BRONZA

– Мы заключим сделку! – сказал он. – На несколько дней ты забудешь о своей дворянской гордости и станешь моим настоящим рабом! Будешь выполнять все мои прихоти, все мои капризы и желания! Скажу лизать мне сапоги – будешь!

Виконт негодующе уставился на него, и тот улыбнулся ему с ласковым коварством.

– О, это лишь на время, пока мой корабль идет в Кале! – уточнил герцог с самым невинным видом. – Не волнуйтесь, mon ami… Я высажу вас обоих на берегах любезной вашему сердцу Франции! Ты вернешься в Руан, в свой миленький «дворец» под названием «Сверчок»! К своей пышке – мадам Леру… Интересно, и куда вы там только смотрели… в этой вашей гостинице? – полюбопытствовал он. – Мадам – такая горячая штучка! Прямо вопит «возьми меня»! Я бы и сам не прочь, но у нее… – его брезгливо передернуло, – противный голос!

И усмехнулся, заметив неподдельное удивление на лице виконта. «Ну что за тупица! Даже не догадывался…»

– Итак, месье… Вы принимаете мои условия? Или подождем, пока Шибан обглодают его до костей? – спросил он, кивнув в сторону канапе. Маленький паж лежал на диване, лицо мальчика слегка порозовело, раны уже затянулись, он спал. Но миньоны сидели рядом. Они караулили свой «обед».

Молча, виконт кивнул. В ответ герцог Клеманс радостно хлопнул в ладоши.

– Превосходно! Раздевайся!

– …??!

– А, извини, у тебя связаны руки!

Порывисто вскочив со стула, он опустился на одно колено рядом с пленником.

– Я развяжу тебя… – предупредило белокурое, прекрасное, как цветок, создание, – но не надейся, что сможешь Сложить Ладони! Я отрезал тебе пальцы!

Потеряв дар речи, ошалевший, виконт уставился на свои руки. На правой не хватало мизинца и безымянного.

– Ну, не надо смотреть на нас такими глазами! – заметили ему капризным тоном. – Мы же пощадили твою левую руку. Шпагой владеть сумеешь! А заклинания? Что поделать… Увы, зло останется безнаказанным!

Крутанувшись на одной ноге, герцог Клеманс оседлал стул, уперев подбородок в сложенные на спинке стула руки. На лице ожидание, как у ребенка, наконец-то получившего долгожданную игрушку.

– А теперь раздевайся!

Виконт хотел подняться с пола.

– Нет-нет! Раздевайся на коленях! Ты мой раб! Забыл?

Одарив своего мучителя убийственным взглядом, пленник и не подумал выполнять приказ.

– Нет, ты не можешь отказаться! Ты дал мне слово дворянина! Исполняй же!

Нахмурившись, виконт стал быстро расстегивать пуговицы на камзоле. Его остановил раздавшийся веселый смех.

– Помедленнее! Я ведь не женщина, на которую ты спешишь запрыгнуть! Больше чувства, mon ami!

«Причем тут женщина?» Растерянность, придавшая лицу виконта довольно глупый вид, сделала его моложе. Злой ребенок чуть склонил голову набок. «Такой милый и такой непонятливый… Не дождусь, когда съем тебя… Но это потом, сначала – смешать с грязью твое достоинство и растоптать твою гордость…»

Медленно, а скорее неохотно, виконт стянул через голову батистовую сорочку и опустил руки. «Что дальше?»

Следящие за каждым его движением, искрящиеся насмешкой ярко-голубые глаза хищно сверкнули. Кончик языка быстро облизал уголок рта. С живым интересом испорченный ребенок разглядывал обнаженный торс мужчины в самом расцвете сил, стоящего перед ним на коленях. Прямые плечи. Широкую грудь. Плоский живот. Сильные мышцы под гладкой кожей. Темные соски. Родинку на шее, над самой ключицей. Он слышал, как в замешательстве, с каждой минутой все взволнованней бьется сердце пленника.

– Теперь повернись спиной. Спусти штаны и встань на четвереньки… – приказал герцог Клеманс. – Мы полюбуемся твоими достоинствами. Гончей… собачья эта поза будет под стать!

