Глава 18

Сиф настояла, чтобы Пшаури передал ей магический куб, и, подвесив его себе на левую руку точно так же, как это делал он, еще раз прошла весь путь от ямы до вбитого в землю колышка. Результат оказался тот же, что и у него, и тогда женщина предложила держать куб по очереди. Он, делать нечего, согласился, однако всякий раз, выпуская из рук импровизированный маятник, продолжал ревниво следить за ним взглядом.

– Ты ревнуешь ко мне капитана, не так ли? – без тени насмешки спросила она у молодого лейтенанта. Он подумал и дал столь же искренний ответ:

– Да, госпожа, хотя и ни в коей мере не подвергаю сомнению твое право на заботу о нем. Но все же я повстречал его раньше, чем ты, когда он собирал свой отряд в Ланкмаре, – это было даже еще до того, как он снарядил «Бродягу» и направился сюда.

– Ты забываешь, – мягко поправила его Сиф, – что Мышелов начал собирать отряд и готовить судно к отплытию лишь после того, как госпожа Афрейт и я наняли его и капитана Фафхрда для защиты нашего острова, хотя в тот раз присланный Кхакхтом ледяной шторм и умчал нас обратно, не успели мы оглянуться.

– Это правда, – согласился он. – Но все-таки… – И тут же умолк, видимо раздумав возражать.

– Что «все-таки»?

– Я хотел сказать, – запинаясь, ответил он, – что, мне кажется, он знал обо мне еще раньше. Ведь мы оба были свободными ворами, хотя он, безусловно, многократно превосходил меня во всем, а в Ланкмаре, где так силен Цех, это многое значит… Ну, во всяком случае мне он был хорошо известен.

Передышка окончилась, и Сиф, приготовившись идти дальше, взяла куб в правую руку, не собираясь, по-видимому, положить его в свою сумку или передать Пшаури. Вместо этого она внимательно вглядывалась в хмурое лицо своего спутника, черты которого отчетливо вырисовывались в сереньком свете приближающегося утра.

В фиолетовом предутреннем небе стояла лишь одна звезда, яркий Астарион, да и его свет скоро померкнет в лучах восходящего солнца. Впереди, чуть левее, ибо маятник увел их в сторону от того маршрута, которым вся компания двигалась к холму Богини прошлым вечером, поднималась стена тумана, из которого то тут, то там просматривались крыши домов и башни Соленой Гавани, а также купол храма Луны, казавшийся отсюда маленьким, почти игрушечным. Буквально у них на глазах туман покрыл городские крыши и начал тянуть свои волокнистые щупальца к ним. Дальний его край вспыхнул, предчувствуя восход солнца, хотя облачная флотилия прямо над их головами все еще сохраняла цвета ночи.

– Капитану, наверное, холодно там внизу, – невольно вздрогнув, выдохнул Пшаури.

– Ты и вправду искренне беспокоишься о нем, – заметила Сиф. – Больше, чем другие. Я замечаю это последние две недели. С тех самых пор, как ты получил письмо с зеленой печатью, которое привез последний ланкмарский корабль – еще до «Ласки».

– Ты наблюдательна, госпожа, – произнес он.

– Я видела это письмо, когда капитан Мышелов открывал мешок с почтой. Что в нем, Пшаури? Тот отрицательно покачал головой:

– При всем моем уважении, госпожа, я не могу сказать. Это дело только между мною, капитаном и еще одной особой. Я не могу говорить об этом без разрешения.

– А капитан знает?

– Не думаю. Не уверен.

Сиф настроена была продолжать задавать вопросы, несмотря на явное и необъяснимое нежелание Пшаури отвечать, но тут пятеро пришедших из лагеря поравнялись с ними, и возможность для беседы по душам была упущена. Начиная с этого момента Сиф и Пшаури чувствовали себя актерами на сцене, поскольку каждый из новоприбывших желал лично видеть чудо: металлический куб, по собственной воле отклоняющийся от вертикали и вполне определенно указывающий направление в сторону шахты. В конце концов даже скептику Гронигеру ничего не осталось, кроме как довериться своим глазам.

– Придется поверить, – проворчал он, – хотя и не хочется.

