- Мы не спросили разрешения! - сказал Чип, все еще дрожа.
      - Все в порядке, - сказал Папа Джан. - Послушай, кому принадлежит УниКомп?
      - Принадлежит?..
      - Чей он? Чей это компьютер?
      - Он... Всей Семьи.
      - А ты - член Семьи, разве не так?
      - Да...
      - Ну, значит, это немножко и твой компьютер, правда? Он принадлежит тебе, а не наоборот, не ты ему принадлежишь.
      - Нет, нам надо всегда спрашивать разрешения, - сказал Чип.
      - Чип, пожалуйста, поверь мне, - сказал Папа Джан, - мы не собираемся ничего брать, мы даже ничего не будет трогать. Мы будем только смотреть. Для этого я сегодня и приехал, показать тебе настоящий УниКомп. Ты же хочешь его увидеть, правда?
      Чип, после секундной паузы, ответил:
      - Да.
      - Тогда ни о чем не волнуйся, все в порядке. - Папа Джан ободряюще посмотрел Чипу в глаза, а затем отпустил его голову и взял Чипа за руку.
      Они стояли на площадке, с которой вели куда-то вниз ступеньки. Спустились на несколько ступенек - четыре или пять, - и снизу потянуло холодом. Папа Джан остановился и придержал Чипа.
      - Стой здесь, - сказал он. - Я вернусь через две секунды.
      Не шевелись.
      Под тревожным взглядом Чипа Папа Джан поднялся обратно на площадку, открыл дверь, выглянул наружу, а потом быстро вышел. Дверь за ним закрылась.
      Чип скова начал дрожать. Он ведь прошел мимо сканера, не дотронувшись, а теперь стоял один посреди холодного лестничного пролета, и Уни не знал, что он тут!
      Дверь снова открылась, и вошел Папа Джан с перекинутыми через руку синими одеялами. "Там очень холодно", - сказал он.
      Они шли рядом, завернувшись в одеяла, вдоль узкого прохода, едва-едва достаточного, чтобы идти вдвоем. Проход был образован двумя стальными стенами, которые почти сходились в одной точке где-то далеко впереди, у поперечной стены, и возвышались над их головами метра на полтора, завершаясь у светящегося белого потолка - это были даже не стены, а ряды огромных стальных блоков, поставленных вплотную друг к другу и запотевших от холода, с нанесенными через трафарет черного цвета надписями на уровне глаз:
      Н 46, Н 48 с одной стороны; Н 49, Н 51 - с другой. Проход, по которому они шли, был одним из двадцати или около того подобных проходов, узкие параллельные щели между стоящими спинами друг к другу блоками, ряды которых прерывались только четырьмя поперечными проходами, несколько шире остальных.
      Они шли, их дыхание превращалось в пар, а от ступеней шли по полу маленькие тени. Звуки, которые они производили при ходьбе - шуршание паплоновых комбинезонов и шлепанье сандалий - были единственными звуками, гулко отдававшимися в тишине.
      - Ну? - спросил Папа Джан, посмотрев на Чипа. Чип плотнее завернулся в одеяло.
      - Не так красиво, как наверху, - ответил он.
      - Да, - сказал Папа Джан. - Здесь, внизу, нет симпатичных молодых членов с ручками и досками. Нет теплого света и милых розовых машин. Здесь круглый год никого нет. Пусто, холодно и безжизненно. Мрачно.
      Они остановились на пересечении двух проходов, двух металлических щелей, уходящих в одну сторону, и в другую, и в третью, и в четвертую. Папа Джан покачал головой и нахмурился.
      - Это не правильно, - сказал он. - Я не знаю, почему и как, но это не правильно. Мертвые мысли мертвых членов. Мертвые идеи, мертвые решения.
      - Почему здесь так холодно? - спросил Чип, глядя на пар из своего рта.
      - Потому что он мертв, - сказал Папа Джан, качая головой. - Нет, я не знаю, - добавил он. - Все эти штуки не работают, если температура выше определенного предела; я в этом плохо разбираюсь, я отвечал только за доставку сюда блоков в целости и сохранности.