Лицо виконта дрогнуло, будто его обожгли плетью. Затем упрямо сжатые губы и потемневший от гнева взгляд дали понять, что только через его труп.

– Я жду!

В ответ на требовательный окрик, пленник без разрешения встал с пола. Брови упрямо сошлись к переносью. Шагнув к стулу, «раб» влепил своему «господину» увесистую оплеуху.

– Гадкий маленький ублюдок! Британская шваль, мать твою, я не стану игрушкой для твоей отвратительной, мерзкой похоти! – больше не сдерживая своего негодования, прорычал виконт, замахиваясь снова.

В него тут же, бульдожками, вцепились миньоны, поджав хвосты перед хозяином. Демон Кайя медленно выпрямился во весь свой рост. Нечеловечески страшные, с вертикальным зрачком, пылающие багрянцем глаза уставились на пленника, когтистая лапа потянулась к горлу виконта. Тот презрительно и зло расхохотался.

– Наконец-то ты показал мне свое «милое личико»! Ну, что уставился?! Хочешь убить меня? Тогда подбери слюни!

Его душила ненависть. Забытая, проснувшись, она вновь пожирала сердце, и от этой нестерпимой муки хотелось орать во все горло. Он вспомнил, кого ненавидел так давно, что ненависть уже сожгла ему сердце, оставив в душе бесплодную, выгоревшую дотла пустошь.

– Ну, что медлишь? Давай, убей меня, мерзкая тварь! Ты всегда ею был! Ненавижу! Ненавижу тебя!

Выплевывал он слова, сжимая кулаки до побелевших костяшек, до впившихся в ладони ногтей. Если бы сейчас в руках Кайи оказался хоть какой-нибудь клинок, не раздумывая, он напоролся бы на него грудью. Чтобы забыть все. Забыть и ненависть, и боль, что она причиняла. «У меня больше нет крыльев! Ты сломал их…»

Когтистая лапа, потянувшись к его горлу, замерла на полпути. Ярко-голубые глаза с любопытством, будто диковину, разглядывали виконта, но смотрели с неменьшей жестокостью, чем минуту назад на него смотрели пугающие глаза демона. «Так жаждешь смерти… мой дорогой братец? Кто же позволит тебе стать настолько счастливым…»

В воздухе что-то просвистело, мелькнул блеск металла, раздался характерный звук, с каким лезвие входит в человеческую плоть, но виконт не ощутил привычного холода смерти. Боевой топор, острее бритвы, одним точным ударом отсек по локоть руку маленькому пажу. Его недолгий вскрик тут же стих, без сознания отрок завалился на пол. Из раны хлынула кровь.

– Что еще отрубить мальчишке, чтобы ты перестал упрямиться? – спросил герцог Клеманс, перехватывая рукоять секиры. Попавшая ему на лицо кровь гранатовыми каплями украсила матово-белую кожу. – Твоя надуманная гордость – она стоит его страданий? И сколько она будет стоить, когда я живьем расчленю его у тебя на глазах? – ледяным тоном добавил он, но тут же спохватился с досадой: – Черт! Я же хотел посмотреть, как сопляк превратится в Латы. Во всю эту звонкую дребедень! А теперь что?! – шагнув к пленнику, сапогом наступил в темную, расплывающуюся на полу лужу. – Или ты еще не насмотрелся на его страдания?

Забрызганное кровью, прекрасное лицо жестокого ангела – оно привело в ужас сердце виконта.

– Перестань… Не надо больше…

Чуть склонив голову набок, герцог Клеманс прислушался. Брат из взрослого мужчины вдруг превратился в испуганного ребенка, потерявшегося в толпе, на незнакомой улице. «Что это с ним? – отложил он секиру, подошел ближе, вгляделся. – Ты же ничего не помнишь? Даже моего имени! Или… все-таки, что-то помнишь?»

– Милорд, как быть с мальчишкой? Если оставить так, истечет кровью…

Герцог обернулся. От запаха крови, а натекла уже приличная лужа, миньоны пришли в радостное возбуждение; они без конца облизывались, того и гляди, потеряют человеческую форму. Его губы недовольно скривились. Любимый абиссинский ковер был безнадежно испорчен.

