Зарубежная фантастика (изд-во Мир) - Бандагал (сборник)

      — Буду счастлив! — с жаром ответил тот.
      — Мы с вами незнакомы. Я — Томас Смит, земледелец.
      — Да, но… — Джозеф Мюллер изумленно вытаращил глаза.
      — Я полагаюсь на вас. Запомните: Томас Смит, земледелец. Выращиваю артишоки.
      Контер и Мюллер вместе вошли в Здание профессиональных тестов. Молоденькая секретарша по одному вызывала вновь прибывших в Зал определения профессиональной пригодности земледельцев. Большинство из них выходило оттуда через пять-десять минут, и почти у каждого на лице была написана сильнейшая растерянность.
      — Черт знает что! — в ярости воскликнул мужчина лет шестидесяти. — Я всю жизнь сажал картофель, а мне говорят, что я должен выращивать хлопок… Хлопок! — с презрением повторил он. — Да я не променяю одну картофелину на тонну хлопка.
      — Господин Джозеф Мюллер, — медоточивым голосом позвала секретарша.
      Мюллер предъявил документы, и его впустили в зал. Томас Смит подошел к столу и угодливым голосом спросил:
      — Простите, барышня, вы не знаете, прибыл ли уже мой друг Рене Бомон? Мы вместе учились в аграрной школе и…
      — Рене Бомон? — повторила секретарша, перелистывая регистрационную книгу. — Нет, Бомон пока не прибыл.
      На лице Смита отразилось такое отчаяние, что секретарша поспешила его утешить.
      — Не огорчайтесь. Он наверняка прилетит со следующим кораблем.
      — Видите ли, мы с Бомоном проверяем на практике новый метод выращивания хлопка.
      — Хлопка? — удивилась секретарша. — Но мы и такие знаем, куда деваться от хлопкоробов. Перед вами прибыла группа из двухсот земледельцев, и девяносто семь процентов из них оказались хлопкоробами. Да и сегодня…
      — О, надеюсь, что хоть кто-нибудь из оставшихся умеет выращивать артишоки? — с улыбкой произнес Томас Смит. — Моя жена обожает артишоки!
      — Весьма сожалею, — окинув его быстрым взглядом, сказала секретарша, — но для выращивания артишоков не подошел ни один человек.
      — Да что вы говорите! А может, в тест закралась какая-нибудь ошибка?
      — Прошу вас немедленно вернуться на место, — ледяным тоном произнесла секретарша. — И учтите, господин… господин…
      — Смит, Томас Смит.
      — Господин Смит, у нас, на Мобвиле, не любят доморощенных остряков.
      — Прошу прощения, барышня, — покорно сказал Томас Смит.
      Джозеф Мюллер вышел из Зала в полнейшей растерянности.
      — Ну как, все в порядке? — спросил профессор Контер.
      — Моим врагам бы такой порядок! — выпалил Мюллер. — Я всю жизнь сажал свеклу. Если я что-нибудь и ненавижу, так это…
      — Значит, вам не разрешили выращивать свеклу.
      — Какую к дьяволу свеклу! Хлопок! — закричал Мюллер. — Будь он проклят, этот поганый хлопок! Кому он нужен, черт возьми?!
      — Растение из семейства мальвовых, — мягко сказал психолог, — с лопастными листьями, желтыми лепестками и плодом в виде коробочки.
      — В виде чего?..
      — В виде коробочки, с семенами, покрытыми длинными волосками, именуемыми «волокном». Хлопок идет на выработку тканей, а также…
      — Но я терпеть не могу длинные волоски! Я всю жизнь выращиваю свеклу. А до меня ее выращивали мой дед и прадед.
      — Да, но в тестах не бывает ошибок, — с улыбкой сказал мнимый Томас Смит.
      — Может, и так, — пробормотал Мюллер. — Но что это за тесты, если…
      — Ну, это, разумеется, завуалированные тесты.
      — Да в них сам черт ногу сломит! Мне задали несколько таких вопросов… Э, я дал клятву молчать. Но как можно решить, будто я пригоден к выращиванию хлопка, только на основании… Молчу, молчу. Будь он трижды проклят, этот хлопок.
