Вот вы порядочный гражданин и честный служащий и считаете себя разумным мыслящим животным. А ведете себя совсем не так, как надлежало бы. Вот вы напоминаете мне о необходимости вас убить или сделать что-нибудь подобное, в то время как просто разумное животное сделало бы все, чтобы заставить меня забыть о моем намерении. К несчастью, Бордман, вы человек, как и я. Но я это понимаю и поэтому сознательно совершаю поступки, на которые бы не решилось ни одно просто разумное животное, потому что таково мое представление о том, как должен поступать человек, стоящий гораздо выше разумного животного.
Он тщательно укрепил один за другим все винты.
— Это целая религия, — сказал все еще раздраженный Бордман.
— Самоуважение, — поправил Хайдженс. — Я не люблю роботов. Они слишком похожи на разумных животных. Робот будет делать все, что он может, если этого потребует от него человек. А просто разумное животное сделает то, что потребуют обстоятельства. Я уважал бы робота, если бы он плюнул мне в глаза, когда я заставлю делать его то, что он не хочет. Вот возьмите медведей внизу. Это вам не роботы, а вполне достойные и заслуживающие уважения звери. Они бы разорвали меня в клочья, если бы я попытался заставить их что-нибудь сделать, что ни не по нраву. Фаро Нелл вступила бы в единоборство со мной, да и со всем человечеством, попытайся я обидеть Наджета. С ее стороны это было бы неразумно, бессмысленно и нелогично. Она бы, конечно, проиграла и погибла. Но я именно за это ее люблю. И я тоже бы вступил в единоборство с вами и со всем человечеством, если бы вы попытались заставить меня сделать что-то против моей природы. И я тоже вел бы себя глупо, неразумно и нелогично. — Затем добавил, не поворачивая головы: — И вы тоже. Только вы не сознаетесь в этом.
Он закрепил регулятор.
— А что вас заставляли делать? — спросил Бордман, который никак не мог успокоиться. — Почему вы стали преступником? Против чего вы взбунтовались?
Хайдженс нажал кнопку и начал поворачивать регулятор своего перестроенного приемника.
— Как что? — ответил он насмешливо. — Когда я был молод, все люди вокруг пытались сделать из меня сознательного гражданина и порядочного служащего. Они хотели превратить меня в высокоинтеллектуальное разумное животное и ни во что больше. Разница между нами, Бордман, в том, что я это понял вовремя, и естественно, что я взбун…
Он не закончил фразу. Слабое потрескивание вдруг донеслось из рупора космофона, приспособленного для приема волн, которые когда-то называли короткими.
Хайдженс вскинул голову, напряженно слушал и медленно поворачивал регулятор. Ран поднял палец, чтобы обратить внимание Хайдженса на какие-то звуки, прорывающиеся сквозь треск. Хайдженс, продолжая настраивать приемник, мыча кивнул головой, звук усилился. На фоне треска и свиста стало вырисовываться какое-то бормотание. Когда Хайдженс изменил настройку, бормотание стало явственнее, и, наконец, они услышали ряд последовательных звуков, какое-то нестройное жужжание. Три отрывистых жужжащих звука. Затем пауза в две секунды, три долгих звука, снова пауза и три коротких сигнала. Потом молчание, длящееся пять секунд, — и все сигналы повторились сначала.
— Дьявол, — выругался Хайдженс, — это сигнал, несомненно полученный механическим путем. Это обычный сигнал о бедствии. Он когда-то назывался SOS, хотя я понятия не имею, что это значит. Кто-то там, должно быть, в свое время начитался старинных романов, раз он знает о нем. Значит, в вашей законной, но ныне не существующей колонии роботов есть люди. И они просят о помощи. Думаю, что они в ней здорово нуждаются. — Он посмотрел на Бордмана.
