Глава 18

…Ей было жарко, но она дрожала. Приоткрыв глаза, Хани с усилием приподняла голову и попыталась всмотреться в темноту. Где она? Содрогаясь от боли и лихорадки, девушка уронила голову на подушку.

— Люк… — хрипло прошептала она. Потом все закрутилось у нее перед глазами.

Хани слышала низкий гул голосов. Она попыталась приподнять веки, но они отяжелели и не слушались ее. Наконец она открыла глаза и увидела рядом какой-то темный предмет, но не смогла понять, что это такое.

— Док, она приходит в себя! Давай же, сойка, открой свои огромные голубые глаза!

Голос Люка! У Хани было такое чувство, словно ее окатило теплой волной.

— Люк! — с улыбкой прошептала она и снова впала в забытье.

— Она опять потеряла сознание, док, но на несколько секунд приходила в себя. Она даже узнала меня, — сказал Маккензи.

— Это хороший знак, — заявил Дуг. — Хотя, если бы я был на месте Хани и выслушал все, что ты наговорил ей вчера, я бы не хотел, открыв глаза, увидеть тебя перед собою. Ну да ладно. Выйди из комнаты, а я осмотрю ее. Это касается и тебя, Синди.

— Но, Дуг… — взмолилась женщина.

— Синди, если хочешь помочь, то поставь на плиту кастрюлю с водой.

После грозы прошли уже целые сутки. Теперь, когда Джош и Хани снова оказались под его защитой, Маккензи немного успокоился.

— Ясно, мы с тобой здесь не нужны, — промолвил Люк, обнимая Синтию за плечи. — Пойдем, я сам поставлю воду на плиту, а ты почитай Джошу на ночь.

Вода в кастрюле уже успела закипеть, когда Синтия вышла из спальни мальчика и уселась за стол рядом с Люком.

— Ну, как там Джош? — спросил шериф.

— Малыш спит, как ангел, — улыбнулась Синтия. — Он такой милый, Люк, такой хороший, и я так люблю его.

— Знаю, Синтия, я очень благодарен тебе и Дугу за все, что вы сделали для нас. И не только за последние два дня, а вообще за все время, что мы живем здесь.

Синтия знала, что Люк был скрытным человеком, и понимала, что ему нелегко давались такие признания.

— Что-то уж очень долго Дуг осматривает Хани, — с тревогой взглянув на дверь, промолвил Маккензи.

— Он очень внимательный врач. Знаешь, я абсолютно уверена, что с Хани все будет в порядке. По-моему, и Джош в это верит, несмотря на то что очень напуган. Представляю, каково ему было обнаружить Хани в бессознательном состоянии. Любой ребенок на его месте перепугался бы до смерти. — Синтия подошла к плите. — Хочешь кофе?

— Еще бы! — Люк взял из рук миссис Нельсон кружку кофе. — Ох, как хорошо! Этот напиток сохраняет жизнь. — Он сделал несколько больших глотков. — Ты святая, Синтия. Если бы ты не была замужем, я бы попросил тебя стать моей женой.

Сам того не желая, Маккензи затронул тему, которая больше всего интересовала жену доктора.

— Кажется, ты послал новое объявление о поиске жены? — спросила она, усаживаясь за стол.

— Нет, на сей раз я написал, что ищу экономку, с женами мне что-то не везет. — Лицо шерифа помрачнело при воспоминании о полученном с утренней почтой письме.

— Ну, раз уж речь зашла о жене, шериф, то зачем же покупать кота в мешке, когда… как это говорится… лучше синица в руках, чем журавль в небе?

— Хани и не помышляет о замужестве, Синтия.

— Но ты же и не спрашивал ее об этом! — возразила женщина.

— Я предложил ей выйти за меня замуж в тот день, когда мы приехали в Стоктон. — Люк предпочел не упоминать слова Хани о том, что она выйдет только за очень богатого человека.

— Ну-у… — протянула Синтия. — Может, за это время она передумала, — с надеждой добавила она.

Люк понимал, что Синтии не понравилась новость, которую ему пришлось сообщить ей, но откладывать было бессмысленно. Он уже открыл было рот, чтобы возразить ей, но тут их перебил вышедший из спальни девушки Дуг:

— Синди, если вода согрелась, я попрошу тебя обтереть Хани губкой и сменить ей ночную рубашку.

