С каждой новой победой Вильгельма над мятежниками все дальше уходили в прошлое времена англо-саксов. Удастся ли Эдвину вернуть их?
— Я насчитала больше дюжины, — сказала одна из женщин. — Трудная зима была… — саксонка хихикнула.
— Дюжину? — очнулась от задумчивости Райна.
— Даже больше.
— Что больше? — недоуменно спросила она.
— Да беременных. Ты что спишь?
Она улыбнулась, подавив желание прикоснуться к животу (пока еще незаметно!), и вновь взялась за пряжу. Каждый день собиралась она сказать правду Максену, но никак не могла решиться. С тех пор, как он спросил о здоровье, прошло две недели. Вздохнув, девушка дала себе слово, что сегодня вечером признается. Пусть он покричит, пусть разозлится, она все это перенесет.
Примирясь с мыслью о неизбежном раздоре, саксонка вступила с женщинами в разговор, который был прерван через несколько минут громким и бесцеремонным возгласом.
— Думаешь, венок из цветов… или слишком много? — громко спросила Элан.
Никто не слышал ее шагов, и от неожиданности две женщины выронили веретена из рук. Нагнувшись, Райна подняла веретено, стараясь подавить вспыхнувшее раздражение:
— Слишком много для чего, леди Элан?
— Для моей свадьбы, конечно. О чем я еще могу говорить?
Да, о чем еще? Вздохнув, Райна потерла нить, зажатую пальцами.
— Венок из цветов будет выглядеть чудесно, — рассеянно сказала она, принимаясь за пряжу.
Встав возле нее, Элан вынудила Райну поднять глаза.
— Тебе все равно, да? — дрожащим голосом спросила Элан.
Райна подавила вздох и выпрямилась:
— Нет, почему? Из каких цветов вы хотите сделать венок?
Норманнка, довольная, улыбнулась:
— Думаю, из фиалок.
— Чудесно.
— Или из роз.
— Я люблю розы.
Элан настаивала:
— А какие тебе нравятся больше?
— Мне — фиалки, но с вашим цветом лица вам больше подойдут розы. А что говорит сэр Гай?
Элан пожала плечами:
— Не знаю, я хотела у него спросить, но его нигде нет.
— Он и Максен в деревне. Прогуливаются.
— Что ты хочешь этим сказать — «прогуливаются»?
Лиган хихикнула, а Райна спокойно пояснила:
— Занимаются хозяйством.
— Как скучно, — пробормотала сестра Максена. — Смертельно скучно.
— Но нужно.
— Да, тебе видней, наверно.
Иногда — правда редко — Элан казалась взрослой, уже достаточно пожившей и много повидавшей женщиной, но сегодня она напоминала ребенка. Как мог сэр Гай влюбиться в нее? Элан ведет себя пристойно в его присутствии, но он же видел, как она бесцеремонна с другими.
«Любовь — она загадочная, странная, — размышляла Райна, забыв на мгновение Торкво и Элан и обратившись к себе и Максену и к своему будущему дитя. — Любовь — загадка и боль».
В ее мысли ворвался голос Элан.
— Мне нужна ткань для свадебного платья, — и пощупала полотно, лежавшее у ног Райны.
— А какого цвета?
— Не знаю пока, но этот меня устраивает.
Раздался смешок, но на этот раз смеялась не Лиган. Райна взглянула на Элан:
— Вы, конечно, умеете прясть?
— Да, но боюсь, не так ловко, как ты.
Райна решила, что ей лучше предложить свои услуги, не дожидаясь, когда попросит об этом Элан. Для свадебного платья нужно постараться.
— Я научу вас.
Элан как-то сникла.
— Ты же видишь — я беременна.
— Да, такой живот трудно не заметить! — подала голос Лиган. Саксонки засмеялись, прикрывая рты ладонями.
— Почему ты… ты… — разозлилась Элан. — Ты неблагодарная саксонка…
— Хватит, — вмешалась Райна.
Вскочив, она усадила сестру Максена на свой стул и сунула в руки ей веретено:
— Держите его вот так.
