— Это не матч, а старинный театр. Мне нравится. Кстати, у меня есть своя запись.
      — Вот и отлично. Завтра ее прослушаете.
      — Нет, сегодня вечером. Это успокаивает нервы.
      — Примите таблетку. Мне важно знать ваше мнение.
      — Я стараюсь не принимать таблеток. Неужели мое мнение что-либо значит для вас?
      — О господи, ну конечно.
      Торторелли понимает, что отказаться не удастся: хозяин, очевидно, решил использовать его против Торболи либо в своей игре против этого американца.
      — Хорошо, я приду.
      — Могу подбросить вас на моем элиспринте.
      — Спасибо, я сам умею водить. Кстати, когда вернется Ланчерти?
      — Точно не знаю. Но, во всяком случае, не скоро. Можете быть спокойны.
      Кибербухгалтеру неприятен квохчущий смешок Патрене, который неторопливо направился к выходу. Он, Торторелли, не доверяет ни Торболи, ни Патрене — настоящие бандагалы. Лет десять назад он смотрел фильм «Галактическая банда», в котором двух главных героев все называли коротко — бандагал. Как раз в то время при таинственных обстоятельствах погиб владелец «Персея» — главный конкурент «Новой Италии». Поговаривали, что в этой темной истории были замешаны Торболи и Патрене. Но прямых доказательств не было, и вскоре разговоры прекратились.
      А недавно Ланчерти вылетел на ракетоплане по специальному заданию. Ему, административному директору «Новой Италии», известно очень многое. Впрочем, этот Ланчерти и сам хороший бандагал, только в миниатюре. И вообще дело не в Ланчерти, а в том, что он, Торторелли, ненавидит всякое насилие. К тому же он понимает, что его самого ждут крупные неприятности. Он бы и рад отступиться, но уже не в силах. После долгих лет скучной, однообразной жизни он вдруг открыл всю заманчивость опасной борьбы. Каждый вечер он изливал душу Бедному Йорику и неожиданно для себя вдруг обнаружил, что ему приятно быть заметной персоной.
      …От визита к Бессону отвертеться не удалось. Тщеславию Торторелли льстит, что теперь все его замечают, его, маленького, прежде совершенно безвестного человечка, каждый торопится с приветливой улыбкой пожать ему руку.
      Но вскоре им опять овладевает скука, и он готов бросить все к чертям. Если бы только не один любопытный план… Он смотрит Торболи прямо в лицо и на какой-то миг встречается взглядом с бегающими глазками генерального директора. И во взгляде каждого из них нетрудно прочесть: «Как ты мне ненавистен!»
      Мистер Бессон ни на шаг не отпускает от себя Патрене, Владелец «Нивой Италии» до того расхваливал своего кибербухгалтера, что американец посчитал нужным любезно ему улыбнуться.
      — Так и должно быть. Мир принадлежит техникам, — с важным видом изрекает он.
      Торторелли без труда читает мысли этого старого волка: он мечтает о создании межпланетного картеля, который мог бы противостоять объединению промышленников Веги и Антареса. Будем надеяться, что старый хрыч скоро преставится. Впрочем, таких, как Бессон, в мире немало…
      — Дотторе Торторелли, вы меня даже не слушаете.
      Черная бахрома ресниц еще сильнее оттеняет красоту синих глаз, и Бенедетто Торторелли, чтобы избавиться от их чар, должен дважды повторить себе, что их блеск точно соответствует сумме его будущей заработной платы, высчитанной со скрупулезной точностью.
      — Простите, что вы сказали, синьорина Кьяри?
      — Ваша рассеянность меня не слишком вдохновляет. Я сделала вам комплимент, сказала, что вам очень к лицу новая прическа. И потом, эта милая улыбка… Прежде я не видела, чтобы вы улыбались. У вас красивые зубы.
      — Благодаря хорошему зубному врачу.
      Он пытается держаться непринужденно, но чувствует, что невольно краснеет, и Кьяри, понятно, тут же это замечает.
      А она весьма и весьма привлекательна и сравнительно молода, даже если учесть, что ей доступны новейшие достижения косметики.
