Глава 3

Все дальше и дальше, углубляясь в спасительные дебри Эндердесвольда, Райна все время чувствовала, что за нею неотступно наблюдают. Натянув поводья, она прислушалась — тихо. Закрыв глаза, чтобы лучше сосредоточиться, девушка вслушивалась в доносившиеся до нее звуки: стрекотали насекомые, ветер шелестел в кронах деревьев, шумно дышала лошадь. Но чувство опасности не покидало беглянку. Открыв глаза и запрокинув голову, Райна внимательно вглядывалась в кроны деревьев, надеясь увидеть дозорного. Да разве его разглядишь, если он надежно спрячется? Ударив пятками в бока лошади, она поскакала дальше, держась одной рукой за поводья, а другой — водя по спутанным, немытым волосам. Узнает ли ее Эдвин? По пути, взглянув на свое отражение в ручье, Райна с ужасом отшатнулась. Лицо, смотревшее на нее, не принадлежало ей: темные круги под печальными, потухшими глазами; впалые щеки, делавшие лицо длинным и изможденным; бледные губы с уныло опущенными уголками; волосы, что когда-то были белокурыми, теперь потемнели и свалялись от грязи. Похоже, ей было за тридцать, а не восемнадцать.

Если бы она так выглядела, когда Томас ее впервые увидел, ему бы никогда не пришла в голову мысль возжелать ее. Он был бы жив, а Максен остался бы там, откуда пришел. Райна не слышала свиста до тех пор, пока что-то не ударило ей в шею и сбросило с седла. Она с гулким стуком шмякнулась о землю, замерев от боли. Потом еще что-то, скорее всего лошадиное копыто, жахнуло ее под ребра. Собрав остатки сил, девушка попыталась подняться, но тут же потеряла сознание.

Сначала она услышала голоса — отдаленные, глухие, говорившие на англо-саксонском. «Люди Эдвина», — подумала Райна, и надежда забрезжила в ее сердце. Увидев приближающиеся к ней ноги, она попыталась разглядеть того, кто, видимо, нанес ей удар, но перед глазами все расплывалось. Нога в кожаном сапоге пнула ее под ребра раз, еще раз, потом грубые руки повернули ее на спину. Она молчала.

— Знакомая, — прозвучал голос.

Веки, казалось, налились тяжестью, но Райна все-таки открыла глаза и увидела бородатое лицо:

— Этель? — неуверенно спросила она.

— Райна…

Его голос вызвал радостную улыбку на ее лице. Этель — друг ее отца. Конечно, это он бросил камень и попал туда, куда метил. Лучше бы промахнулся! Как хорошо, как чудесно снова слышать родную речь!

— Изменница! — рявкнул второй сакс, которого звали Питер. — Норманнская шлюха.

Этель круто повернулся и схватил своего товарища за рубашку:

— Ну-ка, парень, придержи язык, а то я вырву его из твоего поганого рта.

Питер пробурчал что-то нечленораздельное, а Этель спросил Райну:

— Ты одна пришла?

Девушка кивнула и поморщилась — даже легкое движение причиняло ей жуткую боль:

— Убежала.

Этель хмыкнул и протянул руку, нащупал шишку на ее шее, оставленную камнем:

— Если бы я знал, что это ты, я бы принял тебя гостеприимнее.

— Мне больно, — прошептала она.

— Я думаю.

— Эдвин… ему надо знать, — проговорила Райна, но не закончила фразу, потому что острая боль пронзила ее тело, когда сильные руки подняли ее. Она закусила губу, но все равно крик вырвался из ее уст.

— Я только дотронулся до тебя, малышка, — смутился Этель, выпрямившись и прижимая ее к груди.

— Мои ребра, — вздохнула девушка, — они сломаны!

— Может быть, но пусть посмотрит Дора.