– Да, при свете дня это трудно, – согласилась Рилл. – Ночью как-то проще.

Матушка Грам кивнула:

– Да, с колдовством всегда так.

Солнце уже показалось из-за горизонта, расстелив яркую желтую дорожку по поверхности тумана, который, как ни странно, не рассеивался.

Сиф и Пшаури принялись отвечать на вопросы о невидимых глазу пульсациях маятника.

– Он просто дрожит, – говорила женщина.

– Не знаю я, почему мне кажется, что это сигналы от капитана, – отнекивался лейтенант. – Просто я так чувствую, и все.

Гронигер фыркнул.

– Не могу сказать, что вполне разделяю его уверенность, – призналась Сиф. – По мне, так это просто дрожь какая-то.

Еще через две остановки они подошли к южному берегу острова. Приготовились остановиться и в третий раз, как раз у того места, где трава сменялась камнями и довольно крутой откос сбегал к узкому пляжу, на который то и дело накатывались волны прибоя. По правую руку от них откос становился все круче, пока наконец не превращался в вертикаль. Слева упрямый туман продолжал липнуть к берегу. Его плотную пелену разрывали лишь мачты кораблей, стоявших на причале в бухте Соленой Гавани.

Теперь настала очередь Пшаури держать бечеву. Казалось, он нервничает: движения его стали торопливыми, руки немного дрожали. Протянув вперед правую руку, он согнул ноги в коленях и всем корпусом подался вперед, так чтобы его правый глаз оказался на одной линии с маятником.

Сиф и Рилл опустились на колени по обе стороны маятника, чтобы не упустить ни малейшего движения. С губ женщин уже готово было сорваться восклицание, но Пшаури их опередил.

– Маятник больше не указывает на юго-восток, – быстро произнес он сдавленным голосом, – но тянет прямо вниз. Послышался выдох удивления, и Рилл подтвердила:

– Да!

Сиф тут же потребовала, чтобы Пшаури передал ей куб для проверки, и тот безропотно подчинился, хотя и заметно нервничая при этом. Сам он встал между нею и морем. Остальные окружили ее сзади. Рилл продолжала стоять на коленях.

Через мгновение Сиф повторила:

– Все еще тянет вниз.

– Да, – произнесла Рилл. – И вибрирует.

– Так, значит, капитан Мышелов сейчас прямо под нами и не шевелится, – подал голос Скаллик. Сиф подняла на него глаза:

– Если это он.

– Но как? – недоверчиво спросил Гронигер, тряся головой.

– Смотрите, – изменившимся голосом сказала Рилл. – Маятник снова движется.

Они переглянулись. Куб и впрямь закачался, то к шахте, то от нее, но страшно медленно, словно прилипая к воздуху на каждом сантиметре своей дуги.

В голосе Скаллика на этот раз звучало благоговение.

– Можно подумать, он там расхаживает туда и обратно. Прямо под нами.

– Наверное, он нашел подземный ход, – предположила матушка Грам.

– Сказки это все, – проворчал Гронигер.

Вдруг, безо всякого предупреждения, черно-золотой куб рванулся к морю с такой силой, что бечевка прямо-таки вылетела из руки Сиф. Она вскрикнула от боли, а маятник, со свистом рассекая воздух и таща за собой бечеву, точно комета свой хвост, пролетел мимо Рилл, едва не задев ее висок.

Но тут на пути летящего снаряда возникла ладонь распластавшегося в прыжке Пшаури. Присутствовавшие невольно зажмурились, услышав звучный шлепок, с которым металлический куб врезался в живую плоть. Проворный лейтенант покатился по песку, сбитый с ног ударом, но все же успел накрыть руку другой ладонью. Когда он поднялся на ноги, его ладони были сомкнуты вместе, а бечевка маятника свисала из них, словно хвост какого-то пойманного им живого существа. Все замерли, завороженные, когда он шагнул в сторону Сиф.

Скаллик произнес почти молитвенным тоном:

– Как если бы капитан, походив туда-сюда, метнулся, словно молния, прямо к морю. И представить такое невозможно.

Гронигер только покачал головой, из последних сил стираясь сохранить остатки подвергшегося тяжкому испытанию скептицизма.