— Самым разумным было бы сидеть и ждать, когда появится корабль с вашими или моими друзьями. Корабль может помочь пострадавшим лучше, чем это сделаем мы. Кораблю проще отыскать их. Но, может быть, каждая минута дорога этим чертям. И поэтому я собираюсь взять медведей и попытаюсь добраться до них. Вы можете нас здесь ждать, если хотите. Что говорить, путешествие на Лорене Втором не увеселительная прогулка. Нам придется отвоевывать каждый фут. Ух, слишком много здесь «вредоносной фауны»!
— Не дурите. Конечно, я иду. За кого вы меня принимаете? И вдвоем у нас в четыре раза больше шансов, — сказал сердито Бордман.
Хайдженс усмехнулся.
— Не совсем так. Вы забываете Ситку, Сурду Чарли и Фаро Нелл. Если вы пойдете, нас будет пятеро, вместо четырех. И Наджета, конечно, нужно взять. Помощи от него немного, но зато у нас есть Семпер. Вы не учетверите наших возможностей, Бордман, но коли вам так хочется быть глупым, неразумным и нелогичным, я буду рад, если вы пойдете с нами.
Огромный острый каменный уступ навис над речной долиной. Внизу широкий ручей стремительно бежал на запад, к морю. В двадцати милях к востоку прямо на фоне неба поднималась гряда гор. Их вершины, расположенные на одном уровне, сливались вместе, образуя сплошную стену. И повсюду, насколько мог видеть глаз, простиралась вздыбленная земля.
Точка в небе быстро приближалась. Захлопали огромные крылья. Стальные глаза обозревали окрестность. Семпер, наконец, приземлился и, резко повернув голову, стал смотреть немигающим взглядом на скалы. Маленький аппарат был прикреплен ремешками у него на груди. Он прошел по гладкому камню к вершине утеса и застыл там гордой и одинокой фигурой на фоне пустыни.
Послышались треск, рычание, а затем сопение. Ситка Пит вперевалочку вышел из-за поворота. На спине он нес поклажу. Сбруя была сложной конструкции, так как она должна удерживать на спине тюк и во время сражений, когда медведю приходилось пускать в ход передние лапы. Медведь прошел по открытой площадке к утесу и посмотрел вниз. Он явно кого-то высматривал, а когда вплотную приблизился к Семперу, орел раскрыл свой огромный изогнутый клюв и издал звук негодования. Ситка даже не обратил на это внимания. Затем зверь с удовлетворением вздохнул и сел. Его задние лапы смешно разъехались.
С шумом и сопением появился Сурду Чарли. За ним шел Бордман с Наджетом, Сурду тоже тащил тяжелый тюк. Наджет, подгоняемый шлепком матери, с отчаянным визгом бросился вперед. К сбруе Фаро Нелл была привязана туша какого-то животного, похожего на оленя.
— Я выбрал это место по стереофото, — сказал Хайдженс, — чтобы определить направление. Я хочу сделать отметку. Он сбросил на землю свой заплечный мешок, достал самодельный приемник и установил его на земле. Натянув воздушную антенну, он закопал большой кусок гибкой проволоки и размотал маленькую направленную антенну. Бордман тоже снял с плеч мешок и внимательно наблюдал за движениями Хайдженса, который надел наушники.
— Следите за медведями, Бордман, — сказал он. — Ветер дует в нашем направлении. Медведи по запаху чувствуют, если кто-то идет по следу. Они дадут нам знать.
Он извлек из мешка инструменты и снова занялся приемником. Из аппарата отчетливо донеслись свистящие потрескивающие звуки, которые были не чем иным, как сигналами. Он натянул маленькую антенну. Треск усилился. Самодельный портативный приемник, настроенный на короткие волны, оказался более эффективным, чем космофон. Хайдженс ясно услышал три коротких сигнала, затем три длинных и опять три коротких. Три точки. Три тире. Три точки. Снова и снова SOS, SOS, SOS…
Хайдженс сделал отметку и передвинул направленную антенну на тщательно отмеренное расстояние. Затем снова отметил место и записал показания приемника. Закончив, он проверил направление сигналов не только по гром кости, но и по силе с максимальной точностью, возможной для его портативной аппаратуры.
