Глава 4

— Тут что-то неладное.

Райна не замечала, что рядом стоит Эдвин. Она была увлечена разговором, который возник между саксами. Но вот он заговорил.

— О чем вы? — не поворачиваясь, спросила она.

— Есть что-то подозрительное в этом брате Юстасе. Я ему не доверяю.

— Как и мне?

Положив руку ей на плечо, Эдвин начал поглаживать напряженные мускулы:

— Может быть.

Ожидая чего угодно, только не такого жеста, Райна несказанно удивилась. Что означает это нежное прикосновение? Прощение? Доверие? Удивилась, но не подала вида.

— У него язык хорошо подвешен, — проговорила она.

Но как бы там ни было, она не могла не отдать дань уважения служителю Бога за его учтивость и воспитанность, за грамотную речь.

— Да, — согласился Эдвин, — он хорошо изъясняется.

— Вы все еще подозреваете его?

— А вы нет, Райна? Я видел недоверие в ваших глазах.

— Я в самом деле плохо думала о нем, однако сегодня я уже не так уверена. Похоже, он очень умен.

— Монах находится здесь менее двух дней, — напомнил ей Эдвин. — И все же вы не можете забыть о подозрениях и обнять его?

— Нет, не совсем!

Райне хотелось, чтобы Эдвин убрал руку с плеча. Эта мимолетная нежность — после того, что было за последние дни — выводила ее из себя. А предводитель уже склонился к ее шее, затем его дыхание коснулось губ.

— Не надо, — прошептала Райна, отстраняясь. Эдвин обнял ее за талию и прижал к себе:

— Не надо? Но никто не видит нас, Райна.

Конечно, не видит: ведь она забралась подальше от любопытных глаз, в том числе и от брата Юстаса, таинственного и непостижимого. Но и здесь, в тени деревьев, девушка вовсе не желала уступать предводителю.

— Это неприлично, — пробормотала Райна, пытаясь вырваться из его объятий.

— Но мы помолвлены.

— Правда? Я слышу об этом впервые со дня приезда.

Эдвин хмыкнул:

— Конечно. Ведь ничего не изменилось.

«Нет изменилось, однако еще не пришло время сказать ему об этом», — подумала Райна. Стараясь отвлечь его от грешных мыслей, она заговорила об убийстве Томаса:

— Вы еще не нашли его убийцу?

Этим вопросом Райна буквально замучила Эдвина, задавая его, наверно, в сотый раз.

— Оставь это, Райна, — зарычал он. — Не знаю, кто он. Но пусть это останется на его совести.

Повернувшись, девушка взглянула еще раз в лицо с резко обозначившимися скулами:

— Нет. Максен Пендери сейчас обдумывает, как лучше убрать нас с этого света.

Послушав донесения шпионов, посланных следить за Пендери, Райна старалась выудить побольше сведений. Лазутчики докладывали, что замок укрепляется, из Кена привезли строительный камень и выкладывают из него здания вместо деревянных построек. Рыцари занимаются упражнениями с мечом до самой ночи. А постоянный звон и лязг металла, доносящийся из кузниц, говорит о том, что там куют оружие.

— Моя цель все та же, — напомнил ей Эдвин, и его губы, так нежно касавшиеся ее лица, вытянулись в жесткую линию. — Норманны уйдут из Англии, а те, что останутся, получат несколько футов земли для их погребения.

В каждом слове Эдвина слышалась ненависть. А Райна думала лишь о том, как побыстрее от него улизнуть. Улучив момент, она поспешила к своему шатру. Но ее остановил пронзительный женский голос. Это кричала Дора:

— Среди нас предатель! Я видела его! Своими собственными глазами видела!

Подняв дряблые руки, она бежала, спотыкаясь, к толпившимся вокруг огня саксам, и белые растрепанные волосы развевались на ветру. У Райны в голове мелькнуло смутное подозрение. Она пошла к отчаянно жестикулирующей женщине. А следом за ней — Эдвин.

— Иуда! — не унималась колдунья. — Виновник нашего поражения!

