Глава 26
Проснувшись на своей кушетке в тюрьме, Люк почувствовал на себе чей-то взгляд. Он медленно разомкнул веки и увидел пару ясных голубых глаз, внимательно наблюдавших за ним.
— Ты спишь?
— Чего ты хочешь, Джош? — Люк спустил ноги на пол, потянулся и зевнул. — Который час?
— Пора вставать. Я уже успел позавтракать. Пап, а ты не забыл, что обещал поучить меня ездить верхом на лошадке? — спросил ребенок.
— Что? Ах да, не забыл, — ответил шериф.
— А можно, Хани пойдет с нами? Сегодня суббота, и у нее выходной.
Маккензи вскочил и еще раз потянулся.
— Пойдем-ка в дом. Пока что мне необходима чашка кофе, а об уроке верховой езды и о прогулке с Хани поговорим после церкви.
После того как Джош по пути в церковь забежал к Хани и предупредил ее о предстоящей прогулке, девушка места себе не находила. У нее из головы не выходила ночь любви с Люком. И дело не только в том, что она получила удовольствие, нет. Что-то изменилось — соединились не только их тела, но и души. Хани отступила на шаг и стала разглядывать свое отражение в зеркале. Сквозь тонкую ткань Лифа просвечивала ее высокая грудь. Да, она женщина! Женщина, познавшая чувственные ласки мужчины. И имя этому мужчине — Люк.
Зажмурившись, Хани вновь увидела красоту его великолепного мускулистого тела, ощутила его прикосновения, от которых по ее телу пробегала дрожь, блаженные минуты их близости…
Открыв глаза, она не увидела в них прежнего блеска. Нет, ее глаза затуманились от страсти, от внезапно нахлынувшего желания!
Потрясенная этим открытием, девушка схватилась за голову.
— Хани Бер! Ты сошла с ума! Неужели одной мысли о Люке достаточно для того, чтобы довести тебя до такого состояния? — прошептала она.
Наскоро причесав и перехватив волосы лентой, Хани отвернулась от зеркала.
Устроившись в тени на одеяле, Хани пыталась сосредоточиться на своей книге, но взгляд ее то и дело отрывался от строчек и обращался на отца и сына.
Уже целый час она слушала, как Люк, посмеиваясь, обучал сына верховой езде на взятом напрокат пони. Лицо шерифа спряталось в тени широких полей ковбойской шляпы, зато Хани отлично видела его статную фигуру. Бронзовый загар удачно оттеняла расстегнутая на груди белая рубашка, линялые джинсы плотно облегали его сильные, стройные ноги.
Взглянув на Джоша, девушка не могла не улыбнуться — личико ребенка так и светилось радостью.
Тут к ней на одеяло прыгнул Амиго. Взяв пса на руки, Хани принялась гладить его. Дуг сказал, что собака всегда будет хромать, но это не мешало Амиго всюду поспевать за своим юным хозяином. Его преданность мальчику просто поражала, и даже Люк незаметно для себя перестал ворчать на собаку.
— Ты мой хороший, ты мой бедный, — ворковала Хани. — Тебя, как и меня, выгнали из дома. Наверное, таким несчастным, как мы с тобой, никогда не обрести настоящего пристанища. — Девушка и пес стали вместе наблюдать за Джошем.
— Ну, на сегодня довольно, — наконец заявил Маккензи, снимая мальчика с пони.
Увидев, как под тонкой тканью рубашки играют его стальные мускулы, Хани почувствовала, что ее сердце забилось быстрее.
Джош с разбегу бросился на руки девушке.
— Ты смотрела на меня, Хани? Правда, я хорошо ездил? — Мальчуган был сам не свой от радостного волнения.
— Конечно, мое золотко. — Хани крепко прижала его к груди.
Джош вырвался из ее объятий и схватил на руки Амиго.
— А ты, Амиго? Ты видел меня? Я ездил верхом, как папа!
В ответ пес облизал лицо ребенка и уткнул нос ему в колени.
Люк тоже опустился на одеяло, вытирая рукавом лицо, и отбросил в сторону шляпу. Прислонившись к стволу дерева, он стал внимательно разглядывать затылок Хани. Больше всего ему хотелось обнять ее, прижать к себе и зарыться лицом в копну золотистых кудрей. Он должен был дотронуться до нее!