      — Томас Смит, ваша очередь, — холодно сказала секретарша.
      — Подождите меня здесь, господин Мюллер, — торопливо сказал профессор Контер, — и мы пошлем к дьяволу весь хлопок Девятой Галактики!
      Пятеро судей сидели на широкой, слегка выгнутой скамье, а экзаменуемый стоял перед ними.
      — Томас Смит, земледелец, — окинув психолога подозрительным взглядом, сказал председатель суда. — По правде говоря, не очень-то вы похожи на земледельца.
      — Он скорее смахивает на агента бюро похоронных принадлежностей, — буркнул второй судья, и все четверо громко расхохотались.
      — Замолчите! — крикнул председатель суда. — Итак, Томас, поскольку ты последний из всех, клятву можешь не давать. Приступим к делу. Чем бы ты хотел заниматься?
      — Выращивать артишоки, — с надеждой сказал Томас Смит.
      — Ах, вот как, мистер хочет разводить артишоки! — воскликнул один из судей.
      — Молчать! — рявкнул председатель суда. — Чтобы проверить, можешь ли ты разводить артишоки, Томас, мы зададим тебе несколько очень легких вопросов. Не удивляйся, если вопросы покажутся тебе совершенно не связанными с артишоками. Как ты, несомненно, знаешь, в тестах ошибок не бывает.
      — Тесты никогда не лгут! — с энтузиазмом воскликнул второй судья.
      — Молчать! — гаркнул председатель. — Итак, Томас, как ты сам отлично знаешь, тесты для того и предназначены, чтобы определить пригодность человека…
      — …к выращиванию артишоков! — отозвался второй судья.
      — Билл! Попробуй еще раз прервать меня, и я пересчитаю все зубы в твоем паршивом…
      — Стоит ли сердиться из-за такого пустяка, — миролюбиво ответил судья Билл.
      — Так вот, Томас. Надеюсь, ты все понял? А теперь слушай меня внимательно:
 
Бартуме родился раньше,
Бофан родился прежде,
И Баттиста был рожден.
Кто из них старший?
 
      Тут председатель суда не удержался и фыркнул. А четверо судей залились неудержимым смехом.
      — Молчать! — приказал председатель. — Ну так как, Томас?
      — А какой это язык? — с любопытством спросил Томас.
      — Модифицированный галактический.
      — Э, тогда все ясно. Самый старший из братьев — Баттиста.
      Судьи переглянулись в сильнейшем изумлении.
      — Что он такое плетет? — рявкнул второй судья.
      — Почему Баттиста? — полюбопытствовал председатель суда.
      — Так это же элементарно, — ответил Томас. — В первых двух случаях вы употребили прошедшее время, а в третьем — давно прошедшее, означающее предшествующее действие. Значит, Баттиста родился раньше двух других своих братьев.
      — Билл! — в сильнейшем гневе воскликнул председатель суда. — Ты предложил эту идиотскую загадку?
      — Чтоб он подавился, этот Томас! — пролаял Билл. — Ее загадывал нам, ребятишкам, мой дедушка. Чтобы нас подурачить. Ведь у нее не было и нет разгадки.
      — Любой субъект с минимальным логическим коэффициентом легко нашел бы ответ, — сказал Томас.
      — Разумеется, разумеется, — откашлявшись, подтвердил председатель суда. — А теперь, Томас, слушай меня, что называется в оба уха, и не вздумай хитрить.
 
Три груши висели,
Три монаха на них глядели.
Каждый взял одну,
Остались две груши.
 
      Как видишь, дружище, это чисто сельскохозяйственная загадка.
      Тут председатель засмеялся, а четверо судей от хохота попадали со скамьи.
      — Ну как, милый Томас?
      — Если «Каждый» имя одного из монахов, то все сходится. Но такое решение следует отвергнуть. Загадка была бы слишком простой даже для субъекта с логическим коэффициентом низшей степени. Поэтому следует предположить, что одну грушу съели, а две остались.
      — Порка Галактика! — завопил председатель суда. — Кто предложил эту сверхдурацкую загадку?
      — По правде говоря, я думал… — забормотал третий судья.
      — Гус, — прорычал председатель суда, — попробуй только предложить еще одну загадку, и я заткну тебе рот грязной половой тряпкой!