Пшаури, приподняв локти, обратился к Сиф:

– Госпожа, пожалуйста, расстегни мою сумку. Она как раз внимательно разглядывала окровавленные подушечки большого и безымянного пальцев левой руки – камень, рванувшись, дернул бечеву так, что она сорвала кожу; но, услышав слова Пшаури, немедленно сделала то, что он просил, стараясь, однако, не пользоваться пострадавшими пальцами.

Он опустил обе ладони в сумку, продолжая давать указания:

– Теперь обмотай бечеву вокруг пуговицы – нет, лучше пропусти ее через петлю в середине клапана. Затяни узел потуже. Хотя он больше и не дергается, но все-таки лучше привязать как следует. Я ему больше не доверяю, хотя он и сообщил нам многое.

Сиф беспрекословно выполнила все его указания, заметив:

– Я с тобой целиком согласна, лейтенант Пшаури. И вообще, по-моему, этот куб отмечает вовсе не движения Мышелова под землей, ну разве что в самом начале, чтобы втянуть нас в эту затею.

Узел был затянут крепко-накрепко. Пшаури вытащил руки из сумки и зажал клапан, а потом застегнул сумку на все три пуговицы.

– Чья же сила заставляет его двигаться? – спросила, поднимаясь на ноги, Рилл.

– Локи, – ответила Сиф. – Я думаю, он хочет, чтобы мы помчались за море. Это очень на него похоже: сначала поманит надеждой, а потом начнет подкидывать сюрприз за сюрпризом, один другого чище. – С этими словами она засунула свои кровоточащие пальцы в рот и принялась слизывать кровь.

– Да, это и впрямь на него похоже, – согласилась Рилл.

– Он не такой бог, как другие, по правилам он не играет, – подала голос матушка Грам. – И злопамятный. Наверняка он-то и отправил капитана Мышелова под землю.

– А я знаю, – продолжала, не вынимая пальцев изо рта, Сиф, – как можно испортить ему всю игру и вернуть Мышелова.

– Эй, лозоходцы! – раздался звонкий окрик. Они обернулись и увидели Афрейт, которая спешила к ним через луг, неся в руках корзину из тростника. Увидев, что ее заметили, она продолжала:

– На раскопках есть новости, которые вам полезно знать – особенно тебе, Сиф. Кстати, а где Фафхрд?

– Мы не видели его, госпожа, – отвечал Пшаури.

– А почему он должен быть здесь? – мрачно спросил Гронигер.

– Он ушел с раскопа, чтобы отдохнуть и подумать, – объяснила Афрейт, подойдя к ним и поставив корзину на траву. – Но потом Удалл и другие видели, как он взял кувшин и лампу и пошел за вами. Им, видать, заняться было нечем, вот они и провожали его глазами до тех пор, пока он не прошел полпути к вам.

– Никто из нас его не видел, – заверила ее Сиф.

– А где Гейл и Пальчики? – был следующий вопрос Афрейт. – Их кровать в палатке пуста, одежда исчезла. Я подумала, что они, наверное, опять за Фафхрдом увязались – они от него сегодня весь день не отстают.

– И их тоже мы не видали, – стояла на своем Сиф. – А что у тебя за новость?

– Да куда же, черт побери, они подевались… – начала было Афрейт, переводя растерянный взгляд с одного на другого. Те только руками развели. – Ладно, потом, – прервала она сама себя и обратилась к Сиф:

– Тебе, я думаю, понравится. Мы начали копать боковой коридор.., прошли футов пятнадцать… копать там легче, чем вниз, один песок, да и подпорки легче ставить, хотя приходится еще и крышу крыть… и там мы нашли вот это.

И она протянула Сиф кинжальные ножны.

– Это от Кошачьего Когтя?

– От него самого.

– Да! – подтвердила Сиф, внимательно осмотрев находку.

– Он лежал горизонтально, узким концом к нам, – продолжала Афрейт, – как будто увяз в земле и выпал у Мышелова из-за пояса, когда того тащили спиной вперед – или он сам как-то продвигался. А может быть, он и его оставил нам как подсказку.

– Значит, он все-таки внизу, – сказал Скаллик.