Люди зашептались. Одни поднимались с земли, подходили ближе; другие прятали лица и опускали глаза: боялись, что темный перст колдуньи укажет на них.

Обернувшись, Дора посмотрела на брата Юстаса:

— Где она или служитель Бога, кто таковым не является? — женщина прошипела это каким-то чужим, не своим голосом.

— Есть только один Бог, — отозвался монах, похоже, вовсе не испугавшийся, — Бог христиан, и он существует.

— Лжец! — завизжала колдунья и бросилась на монаха, однако ее когти царапнули пустоту, так как тот успел увернуться.

— Дора! — окликнул ее Эдвин. Старуха, вздрогнув, повернулась к нему.

— Я видела это, Эдвин, — пробормотала она. По ее подбородку бежала слюна. — Да так отчетливо… О-ох, — застонала колдунья, закатывая глаза. — Поражение саксов.

Предводитель положил руку ей на плечо, успокаивая, словно ребенка:

— Хватит!

— Но я видела!

Схватив руку, Эдвин потянул колдунью за собой, подальше от огня:

— Пойдем. Ты себя плохо чувствуешь — вот и все.

Дора подчинилась, покорно опустив руки, но вот ей на глаза попалась Райна. Выпрямившись, она ткнула в ее сторону костлявым пальцем:

— Это и есть предатель!

У девушки от страха выступил пот на лбу. Ноги будто приросли к земле. Она не двинулась с места даже тогда, когда колдунья, вырвавшись из рук Эдвина, кинулась к ней. Внезапно обретя невиданную силу, старуха повалилась на Райну и расцарапала той в кровь шею. Хорошо, что подоспел предводитель и отшвырнул колдунью.

— Она пришла за нашими жизнями! — закричала Дора. — Она предаст нас!

Прижав руку к кровоточащей шее, Райна сидела на земле, не в силах подняться:

— Нет! Я не предам вас.

— Это ты, твоя кровь не дает нам вернуть отчие земли и прогнать норманнов.

Вокруг воодушевленно заговорили люди, их тревожные голоса слились в один сплошной гул. Несмотря на принятое давным-давно христианство, у саксов были живы древние суеверия.

— Я не позволю тебе разрушить грядущее! — воскликнула Дора. — Прошлое принадлежит мне!

С этими словами старуха ударила себя в грудь кулаками:

— Я сотворила его, и я его уничтожу.

«О чем она? — думала Райна. — Почему речь идет о прошлом, а не о настоящем? Колдунья явно сошла с ума».

— Я тебе уже говорил, Дора, — процедил сквозь зубы Эдвин, — что твоя дерзость здесь неуместна.

— Но я не обманываю тебя, Эдвин, — продолжала старуха, хватаясь за полу его рубашки. — Райна… тут она не одна.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я видела еще одного предателя, который будет жить с Райной и…

Предводитель в ярости оттолкнул от себя Дору:

— Райна будет моей. Может, и я — предатель?

Умоляюще воздев руки к небу, старуха покачала головой:

— Нет, Эдвин, как бы ты этого не хотел, Райна никогда не будет твоей. Она принадлежит другому. Эта девушка должна умереть!

Эдвин замотал головой:

— Я…

— Не я ли вернула тебе жизнь, когда последний вздох слетел с твоих губ? Можешь не верить в мои видения и мое колдовство, но без них тебя не было бы в живых.

Ее слова и какое-то замешательство предводителя подействовали на некоторых саксов. Они подошли к сидевшей на земле девушке и рывком поставили ее на ноги.

— Предательница! — орал один.

— Шлюха! — кричал второй.

К ним присоединились другие, помогая унести девушку из лагеря.

— Эдвин! — позвала Райна, отбиваясь руками и ногами. — Эдвин! — Она видела, что тот, выйдя из какого-то оцепенения, сделал шаг и остановился.