      Они пошли по другому проходу: Р 20, Р 22, Р 24.
      - Сколько их здесь? - спросил Чип.
      - Тысяча двести сорок на этом уровне, тысяча двести сорок на уровне под этим. И это только сейчас, за восточной стеной приготовлено вдвое больше места, на то время, когда Семья станет больше. Шахты, вентиляционная система все уже готово...
      Они спустились на следующий уровень. Он был такой же, как и верхний, только на двух перекрестках стояли стальные колонны, а цифры на блоках памяти были красные, а не черные.
      Они прошли мимо О 65, О 63, О 61...
      - Здесь были самые большие земляные работы, какие только когда-либо были, - сказал Папа Джан. - Самая грандиозная работа вообще, которая когда-нибудь выполнялась - создать один компьютер, который бы заменил старые пять. Новости о строительстве передавали каждый вечер, когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас. Я рассчитывал, что тоже еще успею поработать на стройке, когда мне будет двадцать лет, если получу нужную классификацию. И я попросил ее.
      - Ты попросил классификацию?
      - Да, попросил, - сказал Папа Джан, улыбаясь и кивая. - Это не было в то время чем-то неслыханным. Я попросил мою советчицу спросить Уни - вернее, не Уни, тогда был ЕвроКомп - спросить ЕвроКомп, и - Христос, Маркс, Вуд и Веи! я получил эту классификацию, 042 С, строительный рабочий третьего класса. И первое поручение - здесь. - Папа Джан огляделся по сторонам, по-прежнему улыбаясь, его глаза живо светились. - Они собирались опускать эти громадины через шахту, - сказал он и засмеялся. - А я как-то просидел целую ночь, и высчитал, что можно завершить работу на восемь месяцев раньше, если мы пробьем тоннель с другой стороны Горы Любви, - Папа Джан покрутил пальцем в воздухе, и будем вкатывать их на колесах. ЕвроКомп не додумался до такого простого решения. Или он не очень спешил стереть поскорее свою память! - Папа снова засмеялся.
      Вдруг он перестал смеяться, и Чип, глядя на него, впервые заметил, что его волосы совсем поседели. Рыжие пряди, которые были несколько лет назад, исчезли.
      - И вот они, - снова заговорил Папа Джан, - на своих местах, привезенные сюда по моему тоннелю, и работают на восемь месяцев дольше, чем могли бы. - Он посмотрел на блоки, мимо которых они проходили так, как будто они его раздражали.
      Чип спросил:
      - Ты... что, не любишь УниКомп? Папа Джан секунду помедлил с ответом.
      - Нет, не люблю, - сказал он и прокашлялся. - С ним нельзя спорить, ему нельзя ничего объяснить...
      - Но он знает все, - сказал Чип. - О чем с ним можно спорить, или объяснять?
      Они разошлись, чтобы обойти квадратную стальную колонну, и снова пошли рядом.
      - Я не знаю, - сказал Папа Джан. - Я не знаю, - он опустил голову и какое-то время шел нахмурившись, плотно завернувшись в одеяло. - Послушай, сказал он наконец, - Есть какая-то классификация, которой тебе хочется больше, чем других? Какое-нибудь поручение, на которое ты особенно надеешься?
      Чип неуверенно посмотрел на Папу Джана и пожал плечами.
      - Нет, - сказал он. - Я хочу ту классификацию, которую я получу, для которой я подхожу. И те поручения, для которых я годен, и которые Семья мне доверит. Правда, есть одно поручение: помогать расселяться...
      - ...Помогать Семье расселяться по Вселенной, - досказал за него Папа Джан. - Я знаю. По объединенной уникомповской Вселенной. Пойдем, - добавил он. - Давай вернемся наверх. Я не могу больше выносить этот братовредительский холод! Чип, смутившись, спросил:
      - А разве нет еще одного уровня? Ты сказал, что...
      - Мы туда не пройдем, - сказал Папа Джан. - Там сканеры, и члены, которые увидят, что мы не дотронулись, кинутся нам "помогать". Там все равно ничего интересного нет, только приемо-передающая аппаратура и морозильные установки.
