уже близко, потому что мне немного зевается. Возможно, в следующем месяце мы поспим.

Мири потрясение моргнула.

— О!

Справа от нее возникло какое-то движение, и она обернулась. Это оказался Хранитель: он медленно плелся вперед, неловко склонив голову. Левой рукой он протягивал ей что-то.

Она взяла протянутую вещь, недоумевая. Это оказался какой-то кожаный конверт, длинный и очень узкий, черный, как ее костюм, но поразительно мягкий.

— Для клинка, который был у тебя вчера, — смущенно пробормотал Хранитель. — Насколько я понимаю, клинки этого изготовления состоят из металла, а это вещество весьма легко ржавеет и теряет остроту. Важно защищать его от подобной травмы. Я сожалею, что не смог предложить его тебе вчера вечером, но самый юный из моих юных братьев не посвятил нас в свои мысли. Пожалуйста, не сочти нас невежливыми, — добавил он. — И не думай, что мы жалуемся на решение нашего брата. Просто порой торопливость человеческих поступков вызывает у нас растерянность. — Он наклонил голову еще сильнее, и Мири вдруг поняла, что это попытка стать ниже, чем она. — Мы желаем тебе радости и долгих теплых дней.

У нее защипало глаза: она была глубоко тронута, хотя кое-что в его словах было довольно непонятно.

— Спасибо тебе, Хранитель. Я… благодарна. Ты и твои братья очень добры, и я не могу представить себе, чтобы вы были невежливыми.

— Спасибо тебе, — ответил Хранитель. — И знай, что мы смотрим на то пламя, которое есть ты, с благоговением и большой симпатией.

Он наконец выпрямился и попятился, чуть было не опрокинув омнихору.

Мири вытащила палочку-нож из-за пояса. Тайное оружие легко скользнуло в мягкие ножны, которые она прикрепила к ремню слева. При этом она на секунду усомнилась, положено ли доставать нож наперекрест.

— Сестра моя! — окликнул ее Точильщик.

Она с улыбкой повернулась к нему:

— Да, мой брат?

Он наклонил голову.

— Для меня будет честью, если ты составишь мне компанию на пути в офис Джастина Хостро. Сегодня мы должны получить нашу долю авансом, вот почему я туда направляюсь. Я хотел бы, чтобы ты сопровождала меня, потому что ты явно хорошо разбираешься в людях, а я, весьма возможно, нет. Мой брат, которого ты называешь Помощником, поднял вопрос о предназначении тех дефектных ножей, которые хочет купить Джастин Хостро. Он совершенно законно спросил, какое существо намеренно станет заказывать инструмент с изъяном и даже заявит, что желает иметь только такой? Мой брат озабочен таким поведением и чувствует, что, возможно, Джастин Хостро — вор, который хочет лишить нас платы за товар.

Мири уставилась на него.

— И ты хочешь, чтобы я сказала тебе, не мошенник ли он?

— Это, — ответил Точильщик, — составляет суть моей просьбы.

Она пожала плечами:

— Сделаю, что смогу.

— Этого достаточно. Пойдем.

Чарли Нараншек был недоволен. Он потратил немало энергии и почти не спал, убеждая себя в том, что ему незачем сообщать о своей встрече с Шайкой Ребят и Черепах по той причине, что он видел их уже после смены с дежурства.

В конце концов, ничего более нелепого он еще не слышал. Черепахи — не опасные существа, они просто неуклюжие и забавные. И ребятишки — они и были просто ребятишками. Может, немного слишком нежные, чтобы быть братцем и сестрицей, но это в юрисдикцию местной полиции не входит. Особенно в отношении такой парочки, инопланетников.

Вооружены и опасны. А как же! Кто-то в Микеле решил немного пошутить.

Заставив свою совесть подчиниться, Чарли заснул — чтобы уже через секунду его разбудил будильник. Он с трудом справился с утренними делами, но успел в участок вовремя, чтобы забрать своего напарника и патрульную машину. Лавируя в потоке транспорта, он направился в торговый квартал на дневное патрулирование.

