Лиад (№2) - Агент перемен

— Мы проверили. В системе почти полгода не было ни одного корабля Стаи. Их здесь нет. И не было. — Он покачал головой. — Черт, не понимаю.

— Да? Тогда вот что: давай разделим команду. Половина прочешет планету частым гребешком. Вторая половина берет корабль и возвращается обратно. Может, они пережидают в паре прыжков отсюда, ждут, чтобы все улеглось.

Джефферсон немного подумал, собрал распечатки и сложил их в пачку.

— Угу, так и сделаем. Боссу очень хотелось заполучить их обоих. Вели себя невежливо.

Однако Тансер чувством юмора не отличался. Он стремительно встал и резко кивнул.

— Ладно. Тогда я беру команду, и мы отсюда выкатываемся. Пока.

И он исчез.

— Пока, — рассеянно отозвался Джефферсон.

Он несколько секунд смотрел на пачку бумаг, а потом отодвинулся от стола и направился к комму, чтобы сделать своему боссу предварительный доклад.

Мэтью оторвался от последних сведений и равнодушно посмотрел на двух членов Стаи.

— Я очень сожалею, господа, но мистер Хостро распорядился, чтобы его ни в коем случае не беспокоили. Я буду счастлив передать ему…

— Мне нечего ему передавать, — прервал его Точильщик. — Мое дело к Джастину Хостро имеет срочный характер и не терпит дальнейших отлагательств. Пожалуйста, дайте ему знать, что я здесь и должен сейчас же с ним переговорить.

— Мне очень жаль, сударь, — снова повторил Мэтыо, — но мне не разрешено тревожить мистера Хостро ни по каким вопросам.

— Я понимаю, — сказал Точильщик. — И посему лично вторгнусь к нему.

Он повернулся, неожиданно быстро для столь крупного создания обогнул комм, остановился у запертой двери ровно на столько, сколько времени ушло на то, чтобы протянуть руку и оттолкнуть створку (которая протестующе взвыла) вдоль паза в стену, а потом торжественно переступил через порог кабинета Хостро. Наблюдатель двигался за ним по пятам.

Джастин Хостро восседал за своим отполированным стальным столом, погрузившись в пачку бумаг. Услышав скрежет вскрытой двери, он поднял голову. В ответ на явление Точильщика он встал.

— Что означает это вторжение? — вопросил он. — Я дал строгий приказ, чтобы меня не тревожили. Я знаю, вы простите меня, если я скажу, что у меня срочное дело…

— У меня тоже срочное дело, — сказал Точильщик. — И его надо решить с вами в этот момент и на этом месте.

Он направился к единственному предмету мебели, пригодному для члена Стаи, взмахом руки приказав Наблюдателю остаться у двери.

Джастин Хостро секунду помедлил, а потом также уселся и сложил руки на столе, убедительно изображая спокойствие.

— Итак, сударь, поскольку вы здесь и уже обеспокоили меня, давайте уладим ваше срочное дело.

— Я пришел, чтобы поговорить с вами, — объявил Точильщик, — относительно должной цены крови, которую наш Клан должен выплатить за тот ущерб, который мы причинили Герберту Алану Костелло.

— Костелло? — Хостро нахмурился. — Это не важно, сударь, мы сами оплатим его расходы. Однако мне жаль, если он вас оскорбил.

— Вина лежит на нас, — сказал Точильщик, — и платить следует нам. Наш Клан блюдет свою честь. Мы платим то, что должны.

— Мой Клан тоже блюдет свою честь, — отрезал Хостро, стараясь справиться с раздражением, — и мы заботимся о своих. Пожалуйста, больше не думайте об этом, сударь. Хунтавас позаботится о Герберте Алане Костелло.

— Хунтавас? Таково имя вашего Клана, Джастин Хостро?

— Да. Это очень сильный Клан — он охватывает множество планет и звездных систем. Мы насчитываем сотни тысяч членов и заботимся о каждом из них, от самых малозначительных до самых высокопоставленных.