Синтия поспешно поднялась.

— Как она, Дуг?

— У нее сильный жар, а легкие полны мокроты. Когда будешь мыть ее, проследи, чтобы не было сквозняков, а то как бы ей хуже не стало.

— Губка и полотенце в верхнем ящике комода, — сообщил Люк. — Я принесу воды и кусок мыла.

Маккензи перелил горячую воду в большой кувшин и отнес его в спальню. Синтия плеснула воды в таз и приготовилась обтирать девушку, но Люк медлил, заглядевшись на Хани. Она была мертвенно бледна, длинные светлые пряди липли к ее лицу, покрытому каплями пота. Шериф протянул руку, чтобы убрать волосы с лица, и почувствовал, как горит кожа девушки. Синтия подала ему знак уходить.

Вернувшись в кухню, Люк налил себе еще одну чашку кофе и присоединился к доктору, который уже попивал ароматный напиток.

— Ты уверен, что с ней все хорошо, Дуг?

— Жаль, что она еще не пришла в сознание. Интересно, сколько времени они шли под дождем? Как бы она не подхватила бронхит или двустороннее воспаление легких.

— Но как предотвратить это?

— Она должна все время быть в тепле. Продолжим давать ей жаропонижающее. Салициловая кислота снимает боль и понижает температуру, а это поможет выздоровлению. Завтра начнем солевые ванны.

— Я ни слова не понимаю, но буду тебя слушаться.

— Давно пора. А мне, кстати, давно пора вести жену домой. Ей в ее положении нужен отдых. Пошли за мной, если Хани вдруг станет хуже. У нее может начаться горячка, она будет бредить. Давай ей лекарства каждые три часа и не забывай о холодных компрессах.

— Я обтерла ее и надела свежую рубашку, — сказала Синтия, выходя из спальни.

Мужчины встали и пожали друг другу руки.

— Спасибо за все, док.

— Пойдем-ка, Синди, тебе пора в постель, — промолвил Дуг, заботливо закутывая жену в плащ. — Хани может не прийти в себя еще пару дней. — Он похлопал шерифа по плечу. — Этой ночью, возможно, будет кризис, но, надеюсь, все обойдется. Завтра я приду с утра пораньше.

Синтия поцеловала Люка в щеку.

— Спасибо вам еще раз, — проговорил шериф, провожая их.

Едва Маккензи закрыл за ним дверь, улыбка исчезла с его лица. Наполнив кувшин холодной водой; он вернулся в спальню, а потом положил руку на лоб Хани — она все еще была очень горячей. Люк подоткнул ей одеяло и направился проведать Джоша.

Когда он открыл дверь в спальню сына, Амиго встрепенулся, помахал хвостиком и снова уснул.

— Чертов пес, — пробормотал шериф, не то улыбаясь, не то недовольно кривя лицо.

Потом он с нежностью взглянул на спящего сына.

— Хани больна, сынок, и тебе, наверное, кажется, что все про тебя забыли, — едва слышно молвил он, поправляя одеяло мальчика и целуя его.

Вернувшись в кухню, Люк вымыл посуду, снял сапоги и перетащил большое кресло в спальню Хани. Его ждала долгая ночь.

Маккензи уселся в кресло и вытащил из кармана свернутый конверт. Он думал о письме целый день, а сейчас посмотрел на него и перевел взгляд на девушку.

Не находя себе места, Люк вскочил на ноги и взял в руки книгу, лежащую на ночном столике. «Джен Эйр». Улыбнувшись, шериф покачал головой — похоже, Хани любила все книги Абигайль Фентон, ведь она читала каждую свободную минуту. Читала сама, читала Джошу, и мальчик, несомненно, получал от этого большую пользу.

Сам Люк вырос на ранчо, и у него не оставалось времени на книги. Мать обучала сыновей с помощью старого Вебстерского словаря, но, несмотря на это, и Люк, и Флинт остались равнодушными к чтению. Один Клив читал все, что попадалось ему под руку, включая Библию, которую он прочел от корки до корки. На лице шерифа мелькнула улыбка при воспоминании о том, как была довольна их мать, узнав, что хоть один из сыновей обратился к Святой книге. Маккензи подумал, что полюбил чтение только во время войны. Ему попадалось много книг, и они помогали скоротать время между сражениями.