      Они подошли к лестнице. Чип чувствовал себя подавленным.
      Папа Джан почему-то был в нем разочарован, и, хуже того, нездоров, потому что хотел спорить с Уни, не трогал сканеры и ругался.
      - Тебе надо сказать твоему советчику, - сказал Чип, пока они поднимались по ступенькам, - что ты хочешь спорить с Уни.
      - Я не хочу спорить с Уни, - сказал Папа Джан. - Я только хочу, чтобы я мог спорить с Уни , если захочу с ним спорить.
      Чип совсем не мог это осмыслить.
      - Все равно надо сказать, - повторил он. - Может быть, тебе назначат дополнительное лечение.
      - Да, возможно, - сказал Папа Джан и через секунду добавил:
      - Хорошо, я скажу.
      - Уни знает все обо всем, - сказал Чип.
      Они поднялись на второй пролет, на площадку перед залом с дисплеем, остановились и сложили одеяла. Папа Джан закончил складывать первым и смотрел, как Чип сворачивает свое.
      - Готово, - сказал Чип, прижав к груди синий сверток.
      - Ты знаешь, почему я назвал тебя "Чип"? - спросил Папа Джан.
      - Нет, - ответил Чип.
      - Есть старая пословица: "Осколок старого камня" <Чип - обломок, осколок, щепка>. Это значит, что ребенок похож на своих родителей или предков.
      - Да?!
      - Я не имел в виду, что ты похож на своего отца или на меня, - продолжал Папа Джан. - Я думал, что ты похож на моего деда. То есть своим глазом. У него тоже был один глаз зеленый.
      Чип двинулся к двери, надеясь, что Папа Джан закончит говорить и они выйдут наружу, где им давно пора находиться.
      - Я знаю, что ты не любишь говорить об этом, - сказал Папа Джан, - но тут нечего стыдиться. Немножко отличаться от всех - это не так уж страшно. Раньше члены были такие разные, что ты даже представить себе не можешь. Твой прапрадед был очень смелый и способный человек. Его звали Хэнно Рибек - тогда имена и номера были отдельно, - и он был космонавтом, помогал строить колонию на Марсе. Так что не стесняйся, что у тебя его глаз. Они, там, дерутся с этими генами, извини, что я ругаюсь, но несколько твоих генов они упустили. Может быть, у тебя не только зеленый глаз, может быть, в тебе есть храбрость и способности моего деда, - он начал открывать дверь, но снова обернулся и посмотрел на внука.
      Попробуй захотеть чего-нибудь, Чип, - сказал он. - Попробуй, за день - за два до следующего лечения. Тогда проще хотеть, о чем-то беспокоиться...
      Когда они вышли из лифта в холл главного здания, родители Чипа и Мир уже ждали их.
      - Где вы были? - спросил отец, а Мир, державшая в руках миниатюрный оранжевый блок памяти (фальшивый), сказала:
      - Мы так давно вас ждем!
      - Мы смотрели на Уни, - ответил Папа Джан.
      - Все это время? - удивился отец.
      - Да, все время.
      - Вам надо было идти дальше и уступить очередь другим членам.
      - Это вам надо было, Майк, - сказал Папа Джан, улыбаясь. - Мой автогид сказал: "Джан, дружище, как я рад тебя видеть!
      Ты и твой внук можете стоять и смотреть сколько хотите!"
      Отец Чипа отвернулся, не улыбнувшись.
      Они пошли в столовую, заказали пироги и коку - все, кроме Папы Джана, который не проголодался, - и взяли еду с собой, на воздух, на площадку для пикников, как раз за домом УниКомпа. Папа Джан показал Чипу на Гору Любви и рассказал ему подробнее о бурении тоннеля, что очень удивило отца Чипа: целый тоннель, чтобы вкатить какие-то тридцать шесть не очень больших блоков памяти. Папа Джан сказал ему, что на нижнем уровне тоже стоят блоки памяти, но не сказал, сколько их и какие они холодные и безжизненные. Чип тоже не сказал что до этого почувствовал себя странно - от того, что он и Папа Джан знают что-то и не говорят остальным, это как-то отличало их от всех, и делало их двоих в чем-то похожими, хоть немножко...