— А! — откликнулся Точильщик и наклонил голову. — Это греет мне душу, Джастин Хостро. Правда, я прежде не слышал о вашем многочисленном Клане и прошу прощения за свою неосведомленность. К счастью, вы меня просветили, и теперь мы можем вести дела как подобает. Правильно ли это в ваших глазах?

— Без всякого сомнения, — согласился Хостро, заставив себя расслабить сжавшиеся в кулаки руки.

— Так знайте, как Старейшина вашего Клана, что ваш родич, Герберт Алан Костелло, угрожал физическим ущербом — и, возможно, прекращением существования, — трем моим родичам.

Он взмахнул огромной рукой, указывая на Наблюдателя.

— То, что этот мой родич нанес серьезную травму Герберту Алану Костелло, не прощено и в должное время будет наказано. Однако перед тем, как он начал действовать, имела место угроза, и это обстоятельство меняет заслуженное им наказание. Я хочу узнать, — заключил он, — имеете ли вы сведения о конфликте, существующем между вашим родичем и двумя членами моего Клана, которые здесь не присутствуют.

Хостро глубоко вздохнул и позволил себе несколько меньшую сдержанность.

— Если в число тех, чье родство вы признаете, входит женщина, известная как Мири Робертсон, то я должен сказать вам, что Костелло действовал в соответствии с полученным им от меня указанием: задержать ее, а также ее спутника, если она будет не одна.

— О! И как Старейшина Старейшину могу я спросить вас в интересах взаимно удовлетворительного решения: почему вы дали вашему родичу такое указание?

— Эту женщину мой Клан объявил вне закона. Недавно она вместе со своим спутником явилась причиной смерти нескольких моих родичей, а также вызвала конфликт между моим Кланом и… Кланом полиции.

Он мимолетно подумал, не воспользоваться ли пулевым пистолетом из верхнего ящика своего стола, но вспомнил сломанную дверь и остался сидеть неподвижно.

Точильщик был озадачен.

— Мири Робертсон была членом вашего Клана? Я хотел бы узнать, какие законы она нарушила, чтобы к ее имени добавилось наименование «вне закона», и за что она должна заплатить жизнью. Казалось бы, достаточным наказанием было бы одно из двух?

— Она нанялась телохранителем к одному из тех, кто сам был объявлен вне закона, и в этом качестве убила много моих родичей. Мы намерены отнять у нее жизнь, хотя она никогда не была членом Хунтавас.

— Она вам не родич, Джастин Хостро, и тем не менее вы ее судите и намерены наказать?

Наблюдатель встревоженно наблюдал за Т"карэ: ноты, прозвучавшие в его голосе, ему очень не понравились.

— Это так, — сказал Хостро.

Точильщик покачал своей массивной головой.

— Вы меня озадачили, Джастин Хостро. Мы не так ведем дела между Кланами. Позвольте мне говорить прямо, чтобы между нами не возникло непонимания. Женщина Мири Робертсон и мужчина Вал Кон йос-Фелиум приняты в члены Клана Средней Реки Весеннего Помета Фермера Зеленодрева из Логова Копьеделов. Конечно, они молоды и порой чересчур торопливы в своих поступках. Возможно, они в чем-то нанесли вам урон. Наша задача как Старейшин Клана состоит в том, чтобы определить, какой именно урон имел место и как можно добиться равновесия. Мой Клан — Клан чести, мы платим долги. Наш Клан много путешествует, и мы убедились в том, что не следует лишать народы их обычаев. Но знайте, Джастин Хостро: какой бы урон вам ни был нанесен, не вам отнимать ножи у этих двух. Если после рассмотрения они будут сочтены заслуживающими смерти, то это наказание осуществят их собственные родичи, а не Клан Хунтавас. Это вам ясно?

— Хунтавас, — произнес Хостро с угрозой, — могущественный Клан. Мы берем то, что хотим и как хотим. Включая ножи родичей Логова Копьеделов.

Точильщик торжественно встал с кресла. Наблюдатель положил руку на рукоять ножа.

Однако Т"карэ почему-то заставил его остановиться.