Хани почувствовала на себе его взгляд, и кровь закипела в ее жилах. Она никогда в жизни не испытывала такого блаженства, какое дарили ей поцелуи и объятия Маккензи. Хани преследовал один и тот же вопрос: как долго страсть будет притягивать их друг к другу? Закрыв глаза, она приказала себе ни за что не оборачиваться назад.
Внезапно Люк поднялся и подошел к Аламо.
— Теперь твоя очередь, сойка, — заявил он.
— Моя? Ни за что на свете, Маккензи! У меня нет ни малейшего желания учиться ездить верхом! Если мне куда-нибудь понадобится, то я и на своих ногах доберусь.
— Как же ты собираешься жить на Западе, не обучившись верховой езде?
— Зачем мне ездить верхом, когда есть поезда и дилижансы? — возмущалась она, позволяя, однако, Маккензи помочь ей подняться.
— Надеюсь, ты не боишься? — поддразнил девушку шериф, подводя ее к своему скакуну.
— Еще бы не бояться! Только посмотри на него! Он же такой огромный!
— Как это боишься? Ты же говорила, что управлялась с лошадьми, когда ехала в Стоктон из Миссури! Надеюсь, ты не солгала мне?
— Нет, я говорила правду! Но тогда я сидела на козлах, а не верхом! К тому же в фургон были запряжены мулы, а не лошади, — возражала девушка.
Хани осторожно приблизилась к Аламо и легонько похлопала его по спине. Конь повернул голову, посмотрел на нее и отвернулся.
— Что это означает? — спросила она.
— Не знаю, он же промолчал, — ответил Люк.
— Иногда движения говорят яснее слов, — заявила Хани, поворачиваясь спиной к Аламо. Схватив ее за руку, Люк сказал:
— Стой здесь.
— Кажется, я ему не понравилась, — пробормотала девушка.
— Нет, понравилась, иначе он отошел бы в сторону при твоем приближении, — заявил Маккензи. — Подойди как можно ближе к Аламо.
— Я и так близко, — возразила девушка.
— Теперь возьми в левую руку уздечку, а правой ухватись за луку седла, чтобы он не отошел, когда ты будешь забираться на него.
— Кажется, ты сказал, что я ему понравилась. Так с какой стати ему отходить? — все еще сопротивлялась Хани.
— Потому что лошади непредсказуемы.
— Именно поэтому у меня и нет желания учиться ездить верхом, — проворчала она, когда Люк вложил в ее левую руку поводья.
— Хорошо, а теперь берись за луку седла и слегка подпрыгни, чтобы попасть ногой в стремя. Затем подтянись, быстро перекинь правую ногу и садись в седло.
— В юбке? — возмутилась Хани. — Она недостаточно широка!
— Это мы сейчас уладим. — Опустившись перед ней на колени, шериф подхватил подол задней части юбки.
— Что это ты делаешь? — не поняла девушка.
— Спокойно. — Маккензи подтянул подол вверх между ног Хани и заткнул его впереди за ее пояс.
— Какой ужас! — воскликнула девушка, оглядывая свои голые ноги.
— Мне так не кажется. У тебя очень красивые ноги. К тому же ты наверняка не раз подтыкала юбку, переходя реку вброд, — усмехнулся Люк.
— Никогда!
— Ах да, я и забыл. Ты же не умеешь плавать, — продолжал поддразнивать ее шериф.
— Совершенно верно, Маккензи. Для этого существуют лодки.
— Ладно, довольно болтать. Берись за уздечку, вставляй ногу в стремя и садись в седло.
Хани почувствовала, как он с силой подталкивает ее вверх, и сердито взглянула на него.
— Ну что, мэм, — усмехнулся Люк, — кажется, совсем не трудно? — Он подтянул стремена.
— Пожалуй, — дрожащим голосом пролепетала девушка. — Не знаю только, как должен чувствовать себя человек, сидящий верхом.
Тут Люк запрыгнул на Аламо позади нее.
— Поводья возьму я, — заявил он, обнимая ее.
Хани уже успела обеими руками вцепиться в луку седла, так что ей пришлось оторвать левую руку и быстро передать Люку уздечку.
— А теперь слегка сожми его спину коленями, — велел Маккензи.
— А разве нельзя просто сказать: «Пошла, лошадка!» или что-то вроде этого?
— Боюсь, в словарный запас Аламо это выражение не входит, — усмехнулся Маккензи. — Аламо повинуется шенкелям и поводьям. Так что просто слегка пришпорь его.