      — Значит, я могу выращивать артишоки? — спросил Томас.
      — Что? Артишоки? Потерпи еще немного, дружок. Не надо торопиться, любезнейший.
      — Я и не тороплюсь, — сказал Томас.
      — Вот и хорошо. А теперь представь себе, что ты собрался на охоту. Какой земледелец не любит поохотиться?
      — Охота — мое любимое занятие после артишоков, — подтвердил Томас.
      — Молодец, Томас. Так вот, на ветке сидело десять птиц, подкрался охотник и убил три. Сколько птиц осталось?
      — Ни одной, — мгновенно ответил Томас.
      — Неверно! — торжествующе воскликнул председатель суда.
      Судьи в порыве безудержного веселья стали весьма чувствительно хлопать друг друга по плечу.
      — Подумай хорошенько, Томас. Не волнуйся. Три птицы погибли, а остальные улетели. Но ведь, дорогой Томас, три мертвые птицы остались?
      — На ветке? — спросил Томас.
      — Что? — воскликнул председатель суда. — Причем тут ветка?
      — Вы сказали на ветке, не так ли?
      — Да, на ветке. В самом деле, ты, Джо, говорил про ветку. Я слышал, — подтвердил Билл.
      — Я тоже, — вставил Гус. — Клянусь могилой матери, ты сказал: на ветке.
      — Нечего меня путать, — растерянно сказал председатель. — Ветка здесь совершенно ни при чем. А ты, милый Томас, просто ослышался. Так вот. На лугу сидели десять птиц…
      — Одна рядом с другой? — поинтересовался Томас.
      — Что?.. Ну, пусть будет рядом. Подкрался охотник и убил…
      — С какого расстояния?
      — С десяти метров! — рявкнул председатель. — …И убил трех птиц. Сколько птиц осталось?
      — Если речь идет о курицах, которые не умеют летать…
      — О воробьях! — вне себя завопил председатель суда. — О воробьях, чтоб тебе пусто было!
      — Охотник, разумеется, стрелял достаточно метко?
      — Сверхметко! — позеленев от злости, сквозь зубы процедил председатель. — Послушай-ка, любезный…
      — Осталось семь, — сказал Томас.
      В ответ гробовое молчание.
      — Порка Галактика! — пролепетал наконец председатель суда. — Он опять угадал.
      — Могу поспорить, что он давным-давно знал эту загадку, — задумчиво произнес Гус. — Байку про четырех глухих птиц рассказывал еще дед моего деда.
      — Глухих? — удивился Томас. — Воробьи крайне редко бывают глухими. Но и в этом случае они бы все равно улетели из-за сильнейшего смещения воздуха. Нет, дело в том, что воображаемый охотник стрелял дробовиком Фергюсона, единственным ружьем, разрешенным к продаже гражданским лицам во всей Девятой Галактике. А при точном выстреле с десяти метров эллипс рассеивания дробинок будет равен 59 сантиметрам. Отсюда ясно, что три птицы в центре будут убиты наповал, а четыре, сидящие по бокам, получат столь серьезные ранения, что не смогут взлететь.
      В зале наступила такая тишина, что слышно было, как пролетела муха.
      — Вы правы, господин Смит, — сказал наконец председатель суда. — Совершенно с вами согласен, господин Смит.
      В его голосе звучало почтение. Глубочайшее почтение.
      — А не спросить ли у него, как поцеловать книгу изнутри и снаружи, не открывая ее? — предложил четвертый судья.
      — Молчать! — взревел председатель. — Так, значит, вы, господин Смит, любите артишоки?
      — А вы? — спросил профессор Контер, пристально глядя ему в глаза.
      — О, мы! — с чувством воскликнул тот. — Мы не признаем ничего, кроме артишоков. Все остальное — ерунда! И знаете, куда нас посылают?
      — Выращивать хлопок, — сказал профессор Контер.
      — Да, распроклятый, гнусный хлопок! — с яростью воскликнул председатель суда. — Мы родились и выросли среди артишоков, а нам говорят — сажайте хлопок. Назовите хоть что-нибудь, чего бы мы не знали об артишоках!
