BRONZA

Сколько себя помнил, виконт ни разу не принимал своей демонической формы, потому что ненавидел злобную тварь, притаившуюся в нем. Но сейчас вокруг сузившихся зрачков, поглощая синеву, расцвел страшный багровый цветок. С глухим рычанием он дернул цепь на себя. Спружинив, та натянулась до предела. Одно из звеньев не выдержало. Разогнулось. Конец цепи со звоном отлетел и, ударив герцога Клеманса по лицу, распорол кожу.

Виконт бросился к разгорающемуся костру. «Прости!» Острые когти чиркнули по горлу отрока, останавливая ужас мучительной смерти в его расширенных глазах. Подхватив на руки, он вынес мальчика из огня. Прижимая к себе залитое кровью хрупкое тело, смотрел на брата сурово и непрощающе. Он вспомнил его имя.

– Ивама! Монсеньор сказал – тебя нельзя убить! Не сейчас! Но он не говорил, что и мне тоже нельзя – умереть!!

Тот не стал мешать брату. Стоял и смотрел, как перед ним совершается почти ритуальное самоубийство. И в ярко-голубых глазах уже истаяла странная печаль, от которой виконту стало бы больно, загляни он в ее пронзительную глубину. Она заставила бы его многое понять, но он уже умер.

«Какое самопожертвование…» – скривились в усмешке губы герцога Клеманса. Даже мертвым брат продолжал прижимать к груди своего оруженосца.

– Выбросите этот мусор за борт! – приказал он миньонам, пнув ногой тело в сверкающей на солнце паутине сказочного ожерелья. Сломанные игрушки, они больше ни на что не годились.

Голова повернулась. Налетевший ветер швырнул на застывшее лицо каштановые пряди, прикрыв незрячие, пустые глаза. Отдав последний долг мертвому вместо того, кто мог это сделать, но не сделал. Просто стоял и смотрел, зажимая рваную рану на лице. Сквозь пальцы сочилась кровь. Алая, по белой руке.

– Милорд! Ваше лицо! Позвольте нам зализать эту ужасную рану!

– Нет, Ши! Пусть останется на память о брате!

– Вы серьезно?!

– Конечно же, нет!

Выдернув серебряный поднос из-под вазы с фруктами, герцог Клеманс вгляделся в свое отражение. Безобразная рваная рана уродовала лицо от виска до подбородка.

– Избавьте меня от нее. Не ходить же мне такой образиной! – воскликнул он и отшвырнул поднос.

– Возвращаемся домой! В милую сердцу Британию!

Беззаботно рассмеялся злой ребенок.

10 глава

Лондон, 1935 год. Дьявольская Трель

– Марк, бездельник! Опять спишь на работе! Уволю!

Широкая ладонь редактора с грохотом опустилась на его стол. От неожиданности Марк подпрыгнул вместе со стулом и новеньким «Ундервудом». На пол посыпались карандаши и скрепки.

– Вовсе я не сплю… – не поднимая на шефа глаз, буркнул он. Привел в порядок заспанное лицо. Так сладко спал, что пускал слюни. Снились шоколадные трюфели, которыми вчера объедался в кондитерской швейцарца Бенедикта. Придвинув к себе бумаги, посмотрел на начальство взглядом доброго щеночка: – Так, задумался немного… над статьей… – солгал он.

– Ага, шеф! Вы не переживайте, что наш мальчик перепутал Музу с Феей сна… – раздался за спиной ехидный смешок, – он спит, а его левая рука сама пишет, пишет…

«Проклятый Лепрекон!» – Марк сердито глянул через плечо. Там, развалившись на стуле, задрав ноги на угол стола, на него скалил свои желтые прокуренные зубы Питер О’Греди. С огненно-рыжими патлами и шкиперской бородкой, мусоля во рту чубук пеньковой трубки, он смотрел на них с шефом бесстыжими глазами мартовского кота.

Фотокор от бога и совершенно несносная личность в человеческом аспекте. Взрослый мужик, он вел себя как двенадцатилетний пацан. Обожал розыгрыши и, делая разные мелкие пакости, уверял всех, что это ужасно весело. В редакции его по фамилии даже не звали – «Питер Пэн», и все. «Наверняка уверен, что и летать умеет…» – подумал с неприязнью Марк, отворачиваясь.