Оглянувшись, Элан хотела было встать, но Райна удержала ее на месте.
— Я не могу терять время на какую-то пряжу, — запротестовала норманнка.
— Разве вы не хотите хорошего свадебного наряда? — спросила Райна, задев ее тщеславие.
Та хотела возразить, но, подумав, неохотно кивнула:
— У меня будет чудесное свадебное платье.
— Так не стоит терять времени.
Райна стала показывать, как что нужно делать.
Женщины вполглаза следили за своей пряжей, вполглаза — за Райной и Элан. Норманнка оказалась способной ученицей и неплохой собеседницей. Она охотно вступила в разговор с саксонками и даже смеялась. Веселье прервало появление Кристофа.
— Прибыл король, — известил юноша.
Он тяжело дышал и был встревожен.
Райна оказалась самой сообразительной. С пылающим лицом она поднялась и спросила, втайне надеясь, что ошиблась:
— Прибыл? Кристоф кивнул:
— И с большим войском, которое растянулось от стен замка до леса. Воины, миледи, тысячи воинов.
Итак, ударил час Максена. Весна уже прошла, в душе девушки теплилась и постепенно крепла надежда, что за ним не приедут. Райна почувствовала, как к горлу подступила тошнота, и оперлась на прялку.
— Нет, — прошептала она, закрывая глаза.
— Вам нужно сесть, — участливо посоветовал юноша, беря ее под руку, иначе бы девушка упала.
Открыв глаза, саксонка заглянула в его тревожное лицо. Она отвела упавшую на него прядь, не осознавая что делает.
— Я себя хорошо чувствую, просто немного…
— Ты напугана, — вмешалась Элан.
Она подошла к Райне и положила ей на плечо руку.
Неожиданный жест вызвал у саксонки слезы.
— Да, — призналась она, — я боюсь за Максена.
— Не надо бояться, Райна, — успокаивал ее юноша, хотя сам дрожал от страха. — Ему нужен не твой страх, а сила.
— Хорошо, он не увидит моих слез, — сказала она. — А теперь надо как следует встретить Виль… нашего короля, — поправила она себя, — идите в зал.
— Убери пряжу, — приказала Райна одной из женщин, — предупреди Лусиллу и Милдред, что у нас гости, — приказала она другой, — передайте слугам, чтобы расставили столы, — сказала третьей, — а ты накрывай столы скатертями, — попросила саксонка Лиган.
Проходившему слуге Райна крикнула:
— Пошлите за виночерпием, пусть наполнит кувшины вином и элем.
— А мне что делать? — неожиданно спросила Элан.
Райна хотела было отдать ей приказание, но, взглянув в ее лицо, придержала язык:
— У меня есть травы, которые следует разбросать по полу — надо было бы это сделать раньше, но помешали другие заботы. Вы можете это сделать?
— Конечно.
«Какое странное создание», — подумала Райна, которой в этот миг норманнка очень понравилась.
— Я могу чем-нибудь помочь, — сказал Кристоф, — но Максен велел возвращаться к нему.
Райна кивнула:
— Можете успокоить его. Скажите, что мы встретим… короля как подобает.
Юноша улыбнулся и, прихрамывая, поспешил к выходу.
Успокаивая себя, Райна направилась в комнату Максена, понимая, что если король останется на ночь, то ему достанется лучшее место и лучшая постель, принадлежащая хозяину. Белье надо сменить, с мебели стереть пыль, вымыть таз.
Вот он — незаконнорожденный король Англии, бывший герцог Нормандии Вильгельм. Ублюдок, как за спиной называли его. Это он залил кровью ее землю. Саксы говорят, что в реках до сих пор течет красная вода. От этой мысли девушку бросило в дрожь.
Очнувшись, она взглянула на стоявшую рядом Элан. Та, нервничая, смотрела на человека, ставшего причиной этого страха и дрожи. Странно, но у короля, известного своей жестокостью, было очень милое, доброе лицо.