Дора. Старая седая женщина, она появилась года два назад в разрушенной норманнами деревне Этчевери. Все уцелевшие саксы боялись ее, но все-таки надеялись на то, что колдунья вернет к жизни сына их тана. Хотя израненный, искалеченный Эдвин стоял одной ногой в могиле, Дора пообещала совершить чудо. Она вернет его к жизни, и он поведет саксов против ненавистных норманнов.

Никто ей не поверил: ведь даже если раны затянутся, то дух все равно останется мертвым, ибо по саксонским обычаям придворный должен умереть на поле боя, если его король погиб. Жизнь в этом случае — вечное бесчестие. И все же Дора настаивала на своем и каждую ночь уносила Эдвина из деревни, не позволяя никому следовать за собой. Как и обещала колдунья, сакс остался в живых, хотя и не хотел этого.

Размеренная походка Этеля вернула Райне покой, похожий на сон. Она слышала, как он разговаривал, спорил со своим товарищем, но смысл слов не доходил до нее. Теплые солнечные лучи, изредка пробивавшиеся сквозь густые облака, согревали ее. Время от времени открывая глаза, девушка видела седую бороду Этеля, ветви деревьев, качающиеся над головой…

Из забытья Райну вывел голос Эдвина. Повернув голову, она уставила взгляд на фигуру бывшего своего жениха, стоявшего в окружении сподвижников. Прежде красивый мужчина, сейчас Эдвин мало походил на себя — настолько изменилось его лицо. Оно стало каким-то зловещим и было наполовину скрыто темными волосами, спускавшимися до плеч, и бородой — запущенной, неухоженной. Черты лица искажал ярый гнев. Губы вытянулись струной, крылья ястребиного носа раздувались, глаза горели зеленым огнем.

Догадывалась Райна, какой прием ее ожидает, но все же надеялась, что за эти несколько недель Эдвин понял, почему она не пошла с ним: было бы бесчеловечно оставить Томаса умирать в одиночестве. Но, похоже, он не понял и даже не попытался понять этого.

— Райна, — позвал он.

Девушка так страдала от нестерпимой боли, что с трудом произнесла:

— Эдвин.

Тот перевел взгляд на Этеля:

— Как вы нашли ее?

Чувствуя, что Райна боится, Этель крепче прижал девушку к груди:

— Это она нашла нас. Говорит, что убежала от норманнов.

— Поставь ее.

— Ей плохо, Эдвин. Я попал в нее камнем.

— Пусть стоит, а не сможет — пускай падает, — бросил предводитель.

Этель повиновался и шепнул ей:

— Держись!

Зная, что на нее будут смотреть с презрением, если она упадет, Райна, собрав остатки сил, встала. Когда Этель опустил руки, она пошатнулась, но удержалась на ногах. Чувствуя на себе взгляд Эдвина, Райна подняла голову. Рука у него, раненная Томасом, висела на перевязи, но он все-таки выглядел здоровым. Нельзя было сказать, что еще совсем недавно этот человек одной ногой стоял в могиле. С чувством независимости девушка подняла повыше подбородок.

— Как вы узнали, где меня найти? — спросил предводитель.

— Догадалась, — уклончиво ответила Райна, прилагая все силы к тому, чтобы голос не дрожал, — я бы тоже укрылась здесь.

Тут они когда-то в детстве играли и купались в теплых ручьях. Эдвин подошел и схватил ее за руку:

— Вы снова предали меня, Райна? Вы привели с собой норманнов?

— Нет, вы знаете, я никогда не сделаю этого.

— Как же я могу знать об этом?

Как ни старалась Райна, но сдержать слезы не могла:

— Я никогда не причиню вреда ни вам, ни своему народу.

Предводитель усмехнулся:

— Что-то я не пойму, о ком вы ведете речь — о саксах или норманнах?

Как хотелось сейчас возмущенной Райне бить и бить кулаками по этой широкой груди!

— Конечно, я говорю саксах, — выдавила она, — и меня украли норманны, но я была и остаюсь саксонкой.