Сурду тихо заворчал. Ситка Пит понюхал воздух и поднялся на ноги. Фаро Нелл опять дала шлепок Наджету, и он, скуля, отправился в самый дальний конец площадки. Мать стояла ощерившись и смотрела на тропинку, по которой они поднялись.
— Проклятие! — сказал Хайдженс.
Он встал с земли и махнул рукой Семперу, который, услышав шум, повернул голову. Орел пронзительно, совсем не по-орлиному закричал, нырнул со скалы и через мгновение был на земле. Пока Хайдженс доставал оружие, Семпер отлетел на сотню футов и стал описывать в воздухе причудливые фигуры. Когда он снизился, Хайдженс посмотрел на лежащую у него на ладони маленькую пластинку. В ней отражалось все, что фиксировал телевизионный аппарат на груди Семпера, — кусок качающейся земли с какими-то движущимися между деревьями точками.
— Сфиксы, — мрачно сказал Хайдженс. — Восемь штук. И не ищите их на дороге, Бордман. Они бегут параллельно с нами, по обеим сторонам тропинки. Они всегда пытаются неожиданно напасть с флангов. Слушайте, Бордман! Медведи прекрасно справятся сами со сфиксами, которые нападут на них. Наша задача помочь им и подстрелить остальных. Цельтесь в туловище. Пули разрываются у них внутри. — Он сдвинул предохранитель своего ружья. Фаро Нелл с громовым рычанием встала между Ситкой и Сурду. Ситка посмотрел на нее и презрительно засопел, как бы насмехаясь над ее страшными криками, от которых кровь застывала в жилах. Он и Сурду отодвинулись подальше от Нелл.
Вокруг все было спокойно. Мертвую тишину нарушали лишь крики лоренских «птиц» и рычание Фаро Нелл. Щелкнул предохранитель ружья Бордмана.
Семпер снова закричал и, захлопав крыльями, полетел низко над деревьями, следуя за пестро раскрашенными чудовищами. Восемь сине-рыжих дьяволов рысцой выбежали из-за кустов. Торчащие рога и острые шипы создавали впечатление, что они только что выскочили из ада. Разбрызгивая слюну, сфиксы бросились на медведей с визгом, похожими на крики дерущихся котов. Хайдженс поднял ружье. Пуля громко стукнулась о шкуру сфикса, и он свалился на землю. Фаро Нелл, грозное воплощение ярости, бросилась в бой. Бордман выстрелил. Пуля взорвалась, ударившись о дерево. Ситка Пит, стоя на задних лапах, наносил во все стороны мощные удары. Бордман выстрелил еще раз. Сурду Чарли угрожающе зарычал, всей тяжестью навалился на двухцветное чудовище и покатился с ним по земле, царапая его лапами. Кожа на брюхе была чувствительнее, чем остальная шкура. Рыча от боли, сфикс отполз в сторону. Одна из тварей, воспользовавшись суматохой, приготовилась прыгнуть на Ситку сзади, но Хайдженс одним выстрелом уложил ее. Два сфикса атаковали Фаро Нелл. Одного убил Бордман, другого почти пополам разорвала в ярости медведица. Ситка вдруг выпрямился. На нем повисло несколько чудовищ. Сурду кинулся к нему, стащил одного из них и задушил его. Так же он разделался и с остальными. Одновременно щелкали ружья. Неожиданно Хайдженс и Бордман увидели, что сражаться больше не с кем.
Звери бродили между трупами. Ситка с ворчанием поднял безжизненную голову сфикса.
Раздался удар, затем другой. Так он расправился со сфиксами и успокоился только тогда, когда увидел, что все они лежат неподвижно. Семпер, хлопая крыльями, слетел вниз. Во время битвы он кричал и летал над головами. Хайдженс по очереди подходил к медведям и заговаривал с ними, стараясь их успокоить. Труднее всего было утихомирить Фаро Нелл. Она со свирепой страстностью вылизывала Наджета и не переставая рычала.
— За работу! — сказал Хайдженс.
Он выдел, что Ситка собирается снова сесть.
— Сбросьте трупы со скалы! Ситка! Сурду! Хоп!