      — Да в них мы каждую чешуйку знаем, — подтвердил Гус.
      — …представляете, господин Смит, собираешь потихоньку артишоки, а перед тобой весь горизонт — и небо, и облака.
      — Люблю артишоки, — мечтательно сказал профессор Контер.
      — А с хлопком ты точно слепой. Известно ли вам, что здесь, на Мобвиле, хлопок трехметровой высоты? И все эти паршивые волокна прилипают к телу, словно ядовитые пауки.
      — Вы братья Дункан? — спросил психолог.
      — Дункан, уважаемый господин, братья Дункан из Северной Каролины… Все мы родились, выросли и умрем в огороде, среди артишоков. Мы бедны, но горды и правдивы…
      — Нас голыми руками не возьмешь! — потрясая крепко сжатым кулаком, воскликнул Билл.
      — Джо Дункан, — негромко сказал профессор Контер. — Логический коэффициент 3,62, общая культура 0,33, агрессивность 7,23, всего на одну десятую меньше опасной границы…
      — Да, господин… Так точно, ваша честь. Вы правительственный чиновник?
      — Э, для братьев Дункан из Северной Каролины требуется нечто иное. Я профессор Контер из Правительственного центра прикладной психологии.
      — Порка Галактика! — пробормотал председатель суда, выпучив глаза.
      Четверо судей, как один человек, вскочили с лавки.
      — Ваше превосходительство, — жалобно завопил Джо Дункан. — Мы не виноваты, чисты, как родниковая вода… Только в интересах самозащиты, нас вынудили обороняться.
      — Куда вы дели истинных судей?
      — Заперли в соседней клетушке, ваше превосходительство. Но мы у них даже волоска на голове не тронули. И кормили как положено. Открой дверь, Билл, да пошевеливайся, ублюдок!
      Из соседней комнаты вышли пятеро судей, взлохмаченных и смертельно бледных.
      — Я протестую! — воскликнул один из них. — Еще раз повторяю, что речь идет о возмутительном нарушении…
      — Уважаемый господин Бартон, — прервал его знаменитый психолог. — Я профессор Контер из Правительственного центра прикладной психологии. Объясните, пожалуйста, что здесь происходит?
      Он протянул Бартону свое удостоверение, и тот подобострастно поклонился.
      — О, ваше превосходительство! Счастлив приветствовать вас на планете Мобвиль! Надеюсь, вам воздали все почести и…
      — Я вас просил, — ровным голосом сказал Контер, — объяснить…
      — Сию минуту, ваше превосходительство. Прошу прощения, ваше превосходительство. Итак, на прошлой неделе корабль помер 315 доставил на планету сто двадцать четыре земледельца. Мы подвергли всех проверке с помощью профессиональных тестов. К сожалению, проверка показала что лишь очень немногие действительно способны выращивать указанные в опросной карточке культуры. А эти пятеро могут выращивать хлопок, и только хлопок…
      — Враки! — крикнул Джо Дункан.
      — Прошу не прерывать говорящего, — сурово сказал профессор Контер.
      — Ночью они прокрались в это здание. Заметьте, ваше превосходительство, ночью, под покровом темноты. Это лишь усугубляет их вину…
      — В другой раз мы придем днем с барабанным боем, — с ухмылкой сказал Билл.
      — Они заперли нас в архиве. Пять суток, ваше превосходительство, с пятью дьяволами, которые осквернили этот Высокий Зал и наш благородный труд…
      — Верно, пять суток, но почему с дьяволами? — невозмутимо произнес Билл.
      — Они надругались над правительственными тестами, ваше превосходительство, надругались самым возмутительным образом!
      — Понятно, — буркнул профессор Контер, вынув блокнот и карандаш. — А ты что можешь сказать в свою защиту, Джо Дункан?
      — Мы выращивали артишоки, родились и выросли среди артишоков. А нас заставляют сеять хлопок! — в отчаянии выкрикнул тот. — Мы пытались объяснить уважаемым судьям, что тут ошибка, но они и слушать нас не хотели. Тест говорит — хлопок, значит, и спорить не о чем. Знаете, все земледельцы протестовали, все до одного. Но судьи уперлись, и ни в какую. Тогда мы надумали…
      — …слегка поразвлечься, — сказал профессор Контер. — Подшутить над другими земледельцами и заодно над тестами. Вы решили запереть судей в архив, а всех вновь прибывших определить в хлопкоробы. Вы полагали, что в какой-то момент обнаружится избыток рабочей силы на хлопковых полях и полное отсутствие крестьян, разводящих артишоки, не так ли?