– Это предположение согласуется с двумя более ранними находками – плащом и кинжалом, – признал Гронигер.

– Как вы понимаете, я сразу решила сообщить о находке Фафхрду, – рассказывала Афрейт. – И тебе, конечно, Сиф. А что тут у вас происходит? Зачем вы пришли на берег? Неужели вы проследили его путь прямо досюда?

Теперь настала очередь Сиф посвящать Афрейт в свои умозаключения.

– Фафхрд предупреждал, что результаты могут быть неясными и двусмысленными и только находки, сделанные во время раскопок, могут их подтвердить или опровергнуть, – сказала Афрейт, выслушав рассказ подруги. – Поэтому он и настаивал на том, чтобы продолжать рыть, а также и потому, что хотел, чтобы выход наверх был открыт для Серого, если он будет возвращаться тем же путем.

А насчет Локи ты вполне можешь оказаться права. Он коварный бог – кому, как не тебе, знать это, – больше всего на свете он любит разрушать и портить. Если уж на то пошло, то и Один оказался не лучше – лишил руки Фафхрда после того, как мы его столько ублажали. Тут в беседу вмешался Пшаури:

– Госпожа Сиф, перед тем, как госпожа Афрейт присоединилась к нам, ты сказала, что знаешь, как обхитрить Локи и вернуть капитана.

Сиф кивнула:

– Поскольку куб с сажей внутри не имеет ценности и не может считаться реликвией, то, я думаю, один из нас должен подняться на вершину вулкана Черный Огонь и бросить его в озеро лавы. Бог Локи вернется в свою стихию, и будем надеяться, что его гнев, направленный на Мышелова, уляжется.

– Но ведь так мы потеряем один из символов нашего острова! – запротестовал Гронигер.

– Это золото в любом случае сохранит отпечаток сущности чуждого иноземного бога, – сообщила ему матушка Грам. – Мы нашими заклинаниями никогда не сможем его очистить. Так что смело можно последовать совету Сиф. Это хорошая идея!

– Золотой символ можно отлить и освятить заново, – заметил старый Урф. – А человека заново не сделаешь.

– Мне, конечно, возразить нечего, но, по-моему, то, что предлагает Сиф, – чистое суеверие, – устало сдался Гронигер. – Все события сегодняшнего утра совсем выбили меня из колеи.

– Раз уж мы решили сделать это, то, по-моему, пойти должен ты, Пшаури, – обратилась к нему Сиф. – Ты вытащил куб из водоворота, тебе и бросать его в огонь.

– Если, конечно, эта проклятая штуковина позволит себя туда забросить, – заявил Скаллик. Трепет его как рукой сняло, и прежняя непочтительность проявилась со всей силой. – Швырнешь ее в озеро лавы, а она возьмет да и упорхнет куда глаза глядят.

– Уж я-то найду способ ее успокоить, не переживай, – ответил Пшаури с непривычной металлической ноткой в голосе. Он повернулся к Сиф:

– Госпожа моя, от всего сердца благодарю тебя за задачу, которую ты передо мной поставила.

Выловив эту проклятую вещь из воды, я обрек капитана на нынешнее испытание – теперь я это понимаю. Исправить свою ошибку – вот все, чего я хочу.

– Подождите, подождите, – перебила Афрейт. – Насчет Куба и Черного Огня я согласна, – по-моему, это дельная мысль. Но для капитана Мышелова этот шаг может означать жизнь или смерть. Поэтому прежде мы должны посоветоваться с Фафхрдом, – как-никак, а они знакомы всю жизнь. И хотя он оставил мне свое кольцо в знак того, что доверяет моему мнению, все же в этом деле я не рискну говорить за него. А потому я возвращаюсь к моему первому вопросу: где Фафхрд?

– Кто это идет сюда из Соленой Гавани? – воскликнула вдруг Рилл. – Если это те, о ком я думаю, то они могут ответить на твой вопрос.

На востоке завеса тумана наконец порвалась, не выдержав натиска солнечных лучей. Все увидели две одетые в белое фигурки, пробиравшиеся сквозь клочья тумана. Поняв, что их заметили, они замахали руками и кинулись бежать. Когда они подбежали ближе, то оказалось, что глаза обеих девочек, и рыжеволосой, и серебристо-русой, чуть ли не вылезают из орбит от возбуждения.