– Пусть поживет пока… Разве мы можем лишить нашего пленника… – он снова повернулся к брату и задумчиво вглядевшись ему в лицо, произнес: – Такой превосходный стимул, чтобы стать покорным, не правда ли, mon ami?!

Виконт не отвел взгляда, чем вызвал у него усмешку. «Иметь сострадание, что может быть глупее…» – с презрением подумал герцог Клеманс, понимая, что совесть уже не позволит брату и дальше причинять страдания маленькому пажу.

Одарив ласковой улыбкой, он взял виконта под руку.

– Извини, кажется, я немного переборщил! Благородному шевалье – стоять на четвереньках, со спущенными штанами… ха-ха, конечно же, моветон! Тогда… как тебе… это…

И подтолкнул пленника к столу.

– Сними остальное, ложись грудью на стол и не забудь расставить ноги… Пошире! Надеюсь, возражений не предвидится? – приказал холодно, покосившись на окровавленную, на полу, секиру.

На этот раз виконт безропотно исполнил приказание. Лишь прикусил губу, когда чуткие пальцы, заставив вздрогнуть, незнакомой лаской заскользили вверх вдоль позвоночника. Вызвав странный трепет во всем теле.

– Не напрягайся так… С тобой пока ничего не случилось, – к нему склонилось чудовище. – Но стоит приготовиться к худшему!

«Ши!» – позвали над самым ухом, и руки виконта оказались скованы железной хваткой миньона.

– Ну, так как… любезный мой братец… тебе не приходилось еще быть ничьей шлюхой?

– Что?

Опрокинутая чернильница каталась из стороны в сторону, разливая чернила на разложенные на столе морские карты. Его с силой, которой невозможно было сопротивляться, толкало вперед, навстречу боли. Она была невыносимой. От нее темнело в глазах. Что вытворяет с ним это чудовище? Может, режет ремни из его спины или выламывает ребро за ребром? Он отказывался понимать происходящее с ним на самом деле. Весь тот позор, которому подверглось его тело, унизительно вздрагивающее от боли на каждый резкий толчок. Лучше умереть! Смерти он не боялся. Умирать было не страшно. Лишь несколько мгновений ледяного безвременья – и ты снова открываешь глаза. Для новой жизни. В новом теле. Но быть беспомощным, распятым чужой волей, запертым в клетке из мышц и костей – его сознание не было готово терпеть физические страдания бесконечно. И воля его дала трещину, он больше не смог сдерживать крик. Лучше убей! Молил он своего мучителя, выпрашивая у него смерть и свободу себе охрипшим, надтреснутым голосом.

– Да, что же вы так орете, mon ami! Это право же оскорбительно! Вот, подержите-ка пока… во рту… это…

В рот виконту затолкали скомканный кусок карты.

А боль уже достигла своего предела. Потому что сквозь туманящий сознание морок в голове зазвучал испуганный детский голосок. Быстрым, захлебывающимся шепотом он просил: «Не подходи ко мне… Не подходи! Не говори со мной… Нет, я тебя не слушаю! Не говори! Я не буду тебя слушать!» Виконт почувствовал, что начинает сходить с ума.

– «Ши!» – позвали недовольным тоном. – Сделайте с этим что-нибудь… – герцог Клеманс протянул конец цепи подошедшему миньону, – он больше ничего не чувствует. Тaк… мне скучно! – но, вглядевшись в затуманенные болью глаза виконта, рассмеялся: – О, кажется, я не прав! Чувствует! Что ж… позаботьтесь о нем, – отвечая каким-то своим мыслям, отмахнулся он небрежным жестом.

Обогнул стол, на котором всего минуту назад распинались достоинство и гордость пленника, и уселся с другой стороны. Зазвенело серебро. Перед ним сервировали на одну персону. Разворачивая на коленях салфетку, добавил жизнерадостно:

– А у меня разыгрался волчий аппетит! Морские прогулки и правда творят чудеса!

