Любовные хроники Маккензи (№1) - Любовные хроники: Люк Маккензи

— Я ни разу в жизни не встречала мужчину, который бы не любил, чтобы с ним нянчились в той или иной мере, Маккензи.

Это замечание Хани заставило шерифа вспомнить о золотых монетах, которые она принесла ему. Он больше не сомневался, каким путем она заработала деньги.

— А вот для такого рода ласк он, пожалуй, маловат, — съязвил Люк.

Выругавшись про себя, Хани отправилась провожать отца и сына Маккензи до коновязи. Ей так хотелось самой отвести Джоша в школу, которая находилась всего в миле от их дома, но Люк заявил, что отвезет туда сына на коне.

Усадив Джоша в седло перед собой, шериф сказал:

— Я, наверное, не приеду домой к обеду. Отвезу Джоша и поеду по делам.

— Уж как-нибудь постараюсь пережить это, — холодно проговорила девушка. — По крайней мере, никто не будет постоянно глазеть на меня.

Маккензи пустил коня галопом. Заслонив ладонью глаза от солнца, Хани смотрела им вслед. У мальчугана был такой расстроенный вид, что она едва не плакала. Джош был до смерти напуган. Похоже, Люк прав: ребенок не понимал происходящего.

Сначала Хани места себе не находила, переживая за ребенка, но потом все же решила, что надо сделать хоть что-то полезное. Поставив на плиту несколько больших кастрюль с водой, девушка собрала все грязное белье и рассортировала его на три кучки. Потом она сбегала в сарай за корытом и стиральной доской — день был очень жарким, и она не хотела стирать на улице, обгорая на солнце.

Наполнив корыто горячей водой, Хани задумалась.

— Черт возьми! — вскричала она. — Не тратить же целое корыто воды на грязное белье! — Девушке редко доставалась такая роскошь, как горячая ванна. Джош в школе, Люк приедет еще не скоро, так что она вполне может воспользоваться случаем и помыться.

Хани быстро высыпала в воду стакан лавандовой соли для ванны, разделась и забралась в корыто. Было тесновато — ей даже пришлось сидеть, подтянув к себе колени, зато вода была горячая. Мысли о Джоше и Люке мгновенно оставили ее. Закрыв от удовольствия глаза, девушка вся отдалась блаженству.

Когда вода остыла, Хани с сожалением выбралась из корыта и быстро вытерлась. Поскольку ее платье лежало в куче грязного белья, девушка завернулась в полотенце и направилась в раковине, чтобы набрать воды в кастрюлю.

Вдруг хлопнула входная дверь. Хани от испуга выронила кастрюлю, повернулась и увидела Люка, застывшего в дверях.

— Почему… почему вы вернулись? — запинаясь, спросила она.

Следующее мгновение показалось ей вечностью — Люк молча оглядывал девушку с головы до пят, Хани залилась краской, тело ее покрылось мурашками. Маккензи всего лишь смотрел на нее, а у Хани было такое чувство, словно он ласкает ее. Но вот Люк скрестил на груди руки, прислонился к стене и насмешливо спросил:

— Вы ждете кого-то, мисс Хани, или просто надеялись завершить то, что мы начали вчера? Она не позволит ему насмехаться над собой!

— «Мы», Маккензи? — дерзко вздернув подбородок, отозвалась она.

— Кого вы пытаетесь обмануть? Я же не один из ваших клиентов, леди. Вы что, пытаетесь свалить все на меня? По-вашему, я один виноват в том, что случилось вчера утром?

— Мы заключили с вами соглашение, шериф. По этому соглашению я должна заниматься с вашим сыном, а вы должны держаться от меня подальше. Я свою часть сделки выполняю.

— А разве в условиях нашего соглашения говорилось о том, что вы будете щеголять передо мною нагишом? — съязвил Маккензи.

— Может быть, и не говорилось, но раз уж вы держите меня на положении узницы, то я требую, чтобы вы выполняли все условия договора, шериф. Так что если вы еще хоть раз дотронетесь до меня, наша сделка будет расторгнута. Понятно, шериф?