— Это вам придется доказать, — Эдвин оттолкнул ее от себя. Хорошо, что рядом оказался Этель, поддержавший девушку.

— Я это и собираюсь сделать, — ответила она.

В глазах Эдвина ничего не было, кроме презрения:

— Что изменилось в Этчевери после смерти Томаса?

— Свои права на замок заявил еще один Пендери. Его зовут Максен, и он очень опасен.

Эдвин неожиданно оживился:

— Стало быть, слухи верны.

Странно, что предводитель не очень-то встревожился! Ведь если до лагеря дошли вести о Максене, то, конечно, тут узнали и о его репутации.

— Что вам известно о нем? — продолжал выспрашивать Эдвин.

Райна попыталась сказать коротко и самую суть:

— Он ищет убийцу Томаса и говорит, что не успокоится, пока не найдет. Максен сказал мне…

— Значит, норманн говорил с вами.

— Да, он приходил ко мне в день побега.

— Зачем?

— Хотел узнать, где находится ваш отряд.

— Выходит, Пендери считает меня убийцей брата.

— Я безуспешно пыталась убедить его, что это дело моих рук.

Эдвин хрипло хохотнул:

— О, какое у вас храброе сердце, Райна!

— Я боялась, что он будет…

— Он поверил вам?

Плечи девушки уныло опустились:

— Нет.

— Похоже, есть чего бояться, не так ли?

— Но мы можем спастись, если покинем Эндердесвольд. Может, на север…

— Бежать?! — возмутился Эдвин и повернулся к воинам. — Слышите, рыцари? Леди считает нас трусами.

— Нет, Эдвин, не говорите так. Я хочу мира и спокойствия. Если война продлится, то поглотит много людей с обеих сторон.

— Я думаю только о том, как изгнать норманнов с нашей земли, как отомстить за смерть наших…

Он имел в виду не Гастингс, а деревню, где его воскресили из мертвых. Почти все дома там были сожжены, а жители — убиты. И все из-за того, что они отказались снабдить провиантом отряд рыцарей-фуражиров, посланных Вильгельмом. Словно стараясь забыть об этих ужасных событиях, Райна пылко продолжала:

— Говорят, этот Максен убил много народа при Гастингсе. Он…

— А я — нет? — крикнул Эдвин. — Земля была залита кровью, мертвые лежали грудами.

— Послушайте, — умоляла она. — Максена Пендери прозвали кровожадным воином. Он рубил направо и налево, как мясник. Разве вы не понимаете? Этому надо положить конец.

Эдвин взял ее руки, сложил ее ладони, словно для молитвы:

— Это закончится, — как-то без выражения сказал он, — когда все норманны сдохнут.

Он опять толкнул девушку к Этелю, потом с явным подозрением спросил:

— Как вам удалось бежать?

Отчаяние охватило Райну, но она все же нашла в себе мужество признаться:

— Кристоф принес мне ключ…

Предводитель, поразмыслив над ее словами, пробормотал:

— Это может быть ловушкой.

— Нет, юноша не способен на такое коварство.

Эдвин презрительно скривил губы:

— Безвольный дурень. Его глупость когда-нибудь погубит Пендери.

Сделав знак рукой своим сподвижникам, предводитель ушел. Райна не прочь была вновь оказаться сейчас в крепких руках Этеля. Она стояла, расправив плечи, смело глядя в глаза людей, среди которых выросла. Они молчали — высокие, крепкие, бородатые и длинноволосые. Ненавидя норманнов и презирая их обычаи, саксы отказывались брить усы и бороды и подстригать волосы. Одни смотрели на нее с неприязнью, другие — с подозрением, и лишь немногие отводили в сторону глаза. И все из-за того, что она не бросила умирающего человека, который был не из этого племени.

Глядя в лица окружающих ее людей, Райна гадала, есть ли среди них убийца Томаса. Или Эдвин уже позаботился о том, чтобы спрятать виновного. Ей нужно узнать об этом.