      — Святая истина! — в один голос крикнули братья Дункан.
      — И действительно, Автоматический Детектор Колонизации обнаружил диспропорцию, и вот я здесь. Вы надеялись, что в силу неравномерности распределения рабочей силы будут произведены соответствующие изменений…
      — Надеялись, ваша честь, — смиренно подтвердил Джо.
      — А вы не подумали, что повторное испытание может подтвердить вашу непригодность к выращиванию артишоков?
      — Но… но мы у себя, в Северной Каролине, ничего не слышали про повторное испытание, — растерянно пробормотал Джо Дункан.
      Профессор Контер что-то записал в блокноте.
      — …и тогда, от отчаяния потеряв голову, вы по наивности совершили тяжкий проступок.
      — По наивности! — желчно повторил судья Бартон. — Позвольте, ваше превосходительство…
      — Уважаемый господин судья, — прервал его Контер, — будьте любезны показать мне профессиональный тест для земледельцев, выращивающих артишоки.
      — Вот он, ваше превосходительство.
      Знаменитый психолог с живейшим интересом принялся изучать тест. На лице его отразилось величайшее изумление.
      — Но это же тест 4121ZY/54 для принятия на работу могильщиков!
      — Кого? — в ужасе переспросил судья Бартон.
      — Могильщиков для городских кладбищ, — скандируя каждый слог, повторил профессор Контер. — Должно быть, произошла грубая ошибка по вине отдела передачи сообщений. Но как же вы не заметили, что этот тест абсолютно не пригоден для земледельцев?
      — Но… — растерянно пробормотал Бартон, — такого прежде никогда не случалось, ваше превосходительство! И потом, тесты были такие хитроумные, такие нарочито непонятные…
      — Нетрудно предположить, — задумчиво сказал профессор Контер, — что на одной из планет все принятые на работу могильщики выращивали прежде великолепные артишоки.
      — …так ловко закручены!
      — Все это верно, но какого дьявола вы послали всех пятерых выращивать именно хлопок?
      — Когда проверка с помощью специального теста дала отрицательный результат, мы предложили им заполнить общий тест. Вот этот.
      Профессор Контер пробежал глазами вопросы и печально сказал:
      — Это общий тест для уборщиков общественных зданий. Так, так… А теперь понятно: «Умение пользоваться метлой и тряпками из хлопка и шерстяных тканей, невосприимчивость к пыли… Аналогичные требования предъявляются к пожарникам при условии…»
      — Значит, теперь нас определят в пожарники? — с неподдельным ужасом воскликнул Джо Дункан.
      — Мы не оставим тебя в беде, Джо, — мрачно сказал Гус. — Не бойся, Джо, мы всегда будем с тобой.
      — Мы, в Северной Каролине, все такие, — доверительно поведал Билл судье Бартону. — Любую беду всегда встречаем грудью.
      — Приятно было лично в этом удостовериться, — сухо ответил Бартон.
      — Адская неразбериха, — со вздохом сказал профессор Контер.
      — Нашей вины тут нет, ваше превосходительство, — поспешил оправдаться судья Бартон. — Для нас любой тест — свят.
      — Хорошо, я сегодня же пришлю вам новые тесты. И, разумеется, вы повторите экзамен для пассажиров трех последних кораблей.
      — Ур-р-ра! — завопили братья Дункан.
      — Джо, ты у них главный?
      — Да, выходит, так, ваша честь.
      — Учти, что твой коэффициент агрессивности автоматически поднялся до 7, 33.
      — Я так и думал.
      — Будь осторожен, Джо, это — предельный уровень. Стоит ему подняться до 7,34, и прощайте артишоки.
      — Клянусь вам, я буду осторожен!
      — Иначе придется тебе забыть не только про артишоки и свеклу, но даже про хлопок.
      — Я буду бдителен, как сторожевой пес! — с жаром воскликнул Джо.