– Тетя Афрейт! – закричала Гейл. – С нами такое приключилось! Ой, что мы сейчас расскажем!

– Потом! – властно прервала ее тетка. – Отвечайте, где Фафхрд?

– Откуда ты знаешь? – Глаза Гейл стали еще круглее от изумления. – Я хотела тебя подготовить, но раз уж ты спрашиваешь: дядя Фафхрд уплыл на небо, где его ждал арилийский облачный корабль. Наверное, он ищет помощников, чтобы вызволить дядю Мышелова.

– Хватит молоть чепуху! – вырвалось у Сиф.

– Фафхрд не умеет плавать по воздуху, – возразила Афрейт.

– Подземные ходы под морским дном! Облачные корабли Арилии! – возмутился Гронигер. – Не слишком ли у вас разыгралось воображение для такого холодного утра?

– Но так все и было, – настаивала девочка. – Тетя Афрейт, ты ведь сама видела, как дядя Фафхрд и Мара летели по воздуху, когда невидимая принцесса Хирриви вытащила их с Черного Огня на своей летучей рыбе-невидимке. Пальчики видела больше меня. Пусть она рассказывает. Илтхмарская проститутка заговорила:

– На борту «Ласки» все матросы в один голос твердили, что в гавани Льдистого острова можно увидеть самые странные корабли, включая и облачные галеоны воздушного Королевства. И я видела, как капитан Фафхрд плыл сквозь туман к облаку, размером и формой напоминавшему такой корабль.

– Арилия всего лишь сказка, дитя мое, – ласково сказал Гронигер. – Матросы любят сочинять всякие небылицы. А Льдистый – самое заурядное место во всем Невоне.

– Но дядя Фафхрд как-то все же попал на небо, – упрямо стояла на своем Гейл. – Как – я не знаю. Может быть, принцесса Хирриви научила его летать, а он не сказал нам об этом. Он ведь такой скромный. Но он взобрался на небо. Мы обе это видели.

– Ну хорошо, хорошо, – сдалась Сиф. – Расскажите все с самого начала.

– Но прежде выпейте вина, успокойтесь и погрейтесь, – перебила Афрейт. – Вы и так столько времени провели на холоде, что это может войти в легенду. – С этими словами она открыла свою корзину, вынула из нее флягу крепленого красного вина и две кружки, наполнила их вином до половины и заставила девчонок выпить до дна. Глядя на них, остальным тоже захотелось.

Гейл сказала:

– Пусть Пальчики начинает. Сначала я спала. Пальчики заговорила:

– Капитан Фафхрд вернулся с раскопок после того, как все ушли. Он выпил вздрога и бренди и начал мерить шагами палатку, хмуря брови и потирая лоб, точно решал сложную задачу. Он был взволнован и опечален. Наконец он схватил кувшин, повесил лампу на крюк и пошел за вами. Я разбудила Гейл и сказала, что, по-моему, за ним нужно приглядеть.

– Правильно, – перехватила инициативу та. – Поэтому мы вылезли из постели, подбежали к огню и там оделись, – Ну тогда все ясно, – вставила Афрейт.

– Что ясно? – не понял Пшаури.

– Ясно, почему Удалл так долго не спускал глаз с Фафхрда. Продолжай, дорогая.

– Дядю Фафхрда трудно было потерять из виду – из-за лампы. Поэтому сначала мы держались позади, чтобы он нас не заметил.

– Боялись, что он отправит вас обратно? – предположила Сиф.

– Да. Первое время он шел за вами, но потом вы свернули на юг, а он продолжал шагать на восток. Стало уже почти совсем светло, хотя солнца еще не было видно. То и дело он останавливался и то вглядывался в туман, из которого выступали только коньки крыш, то поднимал голову вверх, вглядываясь в чистое небо и поднимая руку над головой, точно призывая на помощь богов. Тут-то я и заметила маленькую флотилию облаков…

– Какую руку он поднимал – ту, что держала кувшин? – спросила Афрейт.

– Наверное, – отозвалась девочка. – Я не помню.