— Полагаю, это вам не все понятно, леди. Вчера вы хотели меня не меньше, чем я вас. Но вы лжете так часто, что не в состоянии быть честной даже с собой. — Хани сжала кулаки, едва сдерживая желание вцепиться ему в физиономию. — Похоже, леди, вы неплохо играете в карты. Думаю, вы отлично знаете, что такое покер, и понимаете, что сейчас мы оба блефуем. — Люк приподнял брови. — Посмотрим, леди, кто кого.

Хани резко повернулась и направилась в свою комнату, чувствуя на себе тяжелый взгляд шерифа.

Оказавшись в спальне, девушка захлопнула дверь и, обессиленная, прислонилась к ней. Тело ее дрожало, сердце едва не выпрыгивало из груди. Неужто он думал, что она притворяется? Пожалуй, пора показать этому мужлану, что такое блефовать.

Девушка быстро оделась, застегивая пуговицы лифа дрожащими пальцами. Затем, набрав полную грудь воздуха, она гордо выпрямилась и распахнула дверь.

Люк оторопело смотрел на корыто с водой.

— Я собиралась постирать. Если вам надо что-нибудь выстирать, можете дать это мне, — промолвила она с дружеской улыбкой.

— Вы чудесно благоухаете, но не думаю, что и мне подойдет этот запах, — ехидно проговорил шериф. Хани удивленно смотрела на него.

— Лаванда, — коротко бросил Маккензи.

— Ох, я совсем забыла, — весело промолвила девушка, направляясь в кухню за водой. — Я не ждала вас так рано. Надо понимать, что вы все-таки будете обедать дома?

— Нет. Мой конь потерял подкову, так что мне пришлось вернуться. Я уеду немедленно.

Услышав неуверенные нотки в его голосе, Хани улыбнулась про себя. Он-то наверняка ждал, что она вылетит из спальни разъяренная, как фурия, а вместо этого перед шерифом возникла приветливая, улыбающаяся девушка. Маккензи был озадачен.

— Простите, что я помешал вашей… стирке, — пробормотал шериф. Хани слышала, как он направился к дверям, но и не подумала повернуться. — Наверное, вы правы, мисс Бер. Надо бы заказать ключ.

Выглянув в окно, девушка увидела, как Маккензи вскочил на коня и поехал прочь от дома.

— А вы попались на удочку, шериф Маккензи, — прошептала девушка и, удовлетворенно улыбнувшись, поставила кастрюлю на плиту.

Хани развесила белье на веревке и уселась на крыльцо. Она еще не все перестирала, но веревки больше не было, поэтому девушка решила подождать, пока мокрое белье высохнет. Было очень жарко, и Хани принялась обмахиваться газетой — на жарком солнце она сильно вспотела, а от былой ванны не осталось и следа.

Девушка рассеянно взглянула на дорогу и вдруг увидела вдалеке крохотную фигурку, быстро приближавшуюся к дому.

Что-то знакомое было в этом бегущем человеке. Хани встала, чтобы приглядеться внимательнее. Господи, это был Джош! Мальчик бежал, прижимая к себе коробочку для завтраков.

Хани бросилась навстречу ребенку. Неужто она перепутала и не встретила Джоша вовремя? Но ведь был только полдень, а уроки заканчивались в четыре часа. Девушка собиралась пойти к школе именно в это время — ведь Джош был слишком мал, чтобы разгуливать по дороге в одиночестве!

Подбежав к сыну Люка, Хани едва дышала.

— Джош, почему ты идешь домой так рано? — Девушка уже научилась распознавать все чувства мальчика по выражению его лица, и теперь поняла, что что-то с ним неладно. Она опустилась возле ребенка на колени. — Джош, ты ведь не убежал с уроков? — Мальчик посмотрел на нее, и Хани увидела, что глаза ребенка полны боли. — Золото мое, что случилось? — Она крепко обняла ребенка.

Надо было выяснить, что произошло в школе, но об этом, похоже, могла рассказать лишь учительница.

— Если ты не скажешь мне, в чем дело, мне придется пойти в школу и обо всем разузнать самой. — Решительно взяв Джоша за руку, Хани направилась к школе.