Какое-то странное напряжение возникло между ними сразу. Словно он уже что-то задолжал О’Греди, тот стал задирать его с первой или, может быть, пятой минуты, стоило Марку появиться в редакции. Шуточки Питера, раз от раза все более соленые и злые, он терпел довольно долго, но однажды сорвался. И сам не понял, откуда взялась та дикая злоба, с которой, метнувшись к О’Греди, схватил того за горло. Пальцы сами сжали адамово яблоко Питера.

– Разинешь пасть в мою сторону… еще хоть раз… – Марк произнес весомо, уставившись на него зрачки в зрачки, – удавлю!

И увидел, как по зеленой, с нахальными рыжими крапинами, радужке глаз О’Греди растекается страх. Неподдельный, животный страх. Устыдившись внезапной вспышки собственного и такого яростного гнева, он выпустил горло Питера так же резко, как схватил, и торопливо зашагал прочь. По коридору. К лифту. На улицу.

Ехал в омнибусе, вспоминал побледневшее лицо фотокора, и уголки губ подергивались в кривой усмешке. Извиняться не стал. Впрочем, Питер и не обиделся, правда, язык на время прикусил. Но воздерживаться от зубоскальства этот «лепрекон» долго не смог. Вот и сейчас подшучивал над Марком, но вполне безобидно. Не забывал держать дистанцию.

Ладонь шефа вновь опустилась на стол Марка, пришлепнув небольшой квадрат плотной веленевой бумаги с золотыми вензелями.

– Что это?

– Приглашение на благотворительный бал в посольство! Фрак, надеюсь, ты не успел сдать обратно в прокат?

– Нет…

– Вот и отлично! Поезжай домой, приведи себя в порядок, и чтоб завтра у меня на столе лежало интервью с послом! Настоящее! А не та размокшая «овсянка», что ты принес мне в прошлый раз.

– Но почему я? Почему опять, я? – возмутился Марк. – Я уже беседовал с ним… И что?! Да у этого тевтонца такое лицо… Можно подумать, он один знает, где зарыты сокровища Нибелунгов! Пытай – не скажет!

Он сердито сунул недописанную статью в портфель. Сдернул пиджак со спинки стула.

– Вот и допросишь с пристрастием, где именно он их зарыл! – хохотнул густым баритоном главный редактор, направляясь к себе в кабинет.

«Он ведь это не серьезно, а…» – уставился Марк в широкую спину шефа.

– Пошлите вон О’Греди! Он вам вмиг слетает… Питер Пэн! – и поискал глазами куда-то уже незаметно испарившегося фотокора.

Взявшись за ручку двери, редактор обернулся.

– Извини Марк, но «полетишь» ты! Приглашение на твое имя. А мне важно знать все о его политических амбициях и особенно важно мнение посла о том, что творится в его чертовой стране! – шеф с грохотом захлопнул за собой дверь, поставив жирную точку в их разговоре.

Марк вышел в коридор. О’Греди и еще несколько журналистов дымили в углу. Все весело лыбились в его сторону.

– Эй, Марк, будь на балу паинькой! Смотри, не ударь там в грязь лицом! Британия надеется на тебя, сынок! – попыхивая трубкой, напутствовал его Питер под одобрительные смешки остальных. – Да не забудь почистить зубы! Вдруг посол захочет выпить с тобой на брудершафт?! О, готы! Очень они уважают это дело – целоваться!

– Да пошли вы… – огрызнулся Марк, проходя мимо смеющихся коллег.

В спину ему донеслось деланное возмущение Питера.

– Да что вы ржете, парни! Я сам был тому свидетелем! У меня и доказательства имеются! Вот пленку проявлю – увидите, как посол балериной порхает вокруг нашего мальчика! Я вам серьезно говорю! Только Марк спросил у посла, с какой целью тот прибыл в Лондон, немца бац – столбняк и хватил!