В отчаянии Райна звала Этеля, но и тот не спешил к ней на помощь. Зато вмешался брат Юстас. Обогнав толпу разгневанных саксов, в чьих руках билась жертва, обреченная Дорой на смерть, монах предостерегающе поднял руку:

— Во имя Господа нашего я повелеваю вам освободить женщину! Немедленно!

Его громкий голос заставил саксов остановиться.

— Вы варвары, язычники, — презрительно продолжал служитель церкви, — если поверили в бессвязную болтовню прислужницы дьявола и не поверили мне, слуге Бога. На небесах нет места тем, кто уподобляется зверю. Вы что, хотите гореть в геенне огненной?

Райна была так же напугана его гневными словами, как и все остальные. В этот миг монах казался ангелом, спустившимся с небес, и ему нельзя было не верить.

Все напряженно молчали, и внезапно девушка почувствовала, что множество рук, державших ее, разжались, и она падает на землю. Стукнувшись едва зажившими ребрами, Райна вскрикнула от боли.

— Не слушайте его! — завизжала Дора. — Он не знает, а я знаю. Может, этот человек служит дьяволу, но не я!

Никто не откликнулся на ее призыв. Тогда колдунья подбежала к Райне и, схватив ее за руку, попыталась поднять.

— Она должна умереть.

Брат Юстас наклонился и оторвал старушечьи скрюченные пальцы от одежды девушки:

— Убирайся, ведьма, — рявкнул монах.

Дора сложила губы так, будто собиралась плюнуть ему в лицо, однако он успел оттолкнуть ее. Накидка слетела с плеч старухи, когда она повернулась к Эдвину:

— Смотри, что он делает, этот самозванец, чужак! Предупреждаю тебя еще раз — убей предательницу и прогони этого человека, иначе накличешь беду.

Предводитель устало покачал головой:

— Он прав, Дора. Мы христиане.

Колдунья, не веря собственным ушам, смотрела на него, потом, закричав, упала на колени:

— О, смерть грядет на наши головы! Конец саксонскому племени. Смерть! Смерть! Смерть!

Обойдя бьющуюся словно в припадке старуху, Эдвин подошел к Райне:

— Вы не пострадали?

Девушка поморщилась: ребра ныли — должно быть, опять повреждены. Что толку в том, что они христиане, если в их душе по-прежнему жили старые предрассудки, ловко подогреваемые человеком, способным творить чудеса. Прижав ладонь к шее, она увидела четыре кровавых следа. Что ее ждет, если Доре удастся убедить повстанцев, что она предательница?

— Я хорошо себя чувствую, — ответила она Эдвину.

Он внимательно посмотрел на девушку, наклонившись, приподнял ее подбородок:

— Попробуйте обмануть меня, Райна, полюбите другого, и ваша судьба будет решена. Понятно?

Она кивнула.

— Хорошо.

Отняв руку, он подошел к распростертой на земле колдунье.

— Идем, Дора, — проговорил предводитель. — Тебе нужно поспать.

Старуха вскочила на ноги и резво побежала к пещере, где проводила дни, а то и ночи. Куда она ходила после наступления сумерек, никто не знал и не решался спросить. Люди оторопели, когда Эдвин пошел следом за ней.

Ощутив неимоверную усталость, Райна уронила голову на грудь и закрыла глаза. Так она сидела до тех пор, пока к ней не подошел брат Юстас:

— Дайте мне вашу руку.

Глядя сквозь закрывавшие лицо волосы, Райна увидела протянутую ей руку. Теперь с непроницаемым лицом он был мало похож на архангела. В глазах его мерцал какой-то потаенный огонь, вызывавший чувство беспокойства. Райна встречала угрюмые, а то и ненавидящие взгляды саксов, разглядывающих ее. Они неохотно начали расходиться. Когда все ушли, она наконец взглянула на монаха.

— Вашу руку, — повторил он.

Монах поднял ее, как пушинку. Несомненно, под рясой скрывалось мускулистое тело.

— Знайте, что я верю вам, — произнес он, не отпуская ее руку.

Его прикосновение вызывало у нее ощущение, что они знакомы. Вырвав руку, Райна отступила на несколько шагов, потирая ушибленные бока:

— Почему вы верите мне?