Попросив мальчика подождать на улице, девушка вошла в класс. Учительница взглянула на нее поверх очков, нацепленных на внушительного вида нос. Это была далеко не молодая женщина — с лицом, покрытым морщинами; ее волосы подернулись сединой. Сухопарая фигура была начисто лишена привлекательных женских округлостей. Несмотря на жару, коричневое платье учительницы было застегнуто на все пуговицы.

— Чем я могу вам помочь? — спросила она кислым тоном.

Синтия Нельсон говорила Хани, что школьная учительница была женой Гирама Вебстера — мэра Стоктона. Однако в этот момент девушке было наплевать, кто перед ней.

— Если вы не возражаете, миссис Вебстер, я бы хотела поговорить с вами. Учительница встала.

— Дети, можете выйти погулять. Съешьте ленч, но не вздумайте шуметь и бегать. — Она сердито посмотрела на одного из старших ребят: — Все понятно, Джемс Кэбот?

Дети схватили свои коробочки с едой и бросились вон из класса.

— Так чем я могу помочь вам, мисс?..

— Бер, — подсказала Хани. — Я — няня Джоша.

— Ах да. Я слышала о вас. — В ее голосе звучало явное неодобрение.

— Я бы хотела узнать, почему Джошуа пришел домой так рано.

— Я предпочту обсудить это с шерифом Маккензи, мисс Бер.

— За ребенка отвечаю я, так что смело можете говорить со мною, миссис Вебстер.

— Что ж, хорошо, мисс Бер. Я отправила Джоша домой, потому что он мешал занятиям.

— Что? Джош мешал занятиям? — удивленно воскликнула девушка. — Да он же не издает ни звука!

— Совершенно верно. Но его отказ отвечать на мои вопросы я воспринимаю как непослушание.

— Но Джош не отвечает, миссис Вебстер. Уверена, что вам было известно об этом.

— Я не допущу такого поведения в классе! И не советую вам, а также мистеру Маккензи испытывать мое терпение!

— Но Джош — очень умный мальчик, миссис Вебстер. Даже если он не говорит, уверяю вас, он непременно будет слушаться.

— Я не позволю! — отрезала учительница. — Я отвечаю и за других учеников, мисс Бер. Не успею я и глазом моргнуть, как все дети начнут подражать ему.

Одного гнилого яблока достаточно, чтобы испортить весь компот.

Не помня себя от гнева, Хани закусила удила:

— Вы… надутая, невыносимая, старая лицемерка! И еще смеете называть себя учительницей! — бушевала Хани. — Да я лучше сама буду учить Джоша, чем доверю его такой красномордой особе, как вы.

— Боже мой! В жизни не слыхала таких глупостей! Пожалуй, мне следует поговорить о вашем поведении с шерифом Маккензи, мисс Бер. Уверена, что он не одобрит его.

— А когда сделаете это, миссис Пустая Напыщенность, не забудьте рассказать шерифу Маккензи, как вы выгнали шестилетнего ребенка из школы и отправили домой одного. Не думаю, что отцу мальчика это понравится.

Учительница подпрыгнула на месте, когда Хани подскочила к ней и пригрозила ей кулаком.

— И если я еще хоть раз услышу, что вы называете Джоша гнилым яблоком, я врежу прямо по этому огромному, уродливому носу!

Когда Люк вернулся в Стоктон, на землю уже спустились лиловые сумерки, повсюду стрекотали кузнечики. Простыни на веревках качались на ветру, напоминая некий таинственный танец призраков.

Маккензи принялся снимать белье с веревок. Раздосадованный тем, что Хани и не подумала сделать это засветло, шериф сердито бросил простыни в какое-то ведро. Тут из дома раздалось пение девушки. Шериф хотел было зайти в дом и заметить, что не худо бы заканчивать начатое, как вдруг слова замерли у него на устах.

Хани сидела посреди гостиной и, наигрывая на гитаре, пела «Голубую моль». Джош примостился на полу напротив нее. Когда дело дошло до припева, девушка сказала:

— А теперь присоединяйся, мой хороший, твоя очередь.

К великому удивлению Люка, Джош принялся прихлопывать в такт девушке.