Хани повиновалась, и конь пошел вперед.
— Хорошо. А теперь возьми поводья в одну руку, но не дергай их.
— Только не отпускай их совсем, — нерешительно попросила Хани.
— Не буду.
— А какой рукой мне взять их?
— Левой, чтобы правая оставалась свободной, — посоветовал Люк.
— Зачем?
— Как это зачем? Чтобы успеть вытащить пистолет в случае необходимости, поправить что-то, да мало ли зачем! Впрочем, пока можешь держать уздечку обеими руками, если так ты чувствуешь себя увереннее.
— Я не буду чувствовать себя уверенно, какой бы рукой ни держала поводья, — проворчала девушка.
Они проехали совсем немного, но Хани уже стала свободнее держаться в седле.
— Если хочешь повернуть налево, потяни уздечку с левой стороны и пришпорь его левой ногой, — учил ее Люк.
Девушка так и сделала, и, к ее радости, Аламо повиновался.
— Ну что, ковбой? — бодро спросила она. — Как у меня получается?
— Отлично, — ответил шериф. — А теперь повтори то же самое, только правой рукой и ногой.
Когда конь повернул направо, Хани просто возликовала.
— Да это вовсе не так трудно, как я себе представляла! — воскликнула она.
— Хочешь попробовать одна?
Уверенность девушки как рукой сняло.
— Нет, только не соскакивай с коня, — взмолилась она.
Маккензи выпустил поводья и обхватил ее руками за талию.
— Держи их, а то даже «Стой, лошадка!» не поможет, — предупредил он.
Хани не вняла предостережению — чувствуя на себе руки шерифа, она словно воспарила в небеса.
— Что… что ты делаешь?! — воскликнула она, когда он принялся ласкать ее грудь.
— Теперь ты понимаешь, что я имел в виду, говоря, что правая рука должна быть свободной? — донесся до нее его шепот.
Хани затрепетала, когда и левая его рука дотронулась до другой груди.
— Прекрати, Люк, — попросила она.
— Тебе же нравится, детка, — проведя языком по ее уху, шепнул Маккензи. — Ты благоухаешь, как цветущий сад.
— Не надо, Люк.
— Тебе не нравится?
— Не в этом дело, — простонала она, чувствуя, что его прикосновения становятся все более настойчивыми. — Просто Джош может увидеть.
— Если он даже и посмотрит в нашу сторону, то увидит всего лишь мою спину. — Его язык скользнул вниз до ямочки на ее шее.
Задрожав, Хани невольно дернула поводья. Амиго тут же остановился, а шериф, не ожидавший такого поворота событий, от резкого толчка полетел назад с лошади. Девушка с перепугу невольно пришпорила Аламо. Вышколенный конь тут же пустился галопом.
— Люк! — завопила она. — Помоги! — Отпустив уздечку, Хани что есть силы вцепилась в луку седла.
Маккензи свистнул, и Амиго мгновенно застыл на месте, отчего девушка едва не упала.
— Я же говорил тебе, что нельзя отпускать поводья, — сказал шериф, подбегая к ней.
— Как мне слезть с этого животного? — едва выдохнула она.
— Вынь ноги из стремян, положи руки мне на плечи, и я сниму тебя.
Почувствовав сильные руки Маккензи на своей талии, Хани рухнула в его объятия. Оказавшись на земле, она прильнула к нему всем телом, а он даже и не подумал выпустить ее.
— Все в порядке, сойка, — прошептал он. Девушка подняла голову и встретилась с его теплым сапфировым взором.
— Ты так считаешь, Люк? Ты думаешь, что все…
Он заставил ее замолчать, зажав ей рот поцелуем.
Оторвавшись от него, девушка почувствовала, что лицо ее заливается краской: Люк смотрел на нее в точности так же, как в прошлую ночь.
— Ты такая красивая, — низким, хрипловатым голосом промолвил он.
— Ты тоже, — вырвалось у нее. Маккензи усмехнулся и покраснел. Да-да, сам шериф Маккензи залился краской!
— Боюсь, вы ошибаетесь, мэм. Еще никто не обвинял старого техасца в красоте!
— Папа! — закричал тут Джош. — А когда я смогу ездить на Аламо?
— Через несколько лет, — ответил шериф, подходя к сыну. — Пока ты еще слишком мал для этого.
— А можно мне еще покататься на пони? — спросил мальчик.
— Пусть немного отдохнет, он же маленький, Джош.
