- Вынужден прервать ваш отпуск, - с места в карьер заявил директор. Необходимо срочно наладить производство ваших противосаранчовых заградителей. Правительственный заказ.
      Виктор с недоумением посмотрел на директора. Что случилось?
      - Неожиданный залет саранчи в Средней Азии, - объяснил директор. Массовый залет. Энтомологи что-то там не доглядели. Великолепный экзамен вашим заградителям, лучше и не придумаешь.
      Вот оно как - неожиданный массовый залет? Любопытно... Но что это произошло с директором? Словно подменили.
      - Я немедленно отправлюсь в лабораторию профессора Боровика, - сказал Виктор. - Материалы по УЗЗ, как мы окрестили наши агрегаты, хранятся там. Только не называйте их моими. Моя роль здесь была достаточно скромна. Конструктивное решение...
      Их прервали. В кабинет шумно впорхнула худощавая взъерошенная девица в пестрой ультрамодной накидке. За нею степенно вошел молодой человек лет тридцати с тоненькими усиками над губой и скорбным взглядом.
      - Привет, папочка! - девица подскочила к директору, чмокнула его в щеку и бесцеремонно кивнула в сторону Виктора:
      - Твое новое увлечение?
      Директор смущенно кашлянул и виновато взглянул на собеседника.
      - Виктор Петрович Ветров - талантливый инженер, - сердито ответил он. - И я был бы счастлив, походи кое-кто на него хоть чуточку.
      Девица рассмеялась.
      - Ты хорошо знаешь, папочка, на меня оказывают воздействие лишь отрицательные примеры.
      Она засмеялась вновь и картинно протянула инженеру ручку. Виктор сухо с ним поздоровался и ответил на вежливей поклон ее спутника, в котором узнал сотрудника агрохимической лаборатории Аркадия Пинчука.
      - Товарищ директор, - раздался голос из селектора. - Вас просит Джанабад. У телефона полковник Карабанов.
      - Снова Джанабад? - страдальчески вздохнул директор. - Что ж, давайте.
      Прислушиваясь к разговору, Виктор с недоумением поглядывает на директора. Откуда это раздражение? И почему он так аттестует профессора Боровика?
      Окончив разговор, директор в волнении заходил по комнате.
      - Вот наказанье, - пожаловался он. - С этим партизаном ни ночью, ни днем покоя нет. Вылетел сегодня с первым самолетом и пропал. Как сквозь землю провалился. А мне - отдувайся!
      - Я больше вам не нужен? - осведомился Виктор.
      - Нет, нет, занимайтесь своими... э-э... заградителями, - было видно, что неожиданный разговор выбил директора из колеи. - Завтра, как побываете в лаборатории, доложите мне - что и как.
      В скверике перед институтом Виктор присел, чтобы собраться с мыслями. Как и большинство сотрудников, он искренне уважал директора за доступность, внимательность, простоту в обращении. Правда, кое-кто намекал, что у их руководителя, мягко говоря, маловато личных заслуг перед наукой, но даже самые злые недоброжелатели не отрицали готовности директора всегда поддерживать любую новаторскую идею, от кого бы она ни исходила... Так чем же объяснить тогда это явное предубеждение против профессора Боровика? Ведь "Космический ключ" сулил подлинную революцию в сельском хозяйстве. И потом, почему он так отзывается о профессоре в разговоре по телефону? Выходит, что Владимир Степанович, как мальчишка, в азарте мог позабыть о деле, о долге ученого... Но это ж неправда, явная неправда! Что-то случилось, не иначе. Но что? А вдруг что связано с Галочкой? Она сейчас тоже там, на юге...
      Виктор вскочил. Нечего медлить, надо действовать! Не мог же профессор действительно провалиться сквозь землю. Десятки людей должны были видеть его в аэропорту, в самолете, на пересадке...
      Выбежав на проспект, Виктор остановил такси.
      - В аэропорт, - сказал он шоферу.
      --------------------------------------------------------------------------
      ----
      Погасив улыбку, директор проводил молодого инженера хмурым взглядом.
      - Итак, - обернулся он к агрохимику. - Что там делается у нашего партизана? Как вас приняли?
      - Вполне лояльно, - усмехнулся Пинчук. - Для них сейчас каждая голова и пара рук - находка. Штатами они у вас не избалованы.
      - Еще бы! Это ж нахлебники для института, сущие нахлебники. Разрабатывают какие-то прожекты и хотят... хотят...
      - Не волнуйся, папа, - вмешалась Альбина. - Послушай Аркадия, это интересно.
      - Сейчас разрабатывается весьма перспективный проект, - хладнокровно продолжал Пинчук. - С помощью "Космического ключа" они рассчитывают превращать низинные болота в спелые торфяники.
      - Знаю, фантастика, - отмахнулся директор. - Значит, до сих пор у них нет ничего такого... э-э... ощутимого.
      - Проведены очень многообещающие опыты с люпином.
      - Вот как? Да это ж травопольщики! Убежденные травопольщики! Я так и знал.