— Джимми рвет кукурузу, а мне-е наплевать… А мне-е наплевать… — Девушка наклонилась к мальчику и пропела: — Мой хозяин уехал! Мой хозяин уехал!

Весело рассмеявшись, Хани отложила в сторону гитару, схватила Джоша за руки, и они принялись плясать под пение девушки.

Джош улыбался. Такого оживленного лица у сына Люку еще не доводилось видеть. Потом шериф перевел взор на Хани. Ее голубые глаза горели, золотой дождь волос подскакивал в такт ее прыжкам. Закончив песню, Хани остановилась и обняла ребенка.

Люк медленно отвернулся.

Шериф пошел снимать с веревок оставшееся белье, благоухавшее лавандой. Люк поднес простыню к носу и с наслаждением вдохнул аромат Хани.

Глава 10

За завтраком Люк молчал, то и дело переводя взгляд с темноволосой Головки сына на нетронутое яйцо, лежащее на тарелке перед мальчиком.

— Золото мое, хочешь еще что-нибудь? — ласково спросила Хани у Джоша.

— Что вы с ним цацкаетесь! — возмутился шериф. — Вы же видите, что он не будет есть!

— Он лучше ест ту еду, что приготовила я, а не вы, — промолвила девушка.

— Я тоже. Это всего лишь означает, что вы готовите лучше меня?

— Я думала, что это означает одно: вы никогда не давали ему возможности выбирать. С тех пор как я сюда приехала, вы готовили только кашу, которая, признаться, была пересолена.

— Но кто же, вы полагаете, здесь готовил до вашего появления? Я с радостью снова примусь за кулинарию, но устал просить вас подождать, пока я освобожусь от дел. Вы же не слушаете меня!

— Да что вы такое говорите! Это после вашей пересоленной каши! — поддразнила его Хани. — Кроме того, я не только готовлю лучше, чем вы. — Девушка повернулась к плите. — Например, играю в покер.

— Ну да, и выманиваете у людей деньги, — язвительно добавил Люк.

Хани усмехнулась.

— И это тоже, — с легкостью согласилась она, девушка твердо решила не уступать нападкам и не ввязываться в нелепый спор в присутствии ребенка. — И еще я лучше всего умею ладить с детьми. Вот, к примеру, у меня хватает ума не ругаться при мальчике. Дети, знаете ли, каждое слово взрослых воспринимают очень серьезно.

Повернувшись к Джошу, Хани тепло улыбнулась мальчугану.

— Может, хочешь другое яичко? Люк покачал головой.

— Я сам съем его яйцо. Нечего переводить продукты, — проворчал он.

— Но оно уже остыло. Я приготовлю вам другое.

— Я же сказал, что съем и это. Яйца стоят денег. — Он потянулся к тарелке Джоша. — Ты больше не будешь, сынок?

Джош вскочил из-за стола и выбежал из дома.

— А вы добились своего, Маккензи. Мальчик опять заплакал.

— Кажется, я не умею ладить с ним так же хорошо, как вы. — Шериф принялся за холодное яйцо. Наступило молчание. Первой не выдержала Хани.

— Хотите еще кофе? — предложила она.

— Я и сам смогу налить себе чашку, если захочу, — последовал ответ шерифа.

Терпение девушки иссякло.

— Ну и наливайте! — воскликнула она и, вскочив с места, ушла в спальню, с треском захлопнув за собой дверь.

Маккензи оцепенело глядел ей вслед. «Что я за мерзавец!» — подумал он, выходя из дома.

Когда Люк вернулся через четверть часа, чтобы отвезти мальчика в школу, его ждала еще одна неприятность.

— Джош никуда не поедет, — заявила Хани. — Я сама могу научить его читать и считать.

— Он что, плохо себя чувствует?

— Нет, с ним все в порядке. Признаться, ему гораздо лучше, чем вчера. Очевидно, инстинкты детей более совершенны, чем инстинкты их родителей.

— Не пойму, о чем вы говорите? Хани повернулась к Джошу:

— Золотко мое, мне надо поговорить с твоим папой. Выйди, пожалуйста, на крыльцо. Я скоро присоединюсь к тебе, и мы сможем поиграть.

— Так в чем же дело, Хани? — настойчиво повторил Маккензи, как только его сын выскользнул за дверь.