По коридору разнесся жизнерадостный гогот. «Козлы…» – поморщился Марк, нажимая кнопку лифта.

На улице он некоторое время раздумывал: поехать ли сразу домой или зайти сначала в кофейню напротив – заесть свою досаду. Выбрал последнее. Занял столик у окна, заказал полдюжины пирожных с заварным кремом, две чашки какао и вишневый мусс с шапкой взбитых сливок. Отправил в рот засахаренную вишенку и, повертев креманку с муссом, решая, с какого боку приступить к еде, задумался. Его первое политическое интервью, в самом деле, потерпело полное фиаско…

Мало того, что немец не ответил ни на один заданный ему вопрос, так еще сам (с безупречным кембриджским произношением) забросал Марка вопросами. Откуда он родом? В каком месяце родился? Не замечал ли за собой ничего странного? Например, желание укусить кого-нибудь. Любит ли сладкое и как ему спится по ночам? При этом тщательно, бисерным почерком, заносил ответы в свою записную книжечку. Затем, вежливо извинившись, отлучился в соседнюю комнату.

За неплотно прикрытой дверью он слышал, как посол отрывисто (словно лает) по-немецки разговаривал с кем-то по телефону. И естественно, ни слова не понял из его речи. Потому что, как любой провинциальный «кокни», считал ниже своего достоинства изучать другие языки. Половина мира говорила на английском – почему бы и остальной половине не сделать то же самое.

Покосившись на О’Греди, развалившегося в кресле в ожидании, когда ему разрешат фотографировать, заметил, что тот смотрит на него, растянув губы в нагловато-снисходительной усмешке, придававшей лицу Питера черты демона-искусителя. «Наверное, часами перед зеркалом тренируется…» – подумал Марк язвительно, понимая, что поддержки от этого остряка не дождется.

Вернувшись, посол попросил подождать с интервью буквально пару минут, взял Питера под руку и принялся обсуждать с фотокором ракурсы съемок. Кажется, он в этом неплохо разбирался. Кончилось тем, что, увлеченно беседуя, они оставили Марка в комнате одного. Ждать пришлось долго. Посол вернулся уже один. Извинившись за непредвиденную задержку, пообещал дать интервью как-нибудь в другой раз и сославшись на дела, вызвал секретаря проводить гостя.

Аккуратный, прилизанный, в отлично сидевшем на нем костюме, молодой человек бросил на Марка заинтересованный взгляд и жестом пригласил следовать за собой. На улице, предупредительно распахнув перед ним дверцу посольского мерседеса, спросил, где он живет. Куда его отвезти? А он не понял, ему только показалось или действительно в глазах секретаря мелькнул злобный огонек? Выражение лица молодого человека оставалось все таким же приветливым и милым, почему же тогда взгляд такой, будто Марк и ему задолжал что-то? Заупрямившись, он сказал, что возьмет кэб.

Как видно, такой ответ секретаря не устроил. Без лишних слов и телодвижений, оказавшись на удивление сильным для своей худощавой фигуры, тот толкнул его на заднее сиденье автомобиля, захлопнул дверцу, сел за руль и, повернувшись назад, к обалдевшему от неожиданности Марку, спросил, переходя на грубоватое «ты»:

– Ну, и куда же тебя отвезти?

Понимая, что выбора у него не осталось, Марк назвал адрес, желая поскорее избавиться от чудаковатого парня с его слишком навязчивой заботой. Автомобиль с пафосной медлительностью покинул респектабельно-чопорный Кенсингтон и направился в сторону Кемден-Таун. Возле пансиона, в котором он снимал меблированные комнаты, фразой «сиди, открою!» предупредив поспешность его действий, помощник посла вышел из машины, с поклоном распахнул перед Марком дверцу, пожелал удачи (а она тебе понадобится! – усмехнулся криво) и уехал.

Поднимаясь к себе наверх, он не знал, что и подумать о такой странной манере поведения. «Не слишком ли искаженное представление о гостеприимстве? Все-таки загадочный народ – эти немцы…» – решил в конце концов Марк.

– Что-то не так, сэр?