– А потом дядя Фафхрд побежал: его шаги становились все длиннее и длиннее, и наконец он уже не бежал, а парил. Тут и мы тоже побежали. Теперь мы бежали в густом тумане, который одновременно и задерживал Фафхрда, и приподнимал его, помогая удлинять шаг.

Туман поднялся над нашими головами, и мы потеряли его из виду. Мы добежали до Лунной Арки, и Пальчики взобралась на нее прежде, чем я успела ей сказать, что это запрещено. Она оказалась над туманом и рассказывала мне обо всем, что происходит…

С этими словами Гейл указала на Пальчики, которая и продолжила рассказ:

– В самом деле, господа, я видела, как капитан Фафхрд плыл сквозь туман, вверх по его пологому склону, где, довольно далеко от него, находилась цель его плавания… Я знаю, что глаза легко видят то, чего нет на самом деле, а голова моя была полна матросских сказок, и все же, даю слово начинающей ведьмы, – на вершине холма стояло плотное облако, формой и размером удивительно похожее на белый корабль с высокой кормой. Солнечные лучи так играли на его серебряных снастях, что глаза резало.

Потом от солнечных бликов у меня закружилась голова, и я перестала отчетливо видеть. Кое-что из этого я пересказала Гейл сразу, а остальное – когда спустилась.

Гейл снова перехватила инициативу:

– Мы пробежали через Соленую Гавань к восточному мысу. Туман заметно поредел, но видно все равно было плохо. Когда мы добрались туда, Мальстрем бурлил и над ним поднималась дымка. Но наверху все было чисто, и я отчетливо видела дядю Фафхрда, как он плыл высоко в небе, рядом с большим облаком-кораблем, от которого теперь был виден лишь один киль. Вокруг него кружили пять чаек. И тут все заслонила поднявшаяся снизу дымка. Я подумала, что нужно рассказать обо всем тебе, тетя Афрейт. Но поскольку мы все равно шли в сторону раскопок и встретили тетю Сиф, то решили все рассказать сначала ей.

Пальчики добавила:

– Господа, я видела то же самое, что и она. Но капитан Фафхрд был в тот момент очень далеко от нас. Мы могли принять за него большую морскую птицу – альбатроса в сопровождении пяти морских ястребов.

Слушатели переглянулись.

– Похоже на правду, – тихо произнесла Афрейт. – Фафхрд показался мне очень угнетенным, когда я в последний раз видела его в шахте.

– Ты веришь тому, что тут наплели эти девчонки? – недоверчиво переспросил Гронигер.

– Да уж конечно верит, – ответила за нее мамаша Грам.

– Но какой смысл просить жителей воздуха помочь найти того, кто провалился под землю? – недоумевал Скаллик.

– Отчаяние способно толкнуть человека на самые странные поступки, – сказала Рилл.

– Но как же быть с Мышеловом? – обратилась Сиф к Афрейт. – Как доверенное лицо Фафхрда, что ты скажешь о моем плане послать Пшаури к вулкану?

– Пусть идет, и удачи ему в пути. И пусть Локи успокоится навеки, – не колеблясь отвечала та. – Вот тебе еда на дорогу, лейтенант. – Она передала ему кусок хлеба, узкую твердую колбаску и полупустую флягу с вином.

Окинув собравшихся быстрым цепким взглядом, чтобы убедиться, что никто не подслушивает, Пшаури тихо попросил Афрейт:

– Госпожа, не согласишься ли ты, вдобавок ко всем твоим щедротам, оказать мне еще одну любезность? – Она кивнула, и он передал ей лист бумаги, на котором было что-то написано фиолетовыми чернилами. По-видимому, это было письмо, поскольку на нем еще сохранились остатки зеленой восковой печати. – Сохрани это до моего возвращения. А если я не вернусь, что вполне возможно, передай это капитану Фафхрду, если он вернется. Или прочти сама – и покажи госпоже Сиф, если сочтешь нужным.

– Я сделаю, как ты просишь, – ответила она тихо и тут же обычным своим голосом продолжала:

– Сиф, дорогая, не могла бы ты заменить меня и Фафхрда на раскопе? Я дам тебе его кольцо.

– Ну конечно, – немедленно согласилась та, отворачиваясь от матушки Грам, с которой оживленно о чем-то совещалась.