Первой с ней заговорила Дора. Бормоча что-то, она растолкала саксов и, немного помешкав, подошла к девушке. Старуха была сгорблена годами и напоминала крючок, однако двигалась с удивительной быстротой.

— Значит, ты вернулась к нам, дитя, — бурчала она, прищуриваясь и вглядываясь в лицо Райны из-под плотно надвинутого на глаза капюшона, прикрывающего от света ее красные глаза.

— Она ушиблась при падении, — вмешался Этель.

— Гм, — хмыкнула колдунья. — Мне кажется, Райна вполне здорова и ей надо только помыться и поесть.

— Я попал камнем ей в шею, и девушка говорит, что ее ребра…

Дора взмахом руки заставила Этеля замолчать:

— Что-то я не слышала, чтобы Райна жаловалась. Пусть сама мне скажет.

Райна хотела скрыть свою слабость и сделать вид, что чувствует себя хорошо. Однако тело отказывалось повиноваться, и ноги подкашивались. Слава Богу, что Этель был наготове, и его медвежьи лапы вовремя подхватили девушку, не дав ей вновь приложиться к земле.

— Я неплохо себя чувствую, — пробормотала она. А сама покачивалась и шаталась как пьяная.

Холодные пальцы ощупали шишку на ее шее, коснулись лица и, наконец, застыли на лбу. И вдруг колдунья, словно обжегшись, отдернула морщинистые, заскорузлые руки:

— Да на тебе проклятие, — взвизгнула старуха. — Оно жжет мне руки.

Проклятие Томаса. Райна вздохнула:

— Да, на мне лежит проклятие.

По толпе прокатился ропот, но Дора знаком велела всем молчать. Сверкая красными глазами из-под капюшона, она загадочно проговорила:

— Может, мне удастся снять проклятие…

Райна покачала головой:

— Поздно. Оно свершилось.

— Свершилось? — Дора хихикнула и взглянула на Этеля. — Отнеси ее. Мне надо многое успеть сделать до полуночи.

— Слабенькая, — прошелестел чей-то голос…

Струйки пота заливали глаза, катились по лицу и попадали на губы. Пот был солоноватым на вкус. Меч, которым Райна размахивала, оттягивал руку.

Эдвин, казалось, вовсе не устал. Повязка, поддерживающая раненую руку, уже давно была не нужна. Он презрительно оглядел девушку с головы до ног.

— Слабенькая? — повторила она, стараясь сохранять спокойствие, что давалось ей с трудом.

Эти две недели она жила, чувствуя со всех сторон недоверие и подозрение.

— Да, слабенькая, как все женщины.

— Но я и есть женщина.

— Наверно, мне не надо объяснять. Я хотел сказать, что ты слабая, как женщина, выросшая среди норманнов.

Райна прекрасно понимала, что с ним спорить бесполезно, но не удержалась от возражения:

— Я снова напоминаю вам, что я саксонка.

— Это еще надо доказать!

Бросив меч, девушка подняла руки, показывая ему свои ладони:

— Две недели я занимаюсь с мечом, который лишь наполовину легче вашего, а вы все твердите, что я не доказала своей преданности саксам!

Женщин, владеющих мечом, в лагере было немного. Этель объяснил ей, что их обучали боевому искусству, чтобы они могли защитить себя при неожиданном нападении норманнов.

Подойдя поближе, Эдвин стал внимательно разглядывать ее ладони.

— Нет, вы еще не доказали своей преданности, — он поднял меч с земли, подал ей. — Возьмите и не смейте бросать оружие.

Райна едва сдержала стон. Хрупкая, она с трудом поднимала тяжелый меч, и сил уже еле-еле хватало на то, чтобы помахать им несколько минут. Мышцы от напряжения болели, ломило еще не зажившие бока.

Изготовленный специально для обучения воинов, меч был гораздо тяжелее обычного. Этель сказал, что это сделано с умыслом: после такого меча человеку, идущему в бой, обычное оружие кажется легким.