Выполняя приказ хозяина, миньон потянул за цепь. Не дожидаясь рывка, виконт выпрямился сам. Вынул изо рта кляп, сплюнул размокшие кусочки бумаги, стер кровь с губы. Очень хотелось пить, а если честно, напиться до полного бесчувствия. Проступившие на коже странные отметины, исполосовавшие все тело непонятным узором, быстро бледнея, исчезали прямо на глазах (они что-то смутно напоминали), но сейчас ему было не до разгадок. Виконт поискал глазами маленького пажа – тот крепко спал, он слышал его ровное, сонное дыхание. И культя была аккуратно перевязана. Он вздохнул, но чего было больше в его вздохе – облегчения за отрока или за свой позор, который тому не пришлось увидеть, разобраться не успел. Его снова потянули за цепь.

– Ложись на спину, руки за голову и раздвинь ноги, – приказал миньон, грубо толкая пленника на постель.

Убив его взглядом, виконт лег на спину, заложил руки за голову, но раздвинуть перед этой тварью ноги – он не мог заставить себя сделать это.

Послышался смех.

– Ну же, mon ami! Не капризничайте! – герцог Клеманс отправил в рот кусочек восхитительной розовой форели. Запил вином. – Не зли меня! – посмотрел он насмешливо. – Возьму и передумаю высаживать тебя в Кале. Высажу где-нибудь на холодных безлюдных берегах северной Нормандии. Голого! В кандалах! – пообещало чудовище, продолжая наслаждаться едой. – Вы, виконт, умрете со стыда прежде, чем доберетесь хоть до какого-нибудь жилища!

Миньоны одобрительно зафыркали остроумной шутке господина. Отвернувшись в неловком замешательстве, виконт развел ноги в стороны. На внутренней стороне бедер виднелись следы крови.

– О, я был так груб!

Заразительный смех злого ребенка прозвучал хлестче, чем любая издевка.

– А теперь, Ши… отравите его для меня…

Последнее, что услышал виконт перед тем, как его кожи коснулся, оставляя в паху слюняво-влажный след, горячий и шершавый язык, и сознание его тут же уплыло в нирвану. В райские кущи.

«Не плачь, глупый… Я отдам тебе свои крылья… Все хорошо, я держу тебя… Я не дам тебе разбиться…» Кто это говорил с ним? И когда?

Обнаженный, сидел он на вишневом шелке смятых простыней, прикованный цепью к ножке кровати, и пытался вспомнить, сколько же прошло времени с тех пор, как он добровольно отдал себя в рабство. Не давало покоя ощущение, что корабль уже давно должен был стоять в порту. Тогда почему они до сих пор в море?

С трудом виконт поднял свинцовую, будто в тумане, голову. Казалось, растянувшись, время превратилось в одну сплошную ночь: когда темнота смотрела на него яркими голубыми звездами, кожа горела огнем, а тело трепетало, изнывая от сладкой муки. И сколько бы он ни стискивал зубы – те самые звуки, он все равно издавал их. При воспоминании об этом лицо его мучительно покраснело. «А где же эта английская… – пальцы с силой сдавили виски, – где это чудовище?»

Послышались быстрые, легкие шаги. Распахнулась дверь, впуская в каюту солнечный свет.

«Помяни черта…» – тут же нахмурился виконт.

Отстегивая цепь, чудовище с улыбкой пожелало ему доброго утра.

– Сними это! – рванул он ошейник. – Я не убегу! Бежать все равно некуда…

– Нет! Теперь ты мой цепной пес! Хочу, чтобы ты не забывал об этом! – дернув за цепь, герцог Клеманс притянул брата к себе. Обнял за талию. – Ты выглядишь немного уставшим! – отметил он, заглянув в нахмуренное лицо виконта. – Я решил – с моей стороны несправедливо держать тебя все время взаперти. Прогулка по палубе пойдет тебе на пользу. Идем!

Виконт сумрачно промолчал. Показалось или нет, но изнеженный юнец, которого он встретил в Лондоне, вроде бы возмужал. Раздался в плечах, стал выше ростом. Да и вообще, чудовище преобразилось. С какой-то радости оно все светилось и к тому же улыбалось. И без этой своей ласковости. Вместо скромного платья корсара – длинный парчовый халат с широкими рукавами, расшитый диковинными цветами. Белые шаровары. Туфли с загнутыми мысками. И локоны – он снова распустил бледное золото своих волос. Пронизанные солнечными лучами, они мягко сияли. Это завораживало. Невольное желание коснуться их, погладить, что ли, взволновало виконта. Подумал, что окажись чудовище не мужчиной, а женщиной, смог бы он и тогда привлечь его внимание? И честно говоря, даже не понял, что испытал при этом.