— Вы из Человеческих Кланов, — прогудел он, — и поэтому торопливы. Знайте вот что: в нашей истории был Клан, который произвел Суд над членом Клана Логова Копьеделов, вопреки всем традициям и без справедливости. И двум членам нашего Клана было поручено провести расчеты с этим семейством ренегатов.

Он замолчал и сделал полшага, оказавшись у края стола Хостро.

— Имени этого Клана уже нет в Книге Кланов, — медленно проговорил он. — И комбинации этих качеств уже нет в генофонде. Подумайте, Джастин Хостро, прежде чем отнимать нож у кого-то из Логова Копьеделов.

Хостро молчал. Уничтожить целое семейства? А он назвал Хунтавас своим семейством — бесчисленные тысячи, да. Но члены стаи живут по две тысячи лет и больше…

— Вы меня слышали, Джастин Хостро? — спросил Точильщик.

— Я вас слышал.

— Хорошо. Однако мне приходилось замечать, что у членов Человеческих Кланов память даже короче, чем продолжительность их жизни. Позвольте мне оставить вам напоминание о нашем разговоре.

В это мгновение в руке Т"карэ появился Кланоклинок. Лезвие молниеносно скользнуло вниз — и, легко войдя в стальную крышку стола Хостро, застыло, чуть подрагивая.

Джастину Хостро удалось секунду хладнокровно смотреть на это, а потом перевести взгляд на Точильщика.

— Как Старейшина моего Клана, Джастин Хостро, я знаю, что наши клинки достойны — юнейшие не менее, чем старейшие.

Он протянул руку, извлек своей нож из столешницы и вернул его в ножны.

— Подумайте над тем, о чем мы говорили, Джастин Хостро. Я вернусь к вам через один стандартный час, и вы сможете сказать мне свое решение, чтобы мы продолжили разговор. Или начали распрю. — Он повернулся к двери. — Пойдем, Наблюдатель.

Они быстро исчезли, оставив мистера Хостро осторожно трогать пальцем бритвенно-острый порез на столе.

На расстоянии одного прыжка до Волмера вокруг холодного солнца вращался мертвый пылевой шар. Пояса осколков отмечали орбиты, где прежде были три или даже четыре дополнительные планеты. Больше ничего датчики не отметили.

Борг Тансер отдал приказ начать второй прыжок.

Глава 20

Они высыпали из одной коробки сублимированных улиток и наполнили ее сублимированными яйцами, овощами, кругом сыра, сухофруктами и чаем. К великому разочарованию Мири, кофе так и не нашелся.

— Так ты говоришь, Точильщик повел себя необычно? Отчего?

Вал Кон ухмыльнулся.

— Возможно, он тебя не ждал — а я кофе не люблю.

— Не знаю, почему ты не согласился на его предложение остаться, — сказала она, качая головой. — Уж я-то уцепилась бы за того, кто бы обо мне так заботился.

Он наклонился, чтобы добавить к припасам пакет какао и пакет сухого молока.

— Я стал разведчиком не для того, чтобы всю жизнь сидеть на одном месте.

Мири замолчала. Она знала, что вошла в опасную зону, а сейчас она не чувствовала себя готовой к какой бы то ни было опасности.

— Хлеба не видел? — спросила она.

Он выпрямился, хмуро посмотрел на ящики, громоздящиеся со всех сторон.

— Вряд ли… — Тут морщины у него на лбу разгладились, и он указал на картонную коробку справа от нее. — Галеты сгодятся?

— Вполне. — Она открыла коробку, вытащила металлическую банку и вручила ему, стараясь не обращать внимания на желтые и бирюзовые искры, сыплющиеся на руку. — Этого пока хватит?

— Похоже, на пару дней этой еды нам должно хватить, — сухо ответил он. — Ты немного не подождешь? Есть еще кое-что…

— Нет проблем. — Она помахала ему рукой и взяла поставленную рядом с ящиком сардин бутылку, из которой они пили по очереди. — Но если к твоему возвращению я напьюсь, тебе придется нести меня домой.

Вал Кон ухмыльнулся.