— Ну тогда мы с Амиго пойдем смотреть на камни около реки, — заявил мальчик.
— Только не подходи близко к воде и не забредай слишком далеко, — велел Люк.
— Люк, — заговорила Хани, опускаясь на одеяло, — я рада, что мы остались вдвоем, потому что обещала Джошу кое о чем поговорить с тобой. Для него это очень важно.
— Не пойму, о чем ты говоришь?
— Мальчик очень огорчен тем, что Амиго не пускают в дом. Господи, Джош так любит пса! Не мог бы ты убедить свою экономку в том, что этой собаке место в вашем доме?
— Миссис Фрик…
— Фрау Фрик, — поправила его девушка.
— У нас больше не будет затруднений с фрау Фрик, — заявил Люк.
— Значит, ты уже уговорил ее? — обрадовалась Хани.
— Вряд ли это возможно, — усмехнулся шериф.
— Но ты же только что сам сказал, что уговорил ее, — недоумевала Хани.
— Нет, это ты сказала, а не я, — возразил Маккензи. — Я сказал, что с ней больше не будет затруднений. Я посадил ее на утренний дилижанс и отправил назад в Сакраменто.
Хани не хотела показывать охватившей ее радости, но не смогла сдержать улыбки.
— Странно, что Джош ничего не сказал мне, — промолвила она.
— А он еще ничего не знает.
— Так позови же его и сообщи приятную новость!
— Пусть играет. Ему весело. А ты пока послушай, как я буду искушать тебя.
— Искушать? Меня? Ну и ну, шериф Маккензи!
— А что, если я буду говорить неприличные вещи? Хани сердито взглянула на него, но тут же заулыбалась.
— Я всю ночь думал о том, до чего соблазнитель-нА ты была, когда стояла обнаженная в свете твоего ночника. Кожа у тебя светила, как атлас, а…
— Это и есть твои неприличные вещи? — покраснев, спросила девушка.
— Да, мисс Хани Бер, этим я вас искушаю, — подмигнув, подтвердил Маккензи. — Позвольте мне закончить, потому что мне скоро надо будет сменить Мэтта.
— Он очень хороший юноша, Люк, — заметила Хани.
— Кажется, ты пытаешься увильнуть от разговора. Но я согласен: Мэтт — отличный шериф.
— Собираетесь передать ему свою звезду, шериф? — передразнивая его тягучий южный акцент, спросила девушка.
— Дело в том, что я уже сделал это, мисс Хани Бер. Об этом я и собирался поговорить с вами. Хочу вернуться к своим коровам и диким лошадям.
— Ты что, пойдешь работать в цирк? Люк ласково усмехнулся.
— Ты всегда оставляешь за собой последнее слово, сойка, не так ли? Я подумываю о том, чтобы уехать в Техас. Полагаю, Джошу будет хорошо на ранчо.
Уверена в этом. Ты соскучился по жизни фермера, Люк?
Да. Что и говорить, работы будет невпроворот, но настоящая жизнь — там. Есть куда протянуть ноги, и ничто не ограничивает твою свободу.
Но почему же ты не поехал на ранчо после войны?
— Забрав Джоша, я уже не мог оставить его. К тому же мне казалось, что, становясь представителем закона, я смогу больше разузнать о промышляющих на юге бандах. Знаешь, кое-что можно узнать из плакатов, которые сообщают о розыске всяких негодяев, от других шерифов или охотников за невероятными слухами… Я надеялся, что смогу напасть на след. К сожалению, из-за Джоша я не могу довести до конца начатое.
— Мне всегда казалось, что ты беспредельно предан закону и не сможешь бросить свою работу, — заметила Хани.
— Есть на мне шерифская звезда или нет — я верю в закон. Мои родные были бы сейчас живы, если бы некоторые мерзавцы не преступали его, — с горечью промолвил Люк.
— Надеюсь, ты не перейдешь от этих слов к порицанию моего образа жизни? — стараясь казаться веселой, спросила девушка. Но, увидев, как помрачнело его лицо, она встревожилась: — Именно к этому ты клонил, не так ли?
— Нет, Хани, я имел в виду совсем другое, — возразил Маккензи.
Он редко называл ее по имени, и тревога девушки усилилась. Она не считала, что их отношения значат для него так же много, как и для нее, больше того, Хани предполагала, что шериф временами сожалеет о том, что их сблизила постель, Девушка приготовилась к самому худшему: тяготясь их отношениями, скорее всего Маккензи посоветует ей немедленно уехать из Стоктона. Хани почувствовала, что земля поплыла у нее перед глазами.