– Да не хмурься ты так! Меня это раздражает! – отпустив его талию, герцог Клеманс поставил перед ним резной ларец. – Ты был милым! Это мой подарок! Открой!

– Что это? – удивился виконт, разглядывая золотые нити, унизанные драгоценными камнями. Фиолетовые, синие, зеленые. От их блеска рябило в глазах.

– Подними волосы, я застегну застежку.

– Но это ожерелье?

– Надо же, догадался…

Рассмеявшись, чудовище подтащило его к зеркалу, а он смотрел на свое отражение и не верил, что это происходит с ним. Его грудь, живот, бедра оплела золотая паутина. Он спиной чувствовал холодное прикосновение камней к своей горячей коже. Вдруг уловил восхищение во взгляде чудовища (там было что-то еще), но виконт, смутившись, уже отвернулся.

Ожерелье смотрелось очень красиво, но оно было всего лишь ожерельем – оно ничего не прикрывало. А он бы сейчас не отказался от какого-нибудь халата, согласен был даже на одни шаровары.

– Теперь идем! – герцог Клеманс подтолкнул брата на выход, но тот заартачился.

– В таком виде? Я никуда не пойду!

– Почему?

– Ты издеваешься? Я голый!!

– А мне нравится! Идем!

Брови герцога Клеманса слегка нахмурились, но виконт уперся по-настоящему. Схватился за цепь, потянул на себя.

– Дай хоть что-нибудь из одежды! – меча в своего тюремщика злые молнии, потребовал он сердито.

– Хорошо! Вот, возьми… – теряя терпение, герцог Клеманс стащил из-под блюда со сладостями салфетку с бахромой, швырнул брату.

Виконта, еле успевшего обернуть кусок ткани вокруг бедер, вытолкали наружу.

Стоявшее в зените солнце поначалу ослепило его, не дав ничего разглядеть, но стоило ему присмотреться, и возмущенный, негодующий вопль виконта разнесся по всему кораблю. А он-то думал, куда это они так вырядились с чудовищем, да еще посреди зимы!

– Это что? Мать твою! Что это такое, я тебя спрашиваю?! – орал он. – Где мой Ла-Манш! Какого черта, куда ты нас притащил, проклятый н-недо…

– Ну, договаривай, договаривай… А я посмотрю, не завалялась ли где секира… У меня возникло желание разрубить кого-нибудь пополам!

Холодный взгляд, ироничная полуулыбка. Ему дали понять, что язык лучше держать за зубами. С шумом втянув воздух, виконт открыл и закрыл рот.

– А где мой оруженосец? – запоздало спохватился он. – С ним все в порядке?

– Пока, да… Шибан заботятся о нем…

– Ши… Бан? Почему ты зовешь их так? Это как-то странно…

Его не удостоили ответом.

«Подумаешь…» – обиделся виконт. Вздохнув, подставил лицо солнечному теплу. Подувший легкий бриз растрепал его заметно отросшие волосы, прохладой погладил кожу. Небо было чистым, ни облачка. Ярко-голубое, нет, бирюзовое. У него вдруг закружилась голова. И чудовище подхватило его. Сильно и вместе с тем бережно.

Он прижался лбом к его плечу, замер. Почему-то было хорошо стоять вот так, слушать стук его сердца, ощущать тепло, исходящее от него. Хотелось расплакаться или пожаловаться на что-нибудь, как маленькому. Он уже не понимал, что с ним происходит. Даже рядом с многомудрым Монсеньором, а тому было далеко за сорок, виконт никогда не чувствовал себя таким беспомощным младенцем. Ему больше не казалось, что чудовище подросло. Оно действительно было выше – на целую голову, и не только в смысле роста.

– Где мы? – спросил виконт, отстраняясь.

Военный фрегат под английским флагом стоял на рейде в гавани. От него одна за другой отчаливали шлюпки с командой. Вдалеке виднелся город. Белый, он сверкал золотыми куполами. Мечети, розовые дворцы. Это был не европейский город.