      — Простите, меня зовут.
      Он обращается в постыдное бегство и, конечно же, натыкается на мистера Бессона.
      — О, я вижу, вы боитесь красивых женщин?
      К ним подходит синьорина Кьяри.
      — Я боюсь из-за женщин потерять драгоценное рабочее время, — отшучивается Торторелли.
      Он вынимает из внутреннего кармана пластмассовую пластинку и обращается к Бессону:
      — На ваших заводах работают новейшие вычислительные машины. А вот этим вы пользуетесь?
      — Рентгеновскими снимками, — вырвалось у Патрене.
      Мистер Бессон окинул его презрительным взглядом.
      — Наш друг Патрене, как всегда, удивительно остроумен. Это же… — он ждет, что Торторелли придет к нему на помощь, но тот хранит невозмутимое молчание.
      Бессон поднял пластинку повыше и поискал глазами своего технического секретаря, но и тому странный прямоугольник ничего не говорит.
      — Где вы это приобрели? — вынужден был спросить мистер Бессон.
      — Секрет фирмы, — смело отвечает Торторелли.
      Патрене довольно ухмыляется, а пластинка переходит из рук в руки.
      — Похоже на секционное счетное устройство, — высказывает наконец предположение старший кибербухгалтер Кларк.
      — Вот именно, — подтверждает Торторелли и забирает пластинку. — Я с первого же взгляда понял, что этому изобретению принадлежит будущее. Но нашим дамам, очевидно, наскучили технические разговоры. Они предпочитают танцы. Синьорина Кьяри, разрешите вас пригласить.
      Синьорина Кьяри охотно принимает приглашение. Ее ресницы хлопают, словно крылья бабочки. Торторелли подпрыгивает, вертится волчком, но не упускает из виду беседующих о чем-то промышленных магнатов. Патрене явно хочется с ним поговорить. Вот он отделяется от группы и подходит к танцующим.
      — Дорогая Кьяри, не могли бы вы поискать доктора Торболи?
      Едва та отошла, как Патрене не выдержал:
      — Объясните же наконец, в чем секрет этого изобретения?
      — Потом, потом. Видите, они тоже ничего не знают. Ни под каким видом не подписывайте соглашения. Я сейчас потихоньку улизну. Нужно срочно кое-что проверить. Потом все расскажу. А пока держитесь твердо, не уступайте.
      И он незаметно уходит, довольный, что спутал планы Бессона, которому не терпится прибрать к рукам «Новую Италию». Патрене в растерянности застыл посреди зала. Рядом с ним очутилась жена одного из кали, молодая, на редкость красивая несйанка. У нее смуглая кожа, длинные изумрудного цвета волосы короной уложены на маленькой изящной голове. Патрене вынужден пригласить ее на танец. Он весьма старательно и столь же безуспешно убеждает себя, что она уродка, но не в силах отвести взгляда от ее лица с легким зеленоватым пушком. Спасение приходит в лице Торболи.
      — Что тут происходит? Куда исчез Торторелли?
      — Не кричи. Тебя могут услышать. Он поехал на завод.
      Торболи не удовлетворен ответом, ему не нравится, что Торторелли отправился на завод ночью. Разумеется, здание надежно охраняется, но все-таки этот бухгалтер подозрительный тип и за ним не мешает проследить. Торболи, а затем и Патрене под благовидным предлогом исчезают с банкета.
      Кто-то отлично знает, как заблокировать парамагнитные элементы и что именно нужно выкрасть. Он осторожно, но очень уверенно двигается в темноте. В здании пусто, оно, собственно, и не нуждается в охране — через дверьавтомат может пройти лишь тот, кто имеет на это право. Перед любым незваным гостем дверь мгновенно захлопнется, и рев сирены поднимет по тревоге полицию. Между тем кто-то беспрепятственно поднимается на самый верхний этаж и проникает сначала в кабинет Патрене, а затем — Торболи.
      Со своего рабочего места Торторелли слышит шум элиспринта Патрене, но продолжает спокойно сидеть — пусть хозяин поищет его и убедится, что он занят подсчетами.