— Ты в порядке? — подхватив ее, спросил Люк.
— Наверное, мне стало нехорошо от непривычной прогулки верхом, — прошептала она, наслаждаясь теплом его тела.
— Тебе лучше лечь, Хани.
— Не стоит, — высвобождаясь из его объятий, проговорила девушка. — У меня просто слегка закружилась голова. Все уже прошло.
— Ну хорошо, тогда спи спокойно, пока тебе не станет лучше.
— Так нелепо… Я же сильная!
Маккензи поднял голову и посмотрел на небо.
— Сегодня слишком хороший день, так что не вздумай заболеть.
Взглянув на него, Хани подумала о том, что в это мгновение он был еще красивее, чем всегда. Она так сильно любила его, что даже мысль о разлуке была невыносимой.
— Ты, кажется, хотел мне что-то сказать, — дрожащим голосом пролепетала девушка.
Люк повернулся к ней, и Хани решила, что еще мгновение — и она разрыдается.
— Это может подождать до тех пор, пока тебе не станет лучше. Думаю, мы сможем потолковать и завтра, — заявил Люк.
— Нет уж, Маккензи, сам начал — так продолжай. Я не хочу всю ночь не спать и мучиться сомнениями. — Она закрыла глаза и глубоко вздохнула, настраивая себя на то, что сумеет легко пережить сообщение о грядущей разлуке.
Люк взял ее за руки и просто сказал:
— Думаю, нам надо пожениться.
Глава 27
Хани оторопела. Приготовившись к худшему, она была поражена предложением Люка.
— Что… что ты сказал? — запинаясь переспросила она.
— Я сказал, что прошу твоей руки, — проговорил Маккензи.
— Нет, Люк, ты выразился иначе, — проговорила девушка. — Ты сказал, что нам «надо пожениться». Не так давно ты запирал меня в своей тюрьме. Ты считал меня преступницей. Лгуньей. Падшей женщиной. А теперь вдруг говоришь о необходимости пожениться. Но ведь я не изменилась, Люк, я все та же.
— Черт, вечно ты стараешься все запутать! — выругался Маккензи.
Девушка вымученно улыбнулась.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — прошептала она.
— Да нет, черт возьми, все ты отлично понимаешь! Мы спали с тобой, так что нам полагается связать свои судьбы.
— Может, тебе что-то и полагается, но для меня это недостаточная причина для вступления в брак, — возразила Хани. — Так ты не убедишь меня, что хочешь остаток жизни провести со мной.
— Не забывай о чувствах Джоша, — добавил Маккензи. — Мальчик просто с ума сойдет, если ты уедешь.
— Продолжай.
— Ты отлично готовишь и умеешь содержать дом.
— И еще я работаю в салуне. Ты не забыл об этом, Люк? Не думаю, что «добропорядочные» горожане одобрят твой выбор, — усмехнулась девушка.
— Плевал я на них!
— А вот я — нет, и не из-за себя самой, а из-за Джоша. Он будет страдать от их плохого отношения.
— Страдать, сойка? Да он же тебя боготворит! Только посмотри на него. — Они поглядели на мальчика, бросающего камешки в воду. — Ты же его всему научила! Как быть мальчиком, как поднимать голову и смотреть людям в глаза. Как смеяться! У «добропорядочных» людей Стоктона на это было целых два года, но они и близко не подошли к нему!
— А как же мое прошлое, Люк? «Лонг-Бранч»? Даже если для Джоша это и не так важно, то, без сомнения, очень важно для тебя.
— Хани, послушай меня. Забудем прошлое, уедем в Техас, и все начнем сначала.
Он ни словом не обмолвился о любви.
— Да, Люк, твое предложение звучит весьма романтично, — заговорила девушка. — Но… может, в прошлом мне и в самом деле нечем было гордиться, но это вовсе не означает, что я выйду замуж по той лишь причине, что человеку, сделавшему мне предложение, нужна кухарка, мать для его сына и… любовница.
— Черт! Ты же знаешь, что дело не только в этом! — взорвался Маккензи. — Тебе отлично известны мои чувства!
— Кажется, да: мы хорошо подходим друг другу в постели.
— Я люблю тебя, сойка.
Сердце девушки забилось с бешеной скоростью. Наверное, она ослышалась.