Он смотрел, как огромные медведи подняли мертвых сфиксов и потащили их к утесу. Кувыркаясь в воздухе, пестрые чудовища полетели вниз, в долину.
— Теперь, — заметил Хайдженс, — их ближайшие приятели соберутся вокруг и устроят плач, если не нападут на наш след. Если бы мы были у реки, я бы отправил трупы вниз по течению, и тогда пусть бы их родственники искали место для оплакивания. Я всегда сжигаю трупы около станции.
Он развязал мешок, который нес Сурду, и вытащил вату и несколько галлонов антисептической жидкости. Он промыл все раны и царапины у медведей и пропитал их шерсть жидкостью в тех местах, где могли быть следы ядовитой крови сфиксов.
— Это средство хорошо тем, что уничтожает запах, — сказал он, — не то все сфиксы побегут по нашим следам. Когда мы двинемся, я смажу лапы медведям.
Бордман молчал. Он злился на себя за свой неудачный выстрел. Он сразу не мог освоить новое для него оружие. В конце битвы он стрелял без промаха, но тем не менее чувство досады не проходило. Он сказал с горечью Хайдженсу:
— Если вы инструктируете меня, как действовать в случае вашей гибели, то, по-моему, не стоит стараться. Все равно не поможет.
Хайдженс порылся в мешке и достал пачку увеличенных стереоснимков той части планеты, на которой они шли. Он сориентировал карту по местности. Затем аккуратно провел линию через все фото.
— Сигнал SOS доходит из какого-то места недалеко от колонии роботов,
— сказал он. — Мне кажется, южнее колонии. Может быть, из шахты, которую они вырыли на окраине плато. Видите, на карте две отметки. Одна от станции и вторая отсюда. Я нарочно отклонился от пути, чтобы зафиксировать сигналы и тем самим получить две линии направления к передатчику. Если раньше можно было предполагать, что сигналы идут с другого конца планеты, то теперь я твердо знаю, что это не так.
— Нелепо думать, что сигналы могут исходить не из колонии роботов, — сказал Бордман.
— Но почему же, — возразил Хайдженс. — Ведь в колонию роботов приходили корабли. Один из них мог потерпеть катастрофу. И у меня тоже есть друзья…
Он упаковал всю аппаратуру и сделал знак медведям. Отведя их за поле битвы, Хайдженс тщательно смазал им антисептической жидкостью лапы, на которых оставались следы крови сфиксов. Затем поманил рукой Семпера, летающего над скалами.
— Двинулись, — сказал он Кодиакам. — Вперед! Хоп!
Отряд спустился с горы и вошел в лес. Теперь настала очередь Сурду идти первым. Ситка ковылял за ним. Фаро Нелл с Наджетом шла за людьми. Она не спускала глаз с медвежонка, еще совсем маленького, несмотря на свои шестьсот фунтов.
Над головой хлопал крыльями Семпер, выделывая гигантские круги и спирали. Он никогда далеко не отлетал. Хайдженс время от времени проверял на пластинке изображения, которые фиксировал аппарат, прикрепленный на груди у Семпера. Но тем не менее это был лучший способ воздушной разведки.
Хайдженс вдруг сказал:
— Мы отклонились вправо. Но прямо идти опасно. Похоже, что стая сфиксов кого-то поймала и теперь пожирает добычу.
— Скопление такого количества плотоядных, — сказал Бордман, — противоречит всем правилам науки. Ведь на каждое плотоядное обычно приходится довольно большое количество других животных. Если их разведется очень много, они уничтожают всю дичь и сами погибнут от голода.
— Они уходят на всю зиму, — ответил Хайдженс. — А зима здесь не очень суровая, как могло бы казаться. Многие животные здесь размножаются, когда сфиксы уходят на юг. И в хорошую погоду они не всегда здесь торчат. У них есть какое-то время «пик», а потом целыми неделями вы можете не встретить ни одного сфикса. И вот вдруг снова все леса кишат ими. Сейчас они движутся на юг. Очевидно, звери переселяются — непонятно, почему именно в этом направлении.