      Когда они поели, то пошли в автопорт и встали в очередь.
      Папа Джан стоял вместе с ними, пока они не приблизились к сканерам, а потом попрощался и ушел, объяснив, что подождет двух друзей из Ревербенда и с ними поедет домой, эти друзья тоже собирались посетить Уни, но позже, после обеда.
      "Ривербендом" <Ривербенд - речная излучина, название города.> он называл 55131. где он жил.
      Когда Чип снова встретился с Бобом НЕ, своим советчиком, он рассказал ему о Папе Джане, что тот не любит Уни, хочет с ним спорить и что-то ему объяснять.
      Боб, улыбаясь, сказал:
      - Такое иногда случается с членами его возраста. Ли. Тут не о чем беспокоиться.
      - Но ты можешь сказать это Уни? - спросил Чип. - Может быть, ему назначат дополнительное лечение или более сильное...
      - Ли, - сказал Боб, подавшись вперед и навалившись грудью на стол, химические вещества, которые мы используем для лечения, очень ценные, и сделать их очень трудно. Если бы все пожилые члены получали всегда столько, сколько им нужно, то веществ могло бы не хватить молодым членам, которые на самом деле гораздо важнее для Семьи. А если бы мы захотели сделать столько лекарства, чтобы хватило всем, нам бы пришлось отказаться от более важных работ. Уни знает, сколько чего нужно сделать, и кому сколько и чего нужно. Твой дедушка на самом деле совсем не несчастлив, поверь мне. Просто он немножко с причудами, и мы такими будем, когда нам будет за пятьдесят.
      - Он говорил такое слово! "Д-ся".
      - Старые члены иногда так говорят, - ответил Боб. - Они ничего плохого при этом не думают. Слова сами по себе не бывают грязными; действия, которые называют эти так называемые грязные слова, могут быть грубыми. Члены вроде твоего деда говорят только слова, без действий. Это, конечно, не очень хорошо, но это еще не болезнь. А как ты сам? Какое-нибудь беспокойство есть? Давай оставим твоего деда его советчику.
      - Нет, беспокойства нет, - сказал Чип, думая, как он прошел мимо сканера не дотронувшись, и как он был там, куда не получил от Уни разрешения войти; и почему-то ему не захотелось рассказать об этом Бобу.
      - Нет, никакого беспокойства, - добавил он. - Все по высшему классу.
      - Окей, - сказал Боб. - Дотронься. До следующей пятницы, верно?
      Через неделю или около того Папу Джана перевели в США 60607. Чип, родители и Мир поехали провожать его в аэропорт ЕВР 55130.
      В зале ожидания, пока родители вместе с Мир смотрели через стекло на летное поле и на садящихся в самолеты членов, Папа Джан отозвал Чипа в сторону. Он ласково улыбнулся внуку.
      - Чип, - зеленоглазый, - сказал он. (Чип нахмурился, но постарался тут же прогнать хмурое выражение). - Ты попросил для меня дополнительное лечение, правда?
      - Да, - сказал Чип, - Как ты узнал?
      - Просто догадался. Я надеюсь на тебя. Чип. Помни, чей ты осколок, и помни, что я сказал о том, чтобы чего-нибудь захотеть.
      - Я постараюсь, очень, - сказал Чип.
      - Последние пошли, - заметил отец Чипа.
      Папа Джан поцеловал их всех, попрощался и присоединился к выходящим членам. Чип подошел к стеклу и стал смотреть, как Папа Джан идет вместе с другими членами через темнеющее летное поле - необычно высокий член, с болтающимся вещмешком в неуклюже согнутой руке. У эскалатора он обернулся и помахал рукой. Чип помахал в ответ, надеясь, что Папа Джан увидит его, потом дед отвернулся и положил запястье той руки, в которой он держал вещмешок, на сканер. Сверкающий зеленый свет пробился через сумерки и расстояние, затем Папа Джан ступил на эскалатор и плавно поехал вверх.