      Однако Патрене и Торболи не спешат в полуподвал. Они проверяют парамагнитные элементы, а затем поднимаются наверх. Торболи влетает в свой кабинет — открывает одну папку, другую, кажется, все в порядке. Да и парамагнитные элементы не повреждены, значит, сюда никто не мог проникнуть.
      — Что я тебе говорил? — в голосе Патрене звучит торжество победителя. — Ты помешался на шпионах. Торторелли предан нам душой и телом. Но раз ты сомневаешься, давай проверим. Документы хранятся в правом нижнем ящике. Так, все на месте. Теперь остается лишь сходить в мой кабинет… там в сейфе лежит изрядная сумма. Но я уверен в честности Торторелли, абсолютно уверен. Идем, чего же ты застыл, как изваяние?
      Торболи хотелось бы внимательно просмотреть все папки, но он не может этого сделать в присутствии Патрене — ведь самое объемистое досье собрано именно на хозяина. Волей-неволей ему приходится отправиться вместе с Патрене в кабинет шефа.
      Патрене открывает сейф и, торжествующе махнув рукой, захлопывает его.
      — Документы хранятся и в приемной Розы, — замечает генеральный директор.
      — Тебе не кажется, дорогой Торболи, что это уж слишком?
      Однако Торболи настаивает. Наконец до Патрене доходит, что его интересуют секретные документы, которые они оба подписывали.
      — Они в этом ящике.
      — Тут их нет.
      — Значит, Роза спрятала их в место понадежнее.
      Узенькие глазки Торболи рыскают по углам, руки лихорадочно листают папки.
      — Странно, что нет именно этих документов.
      — Не будь идиотом. Я же тебе сказал, что Роза…
      Щеки Патрене позеленели, как у туземца, в голосе звучит растерянность. Но Торболи ему не верит, может, он просто разыгрывает комедию.
      Патрене хватается за сердце, проглатывает таблетку и снова повторяет:
      — Вот увидишь, их куда-то спрятала Роза.
      Но сам он не очень-то в этом уверен, потому что вдруг говорит:
      — Пойдем к Торторелли. Мне нужно побеседовать с ним кое о чем.
      Патрене первым выходит из приемной. Парамагнитные элементы в сохранности, в лифт никто не садился, двери закрыты.
      Тем временем Торболи проверил парамагнитные элементы на верхних этажах. Патрене спускается в вестибюль и садится в кресло. Он понемногу успокаивается — ну конечно же, Роза спрятала документы подальше от всевидящего ока Торболи.
      Он вызывает своего генерального директора по внутреннему телефону:
      — Торболи, я в вестибюле, спускайся и ты.
      Но Торболи не торопится. Наконец слышится потрескивание лифта, и из кабины выходит Торболи. С ним явно что-то неладно.
      — Я… я был в туалете.
      — Тебе что, плохо?
      — Да, немного перепил виски.
      Патрене пристально смотрит на своего компаньона — э, нет, тут дело не в одном только виски: руки у него дрожат, глаза запали. На Торболи это непохоже.
      Торболи понимает, что надо что-то придумать, сейчас, сию же минуту. Не может же он сказать, что пропало досье на Патрене, причем ни один из парамагнитных элементов не поврежден.
      — Мне послышалось, будто кто-то ходит наверху. Я проверил, но там никого не оказалось.
      — Тебе последнее время всюду мерещатся воры и шпионы. Если меня одолела одышка, то тебя — галлюцинации. Однажды ты уже принял Торторелли за робота.
      — Будь он роботом, все стало бы понятным, — прохрипел Торболи, не на шутку испугав Патрене.
      — Знаешь, я устал, и мне надоело слушать твои бредни.
      Патрене направился к двери, ведущей в бухгалтерию, но Торболи решительно преградил ему дорогу.
      — К твоему сведению, у меня тоже пропал документ.
      — Это что еще за новость?