Но на этой планете почти не было натуралистов. Ведь здесь вредоносная фауна, — добавил он язвительно.
Бордман явно сердился. Он был старшим офицером Колониальной Службы, и ему не раз приходилось высаживаться на незнакомых планетах для обследования колоний, которые создавались на новых территориях согласно предусмотренному плану. Но впервые он попал в такую враждебную обстановку. Жизнь его зависела от прихотей незаконного колониста. Теперь офицер оказался втянутым в какое-то темное предприятие только потому, что механическая искровая сигнализация продолжала все еще действовать после того, как те, кто создал ее, погибли. Все его привычные представления о вещах сместились. Сам он остался в живых только благодаря трем гигантским медведям и плешивому орлу. И даже если им удастся добраться до колонии роботов, вряд ли они сумеют справиться с ордой разъяренных сфиксов.
Да, все понятия Бордмана о возможностях цивилизованного человека перевернулись. Роботы были великолепным изобретением для выполнения заранее намеченного плана, точного подчинения инструкциям, но у них были недостатки. И самый главный заключался в том, что они совершенно не были подготовлены к встрече со случайностями, если же они сталкивались с чем-нибудь заранее не предусмотренным, то оказывались беспомощными перед лицом необычных обстоятельств. Цивилизация, создаваемая роботами, могла существовать только в среде, где вся жизнь протекала по намеченному плану, там, где от роботов не могли потребовать ничего нового. Бордман был испуган. Он тоже никогда не сталкивался ни с чем не предусмотренным.
Он обнаружил, что рядом с ним все время бежит Наджет. Медвежонок прижал уши и заскулил, когда Бордман посмотрел на него. Бордман подумал о том, что Наджет получает с воспитательной целью не меньше ударов, чем он сам.
— Я тебя понимаю, друг, — сказал он грустно.
Наджет обрадовался. Шерсть у него поднялась, и он посмотрел на Бордмана с надеждой, что человек поиграет с ним. Даже на четвереньках он достигал четырех футов.
Бордман протянул руку и погладил медвежонка по голове. Впервые в жизни он приласкал животное. Сзади послышалось рычание. Мурашки поползли у него по спине. Он отпрянул от Наджета. В десяти шагах от него стояла фаро Нелл и смотрела ему прямо в глаза. Бордман почувствовал, как холодный пот выступил у него на лбу. Но глаза медведицы были странно спокойными, и она рычала совсем не так, как тогда на утесе, когда почуяла, что Наджету грозит опасность. Постояв, она равнодушно отвернулась и стала рассматривать какой-то привлекший ее внимание предмет на скале.
Отряд продолжал свой путь. Наджет теперь не отходил от Бордмана. Время от времени он тыкался мордой ему в ноги и смотрел на него преданным, полным обожания взглядом, в котором отражалась вся сила внезапно вспыхнувшего чувства, свойственного ранней молодости. Бордман устало тащился за медведями. Иногда он останавливался, чтобы приласкать Наджета. Фаро Нелл теперь могла спокойно отходить от медвежонка. Она, казалось, была довольна тем, что так надежно его пристроила и он больше не раздражал ее.
Бордман крикнул Хайдженсу:
— Смотрите! Меня Фаро Нелл приставила нянькой к Наджету.
Хайдженс оглянулся.
— Да шлепните его несколько раз, и он вернется к матери, — сказал он.
— А на кой черт это нужно? — рассердился Бордман. — Мне это нравится.
Они продолжали двигаться вперед. Когда наступила ночь, они устроили привал. Из страха, что ночные обитатели Лорена могут слететься на огонь, они не разжигали костра. Но и в темноте было небезопасно, так как «ночные бродяги» с вечера выходили на охоту.