Люк отложил книгу в сторону и взглянул на коробку с книгами, стоявшую в углу комнаты. «Может, стоит сделать для них шкаф?» — подумал он, но, поразившись нелепости собственной мысли, отогнал ее от себя и посмотрел на девушку. О чем он волнуется? Ведь она скоро покинет Стоктон!

Маккензи посмотрел на куски клетчатой ткани, сваленные возле коробки с книгами. Люк взял один из них — занавеска была уже готова. Он усмехнулся — хоть раз Хани довела до конца начатое. Стало быть, он должен смастерить карнизы и непременно займется этим завтра.

Люк вернулся к кровати и сел на краешек. Лоб Хани все еще пылал от жара. Маккензи смочил полотенце в холодной воде и обтер лоб и щеки девушки. Ее милое лицо зарделось от жара. Шериф взял ее пальцы и слегка погладил их.

— Прости меня за то, что с тобой случилось, сойка, — прошептал он. — Не стоило тебе приезжать сюда.

Потом Люк пододвинул кресло поближе к кровати, сел в него и положил на кровать ноги, но, вспомнив указания Дуга, вытащил часы и проверил время. Лекарство следует дать в час ночи. Люк не отрываясь смотрел на девушку, пока тяжелый сон не смежил его веки.

Он проснулся, услышав невнятное бормотание Хани.

— Что вы делаете? Уйдите от меня, дядя! — вскрикнула она.

Люк потрогал ее лоб: жар явно усиливался. Он взглянул на часы и с ужасом вспомнил, что не дал девушке лекарство в час ночи.

— Не трогайте меня! Уходите, дядя Джордж! Оставьте меня! — стонала Хани, размахивая руками.

Маккензи намочил полотенце и положил его ей на лоб.

Внезапно Хани заплакала:

— Папочка, пожалуйста, не пей больше. Ты же обещал, что не будешь больше пить. Пожалуйста, папочка… — Из ее глаз ручьем катились слезы, и Люк вытирал их.

Девушку бил озноб. Маккензи поплотнее укутал ее в одеяло и взял за руку. Хани казалась такой маленькой и беспомощной.

— Не плачь, моя сойка, — ласково проговорил он, убирая волосы с влажного лба.

Казалось, девушка успокоилась. Люк вернулся в свое кресло, но едва присел, как Хани вновь закричала:

— Ты привез меня сюда… Сам этого хотел… Ничего не выйдет… Нельзя доверять… — Это были те самые слова, которые она говорила ему во время очередной ссоры.

Люк почувствовал себя виноватым.

— Как глупо… — продолжала девушка. — И все так просто… Ненавижу тебя… Ненавижу тебя, Люк…

Каждое ее слово будто кинжалом пронзало сердце Маккензи. Сжав руки Хани в своих, он уткнулся в них лбом, упершись локтями в край кровати.

— Прости меня, сойка, — прошептал он. — Прости, пожалуйста, за то, что я причинил тебе страдания.

— Я люблю тебя, мама… Никогда не забуду тебя… — продолжала причитать девушка.

Ее состояние ухудшалось с каждой минутой, и шериф уже в страхе собрался бежать за доктором Нельсоном, как вспомнил предупреждение Дуга о том, что ночью, вероятно, наступит кризис. Люк решил подождать еще немного.

Наконец пришло время давать жаропонижающее. Лекарство подействовало — Хани перестала бредить, но ее сотрясали жестокие приступы лихорадки. Маккензи без устали вытирал ей лоб и губы влажным полотенцем.

К утру, с новым приемом жаропонижающего, состояние девушки улучшилось, лихорадка отступила…

Открыв глаза, Хани некоторое время лежала неподвижно. Она поняла, что лежит дома в постели, и внезапно ощутила чье-то присутствие в комнате. Девушка хотела повернуть голову, но лицо ее тут же исказилось гримасой боли, словно тысячи иголок вонзились ей в мозг. Хани подождала, пока боль пройдет, и, напрягая зрение, присмотрелась к неясной фигуре, темнеющей в кресле возле кровати.

— Люк, — прошептала она.