— Справедливо, — сказал он, и горы ящиков поглотили его.

Мири устроилась на полу рядом с собранными припасами и закрыла глаза, забыв о бутылке в руке. Двигатель корабля работал уже… сколько?.. четыре часа? Осталось вытерпеть еще четыре. «Но ты же крепкая?» — сказала она себе.

Ее мысли вернулись к Вал Кону — и закружились, как цветовые пятна на полу и стенах. «Будет говорить со мной, когда отключится двигатель, да? — подумала она. — Что это, к черту, значит? Проклятые лиадийцы. Никогда ничего прямо не скажут»… Она резко пошевелилась, отставила бутылку, не открывая глаз, и пересмотрела свое мнение относительно трехнедельной спячки.

Возможно, она даже задремала, потому что не заметила его возвращения. Не заметила она и пальцев, которые на секунду застыли над ее яркой головой. А потом он убрал руку и опустился перед ней на колени.

— Мири?

Он окликнул ее совсем тихо, не желая тревожить, — но она сильно вздрогнула, стремительно открыла глаза и напрягла плечи. А в следующую секунду уже расслабилась.

Он безмолвно протянул ей три предмета.

Первый можно было узнать даже сквозь текучие радужные контуры — это была переносная омнихора. Цвета второго корчились и мерцали так сильно, что она не получила от них никакой информации. А третий…

Мири приняла его из рук Вал Кона, обхватив ладонями, чтобы удостовериться в том, правильно ли истолковала форму, а потом поднесла к губам, сыграла трель — и перешла на гаммы. Подняв глаза, она увидела, что Вал Кон улыбается, и широко улыбнулась в ответ.

— Заметь: я не спрашиваю, откуда ты узнал, что я умею играть на губной гармошке.

— Эта штука так называется? Я в первый раз вижу такую. Мне показалось, что ты можешь знать…

Он улыбался, и в его ярких зеленых глазах ясно читалась радость.

— Гармоника, — подтвердила она, водя пальцами по гладким металлическим бокам. — Или гармошка. — Она прищурилась на неопределяемый третий инструмент. — А это что?

Он повернул ее.

— Гитара. Кажется. По крайней мере, нечто с корпусом и струнами. — Он легко встал и положил оба инструмента в коробку с припасами. — Хочешь положить гармошку туда же?

— А… — Она нахмурилась: ей очень не хотелось расставаться с гармошкой. — Она Точильщика, да? Лучше мне ее вернуть.

Она неловко перекатилась на колени, а потом замерла: он стоял прямо перед ней, вытянув вперед руки — в нескольких дюймах от катастрофы.

— Мири, если она доставляет тебе удовольствие, оставь ее себе. Точильщик назвал тебя родичем, а этот корабль — имущество Клана, он принадлежит всем в равной мере. Если ты хочешь отблагодарить Точильщика за этот подарок, сыграй для него при следующей встрече.

— Я не краду у друзей, — решительно возразила она. — А Точильщик назвал меня сестрой только из-за… — Она опомнилась и закрыла лицо ладонями. — Ну, что за глупый принцип у этого двигателя!

— Только из-за чего? — спросил он, хотя и догадывался, что она ответит.

— Из-за тебя, — сказала Мири, и ему захотелось дотронуться до нее — такой измученный был у нее голос. — Он сделал ошибку. Сказал, что нож, который ты мне дал — там, в Эконси…

Она не смогла договорить.

Вал Кон сделал глубокий вдох, а потом очень тихо выдохнул.

— Точильщик решил, что я заключил с тобой ножевой брак, — проговорил он спокойно. — Логичное заключение, с его точки зрения, хотя я и не поговорил с ним, как полагалось бы юному брату. Вина на мне. Я не подумал. И мне жаль, что я причинил тебе боль.

Он сжал левую руку в кулак, чтобы не позволить себе прикоснуться к ней, и продолжил:

— Относительно первого: Точильщик не назвал бы тебя сестрой, чтобы потом лишить этой чести. Он принял тебя в Клан. Поженились ли мы или нет, ты носишь клинок, данный тебе одним из его родичей, — и он считает, что ты его достойна.