      О, Торболи не шутит: украсть документы на двух разных этажах, не повредив парамагнитных элементов, способен только специально обученный робот. Но это же чепуха, сущая нелепица. Такое бывает лишь в научно-фантастических фильмах. Инстинктивно оба заговорили совсем тихо, почти шепотом.
      — Дорогой Патрене, все совпадает. Он — робот. Вот только кто его подослал?
      — Но ведь он уже двадцать лет работает в управлении.
      — А ты можешь поручиться, что наши соперники не убили подлинного Торторелли, когда узнали, что он будет кибербухгалтером «Новой Италии»? Они-то и подсунули взамен, робота. Впрочем, это могло быть и делом рук правительства.
      Патрене тоже не в силах понять, кому именно понадобилось подослать к ним робота. Он безуспешно пытается собраться с мыслями.
      — Надо подумать, надо подумать, — машинально твердит он, утирая обильно струящийся по лицу пот. Он тяжело опускается в кресло и, пожевав губами, выдавливает из себя: — Допустим, что Торторелли — робот. Тогда главное: можно ли его подкупить?
      — Навряд ли, это же не человек, а механизм.
      — Нет, все-таки ты ошибаешься. Возможно, этот гномик — гений зла, но он не робот. Парамагнитные элементы придуманы человеком, значит, он в состоянии и блокировать их. Торторелли — человек. А раз так, с ним можно и нужно договориться о цене, — решительно говорит Патрене и встает.
      — Черт побери, мы в его руках, — бормочет Торболи, спускаясь за Патрене в полуподвал.
      При звуке шагов Торторелли подсел к вычислительной машине и стал проверять клеммы.
      — Будем откровенны, — еще с порога говорит Патрене. — У меня возникли кое-какие сомнения.
      Торторелли, не оборачиваясь, показывает на аккуратно разложенные бумаги.
      — Эти бумаги говорят сами за себя. Остается только подработать последние данные. К счастью, мистер Бессон скорее самовлюблен, чем умен, а его эксперты совершенно не знают вегианских машин и приборов. Если вы не продадите «Новую Италию», все будет в порядке.
      — Это еще что за разговоры?! Предприятие принадлежит мне. И я поступлю, как сочту нужным.
      — Как только вы продадите завод, я уйду. Но прежде вам придется пережить несколько неприятных минут.
      — Не надо горячиться, успокойтесь, — вмешивается в разговор Торболи. — Сколько вы хотите, Торторелли?
      — Мне деньги не нужны. Откажитесь от продажи завода.
      — На кого вы все-таки работаете? — не выдерживает Патрене.
      — На себя, во имя идеалов. Вам этого не понять.
      — Но Бессон готов заплатить вам куда больше.
      — Плевать я хотел на деньги. Мне противно работать с ним. И потом… Я же вам сказал, что Бессон блефует. Я подготовлю такой баланс, что все ахнут.
      — Значит, вы на нашей стороне?
      — Конечно. Ведь мы земляки. Продать завод вы всегда успеете. Баланс наверняка примут без возражений.
      — А правительственные чиновники? — спрашивает Торболи.
      — Они ничего не заподозрят. Вы опытные дельцы и сумеете убедить самых дотошных ревизоров. Через десять дней баланс будет, окончательно готов, и тогда…
      — Десять дней много, — прервал его Патрене. — Даю вам неделю.
      — Будь у меня новая счетная машина, я бы уложился. А так мне нужно минимум десять дней.
      — Слишком много, — начал было Патрене, но Торторелли уже погасил центральную люстру.
      — Завтра вы сами убедитесь, что я прав. Уже поздно, и нам всем не мешает хорошенько отдохнуть.
      Он первым направился к выходу, а за ним поплелись Патрене и Торболи. Генеральный директор что-то бурчал себе под нос. В коридоре Торторелли внезапно остановился.
      — Тихо!
      На верхнем этаже послышались шаги.
      — О господи, бандиты! — простонал Торторелли. — Скорее в подвал!
      Он бросился вниз по лестнице, Торболи и Патрене — за ним.
      — Скорее заприте дверь. Зажгите свет. Нужно дать сигнал тревоги. Постойте, с вами никто не приходил?