Хайдженс устроил заграждение из затемненных ламп. Туша оленеподобного животного составила их ужин. Они приготовили постели и легли спать, но спали только люди. Медведи чутко дремали, просыпались и снова начинали храпеть. Семпер сидел неподвижно на сухой ветке, спрятан голову под крыло. Как-то неожиданно наступила чудесная, полная утренней прохлады тишина, и мир вокруг расцвел под утренними лучами солнца, пробивающегося сквозь чащу. Они быстро поднялись и тронулись в путь. Днем они вынуждены были остановиться на два част, чтобы сбить с толку сфиксов, напавших на след медведей. Хайдженс заговорил о том, что необходимо иметь средство, уничтожающее запах, и смазывать им обувь людей и лапы медведей, чтобы сфиксы не могли пронюхать следы.
Бордман предложил изобрести какую-нибудь жидкость с запахом, который отвратил бы этих чудовищ от людей.
— Если будет такое средство, то люди смогут безбоязненно передвигаться по всей планете, — сказал он.
— Как средство от клопов, — рассмеялся Хайдженс. — Великолепная мысль, Бордман! Можете гордиться.
Ночью они снова сделали привал и только на третий день добрались до подножия плато, которое издали напоминало горную гряду. Оно оказалось пустынным плоскогорьем. Их удивило, что пустыня лежала так высоко над уровнем моря, в то время как низкая впадина обильно смачивалась дождями. Но на четвертый день им стала ясна причина этого явления. Далеко впереди на краю огромного плато они увидели каменную глыбу. Она была похожа на нос большого корабля. Хайдженс сразу обратил внимание на то, что гора лежала на пути ветров и разрезала их, как нос корабля режет волу. Несущие влагу воздушные потоки с двух сторон обмывали плато, и поэтому середину его палящие лучи солнца превратили в выжженную пустыню. Целый день ушел на то, чтобы подняться до середины склона. Семпер дважды во время подъема летал над большим скоплением сфиксов, которые бежали параллельно дороге, то с одной, то с другой стороны.
Их было великое множество, от пятидесяти до ста чудовищ в одной стае. Хайдженс прежде никогда не видел таких больших скопищ сфиксов. Обычно в стае их было не больше дюжины. Хайдженс все время смотрел на маленький экран, отражающий то, что видел Семпер на расстоянии от четырех до пяти миль. Сфиксы длинной вереницей двигались вверх по направлению к плато. Пятьдесят, шестьдесят, семьдесят лазурно-рыжих обитателей ада.
— Я с ужасом думаю о том, что эта свора может напасть на нас, — сказал Хайдженс, — и боюсь, что тогда мы окажемся в незавидном положении.
— Вот здесь бы нам пригодился бронетанк, управляемый роботами, — ответил Бордман.
— Да, что-нибудь бронированное, — согласился Хайдженс. — Даже один человек может уцелеть на такой станции, как моя. Но если он убьет сфикса — все пропало. Он будет осажден, и ему придется долго просидеть в своей норе, вдыхая запах дохлого сфикса, пока аромат не улетучится. И ни в коем случае нельзя больше убить ни одного зверя, так как иначе придется сидеть в крепости до самой зимы.
Они взбирались по склону, круто поднимавшемуся вверх под углом примерно в пятьдесят градусов; медведи шли очень легко, Хайдженс почти не спускал глаз с пластинки.
— Ну и дьявольский подъем, — сказал он отдуваясь, когда они остановились передохнуть. Медведи терпеливо их ждали.
— А медведи у вас здорово вышколены, Хайдженс. Я вполне понимаю Севера, у которого не хватает терпения.
— Не я их вышколил, — ответил Хайдженс, внимательно рассматривая изображение на пластинке. — Это ведь видоизмененная порода, и все их качества передаются по наследству. Люди на моей родной планете разумно учли психологический фактор, когда выводили новую породу. Им нужны были животные, которые могли бы драться, как дьяволы, жить вдали от родных мест, таскать тяжести и быть преданными человеку, как собака. Люди с давних времен делали попытку добиться необходимой степени физического развития у животных, обладающих высокой духовной организацией. В результате этого способа должна была получиться гигантская собака. На моей планете лет сто тому назад такой опыт решили проделать с медведями. Он оказался удачным. Первый медведь, названный Чемпионом Кодиака, обладал уже всеми качествами, которые вы можете наблюдать у его потомков.