Эта поганая сучка вышвырнула его вчера из школы, — пробормотала Хани.

Ради Бога, следите за своей речью, хотя бы ради Джоша, — взмолился Люк.

— Я просто называю вещи своими именами, — отозвалась девушка.

Господи! Вы что, не можете прямо отвечать на вопросы? Что ж, мне придется все выяснить самому. — Шериф выбежал из дома, вскочил на Аламо и поехал в школу…

Хани домывала посуду, когда шериф вернулся. Губы его были сердито сжаты, синие глаза потемнели от гнева, брови насупились. Один его вид мог привести робкого человека в трепет.

К счастью, Хани Бер была не робкого десятка.

— Что, черт возьми, вы хотите натворить в этом городе? — угрожающе спросил Маккензи. — Мало того, что вы обманули Джеба Гранджа и угрожали жене мэра, так вы еще недостойно вели себя в «Лонг-Бранче» в субботу вечером. Или, может, вы хотите настроить против себя всех добропорядочных жителей Стоктона?

— Ах добропорядочных? — взорвалась Хани. — Если вы называете этого мошенника торговца и напыщенную школьную мымру добропорядочными, то мне остается лишь поблагодарить Господа за то, что я не принадлежу к их числу!

— Да уж не принадлежите, — согласился с ней шериф.

— Может, и так, Маккензи, но, как бы плоха я ни была, я не стану обманывать детей и выгонять из школы напуганного ребенка. Одному Богу известно, что могло случиться с Джошем, когда он шел домой один!

— О чем вы говорите?

— А разве ваша добропорядочная горожанка не сообщила вам, что Джош вел себя так отвратительно, что она не смогла дождаться конца учебного дня, чтобы отправить его домой?

— Нет, этого она мне не сказала, — ответил Люк.

— Но она сделала это, шериф Маккензи. И я не жалею, что назвала ее красномордой!

— Что-о?! Вы назвали жену мэра красномордой?

— Ей еще повезло, что я не выполнила своей угрозы и не дала ей как следует по ее уродливому носу! Уж если она — леди, то я не хочу принадлежать к этой породе!

— Да вы и не смогли бы стать леди, как бы ни старались, — заметил шериф.

— А этот мерзкий торговец! Он не сказал вам, случайно, что лошадка, за которую он заломил целых шесть долларов, не стоит и десятой части этих денег и что за целую дюжину он наверняка заплатил не больше пяти долларов? Ах не сказал? — продолжала бушевать Хани. — И не пытайтесь доказать мне, что я не понимаю, о чем говорю! Видала я эти дешевые игрушки на карнавалах!

— Но это не оправдывает воровства.

— Да, вы совершенно правы, шериф Маккензи. Так выполните свой долг и посадите его в тюрьму.

— Честное предпринимательство не является преступлением.

— Верно, не является. Вот, к примеру, Сэм Бразнер не позволяет жульничать у себя в салуне. Наверное, из-за того, что его тоже не считают здесь добропорядочным гражданином!

— С вами бесполезно спорить, леди. Я-то думал, что ради Джоша вы стараетесь вести себя прилично, но вы лишь прилагаете все усилия, чтобы выставить меня на посмешище перед горожанами. Я не могу потерять свою работу, мисс Бер, и надеюсь, что впредь вы будете более сдержанной. — Резко повернувшись, Маккензи вышел.

Люк дулся все утро. Он никак не мог решить, что делать с Хани и Джошем. Почему ей удалось покорить сердце мальчика? Ведь это ни у кого не получалось! И теперь, когда Джоша не пускают в школу, он нуждается в Хани больше, чем когда бы то ни было. Хани поставила его в тупик и прекрасно знала об этом.

Вернувшись в дом, Маккензи задержался в дверях — Хани и Джош сидели за столом.

— А теперь раздаешь по пять карт, — услышал он голос девушки. Она громко сосчитала: — Вот — раз, два, три, четыре, пять. Пять — тебе и пять — мне.

— Что, черт возьми, тут происходит? — вскричал Люк. Подбежав к столу, он сбросил карты на пол. Джош застыл на месте от страха.