Он глядел на нее ясными голубыми глазами:

— Думаю, что вы не способны на это.

— Но Дора…

— Вы же христианка! Разве можно безоговорочно верить старой ведьме, которая несет чушь?

«Эта старая ведьма знает то, что другие не знают, это она вернула к жизни мертвого Эдвина», — подумала Райна.

— Я боюсь ее, — пробормотала она.

— Значит, ваша душа не в ладах с Богом.

Райна взглянула в лицо монаха, на котором плясали отблески огня:

— Думаете, она у меня еще есть, брат Юстас?

Тот чуть заметно улыбнулся:

— А почему бы нет?

Можно ли говорить с этим человеком о Боге? Сможет ли он освободить ее от тягостного груза? Решившись, девушка заглянула в его глаза:

— На моей совести лежит тяжкий груз.

Задумавшись, монах знаком велел ей следовать за ним:

— Поговорим…

Подойдя к месту, где горел костер, девушка опустилась на ствол срубленного дерева. Монах сел рядом. Их бедра соприкасались, и их плоть разделяли лишь тонкая ткань ее платья и его ряса:

— Расскажите мне о своей душе.

Сложив руки на коленях, Райна смотрела на пляшущие языки пламени:

— Наверно, она погибла. Ее уже не вернуть.

— Ошибаетесь.

Хотя Дора и объявила, что сняла с нее проклятие Томаса, дала выпить горькое снадобье, девушка чувствовала, что оно продолжает висеть над нею.

— Знаю, что вы не верите в предрассудки, но я все же скажу — я проклята.

— Кем?

— Человеком, в чьей смерти я виновата. Томас…

Гнев, душивший Максена, требовал выхода, но он сдержался, убеждая себя, что у него будет время выплеснуть его. Теперь же ему надо вести себя как постороннему, незаинтересованному лицу, иначе он никогда не узнает того, что известно этой прелестной саксонке:

— Я удивила вас?

— Только тем, что вы приняли близко к сердцу это проклятие.

Максен с нетерпением ожидал продолжения рассказа, однако собеседница молчала.

— Как так вышло, что вы виноваты в смерти этого человека?

Райна нервно сжимала и разжимала пальцы:

— Я убежала от него, и когда он догнал меня, я… — закусив губу, она покачала головой. — Мне не надо было убегать.

Приподняв ее подбородок, Максен поглядел в ее глаза, блестевшие от слез. Странно, но эти слезы тронули его. Справившись с волнением, он спросил:

— Хотя вы и берете на себя вину за его смерть, вы же не убивали его?

Девушка широко раскрыла глаза:

— О нет!

— Тогда кто?

— Я… — Райна готова была сказать ему о невидимке, бросившем кинжал, оборвавший жизнь норманна, но что-то в глубине горящих глаз монаха заставило ее прикусить язык. Быстро встав на ноги, она шагнула в сторону:

— Это неважно. Он мертв, и теперь ничего не переменишь.

— Нет важно, если вы хотите, чтобы я помог вам.

Райна покачала головой:

— Благодарю вас за помощь, брат Юстас. Вы были очень добры и внимательны, но больше мне ничего не надо.

Когда она повернулась, чтобы уйти, Пендери, не сдержавшись, схватил ее за руку, но тут же отпустил.

— Спокойной ночи, — крикнул монах ей вдогонку.

Не ответив, девушка поспешила в свой шатер и скрылась в нем.

Ища выход для бушующей в груди ярости, Максен побрел из стана и дошел до деревянного ящика, изрубленного мечами. Подобрав меч, брошенный Райной, он сжал рукоять, шагнул назад, замахнулся с силой и обрушил меч на ящик. Потом снова замахнулся и еще, и еще…

— Вот она.

Хриплый голос пробирался к сознанию Райны. Кто-то раздвинул ей зубы и затолкал в рот что-то твердое. Мгновенно проснувшись, девушка пыталась закричать, извивалась всем телом, но сильные, безжалостные руки связали ее кисти, затем ноги. В темноте нельзя было разглядеть мучителей, но Райна догадалась, кто послал их, кто приговорил ее к смерти. Дора!