Он ничего не ответил. Приглядевшись, девушка увидела, что шериф спит. Некоторое время она молча смотрела на него, а потом веки ее сомкнулись, и она опять заснула.

Когда Хани снова пришла в себя, у кровати стоял Дуг Нельсон и, держа ее за руку, считал пульс. Люка в кресле не было.

— Проснулась? Доброе утро! — весело промолвил Дуг.

— Доброе… доброе утро, — пробормотала девушка.

— Как ты себя чувствуешь?

— Еще не знаю, — с трудом проговорила девушка.

— Пульс нормальный и ровный. Давай-ка измерим температуру. — Нельсон сунул ей в рот термометр. — Люк говорит, минувшей ночью ты была такой горячей, что вода на полотенце закипала, когда он вытирал тебе лицо.

Стало быть, ей не привиделось, что Люк сидел рядом.

Не в силах говорить, Хани скептически приподняла брови и тут же скривилась от непереносимой боли — даже такое движение причиняло ей страдания.

— Голова болит? — спросил Дуг. Она кивнула, и ей снова стало больно. Посмотрев на градусник, Дуг нахмурился.

— У тебя все еще высокая температура. На сегодня можешь забыть о дневной прогулке.

Хани почувствовала, что опять впадает в забытье.

— А Джош? — едва слышно прошептала она.

— С ним все хорошо, Хани. Отдыхай.

…Она ощущала себя невесомой и, кажется, летала по воздуху. Потом вдруг стала плескаться теплая вода…

— Нет, — пробормотала Хани. Ее язык так распух, что едва помещался во рту. — Не хочу я учиться плавать. Постель… Я хочу лечь в постель… — Она принялась вырываться из чьих-то объятий.

— Успокойся, Хани. — Хриплый голос Люка подействовал на нее умиротворяюще.

— Ты не дашь мне утонуть?

— Нет, ты не утонешь, — тихо ответил он.

Хани с усилием приоткрыла глаза и поняла, что сидит в корыте с водой. Люк держал ее за руку, другой рукой поддерживал ей голову.

— Что… что ты делаешь?

— Так велел доктор. Ты просто расслабься. Вода соленая, а соль помогает бороться с лихорадкой.

— С лихорадкой? — недоуменно спросила девушка. — Какой лихорадкой?

— Ты очень больна, сойка. Доктор говорит, что солевые ванны помогают.

Она себя как-то странно чувствовала. Корыто, вода, ее нагота, Люк… Вдруг ее голова упала вниз, и девушка уткнулась носом в грудь Маккензи. Она больше не хотела плавать. Ей хотелось только спать.

— Люк, не дай мне утонуть, — пробормотала она и закрыла глаза…

— Тебе сегодня лучше? — Голос Синтии вернул Хани к действительности. Ощутив прикосновение мягкой, прохладной руки к своему лбу, Хани открыла глаза. На краю постели сидела улыбающаяся Синтия.

— Да, мне гораздо лучше, — неуверенно ответила Хани. — А что случилось?

— У тебя была сильная лихорадка.

— Да-а? — Девушка закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. — Ах да, кажется, я вспоминаю. Мы с Джошем ходили в лес, но внезапно начался дождь. — Она встретилась взглядом с подругой.

— Верно. Ты промокла и простудилась. Ты была очень больна, дорогая. Мы целых три дня за тебя переживали.

— Три дня? Ты хочешь сказать, что я была без сознания три дня? Не могу в это поверить!

— Слава Богу, самое худшее уже позади. — Синтия похлопала ее по руке. — Хочешь есть?

— Пожалуй, да, — подумав, ответила девушка.

— Замечательно. Я приготовлю тебе чай. А каши тарелочку осилишь?

— Да, Синтия, если тебе не трудно.

Синтия поспешила на кухню, а Хани закрыла глаза, чтобы подремать немного. Когда она открыла их, у кровати стоял Джош. Синие глаза мальчугана были полны тревоги.

— Привет, мой золотой, — прошептала Хани.

— Тебе лучше? — спросил он дрожащим голосом.

— Все хорошо, золотко.

Тут на кровать вспрыгнул Амиго и принялся лизать ей лицо.