— Мой хороший, почему бы тебе не пойти поиграть в твою лошадку? — как ни в чем не бывало предложила Хани. — Мы поучимся считать потом.

Как только дверь за ребенком закрылась, девушка повернулась к Люку. Ее мимолетный испуг сменился гневом.

— Примите мои поздравления, Маккензи! Вы опять — в который уже раз — напугали вашего сына.

— Все, что бы я ни делал, пугает его. Мальчик не любит меня.

— Это просто необъяснимо, — ехидно проговорила Хани, собирая с пола карты.

— Но, независимо от того, любит он меня или нет, я в ответе за него и не позволю, чтобы вы обучали его игре в карты и мошенничеству.

Хани злилась все больше.

— О чем это вы говорите?

— Вы же сказали, что будете учить Джоша считать и читать.

— Это я и делаю!

— С помощью карт? Ничего себе — обучение! — фыркнул Маккензи.

— Но я именно так обучалась считать, Маккензи. Сначала я считала количество значков на карте одной масти.

Люк удивился.

— На прошлой неделе я видел, как вы учили его склеивать кусочки фальшивых украшений. Это для чего?

Хани и не знала, что Люк видел их. Она просто хотела развлечь ребенка, но Джошу и клеить не понравилось.

— Боже мой, мне ничего не скрыть от вас, — насмешливо проговорила девушка. — Я давала ему урок искусства.

Вот-вот, а потом вы заставите его торговать этой дрянью!

Ошибаетесь, шериф. К тому ж я заработаю больше денег, если возьмусь за продажу сама. Но не бойтесь, Маккензи. Я пообещала, что отдам Джошу половину того, что получу за украшения. Своеобразный урок бизнеса, знаете ли.

Маккензи с осуждением смотрел на девушку, и она отвернулась: ей уже надоели его укоряющие взгляды.

— Вы сами привезли меня сюда, — проговорила она, — потому что нуждались в моей помощи. Почему бы просто не признать, что ваша затея провалилась? Если вы мне не доверяете, то зачем позволяете заниматься с вашим сыном? — Хани резко повернулась к нему. — Неужто он значит для вас меньше, чем двести двадцать пять долларов?

Люк почувствовал укол совести. Да, он доверил ей Джоша. Но, Господи, она же столько сделала для мальчика! Почему бы прямо не сказать об этом? Почему он не мог этого сделать?

Шерифа так и подмывало извиниться. Он шагнул к девушке, чтобы положить ей руку на плечо, но тут она вскинула голову, и он встретился с ее ясным взглядом.

— Я сама скажу, что вас беспокоит, шериф Маккензи! Ревность! Погрязнув в собственном самодовольстве, вы и подумать не могли, что ваш сын предпочтет меня вам! Так что получайте, Маккензи! Думаю, все понятно даже вашему шестилетнему сыну!

Однако лицо Люка не дрогнуло. Откашлявшись, он вымолвил:

— Я… Простите меня. Надо признать, вы сделали очень много. — Он задержался в дверях. — Кажется, у меня никак не получается ладить с собственным сыном. Но я постараюсь. Возможно, вы мне и не поверите, но я очень хочу, чтобы Джош любил меня так же, как я люблю его. Может, только я свои интересы ставил превыше его? Не знаю…

Услышав признание Люка, Хани вмиг забыла о своей горечи.

— Это была плохая сделка, Люк — тихо сказала она. — И нам с вами вряд ли удастся сговориться.

— Но вы старались больше меня, Хани, не правда ли?

С этими словами Люк вышел. Глядя на него, Хани почувствовала себя не менее виноватой.

Чуть позже за Хани зашла Синтия и предложила ей пройтись — муж настаивал на ежедневных прогулках для будущей матери.

За все время, что Хани провела в Стоктоне, лишь Синтия да Лили из «Лонг-Бранча» по-дружески отнеслись к ней. Правда, выслушивая бесконечные разглагольствования Синтии о преимуществах семейной жизни, Хани подозревала, что жена доктора поступает небескорыстно и пытается сосватать шерифа. Ее недвусмысленные попытки весьма смущали девушку.

— Синтия, а ты уверена, что хочешь показаться в моем обществе? Ты же знаешь, какие обо мне ходят сплетни.