— Но вид у них вполне нормальных медведей, — сказал Бордман.
— Они абсолютно нормальные. — В голосе Хайдженса появились теплые нотки. — Они ничем не хуже обычного честного пса. Их не нужно обучать, как Семпера. Они сами всему учатся.
Он снова посмотрел на лежащую у него на ладони пластинку, на которой отражалась верхняя часть склона.
— Семпер ученая, но безмозглая птица, хорошо тренированный разведчик и только. А медведи стараются дружить с людьми. Они зависят от нас в эмоциональном отношении, как и собаки. Если Семпер слуга, то они помощники и друзья. Служить человеку его вынудили обстоятельства, а медведи нас любят. Семпер, не задумываясь, оставил бы меня, если бы он понял, что может прожить один. Но он уверен, что может есть только то, что ему дают люди. А медведи не ушли бы от меня. И я к ним очень привязан. Может быть, за то, что они меня так любят.
— И кто вас дергал за язык, Хайдженс? — сказал Бордман. — Ведь я офицер Колониальной Службы. Все равно рано или поздно я должен буду вас арестовать. А вы рассказали мне все вещи, по которым я легко смогу установить, кто вас сюда прислал. Мне теперь нетрудно навести справку о том, на какой планете выращивали видоизмененных медведей и где остались потомки медведя по имени Чемпион Кодиака. Теперь я могу узнать, откуда вы прибыли, Хайдженс.
Хайдженс поднял глаза от пластинки, на ней покачивалось крошечное телевизионное изображение.
— Ничего страшного не произошло, — сказал он добродушно. — Там меня тоже считают преступником. Официально записано, что я похитил этих медведей и скрылся с ними. А на моей родине это самое страшное преступление, которое только может совершить человек. Это даже хуже, чем было конокрадство на земле в старые времена. Родственники моих медведей очень высоко ценятся. Так что и дома я преступник.
Бордман внимательно на него посмотрел.
— Вы их украли? — спросил он.
— Если говорить откровенно, — ответил Хайдженс, — я их не крал. Но подите докажите это, — он подмигнул Бордману и добавил: — взгляните на пластинку. Хотите знать, что видит Семпер на краю плато?
Бордман взглянул наверх, где кружил Семпер. Он уже по опыту знал, что Семпер всегда кричит при виде приближающейся опасности. Вдруг орел метнулся к границе плато. Бордман посмотрел на пластинку. Она была размером четыре на шесть дюймов, совершенно гладкая и блестящая. Изображение на пластинке двигалось и поворачивалось, так как аппарат, который нес орел, тоже все время двигался. На мгновение на экране мелькнули крутой горный склон и на нем черные точки. Это были люди и медведи. Затем появилась вершина плато, и на ней они увидели сфиксов. Около двухсот чудовищ рысцой бежали по направлению к пустынному ложу плато. Аппарат передвинулся — и Бордман увидел новую партию сфиксов. Птица поднялась выше. По краю плато двигались все новые и новые орды.
Они выходили из маленькой, образовавшейся от выветривания ложбины. Плато кишело дьявольскими отродьями. Трудно было представить, где они находили достаточное количество пищи. Издали они напоминали стада, рассыпавшиеся по пастбищу.
— Они переселяются, — сказал Хайдженс. — И идут в какое-то определенное место. Я не уверен, что сейчас нам будет удобно пересекать плато, когда там такое скопление сфиксов.
Бордман выругался. Настроение у него резко переменилось.
— Но сигналы все еще доходят, — сказал он. — Кто-то жив в колонии роботов. Можем мы ждать до тех пор, пока кончится переселение?
— Мы ведь ничего не знаем, — сказал Хайдженс, — какие у них условия и смогут ли они еще продержаться, — он показал на пластинку. — Ясно одно: им очень нужна помощь. И мы во что бы то ни стало должны до них добраться. Но в то же время… — Он посмотрел на Сурду Чарли и Ситку, терпеливо стоявших на склоне, пока люди отдыхали и разговаривали, Ситка ухитрился даже найти место и сесть, уцепившись тяжелой лапой за склон.