Увидев, что Мири не открыла лица, он вздохнул и сделал еще одну попытку.

— Я могу попытаться объяснить тебе все, что знаю о традициях и обычаях Стаи и Клана Точильщика, хотя на это уйдет больше времени, чем необходимо для того, чтобы с относительным комфортом сидеть здесь на полу. Может быть, пока ты удовлетворишься тем, что Точильщик не принимает в свою семью недостойных и что быть названным его родичем — это одновременно и огромная обуза, и великая радость?

Вал Кон закусил губу и отстранился. Он даже не был уверен в том, что Мири вообще его слышала.

— С практической точки зрения в данный момент это значит вот что: гармоника тебя радует? Если это так, то ты должна ее взять и попытаться освоить на благо Клана. Это — твой долг.

— Ах, вот как! — Ее шепот прозвучал с интонацией вопля. Она резко подняла на него взгляд и тряхнула головой. — Ну, это просто показывает, что дела никогда не бывают настолько плохими, как кажется. Когда я начала побег, у меня не было ничего: ни отряда, ни денег, ни убежища. А теперь, когда мне показалось, что у меня осталось и того меньше, вдруг оказывается, что где-то по дороге я приобрела мужа, семью и… что? сотую долю?… космического булыжника, который работает на самом психованном на свете двигателе. Даже две семьи! — уточнила она и вскочила на ноги, крепко сжимая гармошку в руке. — Может, это меня пора в дурдом сажать, потому что я определенно не понимаю, что делаю.

Она секунду смотрела на Вал Кона, а потом безнадежно махнула рукой и, резко повернувшись, нетвердыми шагами вышла из кладовой.

Вал Кон медленно поднялся на ноги и наклонился за коробкой.

— Три семьи, — тихо сказал он.

Комм затарахтел, заставил Джефферсона с проклятием броситься к нему.

Он просмотрел пришедшие от Хостро инструкции и ткнул пальцем в кнопку, чтобы их скопировать. Рассыпавшись в еще более цветистых проклятиях, он очистил экран и переправил сообщение Тансеру. Машина затарахтела, затихла — и затарахтела снова, выплюнув обратно послание, которое он хотел отправить. Корабль находился в подпространстве.

Отругавшись, Джефферсон дал комму задание отправлять послание каждые десять минут, пока оно не будет получено кораблем Тансера, а потом остался сидеть, глядя на экран. Живот у него сводило коликами.

Он на секунду вспомнил о сыне и, качая головой, попытался уверить себя, что это послание найдет Тансера раньше, чем он найдет добычу.

Состав, который Точильщик использовал как мыло, действительно оказался песком! Мири щедро им воспользовалась, наслаждаясь слабой болью, а потом расплела косу и вымыла голову.

Помещение бассейна было полно музыкой, хотя она не знала, что переносная омнихора имеет такой диапазон. Насколько она могла судить, никакого порядка в подборе исполняемых номеров не было. Земные баллады перемежались лиадийскими хоралами, а потом сменялись непристойными песенками космолетчиков и такими вещами, подобных которым она вообще никогда не слышала. А все это перемежалось неприхотливыми отрывками, похожими на детские игровые песенки.

И это длилось, длилось и длилось. Вал Кон исполнял каждый осколок музыки, который когда-то слышал. В чем-то это было еще хуже, чем эффект двигателя.

Музыка оборвалась и снова зазвучала, острозубая и рычащая, напомнившая Мири язык, на котором ругался Вал Кон. Она поплыла к бортику бассейна, и в этот момент Вал Кон добавил к издаваемым им звукам новый элемент: тонкое, тихое завывание, которое переплеталось и скручивалось с отвратительной главной мелодией, иногда становясь громче, а иногда — нет. Ей показалось, что это похоже на лиадийскую песню, которую он сыграл раньше.

А потом мелодия снова изменилась — зазвучала громче, усилилась настолько, что у нее перехватило дыхание: от этого вопля у нее бешено заколотилось сердце и закрутились мысли.