— А вот и ты, приятель. — Девушка рассмеялась и хотела согнать пса с кровати, но не смогла даже поднять руку. — Похоже, потребуется некоторое время для того, чтобы я набралась сил.

— Амиго нас спас, — заявил Джош.

— Да-а? Знаешь, я вообще ничего не помню. Расскажи, что случилось после того, как я заболела.

В это время в комнату вошла Синтия с подносом в руках.

— Поболтать сможете позже, — сказала она. — Сначала Хани надо поесть. Амиго, убирайся с кровати! — велела женщина.

Пес тут же соскочил на пол.

— Можно мы вернемся, когда ты поешь? — спросил мальчик.

— Конечно, можно, мой золотой, — ответила девушка. — Не забудь, я хочу узнать, что произошло.

— Пойдем к папе, Амиго.

Хани принялась за еду, а Синтия присела на кресло.

— Ты должна рассказать мне, что здесь делалось три дня, пока я болела. Я почти ничего не помню.

— У тебя был очень сильный жар, — отозвалась жена доктора. — Судя по словам Дуга, Люк почти не выходил из твоей спальни.

— Похоже, я должна благодарить не только его, но и Дуга.

— Да, он замечательный врач, — безразличным тоном промолвила Синтия, — но за тобой ухаживал один Люк.

Хани улыбнулась — в глазах Синтии появился обычный блеск.

— Смотри, он повесил занавески, которые ты сшила.

Девушка удивленно осмотрелась по сторонам и только теперь заметила, что на окнах висели ее занавески.

— Что ж, поблагодарю его за это, — молвила она, поглядывая на подругу поверх чашки.

Хани догадалась, что Синтия, не оставившая надежду поженить их, нарочно преувеличивала роль Люка в ее выздоровлении.

Еда утомила больную, и она опять уснула.

Когда Хани проснулась, в комнате сгустились сумерки. Сквозь открытую дверь она увидела Люка и Джоша, сидевших за кухонным столом. Подперев голову одной рукой, другой Джош лениво ковырял что-то вилкой в своей тарелке.

— Джош, так за столом не сидят, — сказал Люк. — Тебе не нравится еда?

— Не нравится, — капризно ответил ребенок. — Хани готовит вкуснее.

— Не сомневаюсь, сынок, но лучше у меня не получается.

Джош подцепил кусочек мяса и лениво поднес его ко рту.

— А Хани сможет снова готовить нам?

— Не знаю. Пока тебе придется довольствоваться моей кухней.

— Печенье такое жесткое — его даже Амиго не ест.

Люк опустил глаза и увидел, как Амиго грызет его кулинарное изделие, которое Джош украдкой бросил ему под стол.

— Мне вовсе так не кажется.

— Он просто не хочет тебя огорчать, потому и ест, — убежденно заявил малыш.

— Тебе бы пример с него взять, — вымолвил Люк. — Думаю, ты тоже мог бы съесть то, что я приготовил.

— Ну да, стану я есть это печенье… — капризничал ребенок.

— Хорошо. Давай приготовим другое для Хани.

Девушка удивленно наблюдала за тем, как отец и сын убирали все со стола. Затем Джош пододвинул к столу табуретку, а Люк принялся за тесто.

— Ну что ж, вперед, шеф Маккензи! — взмахнув рукой, проговорил Люк.

— Какой шеф? — с подозрением спросил мальчик.

— Это человек… В общем, это хороший повар, — усмехнулся отец.

Похоже, это объяснение пришлось Джошу по нраву, во всяком случае, он улыбнулся во весь рот и погрозил отцу пальцем.

— А теперь ты должен тонко раскатать тесто. Я скажу тебе, когда хватит, — заявил мальчуган.

— Есть! — Люк взял скалку и принялся за дело. Не сводя с него глаз, Джош облокотился на стол.

— Кажется, довольно, — важно заявил он, когда тесто, по его мнению, стало достаточно тонким.

— Что теперь? — поинтересовался Люк, откладывая скалку в сторону.

— А теперь бери стакан и вырезай кружочки.

Отец принялся старательно выполнять указания ребенка, но тот остановил его:

— Нет, ты все делаешь не так. Джош взял у Люка стакан и стал показывать, как надо вырезать тесто.