      На обратном пути, в машине, Чип сидел тихо и думал, что ему будет не хватать Папы Джана и его приходов по воскресеньям и праздникам. Это странно, потому что Папа Джан был такой странный и непохожий на других старый член. Но именно поэтому он будет скучать по нему, понял Чип: потому что Папа Джан странный и ни на кого не похожий, и некому будет заполнить его место.
      - В чем дело, Чип? - спросила мать.
      - Я буду скучать по Папе Джану, - ответил он.
      - Я тоже, - сказала мать, - но время от времени мы будем видеть его по телефону.
      - Я не хочу, чтобы он уезжал, - сказал Чип. - Я хочу, чтобы его перевели сюда обратно.
      - Вряд ли это случится, - сказал отец, - и это хорошо. Он плохо влиял на тебя.
      - Майк! - сказала мать.
      - Пожалуйста, уж ты не начинай этой ерунды, - перебил отец. - Меня зовут Иисус, а его - Ли.
      - А меня - Мир, - сказала Мир.
      Глава 3
      Чип запомнил то, что говорил ему Папа Джан, и в следующие месяцы после его отъезда много думал о том, чтобы чего-нибудь захотеть, захотеть сделать что-нибудь, как Папа Джан в десять лет хотел помогать строить Уни. Каждые несколько дней он долго не мог заснуть ночью, лежал и думал около часа обо всех возможных поручениях, о всяких классификациях, которые он знал координатор стройки, как Папа Джан, лабораторный техник, как его отец, плазмафизик, как его мать, фотограф, как отец друга, доктор, советчик, зубной врач, космонавт, актер, музыкант. Все они казались вполне одинаковыми, но прежде чем он действительно захотел бы какую-нибудь из этих классификаций, надо было выбрать одну.
      Странная мысль - хотеть чего-то, выбирать, решать. Эта мысль заставляла его чувствовать себя маленьким, но в то же время и большим.
      Однажды ночью он вдруг подумал, что должно быть интересно проектировать большие дома, вроде тех маленьких домиков, которые он строил из полученного когда-то давно конструктора (мигающее красное "нет" от Уни). Эта мысль пришла ему в голову в ночь перед лечением, именно тогда, когда, как говорил Папа Джан, хотеть легче всего. На следующую ночь несколько домов ни чем не отличалось от других классификаций. Даже, напротив, сама мысль хотеть какую-то особенную классификацию казалась в ту ночь глупой и до-Объединенческой, Чип не стал долго думать и быстро заснул.
      В ночь перед следующим лечением он снова думал о проектировании домов самых разных, а не только обычных трех типов - и удивлялся, почему вся привлекательность этой мысли пропала месяц назад. Лечения должны были предупреждать болезни и успокаивать нервных членов, не допускать, чтобы у женщин было слишком много детей, а у мужчин росли на лице волосы; как могли лечения влиять на привлекательность какой-то мысли? Но, тем не менее, они влияли, и через месяц, и через два, и через три.
      Чип подозревал, что такие мысли эгоистичны, но даже если это и так, то тут такой ничтожный эгоизм, отнимающий только час или два от сна, никогда не занимающий время занятий или телевизионное время, что он даже не посчитал нужным сказать об этом Бобу. НЕ, как не стал бы рассказывать о каком-то моменте нервозности или о неприятном сне. Каждую неделю, когда Боб спрашивал, все ли в порядке, Чип отвечал "да". Все - высший класс, ничто не беспокоит. Он следил за собой, чтобы не "думать о желаниях" слишком много или слишком часто, так что спал он всегда достаточно, а утром, умываясь, внимательно изучал свое лицо, чтобы проверить, нормально ли он выглядит. Он выглядел нормально - за исключением глаз, конечно.
      В 146 году Чипа и его семью вместе с большинством жителей их дома перевели в АФР 71680. Дом, в который их поселили, был только что построен, в холлах лежал зеленый, а не серый палас, экраны телевизоров были больше, а мебель - с мягкой обивкой, хотя и нерегулируемая.
      Ко многому пришлось привыкать в 71680. Климат был теплее, и комбинезоны легче и светлее, монорельс был старый и часто ломался, а унипироги завернуты в зеленоватую фольгу и на вкус казались солеными и не совсем нормальными.