— Ага, теперь я собственными глазами увидел причину, которая заставила тебя засесть в Этчевери, — добродушно заговорил Вильгельм, подмигнув Максену и одобрительно оглядев Райну с головы до ног.
— Мой король, позвольте мне представить леди Райну Этчевери, — рыцарь старался говорить твердо, но дрожащий голос выдавал его волнение.
— Леди, а?
— Да, — ответил Пендери. — Леди Райна ведет хозяйство.
Девушка поежилась, чувствуя себя явно не в своей тарелке — она хозяйка замка, но не супруга лорда. Конечно, Максен может называть ее «леди», но она пока его любовница с фальшивым титулом. Король был хорошо воспитан и ничего не сказал вслух, а глаза его говорили, что он знает правду.
— Я ваш король, — обратился к ней Вильгельм.
Она молча на него смотрела. Он побагровел и, повысив голос, повторил:
— Я король Англии Вильгельм.
Саксонка хотела было ответить резкостью, но лишь сжала губы. Украдкой взглянув на Максена, она уловила уверенность в его глазах и еще что-то, не до конца ей понятное.
— У вас нет колен, женщина? — король глядел на нее сверху вниз.
Таким завидным ростом могли похвастаться только двое в зале: Максен и пожилой человек, стоящий рядом с ним.
— Ну?! — рявкнул Вильгельм, и все, затаив дыхание, гадали, каким будет наказание за дерзость.
«Господи, должна ли я преклонить колени перед этим чудовищем? — растерянно думала девушка. — Я бы лучше плюнула ему в лицо, плясала бы на его могиле, отправила бы к дьяволу…»
Элан толкнула ее локтем, и, оглянувшись, Райна заметила, что норманнка уже стояла на коленях. «Только ради Максена», — решила она и, подняв юбки, последовала примеру Элан. Склонив голову, девушка ждала, когда ей прикажут подняться, но король молчал.
Подойдя, он поднял ее подбородок. Райне показалось, что рост у него увеличился вдвое.
— Саксонка до мозга костей, — неожиданно пробасил король, заглянув ей в глаза и увидев там презрение.
Девушка посмотрела на Максена — тому было явно не по себе.
«Все ради него», — напомнила Райна.
— Я настоящая саксонка, ваше величество, — сумела выдавить она из себя, — но я верна вам.
Вильгельм не улыбнулся, но вздохнул с облегчением, его лицо по-прежнему оставалось каменным, а взгляд — суровым. Прошло несколько томительных минут, и губы короля растянулись в улыбке.
— Хорошо, что она уважает хоть одного норманна, — сказал он, глядя на Максена. — Должно быть, ты доставляешь ей много удовольствия.
В зале грохнул хохот. Лишь Максен натянуто улыбнулся. Побагровев от стыда, Райна хотела отвести руку короля, еще державшую ее подбородок, но не осмелилась, зная, что после этого ей несдобровать.
Отсмеявшись, Вильгельм снова обратился к ней:
— Ты скоро начнешь уважать меня, Райна Этчевери, а может, даже и любить.
Она искала достойный ответ, но тут король велел женщинам подняться.
Пытаясь сохранить хоть видимость достоинства, Элан поднялась с колен и, поправив юбки, обойдя Максена, подошла к пожилому норманну.
— Отец…
— Дочь…
Райна едва не упала на короля. Как же она слепа! Этот пожилой человек имел такое же телосложение, как и Максен, похожие черты лица, только слегка измененные временем — широкоплечий, темноволосый, но густая шевелюра Пендери-старшего была щедро посыпана серебром. Если бы не двадцатилетняя разница в возрасте, он вполне мог сойти за близнеца Максена.
— А теперь отведаем угощения, — король направился к столу.
Райна знала, что монарх занимает самое высокое место, но то, что он сел там, где обычно сидел Максен, почему-то больно задело ее.
Вот так он занял место короля Гарольда…
— Мне нравится эта шея, — прошептал ей на ухо Максен, проведя пальцем по ее горлу. — Прошу, не наседай на короля, а то мне придется вылезать из кожи, заглаживая провинность.