«Боже, — молила она, — пусть все это окажется сном. Хочу проснуться!»

Увы! Это был не сон. Грубые руки стащили ее с одеяла и выволокли из шатра. Налетчиков было четверо, и оставалось только одно — звать на помощь. Поднеся связанные руки ко рту, она хотела было вытащить кляп, но ей заломили руки за голову. Извиваясь на холодной земле, несчастная пыталась кричать, однако такой глухой звук никто не мог услышать.

— Поднимите ее, — послышался голос Доры.

Став на колено, один из саксов легко приподнял хрупкое тело, взвалил на плечо и зашагал со связанной пленницей из лагеря.

— Поторопись, — напутствовала его Дора. Райна извивалась и стучала кулаками в спину похитителя. В те минуты, когда Томас умирал у нее на руках, она сама с радостью бы приняла смерть как избавление от мук и боли, однако сейчас Райне умирать не хотелось. Скоро тряска прекратилась.

— Внесите ее, — приказала Дора.

«Куда? Куда меня принесли?!» — Райне стало жутко.

Сакс сбросил ее с плеча и стал опускать в какое-то углубление.

Девушка пыталась кричать, но плотная ткань кляпа не давала выхода ее крику. Тогда она схватила палача за рубашку, но не смогла удержать ее и рухнула в глубокую яму, застонав от боли. В нос ударил острый хвойный дух и запах нарытой земли. С краев ямы на Райну посыпались комья. Ее хотят похоронить заживо. В эти последние минуты жизни к ней вернулись сила воли и мужество. С ненавистью и страхом глядя на копошащиеся наверху фигуры, она поднесла связанные руки ко рту и, выдернув кляп, закричала. Крик получился совсем тихим.

Лихорадочно облизывая пересохшие губы, Райна нащупала древесный корень и, обрадовавшись, схватилась за него. Подтянувшись, она села и опять попробовала закричать. На этот раз крик получился громче.

— Камень, — зашипела Дора. — Принесите его!

Райна не разобрала, о чем говорила колдунья.

Став на колени, девушка хотела подняться, но чья-то сильная рука толкнула ее в грудь и снова уложила на дно ямы. Она же опять ухватилась за корень, но двое саксов опустили ей на живот огромный, тяжелый камень.

— Нет!

Разбивая в кровь ногти, Райна пыталась столкнуть камень, но тщетно — он не поддавался.

— Господи! Помоги!

На фоне темного неба отчетливо выделялись белые волосы Доры.

— Он не слышит тебя, Райна, зато я слышу, — четко сказала она. — Ты — на пороге смерти.

Выпрямившись, колдунья сделала знак своим подручным, а сама начала бормотать непонятные заклинания, сопровождая их каким-то сатанинским танцем.

Девушка забилась в страхе, когда первые комья земли упали ей на ноги. Глубоко вздохнув, бедняжка закричала, но земля сыпалась, сыпалась на нее, хороня заживо. Должно быть, несчастная взывала к тому, кто не мог услышать ее.

Глава 5

Сквозь сон Максен услышал крики и подумал сперва, что это птица, но когда крик повторился, монах понял, что это голос человека. Какое-то шестое чувство шептало ему, что беда случилась с Райной.

Опираясь на деревянный ящик, изрубленный мечами, он поднялся на ноги, держа в руке меч, и поспешил на человеческий голос. Длинная монашеская ряса путалась в ногах, замедляя бег. Выругавшись, он положил меч, скинул неудобное одеяние, побежал дальше в лес. Голос, взывавший о помощи, указывал ему путь.