Участливый голос официантки вывел его из задумчивости. Обнаружив себя сидящим с надкусанным эклером в руке (растаявшая глазурь перепачкала все пальцы), Марк сердито глянул на девушку. Его красноречивый взгляд – «Больше всех надо, да?» – заставил официантку обиженно поджать губы и отойти от столика. «Я что, выгляжу настолько беспомощным?» – раздраженно подумал он, засовывая пирожное в рот. Быстро расправившись с остальным десертом, расплатился и вышел на улицу. Поймав кэб, поехал домой.

В квартире, разбросав вещи во все стороны, плюхнулся на стул, опасно заскрипевший от вредной журналистской привычки раскачиваться на этих предметах мебели. Повертел в руках приглашение. Почему-то у него было неясное ощущение, что идти на бал в посольство не стоит. Не лучше ли заказать на дом печенье от «Valerie», принять душ и завалиться спать. Или сесть за стол и попробовать написать следующие несколько строк в начатом недавно детективном романе о душевнобольном ублюдке, убивающем молоденьких девушек.

Он глянул на лист, торчащий из пишущей машинки. Там можно было прочесть: «Дьявольская Трель» – название романа – и одно единственное предложение: «”Приют Купидона” было написано на неоновой вывеске мотеля около автострады…»

Швырнув приглашение на стол и продолжая раскачиваться на стуле, потянулся гибким, поджарым телом. Любитель объедаться на ночь венскими вафлями хозяйки пансиона, ложившийся поздно и встававший по утрам с большим трудом, Марк не занимался спортом. Лентяй, даже в боксерский клуб на соседней улице изредка ходил лишь за тем, чтобы выплеснуть накопившуюся в нем агрессию, и только. Но на фигуре такой образ жизни пока не сказывался. Спасала профессия, на месте сидеть не приходилось: журналиста кормили ноги.

Свалившись со стула от раздавшегося неожиданно звонка, бросился к телефону.

– Так ты до сих пор дома, бездельник! – услышал Марк в трубке громогласный баритон редактора.

– Ничего подобного, я практически уже на балу! Ловлю такси! – заверил он начальство, невольно вытянувшись в струнку.

– Свежо предание, но верится с трудом! – рассмеялся шеф. – Ладно, не забудь принять душ и надеть фрак! Пришлю посыльного с бутоньеркой!

В трубке раздались короткие гудки. «Черт, он что, шпионит за мной каким-то образом…» – оглядевшись по сторонам, Марк задернул на окне штору, так, на всякий случай. Впрочем, не особенно удивившись проницательности своего начальника…

Закончив школу, он купил билет до Лондона в один конец и, ничего не сказав родителям, сбежал из дома. Сойдя с поезда, оставив вещи в камере хранения на вокзале, просто шатался по городу, любуясь достопримечательностями столицы.

Впечатлившись красным двухэтажным автобусом, разинув рот, шагнул вперед и чуть не угодил под колеса другого омнибуса. Испуганно шарахнулся назад, на тротуар. Запнувшись за что-то, потерял равновесие и влетел головой в живот идущему навстречу прохожему. Охнув, тот отфутболил его наметившимся плотным брюшком, и Марк стал падать в лужу. И упал бы, если бы шеф не схватил его за рукав. Удержав, похлопал по плечам. Спросил добродушно:

– Вижу, первый день в Лондоне! Что ты делаешь на Флит-стрит? Ищешь работу?

Потративший последние деньги на сэндвичи, задуматься о том, что будет делать дальше, оставшись один в незнакомом городе, разумеется, Марк не успел.

– Понятно. Родных у тебя здесь нет. Могу предположить, что и жилья тоже! – заметил на его молчание будущий работодатель. – Тысяча чертей! Ну что прикажете делать с этими глупыми мальчишками?! Родители хоть знают, где ты?

– Нет, – чистосердечно признался Марк.

– Хорошо, идем со мной.

Шеф развернул его за плечи и подтолкнул к широким ступеням, ведущим к массивным, сверкающим стеклом, дверям. Из них то и дело кто-то выходил и входил. Марк в недоумении уставился на позолоченную вывеску над входом в святая святых – издательский дом «Glen Field & Co», обернулся назад, еще не веря.