У нее словно камень скатился с сердца. Она улыбнулась.
— Вот и хорошо. А ты не можешь улыбнуться моему отцу?
Она посмотрела на человека, который как раз перевел взгляд с Элан на нее. В его глазах светилось неодобрение. Наверно, потому, что он знал, кто она в замке, и ненавидел ее за это.
Рыцарь, очевидно, почувствовал настроение отца и счел нужным представить ему саксонку.
— Отец, это Райна Этчевери. — Затем посмотрел на девушку. — Мой отец, барон Пендери.
Она учтиво поклонилась, но старый барон остался неподвижен, и выражение его лица ничуть не изменилось.
— Я недоволен, — буркнул старик, взглянув на сына.
— Я вовсе не старался доставить тебе удовольствие, — ответил рыцарь, словно не замечая родительского гнева.
Положив руку на плечо Райне, он пошел с ней к помосту, где сидел король.
— Твоему отцу я не понравилась, — прошептала она.
— Его одобрение меня больше не волнует. Если ты ему не понравилась, то это его дело.
Ей было не по себе, когда она садилась рядом с ним. Обед показался девушке испытанием сродни прогулке по иголкам… раскаленным иголкам. Выпивая кубок за кубком, Вильгельм пришел в хорошее расположение духа. За два часа, прошедших с начала пира, Райна прониклась уважением к этому человеку. Нет… девушка была очарована умом и обаянием проклятого, как ей прежде казалось, короля.
Когда обед подошел к концу, вокруг Вильгельма собрались рыцари для обсуждения каких-то вопросов, которые тот оставил на десерт. Король забыл про шутки и говорил сухо и деловито. Перед рыцарями предстал уже не весельчак, душа общества, а суровый властелин.
Как и предполагала Райна, ее и Элан выпроводили из зала, и они сидели в комнате Максена. Удивительно, но никто этому не воспрепятствовал. Там можно было подслушать разговор. Вероятно, ей удастся узнать причину появления войска в Этчевери. Впрочем, ей казалось, это она уже знает.
Она прекрасно понимала, что стоять около ширмы и подслушивать при Элан некрасиво, но девушка все же пошла на это.
— Я слышал, что противник находится к северу от Этчевери, — раздался басовитый голос Вильгельма. — Один день езды.
— Он говорит об Эдвине? — осведомилась Элан.
Саксонка повернула голову, увидела стоящую рядом норманнку и вздохнула с облегчением — значит, та не находит в ее поступке ничего плохого. Что поделаешь, женское любопытство — порок.
— Да, думаю, о нем, — подтвердила Райна.
Хотя другие упоминали о Харволфсоне не иначе как о «волке», Вильгельм не употреблял это устрашающее прозвище.
— Говорят, он готовится к тому, что называет «последней битвой», — продолжал король. — И через две недели намерен напасть на Лондон.
Рыцари взволнованно зашумели.
— Но не он, а я нападу на него, — твердо произнес Вильгельм. — Утром мы двинемся в путь, а через день его кровь окропит землю, как когда-то кровь Гарольда.
Райна вздрогнула, а Элан сморщила свой прелестный носик.
— Максен Пендери, ты готов выступить со мной?
«Как будто у него есть выбор?» — подумала саксонка, ощутив, как тревожно забилось сердце.
— Я и мои люди, — ответил рыцарь, — выступят вместе с вами, милорд.
— Гай? — едва не задохнулась Элан и, схватив руку Райны, трясла ее до тех пор, пока саксонка не посмотрела на нее. — Он не может говорить о Гае? — умоляюще спрашивала она побледнев.
Ничем утешить ее нельзя, а ложь обнаружится утром, поэтому Райне ничего не оставалось делать, как кивнуть.
— Возможно, ты ошибаешься, Элан, потому что Гай — правая рука Максена, самый уважаемый здесь человек.
И тут ей пришлось броситься на помощь норманнке, которая грузно осела на пол.
— Элан.
Девушка закатила глаза и, как сноп, упала на ее руки.