— Пусть говорят, что хотят, Хани. Мне-то известно, что во всех этих сплетнях нет ни слова правды.

— Ты не права. Я и в самом деле затеваю скандалы. Я украла в лавочке мятную палочку и угрожала дать по носу жене мэра.

Синтия едва сдерживала смех.

— Послушай, а это правда, что ты назвала Клару Вебстер красномордой?

— Да, так и есть.

— Господи, мне столько лет хотелось сделать то же самое!

В порыве откровенности Хани рассказала новой подруге всю правду о том, почему она приехала в Стоктон, о том, как невзлюбил ее Люк, и о ее собственном отношении к шерифу Маккензи. Синтия усмотрела во всей этой истории романтическую сторону и еще больше загорелась желанием соединить Хани с Люком.

Жена доктора продолжала обдумывать этот вопрос, как вдруг у входа в салун им повстречались два ковбоя.

Один из мужчин бросился к ним, сорвал с головы шляпу и отвесил шутовской поклон.

— Добрый день, дамы. — Молодой человек, лет двадцати на вид, был сильно навеселе.

— Здравствуйте, мистер Кэлун, — не замедляя шага, ответила ему Синтия.

Хани обернулась и увидела, что мужчины вошли в салун.

— Похоже, этот юноша явно перебрал, — заметила Хани.

Синтия кивнула.

— Да, я тоже так считаю. Это Джесс Кэлун и его брат Рэнди. Их отцу принадлежит большое ранчо недалеко отсюда. С Рэнди-то все в порядке, а вот Джесс очень горяч и вечно впутывается во всякие истории. Он слишком много играет и то и дело угрожает пустить в ход свой кольт. Дуг не раз говорил мне, что Джесс просто рожден для пули.

Женщины продолжили прогулку, и Синтия, вернувшись к их разговору, вновь принялась расхваливать достоинства Люка Маккензи. Хани спрашивала себя, что сказала бы докторша, узнай она об их утренней ссоре.

Выйдя из дома, Люк уселся на стул, стоявший на крыльце. По противоположной стороне улицы, оживленно беседуя, шли Синтия и Хани. Шерифу пришло в голову, что няня его сына, несомненно, самая красивая из всех женщин. «И самая невыносимая», — добавил он про себя.

Маккензи безумно хотел ее с того самого момента, когда впервые увидел. И без сомнения, маленькой лгунье было доподлинно известно об этом. Она никогда не упускала возможности помучить его, то дразня своим соблазнительным телом, то улыбаясь ему соблазнительным ртом. Эти губы были созданы для поцелуев, а не для того, чтобы с них без конца слетали лживые слова.

Однако она все же не заслуживала его упреков. Если бы не Маккензи, Хани и не подумала бы ехать в Стоктон. С другой стороны, шерифу очень повезло: девушка прекрасно ладила с его сыном. С каждым днем состояние мальчика улучшалось, что, впрочем, никак не отражалось на отношении ребенка к отцу.

Люк тяжело вздохнул. Хани в который раз была права: он и правда ревновал. И не принимал ее нежелания жить по общепринятым правилам. Поэтому-то Маккензи и носил звезду шерифа: слишком много людей считали, что их интересы превыше закона.

Черт! Ему придется позабыть о своей гордыне и попросить у Хани прощения за свои слова. Пока она находится в Стоктоне, им следует прекратить препирательства и постараться жить в мире.

— Шериф! — раздался чей-то голос. — Вам бы сходить в «Лонг-Бранч». В город приехал Джесс Кэлун, и он пьян как свинья.

Люк удивленно смотрел на Мэтта Бреннана: он так погрузился в свои мысли, что не слышал приближения помощника.

— Хорошо, я посмотрю, что там происходит, — промолвил шериф, поднимаясь на ноги.

Мужчины направились в сторону «Лонг-Бранча», и в этот самый момент в дверях салуна появились братья Кэлун. Джесс помахивал начатой бутылкой виски, затем он опрокинул остатки горячительного себе в горло, обтер бутылку рукавом, подбросил ее в воздух и дважды пальнул в нее из своего кольта.