      — Мы тоже будем бдительны, Джо. Прежде чем прилететь сюда, я проверил список пассажиров корабля 315. Мне сразу же бросился в глаза твой коэффициент агрессивности. Он был выше, чем у всех остальных.
      — Им меня больше не облапошить, — заверил Джо.
      — Мы всегда будем рядом, старина. Знаете, мы, в Северной Каролине, все такие, — гаркнул Билл, обращаясь к судье Бартону. — Куда один, туда и все остальные.
      — Я это уже слышал, черт побери! — взорвался судья Бартон. — И даже убедился на собственном опыте. По мне, так можете все пятеро проваливать к дьяволу в пекло!..
      Джозеф Мюллер подбежал к профессору Контеру и судорожно схватил его за лацкан пиджака.
      — Все в порядке, Мюллер. Вас не заставят выращивать хлопок.
      — Ваше превосходительство, да я, да я…
      — Разумеется, вам придется повторить испытания. Обнаружилась небольшая ошибка.
      — В тесте? — изумился Мюллер.
      — В тесте ошибок не бывает, — твердо сказал Контер.
      — Свекла, моя любимая свекла! — радостно пробормотал Мюллер. — Я вам пришлю пакет свеклы первого урожая, профессор. Нет, два пакета, три, четыре!
      — Послушайте, Мюллер. Бартуме родился прежде…
      — Что, что? — воскликнул потрясенный Мюллер.
      — Бонфан родился раньше. И Баттиста был рожден. Кто из братьев старший?
      — Но ведь у этой дурацкой загадки нет ответа, ваше превосходительство! Ее загадывали старики, чтобы подшутить над молодежью.
      Профессор Контер задумчиво почесал правое ухо.
      — И Баттиста был рожден, — повторил он. — Блистательно. На следующем Ученом совете предложу включить ее в тест. Великолепная загадка для поступающих на первый курс классического лицея!

Уго Малагути, Луиджи Коцци
СТРЕЛЬБА ПО ЖИВОЙ МИШЕНИ

      Тихо, ни ветерка.
      В последнее мгновение перед выстрелом Уилкес Элбоу всем телом слегка подался вперед. Палец уверенно лежал на крючке, готовый плавно его нажать.
      Раздался сигнал.
      В глубине, на почтительном расстоянии, взмыл ввысь темный силуэт. Голубь, отчаянно хлопая крыльями, устремился в небо, навстречу неведомой доселе свободе.
      Главное — не терять хладнокровия. Малейшая оплошность может оказаться роковой. Щелчок — настолько легкий, что стоявшие рядом не услышали выстрела; винтовка была с глушителем.
      Птица на миг неподвижно застыла, словно прощалась с желанной, несбыточной свободой и… камнем упала на землю.
      Элбоу отставил винтовку в сторону, выпрямился, стряхнул с колен пыль и комки земли.
      Тед Гормен обменялся с ним крепким рукопожатием.
      — Потрясающе! — прошептал он. — Ты, Уилкес, блестяще выдержал экзамен. Уверен, что никто лучше тебя не сможет выполнить Великую Миссию.
      Элбоу самодовольно улыбнулся. Из тира они вместе направились в бар, работавший круглые сутки. Элбоу сдал оружие машине-автомату и подошел к стойке.
      Бармен был одним из «голубых». Он сразу заметил новых посетителей и со всех ног бросился к ним.
      — Наконец-то ты оказал честь моему бару, Элбоу, — радостно крикнул он. — Что будешь пить?
      — Двойную порцию виски, — небрежно бросил Элбоу.
      — А ты, Тед?
      — Тройную порцию. Мне надо хорошенько подкрепиться. Разумеется, за все плачу я: «Полосатый флаг» угощает своего лучшего стрелка.
      Элбоу кивнул. Бармен уже разливал виски в тонкие длинные бокалы.
      Виски оказалось неплохим. Правда, по мнению жителей штата, только местные вина были достойны всяческих похвал, но в этом году урожай винограда выдался скверный, и, увы, приходилось частенько пробавляться шотландским виски. Когда Элбоу допил свой бокал, Гормен уже приканчивал третий. Элбоу вынул пачку сигарет и закурил. Он прекрасно знал, что Тед Гормен не курит, и с удовольствием дыми?! чуть ли не ему в лицо.