Мири потянулась за своими сложенными горкой вещами и прижала их к груди. Медленно, сгибаясь так, словно ей навстречу дул буран Пустоши, Мири пошла искать убежище в библиотеке.

Корабль отдыхал приблизительно пятнадцать минут, когда Мири вернулась на мостик. Волосы у нее все еще были распущены и не высохли после ванны.

— Я вас приветствую, звездный капитан, — сказала она спине Вал Кона, надеясь, что ее высокий лиадийский значительно улучшился.

— Энтранзиа волекта, шатрез, — рассеянно пробормотал он, глядя то на пульт, то на навигационный комплекс.

Мири прошла к столу для карт. Стараясь не дотронуться до молчащей омнихоры и гитары, она поставила на столешницу сыр.

— Как я могу, — вопросила она, доставая нож, — выучить высокий лиадийский, если ты упорно отвечаешь мне на низком?

— А я так делаю? Наверное, у меня проблемы с акцентом.

Она подняла брови.

— Похоже, у тебя вот-вот испортится настроение, друг.

Он откинулся назад, скользя пальцами по пульту и глядя на комплекс.

— Обычно меня считают выдержанным, — тихо сказал он. — Но, конечно, меня еще ни разу не испытывали в таких суровых условиях.

Она рассмеялась и отрезала себе кусок сыра.

— Испортится, и еще как. Сарказм! Я не виновата, если ты забыл свой родной язык.

Он ввел еще две поправки и встал из-за пульта, а потом перешел к столу. Она отхватила кусок сыра и протянула его на кончике ножа. Вал Кон взял сыр и сел на скамью рядом с омнихорой, поставив одну ногу на сиденье.

— Спасибо.

— Не за что. — Она отрезала кусок и себе и уселась верхом на вторую скамью. — А что ты тогда сказал?

Он выгнул бровь.

— Разве корни так различаются?

— О, «большой привет» я поняла, но там было еще слово — ша…

— Шатрез, — пробормотал он, откусывая сыр.

— Правильно. Что это значит?

Он закрыл глаза и чуть нахмурился. А когда снова открыл, то тихо вздохнул.

— Песня сердца? — Он покачал головой. — Не совсем то, но похоже.

Она моргнула и поменяла тему разговора.

— На скольких языках ты говоришь?

Он доел сыр и отряхнул руки.

— На том же уровне, на каком я владею земным, — на пяти. Я знаю еще десять настолько, чтобы попросить еду и ночлег. И лиадийский. И торговый.

— Так много? — Она покачала головой. — И на земном ты говоришь лучше, чем большинство тех, для кого он родной. Только немного странно, что у тебя нет акцента.

Он переменил положение, потянулся за гитарой и начал возиться с торчащими наверху колками.

— Когда-то у меня был акцент, — пробормотал он, поворачивая колок и дергая струну. — Но когда меня отправили… в командировку… то сочли, что было бы неразумно, если бы я говорил на земном с лиадийским акцентом.

— О! — Она перевела дыхание. — Мой друг, тебе следовало бы бросить твою работу.

— Я над этим думаю.

— А о чем тут думать?

— Как это сделать.

Он дернул очередную струну. Дзынь! Она изумленно воззрилась на него.

— Скажи им, что с тебя хватит, что командировка закончена и ты хочешь снова стать разведчиком. Можешь добавить «пожалуйста».

Блямс!

Он покачал головой, прислушиваясь к вибрирующей струне.

— Они ни за что на это не согласятся. Я прожил слишком долго, узнал слишком много, до слишком многого додумался сам.

Буме!

— Тебя убьют?

Мири явно в это не поверила, и он особенно оценил то, что она постаралась, чтобы ее голос прозвучал совершенно прозаично.

Он быстро провел пальцами по струнам у порожка и поморщился от получившейся какофонии. Перед его мысленным взором бежали цифры: ему не следовало вести этот разговор, ему вообще не надо было помогать Мири, он напрасно за ней вернулся… Казалось, цифры пытались сказать ему именно это. И теперь он расплатится своей жизнью. Он попытался не обращать на цифры внимания. ВВЗ составляла 0,08.