      — Никто, никто! — истерично крикнул Патрене. — Где сигнал?
      — Там, — дрожащей рукой показал Торторелли.
      Патрене и Торболи едва успели заметить кнопку на письменном столе, как погас свет.
      — Проклятье, я ничего не вижу, помогите! — кричит Патрене.
      — Руку, скорее дай руку, — отзывается из темноты Торболи.
      С грохотом падают стулья, Патрене совсем было добрался до письменного стола, как вдруг чьи-то металлические клещи обхватили его сзади. Торболи кинулся к столу и уже нащупал кнопку, но в тот же миг невидимый враг тисками сжал ему шею.
      — Свет, свет! — из последних сил прохрипел он.
      — Нашел! — закричал Торторелли.
      Пронзительно завыла сирена. Патрене и Торболи с великим трудом поднялись с полу, все еще не веря, что остались в живых.
      Зажегся свет — Торторелли, навалившись грудью на стол, обеими руками впился в рычаг.
      — Помогите, плечо сильно жжет, — стонет Патрене.
      — Вы ушиблись? — заботливо спрашивает Торторелли и… застывает с раскрытым ртом.
      Не в силах вымолвить ни слова, он показывает на распахнутую дверь.
      — Кто мог ее открыть? — наконец выдавливает он из себя.
      Патрене и Торболи, не отвечая, в ужасе глядят на дверь.
      Проходит минута, другая — никого… Затем до них доносится пронзительный вой полицейских сирен.
      — Мы спасены, спасены! Слышите? Они уже приземляются, — радостно кричит Торторелли. — Надо открыть входную дверь. Скорее, скорее. Не то они ее взломают.
      Он помогает Патрене встать со стула и первым устремляется наверх.
      На заводском дворе уже полно полицейских. Не успел Торболи толком объяснить, что случилось, как полицейские бросились обыскивать служебные помещения. Они проверили все парамагнитные элементы — ни один не поврежден; в здании пусто.
      — Они успели удрать. Немедленно организуйте погоню, — приказывает полицейский офицер подчиненным. — У вас что-нибудь пропало, синьоры?
      — Деньги, кажется, целы. Но точно сказать не могу, еще не успел как следует проверить, — отвечает Патрене.
      — Мы их настигнем. Они не могли уйти далеко, — говорит офицер, направляясь к выходу.
      — Кого именно? — спрашивает Торболи.
      — Ясное дело, туземцев, — уже в дверях отвечает офицер.
      — Простите, лейтенант, но как им удалось беспрепятственно войти и выйти, не повредив парамагнитных элементов? Для этого даже специалисту понадобилось бы несколько часов. Конечно, если он не применит парочку бомб.
      В голосе Торторелли звучит насмешка.
      Полицейский офицер подозрительно глядит на него.
      — Но ведь сигнал тревоги сработал автоматически.
      — Нет, это мы дали сигнал, — отвечает Торторелли.
      Офицер после секундного замешательства решительно объявляет:
      — Кражи со взломом, очевидно, не было, но шаги-то вы слышали. Значит, что-то преступники наверняка украли. Не беспокойтесь. Я доложу начальству. Мы непременно отыщем виновных. Произведем обыск в резервации туземцев. Арестуем всех подозрительных.
      — Довольно! — крикнул Патрене и тут же схватился за грудь. — Да вы не то что в полицейские, в дворники не годитесь! Туземцы все придумали? Это же курам на смех. Я сам поговорю с вашим начальством.
      — Успокойтесь, коммендаторе, успокойтесь, — встревоженно говорит офицер. — Раз они ничего не украли, то…
      — Значит, по-вашему, я должен терпеть, чтобы ночью по моему заводу спокойно разгуливали бандиты? Зачем же я тогда плачу налоги? Чтобы вы спали, ели и ничего не делали?
      Лейтенант попятился назад.
      — Не волнуйтесь, не волнуйтесь, мы примем все меры, арестуем… — и выскочил на заводской двор.
      — Тщательно осмотрите местность, пядь за пядью, обыщите близлежащие дома, — грозно приказал он.