— Что ты сказал? — переспросила Хани.
— Я сказал, что люблю тебя.
— Ох, Люк, только не лги мне сейчас! Это так жестоко. Будь честным хотя бы с собой. Маккензи зажал ей рот ладонью.
— Ты хочешь все усложнить, не так ли? Не умею я говорить о таких вещах, но если уж тебе так хочется этого, изволь. Ты прекрасна. Мне нравится смотреть на тебя, я схожу с ума, вдыхая исходящий от тебя аромат лаванды. Мне все время хочется дотрагиваться до тебя, все время хочется уложить тебя в постель — даже в те минуты, когда мне надо заниматься делами. Ты это хотела услышать?
— Что-то вроде этого, Маккензи, но… в другой форме, — ответила девушка. — Неужели ты не понимаешь? — Она отвернулась.
— А неужели ты не можешь понять, что я люблю тебя?
— Да, — невесело усмехнулась Хани, — особенно если вспомнить все, что мы с тобой друг другу наговорили. — Она раздраженно посмотрела на него. — Чего ты от меня ждешь?
— Только скажи: «да» или «нет». Ты же сама пожелала, чтобы разговор получился откровенным, так почему же не хочешь быть честной?
— Честной? Ты забыл, что я не обладаю этой добродетелью! — Хани споткнулась — она зашла слишком далеко.
Как она и ожидала, Маккензи не пропустил ее слова мимо ушей.
— Так вот ты о чем, — медленно протянул он. — Послушай, Хани, я прошу прощения за все грубости, что наговорил тебе в прошлом. Нам обоим надо все забыть.
— Легко сказать! Для меня доверить будущее мужчине труднее, чем вернуться к прошлому. У меня есть причины не доверять мужчинам, — возразила она.
— Может, у тебя и не было возможности убедиться в том, что мне можно доверять, — проговорил Люк, — но ты хотя бы знаешь, что я не пью, так что нечего сравнивать меня с твоим отцом. Хоть я и небогат, но смогу обеспечить тебя. Знаю, что на ранчо придется много трудиться, но я вовсе не хочу взваливать этот груз на тебя. С меня будет довольно, если ты станешь хорошей матерью Джошу, а мне — женой. И… — Люк внезапно замолчал, и девушка вопросительно посмотрела на него.
— И что? — спросила она.
— Я знаю, что ты не любишь меня, зато я люблю тебя и постараюсь сделать тебя счастливой, — договорил Маккензи.
— Но с чего ты взял, что я не люблю тебя? — недоумевала Хани.
— Знаешь, сойка, если ты не хочешь выходить за меня, скажи об этом прямо, и кончим этот разговор.
Не стоит бродить вокруг да около… — Только тут до него дошло значение ее слов. — Ты хочешь сказать… Она обвила его шею руками.
— Я люблю тебя, Люк.
Он медленно опустил ее на землю и впился в ее губы горячим пересохшим ртом. Хани судорожно вздохнула.
— Мы сразу поженимся? — спросил он, покрывая россыпью мелких поцелуев ее шею.
— Да, — выдохнула она.
Приподняв голову, Маккензи заглянул в ее затуманившиеся глаза и нежно погладил ее щеку.
— Ты же знаешь, сойка, что я сделаю все для того, чтобы ты была счастлива.
Девушка зачарованно смотрела на него. Люк дотронулся губами до ее лба, до кончика носа, а затем снова впился в ее губы.
«Ох, Люк, — мелькнуло у нее в голове, — только с тобой я чувствую себя так чудесно. Я так люблю тебя!»
Девушка изогнулась дугой, чтобы сильнее прильнуть к его телу, чтобы утонуть в темной глубине его сапфирового взгляда.
— У тебя такая великолепная грудь, — прошептал он, дотрагиваясь пальцами до просвечивающих сквозь ткань лифа отвердевших сосков.
Хани вздрогнула.
— Мне нравится наблюдать за тобой, сойка, — прошептал Маккензи.
— Не надо, Люк, — едва смогла пролепетать она.
— Хочешь, чтобы я остановился? — спросил он, дотрагиваясь до другой груди Хани. Она была не в силах ответить ему. Люк не сводил с нее горящего желанием взора.
— Если хочешь, чтобы я остановился, я послушаюсь, — хрипло проговорил он.