— Вал Кон!

Он поднял голову, удерживая гитару на коленях за хрупкий гриф. Цифры бежали все быстрее, переключаясь с одного Контура на другой, так быстро, что он почти не успевал за ними следить.

Смерть и опасность. Позор и смерть. Бесчестие и уничтожение…

Его мышцы напрягались, дыхание учащалось — а цифры все бежали.

— Вал Кон!

В ее голосе звучала все большая тревога.

Он помотал головой, с трудом подбирая слова.

— Скорее всего, меня убьют, — выдавил он из себя, завороженно наблюдая, как цифры вспыхивают, бегут обратно и снова вспыхивают, подсчитывая падающие шансы на то, что он проживет месяц, неделю… — Хотя мой Клан действительно силен, что несколько снижает… — Ему было трудно дышать. Казалось, он слышит себя откуда-то со стороны, а в нем самом, там, где была истина, где был ОН, он ощущал жар и потребность спрятаться. — …Вероятность того, что меня убьют открыто.

У него пересохло во рту. Шум в ушах усиливал удары сердца, колотившегося о почти опустевшие легкие.

Он крепче сжал гитару и встретился взглядом с Мири.

— Они не захотят конфликта… конфликта с Кланом Корвал. Так что… вероятно… меня просто…

Он обильно потел, но руки у него были ледяными.

— Просто?… — переспросила она едва слышным шепотом.

— Просто сотрут… а телу дадут вернуться домой.

Воздух был слишком горячим и слишком разреженным, но только для него, а не для Мири. Ему необходимо было убежать от нее… уйти… УЙТИ! ПОСМОТРИ НА ЦИФРЫ!

Трр-рах! Гриф гитары раскололся у него в руке, и он отскочил назад, роняя гитару и ловя ртом воздух. Он искал выход. Рубашка душила его, а перед ним злобно горели цифры: он мертв, мертв, нулевой шанс на выживание. Он изо всех сил ухватился за стену, чтобы не упасть.

— Нет! Нет! Не здесь! Черт подери, не здесь!

«Я не умру здесь. Я выберусь…»

— Вал Кон!

Отчаянный крик пробился сквозь его панику, на секунду разорвав путы ужаса. Это имя показалось ему таким надежным: Вал Кон. На самом деле — Вал Кон йос-Фелиум Разведчик, Художник Преходящего, Убийца Старейшего Дракона, Весеннего Помета Фермера Зеленодрева из Логова Копьеделов Клана Средней Реки… и откуда-то ее голос добавил: «Крепкий Парень!»

Он рыдал и держался. А потом вдруг обнаружил, что задыхается, прижавшись к прочной каменной стене. В нескольких шагах от него с протянутыми руками и страхом в глазах стояла Мири. Он постепенно выровнял дыхание и заставил себя успокоиться, чувствуя, как воздух охлаждает его, а руки начинают согреваться.

Цифры были четкими: ноль и ноль. Никакой надежды на выживание по выполнении задания. Само задание провалено. И, следовательно, он мертв.

Он сделал еще один вдох, привалился к стене и принял медленное сползание на пол как вполне естественное и даже приятное. Вырвавшийся у него звук был почти смехом.

— Вал Кон! Ты здесь?

Он кивнул.

— Здесь, — ломким голосом сказал он.

Она осторожно приблизилась и опустилась рядом с ним на колени, пристально глядя ему в лицо своими серыми глазищами.

— Мири?

— Угу.

Его дыхание все еще замедлялось, легкие болели от чрезмерно интенсивного дыхания, но он был спокоен. Он знал свое имя и знал при этом, что он в безопасности.

— Мири, кажется, я только что умер.

Ее брови взлетели вверх, и она протянула руку, прижав прохладные пальцы к пульсу у основания шеи. Качая головой, она убрала руку.

— Сержант Робертсон вынуждена доложить о сбое в системе, сэр.

Он рассмеялся: рваный, колючий звук. А потом поднял обе руки и провел пальцами по промокшим от пота волосам.