      Патрене его даже не слушает. Он устало идет к элиспринту, за ним плетутся Торболи и Торторелли.
      — Хотите подвезу? — предлагает Патрене. — Кстати, где ваш элиспринт, Торторелли?
      — Я брал его напрокат, а теперь вернул законному владельцу. Он стоит кучу денег.
      — А вы, милейший, скуповаты, — бросает Патрене.
      — Зарабатываю мало. Вот когда мне повысят зарплату, я непременно куплю элиспринт. Тогда девушки будут меня безумно любить.
      Патрене и Торболи обменялись многозначительным взглядом.
      Торторелли пришел на службу поздно. Сонный, вялый, он спустился в бар, чтобы выпить чашечку кофе, и увидел Кьяри.
      — О дорогой Торторелли, мы все наслышаны о ночном приключении. Вам не было страшно?
      — Это я дал сигнал тревоги. — В глубине души ему приятно чувствовать себя героем. — Да, кстати, как вас зовут?
      — Родителям вздумалось назвать меня Миртой. Сейчас девушку с таким именем редко встретишь.
      — Нет, это очень красивое имя.
      И, стараясь не выдать своего волнения, он раскланялся. В полуподвале темно, он зажигает свет, но ему что-то сегодня не работается. Он встает и отправляется к шефу. В коридоре путь ему преграждает Роза. Сделав печальное лицо, она участливо произносит:
      — Как вы себя чувствуете? Приятную ночку мы пережили, нечего сказать!
      Роза аккуратно вытирает слезу, стараясь не размазать тушь на ресницах.
      «А Торторелли совсем неплохой человек. Не то что Торболи».
      — При моем слабом сердце такие волнения просто губительны.
      — Знаете, милая Роза, по-моему, это дело рук галактической банды. Тут работали профессионалы. Они ничего не украли?
      — Нет, — поспешно, слишком поспешно отвечает Роза. — А разве существуют галактические банды?
      — Дорогая моя, в наш век даже банды не могут обойтись без первоклассных специалистов. Сама организация осталась прежней: главарь банды занимает какой-нибудь ответственный пост в министерстве, и до него полиции не добраться. Вы на Несе уже два десятка лет и, конечно, должны знать, что галактических бандитов называют бандагалами.
      Роза в растерянности смотрит на него.
      — Вы это серьезно?
      — Но ведь совсем недавно известный журналист из «Галактического курьера», кажется Сантарелли, написал об этом целую серию прелюбопытных статей. Эти люди знают свое дело.
      Торторелли начинает перечислять, загибая пальцы:
      — В банду обычно входят киллергал, жестокий и безжалостный убийца, астроганг…
      — Не может быть! — в испуге восклицает Роза.
      — Физиоганг, киберганг, — невозмутимо продолжает Торторелли. — Словом, целая банда превосходных специалистов. И тут нечему удивляться. Представьте себе, дорогая Роза, сколько инженеров зарабатывают буквально гроши. Чаще всего бандагалы укрываются на каком-нибудь астероиде. Не исключено, однако, что они избрали своей базой какую-нибудь слаборазвитую планету, скажем, Нес. Ведь мы построили большие города, а во многих болотистых районах даже сторожевых постов нет. «Новая Италия» — крупный промышленный комплекс, и наших конкурентов не остановят никакие моральные соображения. Промышленный шпионаж — вот их главное оружие. Прибавьте к этому политические цели, и вы поймете, на что способны наши «друзья» вроде мистера Бессона.
      — У вас есть реальные доказательства?
      — Конечно нет, дорогая Роза. Главари достаточно хитры и обычно остаются в тени.
      — Мы подписали предварительное соглашение с мистером Бессоном. И он вряд ли заинтересован теперь в нашем крахе.
      — Оно уже вступило в силу?
      — Пока еще нет. Но у меня есть серьезные подозрения. Кое-кому наш шеф давно стоит поперек горла.
      — Отлично сказано. Амбиция порой толкает людей на самые невероятные поступки. Будьте внимательны, Роза. А я всегда рад вам помочь. Да, кстати, мне нужно поговорить с шефом. Проведите меня, если вам не трудно.