— Ох, Элан! — застонала Райна. — И почему ты такая слабенькая!
Держать на руках ее было тяжело, и Райна опустилась с ней на пол, положив ее голову себе на колени.
— Господи, приди же в себя!
Через несколько минут норманнка открыла глаза.
— Боже, скажи мне, что это неправда…
— Прости, но я не могу, — огорченно прошептала Райна.
Глаза Пендери затуманились слезами:
— Я никогда никого не любила до Гая. Я не могу потерять его.
Можно подумать, Райна мечтала потерять Максена!
— Знаю, — проговорила она, отбрасывая прядь с мокрого лба норманнки. — Но мы должны быть сильными и верить.
— Как я могу? Я так ослабла из-за беременности, что у меня даже не хватает сил пережить день.
Девушка прижала ладонь к животу:
— Скоро я от него избавлюсь.
— Не говори так, — отрезала Райна. — В чем виноват младенец? — Неловко цовернувшись на бок, Элан села, потом с трудом поднялась.
— Ты права, — неожиданно согласилась Пендери. — Это только моя вина и ничья больше.
Чувствуя, что та готова признаться, Райна спросила:
— Даже не Эдвина?
Элан, взглянув на нее, отвела глаза.
— Конечно, это его вина, но если бы я по глупости не оказалась одна в лесу, этого бы не случилось.
Когда-нибудь, но не сейчас, она скажет правду. В этом Райна не сомневалась. Вздохнув, саксонка тоже поднялась.
— Я знаю, что другое ты хотела услышать, Райна, но именно это со мной произошло. Поверь мне.
Что толку спорить? Это ничего не даст. Отвернувшись от Элан, она снова стала прислушиваться к разговору в зале. Оттуда доносился приглушенный разговор, словно ряды гостей поредели. Девушка осторожно выглянула из-за ширмы. Еще недавно возле помоста толпилась добрая сотня рыцарей, а сейчас их было не больше дюжины.
Что произошло за то время, когда она занималась Элан? Сказано ли было о чем-нибудь важном? Саксонка посмотрела на Максена и короля, сэра Гая и Пендери-старшего, окинула взглядом остальных. Все говорили одновременно и негромко, так что не удавалось разобрать слова.
— Что они болтают? — повиснув на Райне, спросила Элан.
— Я ничего не могу разобрать.
Райна и Элан отошли от ширмы.
— А как ты думаешь, о чем они говорят?
— Обсуждают свой поход. Я в этом уверена.
Выпятив живот, Элан прислонилась к спинке кровати и медленно опустилась на нее.
— Надо молиться, — она сложила руки перед собой. — А ты?
Молящаяся Элан? Та Пендери, которую она знала, даже и помыслить не могла об этом. Но ведь тут любовь, не так ли? А любовь может круто изменить всю жизнь.
— Я буду молиться с тобой, — наконец сказала саксонка и опустилась на колени.
— Мы почти стали подругами, да? — осторожно спросила норманнка и, закрыв глаза, зашевелила губами.
«Странные какие-то подруги», — подумала Райна, но не стала в это углубляться. Мир всегда лучше ссоры.
— Что будет? — спросила Райна, когда после ночной прогулки с королем возвратился Максен.
Вытянувшись рядом с ней на соломенной подстилке в зале, рыцарь прижал ее к себе:
— Что будет, или что я сделаю?
— Не увиливай от ответа.
— Ну, наверно, все-таки сражение, хотя я дал королю повод для размышления.
— Ну и как?
— Ты помнишь, я говорил, что готов пожертвовать Этчевери, если это приведет к миру?
— Конечно, помню.
— Вот об этом я и говорил с Вильгельмом.
Сердце девушки зашлось от боли — так она боялась за человека, которого любила больше всего на свете.
— И что он ответил?
— Король назвал меня трусом.
Гнев охватил девушку:
— Он испытывал тебя.
— Это я знаю, но когда Вильгельм сказал, что кровожадный воин Гастингса мертв и что я должен был оставаться в монастыре, я понял, что обязан доказать обратное.