      — Из какой винтовки ты будешь стрелять, Уилкес?
      Элбоу пожал плечами.
      — Будто сам не знаешь.
      — Это я так, чтобы тебя отвлечь, — пробормотал Гормен. — Что-то ты сегодня мрачный, беспокоиный. Что-нибудь случилось?
      — Ровным счетом ничего.
      Тед помолчал, но минуты через две снова решился задать вопрос.
      — Когда ты узнал о решении?
      — Сегодня утром. Сразу после заседания. Когда я выходил из храма, подошел Учитель и обнял меня. Тогда я все понял. И все «голубые» поняли.
      — А как это восприняла твоя жена? — не унимался Тед. — Наверно, была вне себя от радости. Еще бы, быть женой убийцы президента! Не каждой женщине выпадает такое счастье. Если б моей жене сказали, что выбрали меня, она бы…
      — Моя жена настоящая «голубая», — прервал его излияния Элбоу. — Она приняла эту весть, как подобает, с гордостью и достоинством. Что же до тебя, — тут он презрительно усмехнулся, — то неужели ты всерьез веришь, что на тебя мог пасть выбор Учителя?
      — Я… я… — смешался Тед.
      — Разве ты входишь в Общество крайних фанатиков? И разве ты когда-либо набирал больше пятидесяти очков в ежегодных стрельбах?
      — Но я тоже… — пытался возразить Тед.
      — Ты и сам прекрасно знаешь, что Учитель тебя ни в грош не ставит. Ну, сколько негров ты убил? Ни одного. Ты просто жалкий человечишка. Таким, как ты, не место в «Полосатом флаге». Налоговым агентом, вот кем ты можешь быть.
      Большего оскорбления нанести было нельзя — ведь со времени финансовой реформы роль налоговых агентов исполняли только роботы.
      Элбоу отвернулся и посмотрел на часы. Ровно 17.30. Пожалуй, следует поторопиться. Встреча запланирована на 18.00. Президент должен умереть в 18.15 — ни минутой раньше, ни минутой позже. Все рассчитано с точностью до секунды.
      Почти все жители штата — девяносто пять процентов — входили в организацию «Полосатый флаг». А все члены «Полосатого флага» знали, что убийцей президента будет Уилкес Элбоу. Поэтому Теда Гормена жестоко обидела его грубость.
      — Черт бы тебя побрал, Уилкес! — воскликнул он. — Ты не имеешь права так оскорблять меня!
      — Ах вот как! — с усмешкой ответил тот. — Я давно хотел с тобой рассчитаться за прошлое, Тед.
      Он отошел от стойки, приветливо махнул бармену рукой и, не удостоив Гормена даже кивка головы, неторопливо направился к выходу. Остальные стрелки замерли и, преисполненные величайшего восхищения и зависти, молча провожали его взглядом.
      Уилкес Элбоу облегченно вздохнул, когда в глубине улицы увидел наконец трамвай. Он нетерпеливо шагнул вперед. А вдруг трамвай опоздает… Лучше не думать об этом. Было бы непростительным упущением опоздать на «встречу» с президентом, а «Полосатый флаг» не прощает тех, кто ошибается.
      За Элбоу в ожидании трамвая стояли многочисленные группы людей. Они тут же его узнали — «Полосатый флаг» прибегал к субдиминальным сообщениям, что строжайше запрещалось законами Федерации. Как и стрелки, ожидающие не могли отвести взгляда от Элбоу, в их глазах светились восторг и скрытая зависть. Они сгорали от желания подойти и пожать ему руку, чтобы потом в каком-нибудь баре небрежно бросить приятелям: «Мы со стариной Элбоу обменялись рукопожатием». Но в отличие от жалкого хвастуна Теда Гормена у них не хватало смелости заговорить с избранником.
      Наконец трамвай подошел к остановке. Собственно, то был не трамвай, а вагончик с четырьмя сиденьями и местом для кондуктора. Он двигался по отполированной до блеска улице вдоль линий магнитного притяжения. Трамвай остановился, однако никто в него не сел. С тех пор как обнаружилось, что транспортное управление ежегодно несет большие убытки и билеты стали на 50 000 кредиток дороже, лишь миллиардеры могли позволить себе такую роскошь. Но миллиардеры либо не покидали дома, либо предпочитали личный вертолет.