– Надеюсь, работа курьера тебя устроит? – широкая ладонь шефа хлопнула его между лопаток и, пролетев сквозь двери, он очутился в торжественно-величавом холле здания.

Вечером шеф позвал его к себе в кабинет. Положил перед ним ключи.

– Квартирка маленькая, конечно, и в ней давно никто не жил… Но, думаю, привередничать ты не станешь? – спросил он.

Рассыпавшись в благодарностях, Марк схватил ключи со стола.

– Плату за жилье буду вычитать из твоего жалованья! – остудило его радость начальство. – Ну, беги. Завтра чтоб в полвосьмого уже был здесь! И не рассчитывай, что сможешь бить баклуши! – отпустил его шеф.

Курьером Марк проработал полгода. Как-то шеф протянул ему статью, попросил прочитать и написать своими словами, что он об этом думает.

– Сыровато… сыровато… – похвалил довольно сдержанно, потом широко улыбнулся. – Что ж, мой мальчик… начнем шлифовку неограненного алмаза твоего таланта! – воскликнул он, торжественно прихлопнув ладонью листы с написанной Марком коротенькой статьей.

Под руководством шефа он быстро освоился в журналистике, очень скоро став «неудобным» журналистом. Расследуя преступления не хуже Шерлока Холмса, писал хлесткие, жесткие статьи. Выбрав для себя криминалистику, бизнесом и политикой не интересовался, поэтому задание редактора взять интервью у нового германского посла воспринял без особого энтузиазма…

Вспомнив свой недавний провал, Марк снова недовольно нахмурился. И тут почувствовал голод. Тот самый неприятный голод. Соорудив на скорую руку пару сэндвичей с джемом, жуя на ходу, отправился в ванную.

Голод… тот самый. Конечно, он не верил, что в одно прекрасное утро вдруг обрастет шерстью, отрастит клыки и набросится на родных, но отчасти это тоже повлияло на его решение сбежать из дома.

А началось все, когда ему исполнилось двенадцать. Сначала на него наваливалась непонятная тоска, делая все вокруг совершенно безрадостным. Мир терял все свои краски, а следом начинала мучить жажда. До зубовного скрежета и обильного слюноотделения он мечтал о куске сырого мяса, еще парном, сочащемся теплой кровью.

По утрам, разглядывая свое отражение в зеркале, боялся обнаружить у себя признаки ликантропии. Но, слава богу, оборотнем не стал, шерстью не оброс, хвостом не обзавелся, а с неприятным чувством голода справился, объевшись однажды маминых тыквенных кексиков. Оказалось, «тот самый» голод пропадал, стоило заесть его чем-нибудь сладким…

Услышав какой-то подозрительный шум, Марк выключил воду и выглянул из ванной. В маленькой гостиной все было по-прежнему. Вещи, как обычно, валялись на своих местах. Замотав бедра полотенцем, он прошел в крохотную спальню. Здесь тоже никого не было. Только распахнулось окно. Высунувшись наружу, внимательно оглядел улицу, протекавшие под самым домом воды канала Риджентс, потом вернул на место оконную створку и защелкнул шпингалет. Но неприятное ощущение сверлящего затылок взгляда осталось.

В дверь настойчиво постучали. Вихрастый, конопатый мальчишка-посыльный со своим «здрасьте» отдал ему небольшую коробочку и протянул руку ладонью вверх. «За чаевыми…» – догадавшись, Марк машинально полез в карман за кошельком, но в полотенце карманы отсутствовали. Мальчишка от души посмеялся над бестолковым дяденькой.

11 глава

Никто не знает, откуда приходит любовь и какую цену она заставит тебя заплатить за минуты, дни или годы счастья. Никто не знает, как долго она будет с тобой и что возьмет у тебя, уходя. Может, ты сможешь склеить осколки своего разбитого сердца и начнешь жить заново, а может стоит разбить стекло и сделать шаг навстречу пустоте… Влюбившись, мы становимся беззащитными перед теми, в кого влюблены. Но никто не знает, куда надо свернуть, выходя из дома, чтобы не столкнуться с любовью.