      Новым советчиком Чипа и его семьи стала Мария СЗ 14Л 8584. Она была на год старше матери Чипа, хотя и выглядела на несколько лет моложе.
      Как только Чип привык к 71680 (школа, хотя бы, ничем не отличалась от его прежней школы), он снова начал "думать о желаниях". Теперь он видел, что между классификациями существуют существенные различия, и гадал, какую же классификацию выберет для него Уни, когда придет время. Уни - эти два этажа холодных стальных блоков, давящая гулкая пустота... Он жалел, что Папа Джан не отвел его на третий, нижний уровень, где были члены. Было бы приятней думать о том, что его классифицирует Уни и несколько членов, чем просто Уни; если ему дадут классификацию, которая ему не понравится, и в этом будут принимать участие члены, возможно, он мог бы им объяснить...
      Папа Джан звонил два раза в год, он просил больше звонков, как он сам говорил, но ему давали только два раза.
      Он постарел и улыбался усталой улыбкой. Одна секция в США 60607 перестраивалась, и Папа Джан отвечал за эту работу.
      Чип хотел бы сказать ему, что он пытается захотеть чего-нибудь, но не мог, потому что все стояли перед экраном рядом с ним. Однажды, когда разговор уже кончался, Чип сказал: "Я пробую", и Папа Джан улыбнулся как раньше и сказал:
      "Молодец!"
      Когда разговор закончился, отец спросил Чипа:
      - Что это ты пробуешь?
      - Ничего, - ответил Чип.
      - Ты что-то хотел этим сказать, - настаивал отец. Чип пожал плечами.
      Мария СЗ тоже спросила Чипа, когда они в следующий раз увиделись:
      - Что ты имел в виду, когда сказал дедушке, что "пробуешь"?
      - Ничего, - ответил Чип.
      - Ли, - Мария глядела на него с упреком. - Ты сказал, что ты пробуешь. Что ты пробуешь?
      - Пробую не скучать по нему, - сказал Чип. - Когда его перевели в США, я сказал, что буду скучать по нему, а он сказал, чтобы я попробовал не скучать, что все члены одинаковые и, к тому же, он будет звонить так часто, как только сможет.
      - Ах, - сказала Мария, продолжая недоверчиво смотреть на Чипа. - Почему ты не сказал это сразу? Чип пожал плечами.
      - А ты скучаешь по нему?
      - Немножко, - сказал Чип. - Я пробую не скучать.
      Пришло время секса, и о нем было даже приятней думать, чем о желаниях. Хотя Чип и проходил в школе, что оргазм очень приятен, он не имел никакого представления о почти непереносимой прелести наступающего ощущения, экстазе подхода и истощении полного удовлетворения в следующие моменты. Никто не догадывался об этом, ни один из его школьных товарищей, и они не говорили ни о чем другом и с большой радостью посвящали бы себя только этому занятию. Чип с трудом мог думать о математике, электронике и астрономии, не говоря уже о разнице между классификациями.
      Правда, через несколько месяцев все успокоились и привыкли к новому удовольствию, отведя ему обычное место в ночь с субботы на воскресенье, каждую неделю, по расписанию.
      Однажды в субботу вечером, когда Чипу было четырнадцать лет, он поехал на велосипеде вместе с компанией друзей на прекрасный пляж с белым песком в нескольких километрах к северу от АФР 71680. Там они купались - прыгали, толкались и плескались в волнах с розовой от вечернего солнца пеной - и разводили костер на песке, и сидели вокруг него на одеялах, и ели свои пироги и пили коку, и закусывали хрустящими ломтиками сладкого кокосового ореха, который они разбили о камень. Один мальчик крутил записи песен и пел, не очень хорошо, а потом, когда пламя потрескивало в последних угольках, компания разделилась на пять пар, каждая на своем одеяле.