Хайдженс махнул рукой, указывая новое направление.
— Пошли! — заторопил он медведей. — В путь! Вперед! Хоп!
Они шли по склонам, не поднимаясь до верхнего уровня плато, по которому двигались сфиксы, что значительно замедляло продвижение отряда. Людям казалось, что они забыли, как ходят по ровной земле. Семпер днем парил над головой, не отлетая далеко от них. Когда наступала ночь, он спускался за едой, которую Хайдженс доставал из тюка.
— У медведей осталось совсем мало еды, — сказал однажды Хайдженс. — Для них этого недостаточно. Но они проявляют благородство по отношению к нам. Вот у Семпера его нет. Он слишком для этого туп. Но его приучили думать, что он может есть только из рук человека. Медведи все лучше понимают; но тем не менее они бескорыстно нас любят. За это они мне и нравятся.
Как-то они расположились на отдых на вершине, высоко торчащей над гористой каменной стеной. На камне едва хватало места для всех. Фаро Нелл заволновалась и стала толкать Наджета в самый безопасный уголок около горного склона. Она готова была столкнуть людей с камня, чтобы устроить медвежонка. Но вдруг Наджет заскулил и стал проситься к Бордману. И когда Бордман подошел к нему, чтобы его успокоить, медведица, довольная, отодвинулась и зарычала на Ситку и Сурду. Они потеснились и пропустили ее к самому краю скалы.
Это был невеселый привал. Все были голодны. Иногда они находили маленькие ручейки, текущие вниз по склону. Медведи напивались, а люди наполняли фляги. Но уже третью ночь не было никакой дичи, и Хайдженс ничего не предпринимал, чтобы достать еду для себя и Бордмана. Бордман молчал. Он тоже начал ощущать то особое духовное родство между медведями и людьми, которое делало медведей не рабами, а чем-то иным. В этом было какое-то новое, свойственное чувство.
— Мне кажется, — сказал он мрачно, — что если сфиксы не охотятся по пути наверх, то где-то должна быть и дичь. По-моему, они ни на что не обращают внимания, когда идут шеренгой.
Хайдженс задумался. Бордман был прав. Обычно во время боя сфиксы выстраиваются цепью, чтобы в любую минуту окружить жертву, которая делала попытки к бегству. Если противник сопротивлялся, они нападали с флангов. На сей раз они поднимались в гору, выстроившись цепочкой, один за другим, очевидно уверенно следуя по привычному пути. Ветер дул со склонов, и запах медведей доходил до сфиксов. Но они не сворачивали с намеченного пути. Длинная процессия сине-рыжих дьяволов упорно лезла вверх. О них трудно было думать как о виде плотоядных, делящихся на самцов и самок и откладывающих яйца, как обыкновенные рептилии на других планетах.
— По этой дороге прошли тысячи сфиксов. Мне кажется, что они идут уже несколько дней или даже недель. На пластинке мы видели не менее десятка тысяч. Пересчитать их невозможно. Первые партии, очевидно, сожрали все, что нашли, а остальные…
Бордман запротестовал.
— Не может быть в одном месте такого количества плотоядных. Я знаю и вижу, сколько их здесь, но тем не менее быть этого не может.
— Ведь они холоднокровные, — сказал Хайдженс. — И им не нужны калории для поддержания температуры тела. Кроме того, многие животные могут долгое время обходиться без еды. Даже медведи погружаются в зимнюю спячку.
Он в темноте начал устанавливать приемник. Бордман не понимал, для чего он это делает. Передатчик был на другой стороне плато, которое кишело самыми свирепыми и опасными зверями из всех обитателей Лорена Второго. Всякая попытка пересечь плато равнялась бы самоубийству.
Хайдженс настроил приемник. Тут же послышался царапающий резкий треск. Затем сигнал. Три точки, три тире, три точки. Три точки, три тире, три точки. Снова и снова. И так без конца. Хайдженс выключил приемник