Бал в посольстве был в самом разгаре. Музыка, свет, смех, толкотня, когда все сливается и никому нет до тебя никакого дела. Так чтo заставило дрогнуть сердце? Почему он заметил ее, не увидев даже лица? Девушку в дорогом, но элегантно-простом платье под руку с грузноватым, пожилым мужчиной. Тяжелый узел русых волос на затылке заколот ажурным испанским гребнем. Нитка жемчуга на шее, тонкая фигурка, стройные ножки, обутые в изящные лодочки.

Девушка чуть повернула голову, и единственно для него остановившееся время превратило все звуки в отдаленный гул. Толпа раздвинулась, обозначив пространство, в котором шествовала она. А он уже стоял в этом круге. Круге обреченных на любовь…

Марк шел к ней на ватных ногах, бесконечно долго, так ему показалось, а когда дошел, то, утратив вдруг плавное течение речи, с трудом ворочая косным языком, пригласил на танец и замер, позабыв дышать. В ожидании неминуемого отказа.

Эльза подняла на него огромные темные глаза косули, ободряюще улыбнулась и протянула руку, принимая его приглашение. Не веря своему счастью, он бережно сжал ее пальчики в своей ладони, обнял девушку за талию; они сделали несколько шагов, чтобы попасть в такт и закружились под звуки венского вальса. И продолжали кружиться, когда музыка уже закончилась. Заметив, рассмеялись и выбежали на балкон. Лестница вела с него в освещенный фонарями ухоженный парк. Там стояли качели.

Уместившись на сиденье вдвоем, весело дрыгали ногами, раскачиваясь на качелях. Взлетая вверх и падая вниз, Марк вдыхал аромат ее волос, сладкий и одновременно горький до слез, какой-то странный, исходящий только от нее запах. Видел выбившийся из прически, словно бы живущий своей жизнью, завиток на шее Эльзы.

Безумно хотелось прикоснуться к нему, разгладить пальцами. Все это почему-то делало его по-глупому счастливым. Без борьбы сдавшись чувству, захватившему его целиком, чувствовал, как бунтует тело оттого, что она слишком близко, и от этого так пьяно кружилась голова.

Прощаясь, Эльза пригласила его на следующий день сопровождать их с тетушкой на очередной благотворительный обед. Его лицо радостно вспыхнуло, и она не удержалась, чмокнула Марка в щечку. «Совсем как потерявшийся щенок…» – подумала девушка, садясь к отцу в машину. Бал в посольстве закончился, они возвращались в отель «Ritz» в Сент-Джеймс.

Мысли о новом знакомом и там не оставляли ее. В своем кругу, среди знакомых отца, ей пока не встречался еще человек с такой светлой душой. Но сердце Эльзы, скупое и жадное, привыкшее только брать, не умело любить. Засыпая, она решила, что будет славно поиграть с этим пушистым, неуклюжим и таким доверчивым щенком. Потом вернуться домой, в Баварию, бросив его здесь, в Лондоне. Некоторое время они будут переписываться, но постепенно переписка заглохнет и все забудется само собой.

– Простите, сэр! – извинился он перед молодым мужчиной, с которым нечаянно столкнулся в дверях кондитерской.

Джентльмен, а это был настоящий джентльмен, если судить по его внешнему виду, минуту смотрел на Марка с недовольной миной, после чего с радостно-удивленным восклицанием полез к нему обниматься.

– Вы, собственно, кто?! – опешил Марк, высвобождаясь из его объятий, уверенный, что видит этого человека впервые.

– «Собственно» и «кто»? О, сейчас мы это узнаем!

Незнакомец с улыбкой шагнул к нему и зачем-то ткнул пальцами в лоб.

– Эй, подождите! Что это вы себе позволяете? – успел еще возмутиться Марк, но тут под колени будто врезали дубиной, а уже в следующее мгновение, показалось или нет, на голову обрушилась крыша. Последнее, что он запомнил, как инстинктивно, чтобы не упасть, вцепился в незнакомца.