За поворотом от Эконси на Серф, когда машина проехала мимо закусочной и центра развлечений, его напарник вдруг резко подался вперед.

— Эй, смотри-ка! — воскликнул он, вытягивая палец. Чарли посмотрел — и выругался.

Из офиса Честного Ала «Прокат Машин» выходила черепаха. Рядом с ней шел сам Ал. А чуть приотстав, в черной коже и рубашке, с кобурой пистолета, удобно пристегнутой к ремню справа, шел братец Дэнни.

Продолжая чертыхаться, Чарли включил комм и сделал доклад.

Мири вдохнула соленого воздуха и с улыбкой посмотрела на Точильщика.

— Хороший денек.

Т"карэ приостановился, чтобы посмотреть на небо и попробовать воздух могучим вздохом.

— Полагаю, ты можешь оказаться права, — признал он. — Небо чистое, и воздух хороший, хотя и не такой хороший, как дома. Но этого и следовало ожидать, и не следует проявлять мелочность и отрицать, что на других планетах есть свои дни красивости, только из-за того, что они — не твоя родина.

Она рассмеялась и удлинила шаги, стараясь идти с ним в ногу.

— Было бы разумно, — заметила она, — сказать мистеру Хостро, что я — твой адъютант. Если он — денежный мешок, то решит, что это значит «телохранитель», и ты наберешь очки.

— Хороший план, — решил Точильщик. — Ибо я обратил внимание, что когда дело идет о деньгах, выгодно громко заявлять о своей значимости.

Мири ухмыльнулась, а потом наморщила нос: ее локоть ударился о непривычную вещь у пояса.

— Точильщик?

— Да, сестра моя?

— Точильщик, я не хочу быть невежливой, но, наверное, лучше мне все-таки спросить, потому что я не все поняла. Может быть, мне следовало спросить у Хранителя, но он такой застенчивый…

— Это верно, — сказал Точильщик. — Мой брат Хранитель не выдвигает себя вперед так, как, возможно, следует личности, уверенно шагающей по галактикам, но он персона чуткая и щепетильная, и всегда стремится поступать должным образом. — Он обратил на нее свои светлые глаза. — Наш подарок не доставил тебе удовольствия?

— Ой, нет, он доставил мне большое удовольствие! Но, видишь ли… Я не понимаю, почему я вообще получила подарок, и мне бы очень не хотелось, чтобы между нами возникло какое-то недоразумение. Особенно когда мне так легко открыть свой болтливый рот, задать вопрос и услышать, что ты скажешь.

— Моя сестра мудра, — объявил Точильщик, заворачивая за угол, где он чуть было не затоптал двух разукрашенных драгоценностями дам, которые рука об руку следовали им навстречу.

— Тогда знай, — сказал он, нисколько не смутившись возникшей сумятицей, — что мы сделали тебе подарок, чтобы продемонстрировать нашу радость и наше удовлетворение тем, кого наш брат избрал себе в спутницы жизни.

Мири недоуменно моргнула:

— И кто же этот брат?

— Самый юный из моих многих, тот, которого ты называешь Крепким Парнем.

— Вот как. — Она обдумала услышанное. — Точильщик, Крепкий Парень говорил тебе, что он собирается… э-э… на мне жениться?

— Увы, нет, что я считаю не похожим на него. Но я убежден, что этот вопрос просто ускользнул от его внимания: несомненно, он был поглощен своим творчеством. Возможно, планировал свою следующую композицию.

Они снова завернули за угол, на этот раз без инцидентов.

— Мы поняли это только вчера вечером, когда стало видно, что он дал тебе нож-в-палке, который был с ним, когда он впервые оказался среди нас, — продолжал он. — И при этом я уверился в том, что в его молчании не было оскорбления, поскольку он счел нужным сначала жениться на тебе по нашему обряду, с даром ножа. Насколько я знаю, его собственное племя обменивается драгоценными камнями или украшениями — которые он и вручил тебе позже, в нашем присутствии.