      Девочку, с которой был Чип, звали Анна ВФ, и после оргазма - самого лучшего, который только был у Чипа, или так ему показалось, - его наполнило чувство нежности к ней, и ему захотелось дать ей что-нибудь в благодарность, что-то вроде раковины, которую Карл ГГ подарил Йин АП, или песню, как Ли ОС, проигрыватель которого тихо ворковал какую-то мелодию девочке, с которой Ли лежал сейчас рядом. У Чипа не было ничего для Анны: ни раковины, ни песни, совсем ничего, кроме, может быть, его мыслей.
      - Ты хотела бы подумать о чем-нибудь интересном? - спросил он, лежа на спине и обнимая ее.
      - М-м, - ответила она и крепче прижалась к его боку. Ее голова лежала у Чипа на плече, а рука - на груди. Он поцеловал ее в лоб.
      - Подумай, какие есть разные классификации, - сказал он.
      - М-м?
      - ...И попробуй решить, какую ты бы выбрала, если бы тебе надо было выбирать.
      - Выбирать? - спросила она.
      - Да.
      - Что ты хочешь этим сказать?
      - Выбирать. Получить, выбрать. Какая классификация тебе больше нравится? Доктор, инженер, советчик...
      Она подперла голову рукой и покосилась на него.
      - Что ты имеешь в виду? - спросила она. Чип слегка вздохнул и сказал:
      - Нас будут классифицировать, правильно?
      - Правильно.
      - А представь, что нас не будут классифицировать.
      Представь, что мы должны сами классифицировать себя.
      - Это глупо, - сказала она, чертя что-то пальцем на его груди.
      - Об этом интересно думать.
      - Давай снова трахаться, - сказала она.
      - Подожди минутку, - ответил Чип. - Ты только подумай, сколько всяких классификаций! Представь, что если бы мы сами...
      - Я не хочу, - сказала она, переставая рисовать. - Это глупо. И нездорово. Нас классифицируют, и нечего об этом думать. Уни знает, что мы...
      - Пошел в драку этот Уни, - сказал Чип. - Ты только притворись на минуту, что мы живем...
      Анна оттолкнула его и легла на живот, она теперь лежала напряженно и неподвижно, повернувшись к Чипу затылком.
      - Извини, мне очень жаль, - сказал он.
      - Мне очень жаль, - сказала она. - Жаль тебя. Ты болен.
      - Нет, я не болен, - сказал Чип.
      Она ничего не ответила.
      Он сел и в отчаянии посмотрел на ее напряженную спину.
      - У меня это случайно сорвалось, - сказал он. - Извини.
      Анна молчала.
      - Это только слова, Анна, - сказал Чип.
      - Ты болен, - повторила она.
      - Вот ненависть, - выругался он.
      - Ты понимаешь, что я имею в виду?
      - Анна, - сказал Чип, - послушай, забудь об этом. Забудь обо всем, хорошо? Просто забудь, - он пощекотал ее между ног, но она сдвинула их, преградив путь его руке.
      Ах, Анна, - сказал Чип. - Ну, чего ты. Я же сказал, что мне очень жаль, правда? Ну, давай снова трахаться. Я вылижу тебя сначала, если хочешь.
      Чуть поколебавшись, она расслабила ноги и позволила Чипу щекотать себя.
      Потом она перевернулась на спину и села, глядя на него.
      - Ты болен, Ли? - спросила она.
      - Нет, - сказал он и заставил себя рассмеяться. - Конечно, я не болен.
      - Я никогда о таком не слышала, - сказала она. - Классифицировать себя? Как мы можем это сделать? Как мы можем столько знать?
      - Я просто думаю об этом, иногда. Не очень часто. Даже, почти никогда и не думаю.
      - Это такая... смешная мысль, - сказала она. - Это звучит так... я не знаю... так до-Объединенчески.
      - Я больше об этом не думаю, - сказал Чип, и поднял правую руку со съехавшим вниз браслетом. - Любовь Семьи, - поклялся он. - Давай, ложись, и я тебя вылижу.
      Она откинулась на одеяло, все еще с выражением беспокойства на лице.
      На следующее утро без пяти десять Мария СЗ позвонила Чипу и попросила зайти к ней.
      - Когда? - спросил он.
      - Сейчас, - ответила она.
      - - Хорошо, - сказал Чип. - Я сейчас спущусь.