      Роза растроганно протягивает ему руку, и Торторелли с жаром пожимает ее.
      Когда Роза, улыбаясь, ввела кибербухгалтера в кабинет, Патрене и Торболи даже привстали в креслах. Неожиданный «пакт о дружбе» между секретаршей и Торторелли по разным причинам обеспокоил обоих хозяев «Новой Италии».
      — А вы совсем неплохо выглядите, — с порога бросает Торторелли.
      У Торболи рука в гипсе, и в своей темной рубашке он очень похож на крохотного динозавра. Патрене же буквально утопает в бинтах. Он тоже напоминает доисторическое животное, но только из детских фильмов. Оба глядят друг на друга исподлобья, и совершенно очевидно, что один подозревает другого в краже. Кибербухгалтер широко улыбается.
      — Нет, вы просто молодцы. А я бы без успокоительных таблеток вообще не добрался до работы.
      — Не забывайте, что вы на службе, — проскрипел Торболи.
      — Есть ли какие-нибудь новости? — словно не замечая раздражения генерального директора, спрашивает Торторелли.
      — Никаких, — бурчит Торболи.
      — Надеюсь, вы-то не считаете, что тут поработали бандагалы? Кстати, что, собственно, украли?
      — Ничего, ровным счетом ничего, — мрачно отвечает Патрене.
      Торторелли расплывается в улыбке.
      — Замечательно. Значит, я вовремя подал сигнал тревоги. Но что они все-таки искали? Деньги, секретные документы? Ведь у каждой фирмы есть секретные документы. И часто они оказываются грозным оружием в борьбе…
      — На что вы намекаете? — не выдерживает Торболи.
      — Вам лучше знать.
      — Мне?!
      — Разве у вас нет специального архива? А кое-кому это может не нравиться.
      — Теперь все ясно, — вырвалось у Патрене. — Кто-то решил завладеть твоими документами, а ты…
      — Пропали документы? — с невинным видом спрашивает Торторелли.
      — Ничего не пропало. И вообще это не твое дело, — взрывается Торболи. — Возвращайся на свое рабочее место!
      — Сию минуту! Я только вот что хотел бы заметить. Возможно, бандитов интересовал электронный мозг. Тогда мы просто чудом избежали страшной опасности. А полиция, как видно, пребывает в бездействии?
      — Арестовали нескольких туземцев, — говорит Торболи. — Надо же ей выказать свое рвение.
      — Простите, но при чем здесь туземцы?
      — Разумеется, ни при чем, — отвечает Патрене. — Возможно, в этой истории замешаны каля, хотя…
      — Вот их и надо было арестовать! — восклицает Торторелли.
      — Э, нет, с кали обращаются очень вежливо, даже чересчур. Расплачиваться, как всегда, придется простому люду. Но если они и невиновны, я лично буду только рад.
      — Еще бы! Какой удобный предлог, чтобы арестовать всех недовольных! Но я бы на вашем месте, хозяин, потребовал их освободить. Пусть лучше полиция всерьез займется розысками настоящих воров.
      — Поскольку ты пока еще не на моем месте, то возвращайся к себе, и побыстрее, — отрезал Патрене.
      Торторелли понял, что сейчас не время спорить, и молча отправился к себе.
      Разумеется, он не отвечает за действия полиции, но ему все же очень неприятно, что пострадали туземцы. Он-то думал, что сумеет заранее рассчитать все ходы, свои и противника, а партия, увы, складывается не в его пользу.
      — Куда вы так торопитесь, дорогой Торторелли?
      А, это опять она, Мирта. Интересно, что ею движет, любопытство или расчет? А быть может, ее подослали эти два бандагала?
      — Какой вы занятный, — кокетливо говорит Мирта.
      Ну, что ж, он рад, нет, просто счастлив пригласить ее поужинать в ресторан.
      Бедный Йорик не наделен эмоциями и не в состоянии оценить по достоинству смелое решение Бенедетто.