— Но это в тебе в самом деле умерло, поэтому ты не можешь доказать, что король ошибается.
— Неужто не могу?
Он покачал головой:
— Я молю Бога, чтобы это оказалось правдой, но во мне еще остались сомнения. Я чувствовал это, сражаясь с Анселем.
Она задрожала от ужаса, вспомнив страшный поединок. Смерть негодяя — облегчение для всех, но, исполняя свой долг, Максен казался не человеком. Он ничем не отличался от кровожадных хищников. Наверно, он будет таким в сражении с Эдвином. Неужели ее возлюбленный не изменился?
— Нет, — сказала девушка. — Есть разница в убийстве человека, достойного смерти, и невинного. При Гастингсе ты этого еще не понимал, но сейчас — другое дело.
Пендери ласково коснулся ее.
— Ты поддерживаешь во мне бодрость духа, дорогая моя саксонка, — пробормотал он, явно не желая спорить.
— Ну и что ты сделаешь? — не унималась она.
Рыцарь вздохнул:
— Я поеду вместе с ним и буду молиться, чтобы армия Эдвина оказалась сильной. Тогда король всерьез задумается над тем, что я предлагаю.
Для Вильгельма, как думала Райна, важно только то, могуч или слаб Эдвин. Тут уж о мире и говорить не приходится.
— Ты все еще считаешь, что можно обойтись и без кровопролития? — спросила она.
— Надежда слабая, — вздохнул Пендери, — хотя Вильгельма донимают постоянные мятежи, но с каждой военной удачей его мощь растет. Победа над Харволфсоном будет для него самым великим событием.
Райна прижалась к нему:
— Я боюсь за тебя, Максен.
— Не думай об этом.
Он был прав. Ведь она сама сказала Элан, что женщины должны казаться сильными. Закрыв глаза, Райна подумала, что опять нарушила данное себе обещание рассказать Пендери о зачатии. Утром рано рыцари уйдут в поход, а накануне его и предстоящего сражения нельзя говорить об этом. Да и ложь ее откроется. Он рассердится, что она сразу не сказала правду. А гнев делает нетвердой руку в битве. Потом — она надеялась, что час придет, — Максен узнает правду.
Глава 29
— Я не хочу идти! — взвыла Элан. — Не заставляй меня. Я не могу видеть человека, который сотворил со мной такое!
Она прижала руку к раздувшемуся животу.
— Я не прошу, — глухо бросил Пендери-отец. — Я говорю. Ты увидишь своими глазами смерть негодяя!
— Мне хватит того, что он умрет, — не сдавалась дочь.
— А мне нет. Теперь собирай вещи и готовься в путь.
Максен вместе с Райной вошел в зал, неся с собой свежесть раннего утра.
— Ей нельзя уже ездить верхом, — вмешался рыцарь, который слышал обрывки разговора.
Отец резко повернулся к нему.
— Ты боишься, что она потеряет внебрачного ребенка? — взревел он. — Да это же лучшее, чего можно желать!
Сын остановился в нескольких шагах от отца:
— Это риск не только для ребенка, но и для Элан.
Лицо старого вояки, закаленного в постоянных сражениях, побагровело от гнева:
— Элан — моя плоть и кровь. Она, хоть и женщина, но унаследовала мою силу.
— Она беременная женщина, — уточнил Максен, повысив голос. — И останется в Этчевери.
Отец словно потерял дар речи, но, придя в себя, упрямо вскинул голову:
— А я говорю, она поедет!
«Господи, пресвятая Матерь божья! — встревожилась Райна. — Неужели отец и сын затеют потасовку?»
Максен, не мигая, смотрел в глаза отца.
— Она поедет, — повторил старик.
— Останется, — настаивал рыцарь.
— Прости, Максен, — раздался голос короля Вильгельма, который вышел из-за ширмы, — но я на стороне твоего отца.
Гневно сверкая глазами, хозяин замка повернулся к королю и горячо возразил:
— Вы не можете не видеть, что моей сестре скоро рожать.