– Мы на Гибралтаре. А там Танжер – вместилище порока и один из крупнейших рынков рабов, – ответил герцог, снова обнимая брата.

– Что? – попытался оттолкнуть его виконт. С таким же успехом он мог попытаться оттолкнуть мачту.

– Не волнуйся, я пока не решил, продавать тебя или нет! – пошутило чудовище. – Знаешь, пиратствовать оказалось не так увлекательно… – добавил затем герцог Клеманс капризным тоном избалованного ребенка. – Мы решили поиграть во что-нибудь другое. Правда, я пока еще не выбрал, кем мне стать… Может, арабским принцем… и развязать войну с Испанией? Или турецким султаном? Поставить под знамена правоверных… и залить кровью Европу! Вырезать христиан – всех, от мала до велика, и пусть над вечным городом распятого Бога гордо взойдет зеленый полумесяц Аллаха! – весело хмыкнув, он развернул виконта за плечи к белеющему в бухте городу. – Но что бы я ни выбрал, ты останешься моей самой любимой одалиской!

– Не сравнивай меня с женщиной! – сразу же сердито вскинулся виконт в очередной бесполезной попытке избавиться от его объятий.

– Я и не сравниваю. С твоим-то характером… Будь ты ею… я бы уже утопил тебя, бросив за борт в мешке, полном кошек! Правда миленькая казнь… для тех, кто забывает следить за своим языком? – вкрадчиво подытожило чудовище, напомнив, кто здесь главный.

Виконт насупился.

– И сколько же времени мы шли сюда? – спросил он, вдруг похолодев от закравшегося в душу подозрения.

– А это имеет значение? – пожал плечами герцог Клеманс. – Или ты хочешь знать не о времени, а о способе? Думаешь, я вот так сразу, только за блеск сапфиров в твоих глазах, поведаю тебе все свои секреты? Не будьте наивным, mon ami!

Ничего не понимая в глубокомысленной эклектике разговора, виконт совсем запутался – о чем, собственно, идет речь. «Да и черт с тобой!» – обиделся он снова. Посмотрел на город, на корабли в порту и обиделся еще сильнее. «Как можно было довериться этой лживой английской скотине…»

– Но это подло! Притащить меня сюда! Ты обещал высадить нас в Кале! Ты нарушил слово! Это низко и недостойно благородного человека! – загорячился он.

– Ну вот, опять ты со своей глупостью! Если, шевалье, вы всегда держите свое слово – это совсем не означает, что и остальные должны следовать вашему примеру!

Его снисходительно похлопали пониже спины, и виконт крутанулся, как ужаленный.

– С меня хватит! Я позову Монсеньора!

– Он не услышит!

– Почему это?

– Потому это… – передразнило чудовище, ласково заглянув в обиженно-сердитое лицо брата, – что мы с ним тоже заключили сделку! Монсеньор будет притворяться тремя обезьянками, которые что-то там не хотят делать… А взамен я оставляю тебе жизнь. И в виду имелась не жизнь тела, что ты сейчас носишь… Надеюсь, это понятно? – вглядевшись вдаль, герцог Клеманс сделал многозначительную паузу. – Никто не придет тебе на помощь… Никто не заступится за тебя… Видимо, для них всех… есть что-то более ценное, чем твоя свобода…

– И когда же все закончится? – задал виконт по сути своей глупый вопрос. Ответ был очевиден. Стоило заглянуть в насмешливые глаза чудовища.

– Когда надоешь!

«Понятно…» – насупившись совсем по-детски, виконт отвернулся. Герцог Клеманс притянул его, обиженного, к себе.

– Если задумал лежать бесчувственным поленом… – пощекотал ему дыханием шею. – Забудь! Отдам Ши на воспитание! – пригрозил он с лукавой усмешкой и тут же расхохотался. Потому что, при упоминании о миньонах, виконт стыдливо вспыхнул до самых корней волос и, нервно дернувшись, оглянулся. Словно эти твари уже стояли у него за спиной.

– Сам виноват!

– Я?