С треском ломая сучья, норманн ускорил бег. Ветки хлестали его по лицу, но он не обращал на это внимания. Наконец, слуха коснулся надтреснутый, старческий голос ведьмы, нараспев читающей какие-то сатанинские заклинания, прерываемые пронзительным криком…

Одетый в короткие штаны, Максен неожиданно выскочил из-за деревьев, возвестив о своем появлении ревом. Чутье и хватка воина направляли его руку. Рыцарь ударил первого попавшегося ему сакса по голове учебным мечом. Он был таким тупым, что его с большой натяжкой можно было назвать оружием. Но сила, вложенная в удар, оказалась так велика, что череп раскололся с диким хрустом — и сакс рухнул, чтобы уже больше никогда не подняться.

— А-а-а, мнимый монах! — взвизгнула Дора. — Убейте его!

И тут огромная тень рядом с ней раздвоилась — и саксы, держа наготове мечи, бросились на Пендери.

Кровь Максена забурлила, как в давние славные дни, когда он был могучим и свирепым воином. Норманн ринулся на одного из саксов, отбил его меч в сторону и ударил противника в грудь. Тот зашатался, закричав от боли, но устоял на ногах.

Думая покончить с ним, Максен высоко поднял меч, но пришлось отбиваться от нападения второго сакса, который хотел дубиной размозжить ему голову. Тот хотя и выронил палицу, бросился на рыцаря, и они оба покатились по земле. Максен оказался внизу, а сакс на нем.

Отбросив ставший ненужным меч, Пендери перехватил руку сакса, пытавшегося ударить его кулаком в лицо, потом вывернулся и подмял противника под себя.

— Ну, вот и все! — закричал он. — Молись! Максен крутанул его голову вправо, влево, потом назад. Хрустнули шейные позвонки — и человек затих. Все. Радостное и свирепое торжество воина, выигравшего схватку. Но в последний миг сакс успел вонзить ему в бок кинжал и уже мертвый продолжал сжимать рукоятку.

Второй обезоруженный Максеном рыцарь навис над ним, и монаху осталось лишь одно — вытащить кинжал и метнуть его в нападавшего. Он попал ему в плечо. Рана, конечно, была не смертельной, но воин пустился наутек.

Прижав ладонь к ране, пытаясь остановить кровь, норманн отыскал глазами колдунью. Та, встав на колени, засыпала яму. Райна! Забыв о пронизывающей боли, он рванулся к Доре, которая вскочила на ноги.

— Наша смерть! — завопила она и бросилась в чащу.

Пендери очень хотел догнать и прикончить ведьму, но сейчас было не до того. Могила оказалась слишком узкой. Рыцарь лег поближе к ее краю, протянул руку девушке, неподвижно лежащей на дне и присыпанной землей. Неужели все кончено? Сколько времени прошло с той минуты, когда он последний раз слышал ее крик?

Максен взял ее за плечи, приподнял, но вытащить из ямы не смог. Что-то там держало девушку. Разгребая землю, он наткнулся на камень. Монах убрал его, но это оказалось непростым делом. Только после этого он смог поднять Райну из могилы.

— Райна, — окликнул он, но она молчала.

«Неужели опоздал?» — в ужасе подумал норманн и приложил руку к ее груди, стараясь уловить биение сердца. Но ничего не уловил.

Пендери вновь ощутил гнев. Не ради же мертвой женщины он убил двоих людей!

— Райна! — закричал он.

Схватив ее за плечи, Максен сильно встряхнул девушку.

«Господи, не допусти, чтобы я зря лишил жизни несчастных обманутых саксов».

Тут он вспомнил слова, сказанные ему сэром Гаем: «Старая колдунья вытащила Эдвина с того света, вдохнув в него жизнь».

Вдохнув жизнь…

Опустив Райну на землю, Максен открыл ей рот и приник к нему губами. Он сделал один вдох, второй, третий, но каждый раз его дыхание возвращалось к нему. Потом он зажал ей нос и вдохнул еще раз. Наконец, рыцарь уловил слабый стон, вырвавшийся из груди девушки.

Обрадовавшись, норманн держал голову девушки, пока та кашляла. Растерянно моргая глазами, она хрипло прошептала:

— Что произошло?

Пендери глухо ответил:

— Старая ведьма пыталась убить вас.