Он, должно быть, забыл, кто стоит перед ним и чем грозит ему это возражение.
— Я это вижу так же хорошо, как и вы, но если учесть ваше предложение, леди Элан и ее ребенку полезно путешествовать.
Значит, Вильгельм все-таки задумался над советом Максена заключить мир с Эдвином. Райна обрадовалась, но сердце ее зашлось от тревоги за норманнку.
— О каком предложении говорит милорд? — спросил Пендери-старший.
Король, стоя между отцом и сыном, пристально посмотрел на Максена:
— Тебе не следует знать об этом. Или сказать, Максен?
— Все равно, — хмуро отозвался рыцарь. — Элан останется в Этчевери.
— А ваша прелестная саксонка? — бросил на нее взгляд Вильгельм.
Максен ощетинился:
— Какое ей дело до всего этого?
— Ведь девушка была когда-то обручена с мятежником. Я хочу, чтобы она тоже поехала с нами.
Молодой Пендери закипел от возмущения:
— Зачем?
Короля начинало раздражать упрямство хозяина замка.
— Немногим я позволяю задавать мне вопросы. Я разрешаю это тебе лишь потому, что ты верно служил все эти годы, но я устал.
Подмывало рыцаря поспорить, но ведь от королевского предупреждения не отмахнешься. Райна молила Бога, чтобы ее возлюбленный перестал задавать вопросы, а то может и не дожить до сражения.
Об этом самом подумал и Максен. В поединке один на один он, бесспорно, вышел бы победителем, но о поединке честном, как на турнире, и речи не могло идти — вдоль стен стояло две дюжины рыцарей из свиты короля, готовых по мановению руки ринуться на обидчика. Как бы ни было горько признать, но столкновение с Завоевателем ничего хорошего не сулило. Ни Элан, ни Райна не останутся в Этчевери.
Неохотно молодой Пендери отступил:
— Я ваш слуга, ваша милость. Ваше приказание будет исполнено.
Король расплылся в улыбке, будто ничего не произошло.
— Ты снова сослужишь мне хорошую службу, — он хлопнул рыцаря по плечу. — В этом я уверен.
Повернувшись, Вильгельм, сопровождаемый свитой, направился к выходу.
Пендери-сын и Пендери-отец молча сверлили друг друга ненавидящими взглядами. В зале повисла напряженная тишина, нарушенная воплем Элан:
— Я не хочу ехать!
— Скажи это королю! — рявкнул отец. Ехидно улыбаясь, он повернулся и пошел следом за Завоевателем: — На сборы тебе дается четверть часа.
— Райна, Элан — мне очень жаль, — оставшись с женщинами, произнес Максен. — Но вы должны исполнить приказ короля.
— Я пойду собираться, — Райна находила утешение в том, что она будет рядом с возлюбленным.
Элан оказалась не такой сговорчивой:
— Надеюсь, Эдвин вырвет сердце Вильгельма, оторвет ему голову и…
— Элан! — упрекнул сестру брат.
— Ладно! — глаза ее наполнились слезами. — Как он смеет так поступать со мной? Да кто он в конце концов, Бог?
«Да, Бог», — подумала Райна. У Максена еще много было дел перед отъездом.
— Я помогу тебе собрать вещи, а потом ты поможешь мне.
— Мне надо ехать обнаженной, — всхлипывая, пробормотала Элан. — Тогда он увидит, что я не могу сидеть в седле.
— Вот это было бы зрелище! — воскликнула Райна, ведя девушку к выходу. — Будь я такой же смелой — присоединилась бы к вам.
Максен, нахмурившись, провожал их взглядом. На сердце у него скребли кошки. Когда две дорогие ему женщины скрылись из вида, он вышел во двор, отдавая распоряжения, связанные с отъездом. «Будь готов, Эдвин Харволфсон, — думал норманн, подняв глаза к небу, — иначе ты мертвец».
Долгая поездка утомила Райну, а для Элан она оказалась вовсе ужасной. Саксонка ехала всю дорогу рядом с Максеном, и только иногда Вильгельм приказывал ему на короткое время подъезжать к нему. Элан же ехала рядом с сэром Гаем. Всю дорогу она причитала и жаловалась.