– Твои сладкие стоны… Они заставили меня продлить твой плен…

– Неправда!

– Неправда?

Его слегка куснули за ухо. Совсем не больно. Но вдоль позвоночника пробежала дрожь, а непонятная слабость в коленях заставила виконта ухватиться за парчу на груди чудовища.

– Вот видишь, я еще ничего не сделал, а ты уже падаешь в мои объятия… – прошептали ему на ухо.

– И вовсе я никуда не падаю! – горячо запротестовал виконт.

– Как мило… Выражение смущения на твоем лице… У меня закипает кровь! Может, вернемся обратно в каюту? И ты в который раз докажешь мне свою ложь!

И загадочные, влекущие глаза чудовища оказались совсем близко, и манящий, бархатный шепот у самого уха. И отравивший кровь ядом желания поцелуй. Острый как клинок, всаженный в сердце по самую рукоять. И тягучая, будто патока, сладость там, внизу живота, и желание избавиться от этой невыносимо сладкой, заставляющей его содрогаться, муки. Его тело отзывалось на звук этого голоса, на прикосновения этих пальцев.

– Отпусти меня… – заскулил он.

– Что такое? Твое тело уже предало тебя?

– Скотина! Не будь такой сволочью… Я больше не выдержу!

Прижавшись к нему, виконт обхватил его руками за шею, отдавая всего себя этим ласковым, скользящим по его лихорадочно горящей коже прохладным ладоням. Чтобы потом, когда прервется дыхание и остановится сердце, выгнуться, запрокинув голову, и закричать. Освобождаясь от сжигающего тело огня. Пронзающего раскаленными иглами. Причиняющего боль. А после, цепляясь за его одежды, сползти в изнеможении к ногам чудовища. И чудовище подхватит его на руки и отнесет в кровать, поцелует нежно, лишь коснувшись теплыми губами, и он забудется сном.

Но во сне оно вернется к нему, чтобы истязать дальше. Жуткое, страшное, омерзительное до оцепенения – оно уставится на него своим неподвижным, сосущим его жизнь взглядом. Протянет к нему свои уродливые, когтистые лапы. Произнесет те самые лживые слова. Своим грязным, липким языком коснется его кожи, и он захлебнется ужасом, теряя рассудок…

– «Милорд, мы почти закончили приготовления. Прикажете начинать?»

В душе виконта шевельнулось что-то похожее на признательность. Приятный голос одного из миньонов вернул его из глубокого омута наплывающего кошмара. Некоторое время он просто таращился на них, плохо понимая, зачем миньоны (все четверо) в поповских рясах снуют туда-сюда, таская какие-то дрова. Он все еще тяжело дышал. Сердце все еще колотилось. Болезненно и сладко ныло внизу живота, а разгоряченную кожу неприятно холодило ветром.

«Как теперь посмотрю в глаза этой сволочи в золотой парче? Я же сгорю со стыда! – думал он, готовый провалиться на самое дно морское. – Нет, не мог я… с таким бесстыдством, мужчина… предлагать себя другому мужчине, будто публичная девка… Этого не может быть! Он опоил меня чем-нибудь! Это все его грязные штучки… или чары!» – нашел виконт спасительную лазейку в путанице своих сомнений.

Наконец, слаженные действия миньонов привлекли его внимание. Преодолев смущение, он вопросительно глянул на стоящее рядом чудовище, чтобы отвлечься (чем угодно) от своего самоуничижения.

– А, это… – перестав наблюдать за братом, слегка улыбнулся герцог Клеманс. – Мы все плыли и плыли… чинно так и благопристойно. Мальчики заскучали. Я нашел им занятие… – ответил он на его немой вопрос.

– А-а… таскать дрова? Надеюсь, они в восторге! – пренебрежительно откликнулся виконт, возвращая себе часть утраченного самоуважения.

– Я тоже надеюсь! – покосился на него герцог.

Почему-то виконта задело, каким тоном это было сказано. Охваченный собственными и такими противоречивыми чувствами, не зная, на ком бы выместить свое недовольство, сейчас он готов был придраться к чему угодно. На глаза опять попался один из миньонов.