      - Зачем это ты ей нужен в воскресенье? - спросила мать Чипа.
      - Не знаю, - ответил Чип.
      Но он знал. Анна ВФ позвонила своему советчику.
      Он ехал вниз по эскалатору, думая, как много Анна рассказала о нем, и что ему отвечать; и неожиданно ему захотелось заплакать и сказать Марии, что он болен, что он эгоист и лгун. Члены, ехавшие вверх по эскалатору, навстречу ему, улыбались, были спокойны и довольны, в гармонии с приятной музыкой, доносившейся из динамиков, только он был виновен и несчастлив.
      В кабинетах советчиков было необычно тихо. В нескольких кубических секциях виднелись советчики и члены, но большинство секций было пусто, с аккуратно убранными столами и свободными стульями, ожидавшими, что кто-нибудь на них сядет. В одной секции член в зеленом комбинезоне склонился над телефоном и орудовал отверткой.
      Мария стояла на стуле, украшая праздничной рождественской лентой картину "Веи разговаривает с химиотерапевтами". Два рулона ленты - красной и зеленой лежали на столе, там же стоял открытый телекомп, а рядом с ним - контейнер с чаем.
      - Ли? - спросила Мария, не оборачиваясь. - Как ты скоро!
      Садись.
      Чип сел. Строчки зеленых символов светились на экране телекомпа. Кнопка ответа была прижата сувенирным пресс-папье из РОС 81655.
      - Не падай! - сказала Мария ленте и, не сводя с нее глаз, осторожно спустилась со стула. Лента не упала.
      Мария повернула стул к столу. С улыбкой глядя на Чипа села. Она посмотрела на экран телекомпа и отпила несколько глотков из контейнера с чаем. Потом она поставила и посмотрела на Чипа и снова улыбнулась.
      - Один член говорит, что тебе нужно помочь, - сказала она. - Та девушка, с которой ты вчера трахался, Анна, - она взглянула на экран, - ВФ 35Х6143.
      Чип кивнул.
      - Я сказал плохое слово, - сказал он.
      - Два плохих слова, - сказала Мария, - но не это главное.
      По крайней мере, в сравнении с остальным. Главное - то, что ты говорил насчет того, чтобы самому решать, какую выбрать классификацию, если бы не было УниКомпа, который этим занимается.
      Чип перевел глаза с Марии на рулоны красной и зеленой рождественской ленты.
      - Ты часто думаешь об этом, Ли? - спросила Мария.
      - Иногда, редко, - ответил Чип. - В свободные часы или ночью, в школе никогда, и во время телевизора - тоже.
      - Ночное время тоже считается, - сказала Мария. - Ночью ты должен спать.
      Чип посмотрел на нее и ничего не сказал.
      - Когда это началось? - спросила она.
      - Я не знаю, - сказал он. - Несколько лет назад. В Евр.
      - Твой дед? - спросила Мария.
      Чип кивнул.
      Она посмотрела на экран, потом, сочувственно, на Чипа.
      - Тебе никогда не приходило в голову, - спросила она, - что это "решение" и "выбирание" суть проявления эгоизма? Эгоизм?
      - Может быть, - сказал Чип, глядя на край стола и водя по нему пальцем.
      - Ах, Ли, - сказала Мария. - А зачем же я здесь? Зачем вообще советчики? Чтобы помогать нам, правда? Чип кивнул.
      - Почему ты не сказал мне? Или твоему советчику в Евр?
      Почему ты ждал, потерял сон и растревожил эту Анну?
      Чип пожал плечами, по-прежнему глядя на свой рисующий на столе палец с черным ногтем.
      - Это было, в общем, интересно, - сказал он.
      - В общем, интересно, - сказала Мария. - Может быть, тоже, в общем, интересно, подумать о до-Объединенческом хаосе, в котором мы бы оказались, если бы действительно сами выбирали себе классификацию. Ты подумал об этом?
      - Нет, - сказал Чип.
      Ну так подумай. Представь себе, что сто миллионов членов захотят стать телевизионными актерами, и ни один не захочет работать в крематории.
      Чип посмотрел на нее.