— Умер, — повторил он. — Контур показал, что я мертв, в ту секунду, когда я сказал тебе, что меня сотрут. — Его дыхание уже почти вошло в норму, и он чувствовал себя совершенно спокойным, хотя и измотанным, как никогда прежде. — Кажется, я ему поверил… запаниковал или… еще что-то. Я им верил!..

— А Контур, — с надеждой спросила Мири, — он исчез? Сломался?

— Нет… Здесь, по-прежнему. Думаю, не сломался. Но, возможно, его запрограммировали так, чтобы он мне лгал… Ты это понимаешь? — неожиданно спросил он у нее. — У меня отняли так много! Сказали — чтобы я выжил. Ведь выжить же важно, правда? Мою музыку, мои сны… так много… и все для того, чтобы давать жизнь штуке, которая лжет… — Он потер лицо ладонями. — Не понимаю…

Мири осторожно прикоснулась к его руке. Он мгновенно перевел взгляд на нее, заметив ее неуверенность и напряженность.

— Да?

Она прикусила губу.

— Извини… что значит — стереть?..

Ее голос был тихим и робким, почти не ее.

Он чуть поменял позу, ударившись ногой об упавшую гитару. Неловко двигаясь, он поднял инструмент, нежно обхватив расколовшийся гриф.

— Ах ты, бедняжка…

Подняв глаза, он слабо улыбнулся.

— Стереть — это… — Он покачал головой, с тревогой ожидая появления призрачных уравнений. — Был создан аппарат, в соответствии с идеей о том, что было бы… удобно… если бы шпион не изображал кого-то, а становился им. Считалось, что этого можно добиться… сгладив собственную личность шпиона и наложив поверх нее другую. — Он ничего не видел. Экран перед его внутренним взором оставался пустым. — Когда задание будет выполнено, вторую личность устранят, а личности агента позволят вернуться.

Он замолчал, чтобы перевести дыхание. Мири пристально наблюдала за его глазами. На лбу у нее залегла тонкая морщинка.

— Аппарат работал плохо. Единственное, что он делал, — это полностью устранял первую личность. На остатки привить новую личность не удавалось. И обычным обучением уже нельзя было воспользоваться. Личность исчезала безвозвратно, хотя тело могло дожить до весьма почтенных лет.

Ее сотрясла дрожь, и она опустила голову, судорожно сглотнув и зажмурившись. Ее затошнило.

— Мири!

Теплые пальцы скользнули по ее щеке, потом легли под подбородок, мягко настаивая на том, чтобы она подняла голову. Она послушалась, не открывая глаз, и спустя секунду почувствовала, как он утирает ей слезы.

— Мири, посмотри на меня, пожалуйста.

В следующий момент она открыла глаза, но улыбнуться не смогла.

Его собственная улыбка получилась более убедительной, чем при прошлой попытке. Он покачал головой.

— Было бы разумнее не оплакивать меня, пока тебе не покажут мое тело.

— Если мне покажут зомби, я его пристрелю!

— Я буду тебе очень благодарен, — серьезно ответил он.

Мири выдавила кривую улыбку, внимательно посмотрела в его усталые глаза. Ей хотелось надеяться, что недавняя сценка — это последняя драма, поставленная его безымянными боссами. Достаточно отвратительная — и потенциально достаточно смертоносная. А что, если бы в ту секунду, когда включилась эта проклятая… паника, он вел перестрелку или находился в какой-нибудь еще сложной ситуации, к которым он так склонен?

Убийство с помощью экстраполяции? Она отбросила эту мысль.

— Как ты сейчас? — решилась она спросить, когда Вал Кон опустил руку, нашел ее ладонь и осторожно переплел с ней пальцы.

Он улыбнулся.

— Устал. Не каждый день удается умереть и остаться в живых, чтобы рассказать об этом.

Она ухмыльнулась и сжала ему руку.

— Хочешь встать? Или принести тебе одеяло?

— Встать, наверное.

Но это было легче сказать, чем сделать. Каким-то образом им двоим удалось подняться на ноги. Они стояли рядом, привалившись друг к другу.