– Теперь пришла моя очередь подумать, а заодно и уложить спать этих двух непоседливых девчонок, поскольку они совершенно измотались. Я отведу их к тебе, Сиф, и устрою там. Скама, спаси меня от отчаяния, если только не будет в твоей воле послать под видом отчаяния вдохновение, – закончила свою мысль Афрейт.

Без долгих церемоний компания разделилась на три группы, и все разошлись в разные стороны: Пшаури двинулся на север, туда, где над горизонтом поднимался столб черного дыма; Сиф, Скаллик и Рилл вернулись на раскоп, Афрейт, Гронигер, два старика и две девочки направились в Соленую Гавань.

Плетясь в хвосте последней группы, Пальчики, которая после слов Афрейт действительно почувствовала чудовищную усталость, вдруг произнесла, громко и четко, но совершенно бессознательно, как человек, разговаривающий во сне:

Когда съест твое сердце пес,

Печень сожрет кот,

Пенис утащит еж,

Крепко тогда уснешь,

Дороги назад не найдешь.

– Ну и стишки же у тебя! – возмутилась Гейл. – О ком это ты? – поинтересовалась она, наморщив носик.

Афрейт спросила:

– Что это за стихотворение, дорогая? Кто тебя ему научил?

По-прежнему слегка нараспев, словно зачарованная, девочка произнесла:

– Это третья строфа квармаллийского заклятия смерти, имеющего силу лишь если его прочитать полностью. – Тут она встрепенулась, несколько раз часто моргнула и словно бы пришла в себя. – Откуда же я его знаю? – спросила она сама себя. – Моя мать родилась в Квармалле, это правда, но мы никогда никому об этом не рассказывали.

– И все же она научила тебя этому заклинанию, – с нажимом произнесла Афрейт.

Пальчики отрицательно покачала головой.

– Моя мать не пользовалась заклинанием смерти и меня никогда ему не учила. Она – белая ведьма, и это чистая правда. – Она озадаченно посмотрела на Гронигера, потом подняла недоумевающий взгляд на Афрейт:

– Почему память куда-то ускользает, когда нужно получить точный ответ на какой-то вопрос? Это потому, что люди не могут жить вечно?

Глава 19

Когда сознание в очередной раз сначала забрезжило, замигало, а потом, вспыхнув, разгорелось ровным ярким пламенем в его усталом мозгу, Мышелов мог бы поклясться, что спит и видит сон, в котором он находится в одной из самых укромных и труднодоступных комнат всего Ланкмара – хорошо ему памятной, хотя он и бывал здесь всего раз в жизни, а ноздри его наполнены характерной для Ланкмара смесью, сочетающей свежесть влажной вспаханной земли, затхлую вонь болота, доносящуюся с Великой Соленой Топи, горьковатый дым множества очагов и душные испарения тел бесчисленных людей и животных. Неужели, будучи без сознания, он одолел две тысячи миль, одну десятую пути вокруг всего Невона? Невероятно, но, с другой стороны, никогда еще не доводилось ему видеть такого подробного и отчетливого сна.

Однако, как известно, Мышелов привык, просыпаясь, не обнаруживать своего присутствия сразу, пока ему не станут окончательно ясны все обстоятельства и его место среди них.

Он сидел, удобно скрестив ноги, на расстоянии одного ланкмарского кубита (длина одного локтя) от низенького столика в изножье широкой кровати, накрытой покрывалом из белого шелка удивительно грубого плетения, в подземной комнате, сочетавшей функции спальни и будуара крысиной принцессы Хисвет, дочери богатого торговца зерном Хисвина, обитавшего в тщательно укрытом от посторонних глаз Нижнем Ланкмаре. Одно время Мышелов даже числился возлюбленным Хисвет – одной из самых жестоких и требовательных особ, что встречались ему в жизни. Он узнал эту комнату по множеству серебряных украшений, по бледно-фиолетовым драпировкам, а также по двум картинам, подобных которым ему не доводилось видеть нигде более: на одной из них обнаженную девственницу сжимал в страстных объятиях крокодил, на другой не менее бесстыдно переплелись тела юноши и самки леопарда.