– «Ты в порядке? Ничего… это скоро пройдет…» Откуда-то издалека, сквозь забившую уши вату, донесся приятный, полный заботливого участия голос. Перестав жмуриться, Марк открыл глаза. Они сидели за столиком в кондитерской «Valerie», где пять минут назад он покупал себе пирожные.

– Так, вы – мой дядя? – почему-то уверенный, что они родственники с этим удивительно красивым и, несомненно, богатым джентльменом, спросил он и слегка замялся: – Простите, никак не могу вспомнить вашего имени.

– Зови «дядей»! Этого пока достаточно! – ответил дядя таким тоном, что было непонятно, гордится он своим статусом или издевается над этим.

– А-а… – не очень уверенно протянул Марк. В желудке продолжали прыгать лягушки, а все тело неприятно ломило. Он до сих пор чувствовал себя попавшим под колеса омнибуса.

– Это последствия обморока! – бодро заметил дядя, взглянув на его позеленевшее лицо. – Тебе нужно что-нибудь выпить!

– Я не пью!

– Тогда непременно что-нибудь съесть! Думаю, десерт не помешает! Ты по-прежнему сладкоежка? – дядя снисходительно похлопал его по руке. Щелкнув пальцами, сделал заказ вмиг подлетевшему к их столику официанту.

Марку не очень понравилось, как за него все быстро решили, он привык самостоятельно принимать решения.

Оглядевшись по сторонам, дядя вдруг спросил:

– Ты разве один? А где же тот чудесный ребенок, не доживший до совершеннолетия, что вечно цеплялся за твой плащ?

«Не доживший… ребенок… плащ…» Закралась нехорошая мысль, что перед ним – сумасшедший. Марк тоже огляделся по сторонам. Не спешат ли к ним дюжие санитары со смирительной рубашкой, чтобы позаботиться о сбежавшем от них пациенте. Кажется, дядя догадался, о чем он подумал, потому что весело и очень заразительно рассмеялся.

– Так ты больше не служишь этому лживому мерзавцу? Неужели правда, что теперь ты – вольная птица? – задал он странный вопрос. – Говорят, ты неплохой журналист! На досуге, будет время, почитаю твои статьи!

– Вы – англичанин? – спросил Марк, неожиданно для себя заинтересовавшись национальностью родственника. В дядиной речи чувствовался небольшой акцент.

Тот, мечтательно подперев кулаком щеку, чуть склонил голову набок.

– Не знал, что буду скучать по старушке Англии, пока не вернулся сюда… – ответил дядя с некоторой задумчивостью. – По натуре я – космополит. Люблю путешествовать…

И тут случилась катастрофа. Марк услышал, что его окликают по имени и оглянулся. Эльза радостно махала ему рукой. Ее тетушка как раз прислушивалась к мнению официанта, выбирающего для них с племянницей столик.

Почему-то Марку совсем не хотелось знакомить внезапно обретенного родственника с любимой женщиной, но и сделать вид, что его здесь нет, было уже невозможно. Он расстроился. А Эльза, бросив свою престарелую компаньонку, легкой походкой уже спешила к их столику. В дядиных глазах заплясали лукавые смешинки.

– Так вот в чем причина твоего ренегатства! – воскликнул он весело. – Любовь! Неужели она? Что ж, представь меня этой очаровательной леди… Если у тебя серьезные намерения, то мы скоро, вероятно, станем родственниками!

С этими словами Оуэн встал из-за стола, галантно отодвинул стул, приглашая девушку брата присесть за их столик. Воспользовавшись для комплимента парой строк шекспировского сонета, приложился к ее пальчикам жестом истинного джентльмена. От него не ускользнуло, как быстро потупилась девушка, вся зардевшись.

А Эльза, спрятав лицо за картой меню, пыталась справиться с нахлынувшими на нее незнакомыми ей чувствами. Все, чем она была до того, когда немного растерянный Марк с кислым видом представил ей своего дядю, вся ее спокойная, разложенная по полочкам, размеренная жизнь разбилась о пронзительный взгляд этого мужчины.