«Но почему тогда лишь одна я не занималась с мечом? — размышляла девушка и тут же нашла ответ. — Потому что никто, кроме меня, не попал в немилость к Эдвину».

Развернув плечи, Райна взяла меч. Эдвин указал ей на деревянный ящик, где остались отметины от ударов мечом, нанесенных ею.

Весь остаток сил девушка вложила в удар. Казалось, трещали кости, но Райна вновь поднимала меч и рубила ящик, не обращая внимания на бормотание Эдвина.

Она решила, что скорее упадет обессиленная, чем перестанет упражняться с мечом. Но тут послышались голоса. Обернувшись, она увидела четырех всадников.

Один из них выглядел весьма живописно. Лошадь его, должно быть, знавала лучшие времена. Одетый в потрепанный плащ, из-под которого виднелась ряса, незнакомец, похоже, с трудом держался в седле. Но более всего его отличала от сподвижников Эдвина голова с тонзурой. Зачем это саксы привезли с собой монаха?

Эдвин пошел навстречу верховым. Райна, снедаемая любопытством, положила меч и тоже направилась к незнакомцам.

— Встретили его в лесу, бродил там, — объяснил тучный сакс. — Говорит, что за ним охотятся норманны.

Довольно часто соплеменники искали и находили убежище в Эндердесвольде, пополняя отряд Эдвина, где уже было девяносто человек. Но вожаку полагалось быть бдительным. Остановившись, он спросил:

— Ты сакс?

Тот кивнул головой.

— Как зовут тебя, брат?

— Юстас, — ответил незнакомец звучно и четко, без намека на акцент. — Брат Юстас из церкви Святого Августина.

Райну охватило непонятное волнение. Ей показалось, что она уже где-то встречалась с этим монахом. Девушка внимательно разглядывала его широкоплечую, мощную фигуру, грубое, но симпатичное лицо. Длинный нос, прямой, но немного сбитый на одну сторону, что напоминало о давнем переломе; выступающие скулы; твердый, резко очерченный подбородок — все говорило о сильной воле.

И вот их глаза встретились: на нее смотрели чистые голубые глаза, оттененные темными ресницами. Да, ничего не скажешь — хорош собой незнакомец, но прежде им встречаться все же не доводилось. Она бы непременно запомнила такого человека.

— Ты говоришь, за тобой гонятся? — продолжал допытываться Эдвин.

— Да.

— Почему?

— Норманны не заботятся о святынях саксов, не уважают веру нашего народа…

Замолчав, он воздел руки к небу:

— В гневе я бросил им вызов, и теперь они называют меня еретиком.

— Ты бежал от них?

Сжав кулаки, монах кивнул.

«Большие руки, — пришла в голову мысль Райне, — годятся для того, чтобы держать меч, а не молитвенник».

— Мне стыдно, что я бежал от них, — вздохнул монах, — но у меня не было другого выхода.

— Почему именно в Эндердесвольд?

Юстас пожал плечами.

— Я хотел ненадолго спрятаться в лесу, но заблудился.

Эдвин посмотрел на всадников, приведших монаха в лагерь:

— Его преследовали?

— Мы выждали немного, понаблюдали, — пояснил тучный сакс, — но никого не заметили. Я все же оставил там Урика и Даниэля.

Удовлетворившись этим объяснением, Эдвин вновь повернулся к брату Юстасу:

— Ты говоришь, что служишь Богу.

— Да.

— Как видишь, мы отверженные и не успокоимся до тех пор, пока норманны не уберутся с нашей земли.

Брат Юстас поочередно оглядел всех сподвижников Эдвина, ничуть не смущаясь их пристальных, изучающих взглядов. Когда очередь дошла до Райны, то она поежилась под его холодным взглядом. Юстас перевел глаза на ее волосы, посмотрел на сверкающее лезвие меча. Непроизвольно девушка стала дрожать и задержала дыхание.