А неподалеку от салуна из экипажа выбирался банкир Стоктона. Услышав шум выстрелов, лошади понесли, а банкир упал на землю. Шедшие по улице люди бросились врассыпную, чтобы не угодить под копыта перепуганных животных.

Коляска налетела на коновязь, но это не остановило лошадей. Они продолжали мчаться вперед, волоча за собой перевернувшийся экипаж и поднимая клубы пыли.

Люк мигом вскочил на первого попавшегося коня, привязанного у какого-то дома, догнал обезумевшую от страха упряжку банкира и умудрился на скаку схватить поводья. Когда на помощь ему подоспел Мэтт, шерифу уже удалось остановить лошадей.

— Позаботься о животных Мэтт, — бросил Люк помощнику.

Мэтт принялся успокаивать напуганных лошадей, а Люк повернул своего коня назад и подъехал к банкиру.

— Все в порядке, Уэс? — спросил шериф. Банкир кивнул, с трудом приходя в себя.

— Как моя упряжка? — поинтересовался он дрожащим голосом.

— Да вроде ничего, а вот экипаж придется чинить.

— Что ж, думаю, молодому повесе придется заплатить за починку, — с горечью промолвил Уэс Дуглас, указывая трясущимся пальцем на Джесса Кэлуна.

— Это ты стрелял, Джесс? — обратился Маккензи к молодому человеку.

— Я не виноват, что этот тип не умеет управляться с собственными лошадьми, — нагло заявил Кэлун.

— Папа за все заплатит, — поспешил вмешаться Рэнди.

— Хорошо. А теперь убирайтесь отсюда.

В глазах Джесса Кэлуна вспыхнуло негодование.

— А что, если я еще не готов уехать из города, шериф? — развязно спросил он.

— Тогда будешь развлекаться в тюремной камере. Выбирай, — твердо произнес Маккензи.

— Вам не посадить меня в тюрьму, шериф.

— Заткни свою пасть, Джесс, — проговорил Рэнди. — Поедем отсюда.

— Я обязательно засажу тебя за решетку, если сочту нужным. Нам не нравится, когда по нашему городу разъезжают пьяные ковбои и палят из своих кольтов, так что уезжайте из Стоктона. А если я еще хоть раз увижу тебя в городе пьяным, то в тюрьме тебе придется просидеть целый месяц.

— Да вы знаете, с кем говорите, шериф?! Терпение Люка лопнуло:

— Да, с пьяным болтуном, который только что едва не убил жителя этого округа.

— Подавитесь-ка своими словами, шериф! Или, может, вам больше по нраву давиться уличной пылью? Маккензи не сводил с него немигающего взгляда.

— Ты слышал меня, Джесс. Катись отсюда!

— А если не уеду?

— Мне платят за то, чтобы я следил за соблюдением закона в этом городе, — угрожающе промолвил шериф.

— Никуда я не поеду, пока не захочу, — упрямо повторил Джесс.

— Не хочется бить тебе морду, сынок. Может, лучше тебя хорошенько высечь? Джесс насмешливо фыркнул:

— А не много ли хотите, шериф? Думаю, вам со мной не справиться.

— Ты полагаешь, стоит играть жизнью, чтобы доказать это? — холодно спросил шериф.

Люк понял, что перегнул палку: пьяному, пожалуй, хватило бы пары часов в тюремной камере, чтобы прийти в себя, а теперь, возможно, ему придется убить Джесса.

Рэнди встревожился за брата.

— Довольно, Джесс, пойдем, — потянул он его за рукав. — Шериф просто выполняет свою работу. К тому же если ты застрелишь шерифа, тебе придется за это ответить перед судом.

— Отстань, — оттолкнул Рэнди Джесс. — Настала пора заткнуть вам глотку, шериф!

— Шериф Маккензи, не обращайте внимания, он пьян, — засуетился Рэнди. — Джесс не понимает, что говорит.

— Мне что, обоих вас засадить? — перевел на него взгляд Люк.

Рэнди Кэлун был в отчаянии.

— Он же мой брат, шериф! — умоляюще проговорил он. — Что же мне делать? Не могу же я стоять и смотреть на то, как вы его пристрелите.