– У них что, одна личина на всех? Примелькалось уже! Почему бы тебе не вырядить своих прихвостней пиратами? – выплеснул он свое раздражение. – Хоть какое-то разнообразие!

Герцог Клеманс снова покосился на брата.

– Ты про тех самых, которые… одноглазые и на деревянной ноге? Тaк для тебя будет достaточно разнообразно? – саркастично заметил он.

– Ну, зачем же так кардинально… – глянул на него виконт, но подумал и согласился, – впрочем, сойдет! А после сдадим их местным властям, пусть вздернут на виселицу!

И тут же весь подобрался, сразу позабыв о предмете разговора. Он разглядел на палубе причудливую вязь Заклинающего Круга и склоненную голову маленького пажа. В сером балахоне, веревкой крепко привязанного к мачте, в центре сложенного вокруг него костра.

– Почему он привязан? Что ты затеял? Ты же сказал, что отрок в порядке! – сжал он кулаки.

– А разве нет? – герцог Клеманс пожал плечами. – Если посмотреть – жив и здоров! – добавил он тоном, от которого повеяло стужей. – Идем! Сейчас перед нами развернется театральное действо… И твой оруженосец… любезно согласился сыграть для нас Орлеанскую Деву!

– Деву? Какую еще к чертям «деву»?! – воскликнул виконт, раздражаясь все больше невозмутимостью его тона.

В ответ раздались аплодисменты.

– О, нет! Mon ami, вы неподражаемы! Жить в стране и совсем не знать ее истории! Право же, это уже ни в какие ворота… – рассмеявшись, герцог Клеманс прихватил начинающего злиться виконта под руку.

– Пожалуй, мне стоит просветить тебя! Орлеанская Дева – юная девственница, которая спасла Францию, как гуси спасли Рим! – поделился он своими знаниями с невежей.

«Понятно…» – виконт не понял, причем тут Рим. А тот обнял брата за плечи и продолжил лекцию:

– Девушка положила конец Столетней войне. Вернула трон французской короне, и за это ее сожгли на костре! – глаза герцога Клеманса сверкнули лукавым озорством. – Полагаю, гусей тоже съели… благодарные патриции! Вот и делай после этого добро! – он весело потормошил брата. – Идем, у нас места в первом ряду! – и кивнул на застеленное коврами возвышение с кучей подушек, защищенное от солнца тентом. – Видишь, я подумал, что тебе захочется разнообразия!

– Подожди! – уперся виконт. – Ты что, совсем умом тронулся? Хочешь разжечь костер на корабле? – и тут до него дошло. – Что?! Сжечь отрока! Живьем? – заорал он.

– Я же обещал тебе, что умирать он будет долго…

От услышанного брови виконта страдальчески надломились.

– Ты не смеешь так поступать со мной! Я стал твоим рабом! Я был…

– Хочешь сказать – «хорошим»…

– Да! Хорошим, милым, послушным, как будет тебе угодно! Я выполнял все твои капризы и прихоти! Ты превратил меня в девку! Сделал своей подстилкой! И я терпел все это только ради него! – виконт оглянулся назад. – Ты обещал, что оставишь отрока в покое! Но если и здесь ты обманешь меня… Я никогда не прощу тебя! – выкрикивал он с надрывом. У него болела душа. Оттого, что почти поверил, почти простил. И забыл, кто рядом с ним. «Ты же обещал! Обещал спасти меня! Не дать мне разбиться…»

Герцог Клеманс с холодным высокомерием, отстраненно смотрел мимо него на склоненную светлую голову маленького пажа. «Так, значит, все ради него? Каждый вздох… Каждый твой стон… Твое податливое, принимающее меня с таким наслаждением тело… Твой трепет… Твои мольбы… Все было ради этого недоноска с жабьими глазами?!» По лицу пробежала судорога, а взгляд заледенел лютой злобой. Кивнув миньонам, разрешая поджечь костер, герцог повернулся к брату.

– Плевать! Мы избавимся от него! Тебе не нужны никакие Доспехи! Я сам буду твоим Щитом! – произнес он непререкаемым тоном, наматывая на руку конец цепи. – Садитесь же, виконт! Садитесь и наслаждайтесь зрелищем! – зло прикрикнув на брата, он с силой потянул за цепь.