      — Понимаешь, иной раз ее глаза приобретают желтоватый оттенок, совсем как дженциана, которую я сейчас пью, — обращаясь к роботу, говорит он. — В ней чувствуется стиль. А это для женщины главное… Нет, к дьяволу Мирту, поговорим лучше о моих дорогих бандагалах. Поверь, мне их ничуть не жаль. У судьи не должно быть жалости. Иначе он потеряет решимость, станет похожим на Гамлета. Но, увы, Бедный Йорик, мне так и не удалось остаться равнодушным. Меня это веселит. Я наслаждаюсь их страхом. Посмотрел бы ты на них сегодня! Жалкие людишки. Но именно жалкие людишки, друг мой, и способны на самую большую подлость. Знаешь, мне даже приятна роль беспощадного судьи. Может, потому, что я почти двадцать лет провел в полном одиночестве? И теперь любая роль кажется мне увлекательной. Например, роль лжеца. Видел бы ты, какие лица были у экспертов «Новой Америки», когда я показал им пластинку! А ведь я и в самом деле могу изобрести новую счетную машину. Она бы очень пригодилась крупным промышленникам, скажем Бессону… Э, кажется, моя совесть начинает ржаветь.
      Бенедетто умолкает. Он даже роботу не решается признаться в том, что, когда он смотрел на американца, у него мелькнула дикая мысль. «Ты — нет, а вот я действительно мог бы создать мощный блок против всех промышленников Веги».
      О, власть кружит людям голову сильнее вина. Мирту может поразить только титан, хоть рост у него, Торторелли, всего лишь полтора метра. Но какими же подлыми средствами люди добиваются власти!
      Он снова вспоминает о туземцах, которые сидят сейчас в тесных и сырых тюремных камерах. «Да, но я-то здесь при чем? Хотел бы я знать, как бы поступили другие на моем месте? Надо мной прежде все смеялись — и земляне, и туземцы. Кто хоть раз пожалел меня?» Но он сам понимает, что его доводы неубедительны, и громко проклинает тот день, когда вздумал заняться философией. Еще Сократ говорил: «Познавши однажды добро, его волей-неволей приходится применять и дальше». Э, кто теперь вспоминает о каком-то Сократе? Он был дикарь, не знакомый ни с антиматерией, ни с парамагнетизмом. Рассуждал о морали… А мораль — это роскошь, она слишком дорого стоит.
      — Ну, чего ты стоишь как истукан? Дай мне еще вина.
      И тут робот сказал:
      — На сегодня хватит.
      — Что значит хватит? Я хочу пить.
      Он протянул бокал дрожащей рукой и жалобно захныкал:
      — Робот и тот перестал мне подчиняться. Ты тоже не любишь меня.
      Робот бережно, но твердо взял у него бокал.
      — Степень опьянения превышает допустимый предел.
      — Но я хочу забыться, Бедный Йорик.
      — Если Бенедетто отчаивается, значит, он устал. Он отдохнет, и завтра жизнь снова ему улыбнется.
      Это его собственный голос, спокойный и невозмутимый.
      — Бенедетто лучше других, он может взирать на мир с иронией сильного духом. Ступа времени перемелет всех этих Патрене.
      Сработал запрограммированный заранее механизм самоутешения. Бедный Йорик вынимает шприц и делает ему укол.
      — Нет, я идиот, самый настоящий бол…
      Он умолкает, вскоре забывается глубоким сном, и верный робот осторожно укладывает его в постель.
      Они кончили ужинать. Интересно, Мирта и в самом деле рада или же искусно притворяется? А может, ее подослала дирекция? Она глупее, чем он предполагал. Поэтому ему никак не удается понять, что кроется в действительности за ее кокетством.
      — Вас интересует, дорогая Мирта, почему прежде я не обращал внимания на свой внешний вид. Вам когда-нибудь случалось видеть альпегов, маленьких ящериц, которые в целях самосохранения умеют мгновенно менять окраску? Так вот, я посылал вместо себя на службу некоего Торторелли в старомодной одежде, и коллеги вначале потешались надо мной, а потом и вовсе перестали меня замечать.