Опустив лиф ее платья и нижнюю рубашку, он стал целовать ее соски. Хани застонала от наслаждения. Их губы снова встретились. Когда бесконечный поцелуй прервался, Маккензи прошептал:
— Я люблю тебя, сойка. Мы все можем начать заново. В наших отношениях больше не будет лжи, а все ошибки останутся в прошлом.
— Да, Люк, да! — воскликнула девушка, и они запечатали это новое соглашение еще одним поцелуем. Люк сел и поправил ее платье.
— Жаль, что мы еще не муж и жена, — проворчал он. — Меня раздражает, что я вынужден целоваться с тобой, прячась от всего мира. Как школьник! — Он встал и помог подняться девушке. — Жду не дождусь, когда получу все привилегии женатого человека.
У Хани слегка кружилась голова от поцелуя «школьника».
— Представляю себе лицо Джоша, когда он узнает радостные новости, — проговорил Маккензи.
— А мне не терпится взглянуть на Синтию, — засмеялась Хани.
— Думаешь, Джош будет счастлив?
— Надеюсь, что и мы тоже, Люк. Маккензи бережно убрал несколько непослушных локонов с ее лица.
— Нам придется немало потрудиться, чтобы добиться этого, но ведь игра стоит свеч, не так ли?
Они опять слились в горячем поцелуе, позабыв обо всем на свете, но вдруг до них донесся крик Джоша:
— Папа, смотри, как быстро я умею ездить! Люк повернулся и увидел, что сын верхом на пони скачет по лужайке.
— Замедли шаг, Джош, так слишком быстро! — Его кулаки сжались, когда он заметил на пути лошадки толстый ствол поваленного дерева. — Дерни за поводья, Джош! Скорее! — К его ужасу, у мальчика не было уздечки в руках. Она болталась где-то сбоку, а пони с каждым мгновением приближался к опасной преграде.
Отпустив Хани, Люк бросился к своему скакуну, но Аламо был слишком далеко от мальчика, и не было никакой возможности подоспеть вовремя, чтобы спасти ребенка.
Амиго тоже почуял опасность. Грозно залаяв, он бросился наперерез лошадке. Пони испугался, шарахнулся в сторону и уже через несколько мгновений был схвачен подоспевшим к нему Люком.
Задыхаясь от волнения, Хани что есть мочи бросилась к ним. Когда она подбежала к Аламо, Джош уже сидел рядом с отцом, а перепуганный Люк крепко обнимал мальчика.
— Никогда больше не делай этого, сынок, — проговорил Люк. — Ты же мог погибнуть.
— Это было так здорово! — весело выкрикнул ребенок.
— Думаю, на сегодня достаточно уроков верховой езды, — заявила Хани. Она забрала у Люка мальчика, а затем и сам Маккензи спрыгнул с коня. Все трое отправились к расстеленному под кустами одеялу; за ними, высунув язык, плелся Амиго.
Люк потрепал собаку по голове.
— Чертов пес, — добродушно пробормотал он. Когда все расселись на одеяле, Хани переглянулась с Маккензи и сделала ему знак начинать.
— Джош, — медленно заговорил Люк, — у нас для тебя хорошая новость. Я отправил фрау Фрик в Сакраменто.
— Ура-а-а!!! — завопил мальчуган. Люк откашлялся.
— И мы с Хани собираемся пожениться, сынок, — договорил он.
Маккензи и Хани во все глаза смотрели на мальчика. Джош оторопел. Несколько мгновений он молчал, видимо, осознавая только что услышанную новость, а потом нерешительно спросил:
— Папа, ты хочешь сказать, что теперь Хани будет моей мамой?
Люк подмигнул девушке.
— Да, сынок, — ответил он.
— Ура-а-а!!! — Мальчик бросился к ним с поцелуями, и вся компания со смехом повалилась на одеяло.
Джош поцеловал их, а потом спросил у девушки:
— А можно я буду называть тебя мамой, а не Хани?
— Хорошо бы, — ответил вместо нее Люк.
— Но если не хочешь, то не надо, — быстро добавила Хани.
— Хм! — хмыкнул мальчик. — Пожалуй, хочу. — Он вскочил на ноги. — Ты слыхал, Амиго? — Пес все это время неуклюже пытался примоститься рядом. — Хани будет нашей мамой, и мы будем называть ее мамой, а не Хани! А старая фрау Фрик со своей противной кошкой уехала! И тебе не придется больше спать одному!
Люк обнял Хани за талию.
— И тебе тоже, папа, — добавил мальчуган.