К счастью, всадники ехали мерным, неспешным шагом. Или король сжалился, или это входило в его замысел.
Солнце уже клонилось к закату, когда он приказал остановиться. На вершине холма, поднимавшегося над зеленым полем, Вильгельм распорядился разбить лагерь, который тут же назвали Дорфилд. Вскоре Райна узнала, что здесь на рассвете грянет битва с саксами.
Когда Максен возвратился из королевского шатра, уже совсем стемнело. Опуская за собой полог, которым закрывался вход, сообщил:
— Он знает, что мы здесь.
Этчевери села на постели.
— Эдвин?
Свет факелов, освещавших лагерь, бросал причудливые тени на стены шатра.
— Да, — устало подтвердил рыцарь, садясь рядом с ней. — Он в лесу, по другую сторону поля, а завтра его сподвижники соберутся на этом поле.
Сердце девушки забилось от страха. Она положила руку на его плечо:
— Может, Эдвин уклонится от сражения.
— Думаешь?
Он не верил этому, как и Райна, которая почему-то тешила себя надеждой. Даже если Харволфсон завтра не примет боя, сражение произойдет на следующий день.
— Но как же твое предложение о мире?
— Я уже сказал, Вильгельм пойдет на это, если Эдвин будет достойным противником. А может, все будет как-то иначе.
Сколько всего теснилось в голове девушки: вопросы, ответы на которые ничего не изменят; слова, которые озвучивают тишину; мольбы, которые уже слышал Максен, стараясь внять им. Она понимала, что эта ночь может оказаться для них последней, что когда-нибудь придет день, и Максен сложит голову за короля. Райна пыталась отмахнуться от назойливых и мрачных мыслей.
— Ты ляжешь со мной?
Он сжал ее в объятиях и лег рядом с ней.
— Немного отдохну.
А завтра он пойдет в бой, который неизвестно чем закончится. Рыцарь сплел ее пальцы со своими:
— Как Элан?
Саксонка вздохнула:
— Она жалуется на боли в животе, ребенок толкается. Я беспокоюсь за нее.
— Кристоф с ней?
— И сэр Гай.
— Что говорит брат?
— К сожалению, он никогда не принимал роды. Бедняга в растерянности.
— Тогда надо послать за королевским лекарем, — проговорил он поднимаясь.
Райна, положив ему руку на плечо, остановила его:
— Его уже позвали к ней, и сейчас он с Элан.
Он, поразмыслив, опять лег:
— Что если она родит прямо сейчас?
Райне такая мысль уже приходила в голову:
— Ей осталось ходить еще месяц, но вообще-то ребенок может родиться и недоношенный.
— Здоровый?
— Кто как. Я видела разных младенцев, родившихся раньше срока.
— Значит, и при преждевременных родах ребенок будет здоровым?
— Возможно.
— Но ты в этом уверена?
— Пусть лучше скажет лекарь.
Хотя Максен и не говорил ей о ссоре с королем, но поклялся, что если что-нибудь случится с сестрой или, хуже того, с Райной, он вновь станет кровожадным воином Гастингса и своей рукой убьет Вильгельма.
На рассвете король велел выстроить войско. Построение было таким, как при Гастингсе — лучники впереди, тяжелая пехота в центре и кавалерия. Завоеватель ждал Эдвина, чтобы сразиться с ним в честном поединке.
Райна стояла на скале, ежась от пронизывающего холодного ветра, раздувавшего юбки и плащ. Она смотрела на войско, готовое ринуться в битву по приказу короля, готовое убивать, если только не произойдет чудо.
Девушка пыталась сосчитать воинов, но каждый раз сбивалась, глядя на знамя, реющее над головой короля. У всех, кто смотрел на знамя, невольно появлялась мысль, что Вильгельм — избранник Бога, любимый сын святой церкви, который имеет право дарить жизнь и забирать ее не только у отдельных людей, но и у целых народов.