Он почувствовал, что девушка все вспомнила и ужаснулась той участи, которая ее ожидала:

— Похоронили меня заживо. — Она заплакала. Пендери осторожно отвел намокшую белокурую прядь с ее лица, приложил ладонь к ее шее.

— Вы живы, Райна, — говорил он, чувствуя, что рука стала влажной от струившихся по ее лицу слез. — Вы живы…

«Я жива! — удивилась девушка. — Выдержит ли мой рассудок, не потеряет ли он ясность после ужасов этой ночи?»

— Я не могу дышать, — пожаловалась она, — когда я звала, никто не пришел.

— Я пришел, — возразил монах.

«Да, он пришел, но как и зачем? Монах…» Райна взглянула на него: перед ней был полуголый мужчина с широкой, мускулистой грудью.

Девушка подняла связанные руки и, движимая странным чувством, дотронулась до выпукло вырисовывавшихся мышц на его животе. На ощупь они оказались твердыми, как камень, а тело — влажным от пота.

— Мнимый монах, — прошептала она. — Я слышала, Дора так называла вас. Вы в самом деле мнимый служитель Господа, брат Юстас?

Прищурившись, Максен отвел ее руки:

— Я убил, а этого не позволит себе ни один монах.

Повернув голову, Райна посмотрела на тела, распростертые неподалеку от нее. «Двое мертвы, но где же третий? — с испугом подумала она. — Неужели спрятался где-то в лесу, готовясь убить нас обоих?»

— С Дорой было трое, а я вижу только двоих.

— Третьего я ранил, — ответил брат Юстас, — если бы он не сбежал, я бы и его отправил к праотцам.

Райна была благодарна ему за спасение, но испытывала странное чувство беспокойства за этого или из-за этого человека.

— Вы служитель Господа? — напрямик спросила девушка.

Монах помолчал и посмотрел ей в глаза:

— Я был им, но сейчас нет.

— Но…

— Нам надо бежать, — хриплым голосом перебил он ее. — Скоро Дора возвратится, ведя с собой остальных, а для нас это означает неминуемую смерть.

— Но куда же мы пойдем? — воскликнула девушка.

Куда могут направиться женщина, заклейменная саксами и ненавидимая норманнами, и монах, ставший убийцей? Она смотрела, как брат Юстас, одетый в одни штаны, подошел к мертвецу.

— Я знаю одно место, — проговорил он, став на колени перед убитым. — Туда мы и пойдем.

Звук рвущейся ткани удивил Райну, но затем девушка поняла, зачем это ему нужно. Как же она не заметила кровь, текущую из раны в его боку?

— Вы ранены?

— Не смертельно…

Наклонив голову, норманн перевязал рану. Потом, подойдя ко второму мертвецу, такому же крупнотелому, как он, мнимый монах раздел его и натянул его одежду на себя.

— Ваши руки, — повернулся он к Райне.

Та послушно подняла их и поморщилась, когда холодное лезвие кинжала коснулось ее запястий и брат Юстас начал разматывать веревки.

Девушка мгновенно оценила прелесть свободы, ощутив себя птицей, выпущенной из клетки.

Она начала растирать запястья, затекшие от веревок, стараясь разогнать кровь по жилам, а монах тем временем развязал ей ноги.

— Все. Пора идти! — брат Юстас помог ей встать. У нее закружилась голова, она пошатнулась и оперлась о плечо монаха:

— Подождите немного.

— Вы хотите жить, Райна? — грубо спросил Максен.

— Но…

— Тогда шевелитесь, — приказал он. — Живей!

— Уже иду.

— Здесь мы можем немного отдохнуть, — сказал брат Юстас. Райна подошла к ручью, уже давно манившему ее. Стоя на коленях, она зачерпнула ледяной воды, ополоснула лицо и шею. Прохлада одарила ее настоящим наслаждением. Колючие холодные иголки впивались в кожу, разгоряченную быстрой и долгой ходьбой. Потом она плеснула еще раз себе в лицо и на платье, мокрое от пота.