— Ничего не получится, если ты не будешь вертеть бедрами. — Мальчик покрутил попкой, как учила его Хани.

— Ты хочешь сказать, что надо делать вот так? — спросил Люк, надавливая рукой на стакан и вертя своими стройными бедрами. — Наверное, под музыку у нас бы все получилось лучше.

— Папочка, ну откуда же мы возьмем музыку, особенно когда Хани болеет и не может играть на гитаре? — с грустью спросил мальчик.

Глаза девушки наполнились слезами умиления.

Поставив противень с печеньем в печь, Люк подбоченился и спросил сына:

— Шеф, а что, по-твоему, надо делать с невкусным мясом?

Маккензи едва сдержал смех, когда увидел, как важно нахмурился ребенок.

— Может, подсолить его немного? — предложил Джош.

— Не пойдет… Хани и так жаловалась, что я пересаливаю кашу.

— Тогда, может, выбросим его?

— Еду не выбрасывают, так всегда говорила моя мама.

— Я знаю, что мы сделаем с мясом! — засияв, вскричал ребенок. — Давай отдадим его Амиго.

— Хорошая мысль. — Люк вывалил мясо в миску и поставил ее на пол.

Пес с шумом принялся поглощать нежданное угощение.

Шериф, подбоченясь, смотрел на собаку.

Сын невольно скопировал позу отца и проговорил:

— Этот чертов пес сожрет все что угодно.

— Не смей употреблять бранные слова, — строго сказал Маккензи-старший.

— Но ты же сам так всегда называешь Амиго, — немедленно возразил мальчик.

Упрек был справедлив, и Люк почувствовал себя виноватым.

— Хорошо, с этого момента мы оба будем называть собаку только по имени, — проворчал он.

Словно поняв, о ком идет речь, Амиго поднял голову, посмотрел на хозяев и вернулся к еде.

— Чем мы накормим Хани, когда она проснется? — спросил Джош.

— Осталось немного супа, который вчера принесла тетя Синтия.

Лицо ребенка засияло от удовольствия:

— Вот здорово, пап! Хани поест вкусного супа тети Синтии и нашего вкусного печенья!

Когда печенье испеклось, они приготовили для Хани поднос с едой и понесли его девушке. Джош торопливо сбегал в свою комнату и принес подушку, чтобы подложить девушке под спину.

— Боже мой, я не привыкла к такому заботливому отношению! — засмеялась Хани, когда Люк помог ей сесть поудобнее.

Джош примостился в изножье кровати, и Амиго тут же устроился рядом с ним.

— Джош, вели этому чертову… то есть вели Амиго спрыгнуть на пол, — приказал шериф.

— Пусть останется, Люк. Он же не делает ничего плохого, — заступилась за собаку Хани.

— Еще немного, и он с твоей тарелки начнет есть, — насупился Маккензи.

— Не беспокойся. Ого! Какое вкусное печенье! — воскликнула Хани. — Надо же, легкое как перышко. — Она делала вид, что не замечает довольных перемигиваний отца и сына.

И тут, как Люк и предсказывал, Амиго вмиг прокрался к подносу и стащил одно печенье.

Все рассмеялись.

…Когда Джош уже лежал в постели, Люк вошел в комнату Хани и сел в ногах кровати.

— Как ты себя чувствуешь, сойка? — ласково спросил он.

Хани никак не ожидала от шерифа такой мягкости.

— Лучше, теперь лучше.

— Ты нас сильно перепугала, — проговорил Маккензи и, наклонившись, убрал с ее лица растрепавшиеся волосы.

Хани была поражена.

— Прости, что доставила вам столько беспокойства, Люк, — робко улыбнулась девушка.

— Я очень рад, что тебе лучше и ты вне опасности. Тебе ничего не нужно? А то я собираюсь лечь.

— Нет. Ничего не надо, Люк. — Ее вдруг обдало жаром, и она подумала, что, наверное, покраснела как рак. — Ты так устал. Завтра я встану.

— Только с разрешения Дуга. Завороженная взглядом Люка, девушка едва сдерживалась, чтобы не обнять его.

— У меня есть хорошая новость для тебя, — добавил Маккензи. — Думаю, тебе сразу станет лучше.

— Мне не придется больше есть твоей пересоленной каши? — продолжила она.