Его красота, ироничность улыбки, холодок цинизма в ярко-голубых глазах. Он был притягателен и пугающе, до слабости в коленях, опасен. Сейчас он мог бы взять ее за руку, отвести куда угодно и овладеть ею, не спросив разрешения. О, она была уверена, он сделал бы это с ней – пожелай Он этого. Девушка подняла на него в томной поволоке глаза и получила в ответ многообещающий взгляд.

Поглощенный клубничным десертом, совершенно неопытный в искусстве соблазнения, даже не подозревающий о существовании флирта между мужчиной и женщиной, Марк не заметил этого молчаливого диалога между Эльзой и дядей. А тот, допив свой черный кофе, вдруг сославшись на неотложные дела, быстро распрощался, оставив их одних.

Когда его высокая, статная фигура в светлом пальто исчезла за дверью кондитерской под звяканье колокольчика, Эльза словно умерла и родилась заново. Сердце капризной наследницы германского магната познало муки первой любви.

На улице сдержанные в проявлении эмоций лондонцы обращали внимание на хорошо одетого джентльмена, хохочущего, как сумасшедший. Стоило ему замолчать, чтобы перевести дух, как новый приступ совершенно дикого хохота опять набрасывался на него.

«Блаженны незнающие! Я никогда не позволю сбыться твоим мечтам, дурачок!» – отсмеявшись, Оуэн достал платок промокнуть прослезившиеся глаза, потом помахал рукой, подзывая машину. Личный шофер с предупредительностью распахнул дверцу перед хозяином.

– Домой! – распорядился Оуэн.

Вернувшись в Кенсингтон, где недавно приобрел роскошные апартаменты, он бросил бежевое, из мягкой верблюжьей шерсти пальто на руки дворецкому и сразу же направился к себе в кабинет. Не желая, чтобы слуга излишним усердием беспокоил его, захлопнув дверь, закрылся на ключ. Упал в кресло за письменным столом и, подперев руками голову, уставился прямо перед собой. Его взгляд ушел в себя.

«Спящая душа? Надо же, какое извращенное великодушие! Сколько изобретательности в желании получить прощение! Но он ведь ничего не помнит, верно? Чтобы оценить щедрость твоего «подарка». Вот и получается, что ты отвратительный лицемер… Сэйрю! Ты не сделал Марка счастливей оттого, что он ничего не знает о своем прошлом. Зато теперь ты можешь с легкой душой выдавать сам себе индульгенции!» – подумал Оуэн с горькой иронией. Порывисто вскочил с места, пометавшись по комнате, шагнул к окну, прижался лбом к стеклу. Он, наконец-то, нашел брата и не собирался больше терять его.

Раздался негромкий стук в дверь, Оуэн с недовольством обернулся. Щелкнув замком, дверь отворилась сама. Вошел сухопарый немолодой дворецкий, довольно чопорный в своем строгом костюме и белых перчатках. Доложил, что гости уже прибыли и ожидают господина в гостиной наверху.

– Хорошо, предложи нашим гостям выпить. Я присоединюсь к ним через некоторое время. Пусть потомятся немного…

Взмахом руки отпустив слугу, он снова отвернулся к окну. Задумчиво смотрел на длинное, плывущее по небу перистое облако, очень напоминавшее китайского дракона. «Тварь дрожащая, я знаю: ты снова заставишь его страдать…»

Дворецкий с достоинством поклонился, но, покидая кабинет, задержался на пороге. Во взгляде хозяина сквозила странная печаль. А ему никогда не приходилось видеть его таким прежде. Без «доспехов». Выглядевшим с ранимой беззащитностью.

«Значит, даже за этой ледяной скорлупой холодного высокомерия может гореть живой огонь искренних переживаний! Наверное, это больно, когда начинает оживать душа, а ты уже решил, что она умерла…» – подумал дворецкий, вдруг почувствовав некоторую неловкость оттого, что застал своего господина в момент его уязвимости. Стало стыдно, словно он подглядывает за ним. Очень тихо слуга прикрыл за собой дверь.

Оуэн все так же задумчиво продолжал смотреть на плывущие по небу облака. Его настроение изменилось. Теперь, обретя потерянного брата, можно было бросить свою затею – создание собственного рыцарского ордена.