      В совершенно пустом трамвае сидели лишь вагоновожатый и кондуктор. Пожилой усатый кондуктор с задумчивым видом чистил ногти. Вожатый молча глядел невыразительными глазками на толпу людей. Он был нем.
      Все вожатые трамвая — немые. Администрация трамвайного управления принимала на работу только глухонемых. Лишь это давало ей уверенность, что никто из пассажиров не сможет отвлечь внимание вожатого дурацкими разговорами.
      Итак, в трамвай никто не сел — люди выстроились позади вагона и застыли в ожидании.
      Впереди всех стоял Элбоу.
      Вожатый его не узнал. Но кондуктор тут же заметил Великого Стрелка. Он высунулся в окошко и крикнул:
      — Мистер Элбоу! Сегодня вы не должны утомляться. Садитесь. Таков приказ «Полосатого флага».
      И Элбоу сел в трамвай. Впервые в своей жизни. Остальные громко зааплодировали. Раздались возгласы: «Да здравствует «Полосатый флаг»!», «Да здравствует Великий Стрелок!». Кто-то крикнул даже: «Да здравствует трамвайное управление!». В любой толпе, как бы мала она ни была, всегда найдется хоть один умалишенный.
      Вагоновожатый с изумлением посмотрел на единственного пассажира, проверил, все ли выстроились в ряд позади вагона, и трамвай бесшумно тронулся в путь.
      Все, кроме Элбоу, вприпрыжку бежали сзади. Если общение с вожатым исключалось, то с кондуктором по традиции полагалось перекинуться парой слов. Поэтому изрядно запыхавшиеся «пассажиры» на бегу непременно здоровались с кондуктором, интересовались здоровьем его жены и детей. Обстоятельно ответив на все вопросы, кондуктор обратился к Элбоу:
      — Поверьте, это величайшее событие в моей жизни. Нет, нет, не беспокойтесь, мистер Элбоу, я вовсе не собираюсь надоедать вам расспросами. Подумать только, первый настоящий пассажир за одиннадцать лет, и к тому же сам Великий Стрелок!
      Впрочем, Элбоу тоже был возбужден от сознания того, что впервые в жизни сел в трамвай.
      — Так вы говорите, последний пассажир сидел на моем месте одиннадцать лет назад?
      — Да, верно, он купил билет. Но проехал всего полпути. На третьей же остановке его поджидали санитары. Видите ли, он бежал из сумасшедшего дома и, чтобы заплатить за билет, ограбил и убил человека.
      — Ах так! — отозвался Элбоу. Как это он сразу не сообразил?
      Живописный кортеж не спеша двигался за вагоном. Не проехав и пятисот метров, трамвай остановился, и новые «пассажиры» пристроились в хвост вагона. Несколько человек отбежали в сторону — они добрались до места. Остальные, не выходя из очереди, переводили дыхание, набирались сил. Даже самые немощные не ощущали усталости. Ежедневные «поездки» в трамвае приучили их к любым испытаниям.
      Навстречу желтому вагончику попадались другие, серые, розовые, черные, с неизменным эскортом «пассажиров». Трамвай был абсолютно необходим — без него невозможно ориентироваться в лабиринте улиц, вернее, в массе машин. Машины давным-давно неподвижно застыли у края тротуаров, даже там, где висели надписи «стоянка запрещена». Министерство транспорта много лет назад издало закон, согласно которому запрещалось ездить на машинах по улицам города и автострадам. Только так еще удавалось бороться с хаотическим городским движением и беспрестанными автомобильными катастрофами.
      Но ведь автомобильные заводы не могли остановиться. Реклама убеждала горожан покупать все новые и новые машины. Это превратилось в своего рода манию, в какоето насаждение. Каждый житель города имел по меньшей мере пять машин. В этих выстроившихся вдоль улиц огромных экипажах люди ели и спали. С тех пор как разразился жилищный кризис, более половины горожан окончательно переселилось в машины.