      - Дело в том, - пояснил Пинчук, - что "ключ" пока воздействует на наиболее древние формы растительности...
      - Вот, вот. Я и говорю - практически бесперспективно.
      - А одним из наиболее древних злаков, - бесстрастно заключил Пинчук, является кукуруза.
      - Как? - встрепенулся директор. - Уж не хотите их вы сказать, что... э-э-э...
      - Вот именно. Последние опыты с кукурузой также дали весьма обнадеживающие результаты.
      - Но это... это...
      - Это большой успех, - подсказал Пинчук.
      - Хорошо, хорошо, мне надо подумать... Спасибо, вы можете идти.
      Пинчук с сомнением посмотрел на своего руководителя.
      - Поговори с ним, нельзя же так, - шепнул он Альбине и вышел.
      Они осталась одни - отец и дочь. Несколько минут Альбина с любопытством наблюдала, как "предок" в волнении меряет крупными шагами кабинет. "Неужели я так же располнею к его годам?"
      - Не смотри вниз, папа, - сказала она вслух.
      Директор замер посреди кабинета.
      - Что такое?
      - Я говорю - не смотри вниз. Опасно, закружится голова.
      - Ты всегда была вздорной девчонкой, - взорвался директор. - Да, да, вздорной любительницей хлестких фраз. И сейчас ты... э-э...
      - Это не я, папа. Это Аркадий.
      - Пинчук? - насторожился директор, предчувствуй подвох.
      - Он сказал, что ты канатоходец... И что тебе нельзя смотреть туда... вниз. Что можно упасть.
      Директор побагровел.
      - Этот твой Аркадий - негодяй. И если только он на тебе не женится выгоню. В три шеи выгоню. Прохвост!
      - Прохвост, - охотно подтвердила Альбина. - Поэтому я так и тревожусь за тебя, папочка. Упадешь - свадьбы не будет.
      Но директор уже думал о другом.
      - Прохвост, прохвост. Но работник незаменимый. Талант. В каждом проекте прежде всех недостаток узрит. Крохотного пятнышка не пропустит. И уж если он у этого партизана ничего не вынюхал...
      - Аркадий говорит, славы там хватит на всех. Почему бы тебе не поддержать их, па? На этом можно сыграть.
      - Поддержать? Мне - травопольщиков? Ты с ума сошла.
      Возмущение было столь искренним, что Альбина не удержалась от улыбки. Все диссертации отца как раз и были посвящены прославлению господствующей в те годы системы Вильямса. "Он взошел на травополье, как на дрожжах", - говорил Аркадий.
      - Когда-то я училась на агронома, па, - скромно произнесла Альбина. Люпин, мне кажется, не трава. Это ценное бобовое растение.
      - Все равно, все равно. Не хватает, чтобы я сам способствовал успеху наглого выскочки. Доктор "гонорис кауза"!.. В конце концов, он может дотянуться и до этого кресла, - директор выразительно кивнул на обитую кожей спинку, гордо возвышавшуюся над огромным письменным столом. - Нет, нет и нет!.. И потом, есть же у меня ...э-э... принципы, как ты думаешь!
      Альбина дипломатично промолчала. Выручил ее голос секретарши:
      - Товарищ директор, у телефона вице-президент Академии наук.
      С неожиданным для его тучного тела проворством директор подскочил к столу.
      - Виктор Викентьевич, здравствуйте. Говорите из лаборатории профессора Боровика? А я как раз собирался к ним ехать. Да, да, разумеется, полностью в курсе. Все время в поле зрения держишь, подталкиваешь. Нельзя без этого, уж очень народец там... э-э... увлекающийся. Неплохо? И я говорю - неплохо. Однако руководство необходимо. Разбрасываются, фантазируют, забывают о нуждах дня сегодняшнего. А подтолкнешь - и недурная отдача. Вот, в частности, сейчас поставлены весьма многообещающие опыты с кукурузой и люпином. Вам уже все известно? Так, так, слушаю...
      Альбина с интересом наблюдала, как постепенно, от ушей к носу, румянец заливает полное, белое лицо. Разговор явно приобретал неблагоприятный оборот. Переминаясь с ноги на ногу, изредка поддакивая и "хэкая" отец с трудом довел его до конца и, тяжело вздохнув, опустил трубку.
      - Ну что? - нетерпеливо воскликнула Альбина.
      Отец недоверчиво покосился на нее.
      - Ничего особенного. Он, видите ли, считает, что этому выскочке следует оказывать большую поддержку.
      Альбина фыркнула.
      - А знаешь, - задумчиво протянул отец, - Аркадий твой был прав. Пожалуй, мы действительно здесь дали маху.
      - Разве уже все потеряно?
      - Потеряно? Кто сказал это? В конце концов, разве не в моем институте родилось это... э... замечательное открытие?
      - Замечательное открытие?
      - Ты ничего не понимаешь, дочка, - окончательно уже успокоившись, терпеливо начал объяснять отец. - В науке споры - явление обыденное. Говорят, из них-то она и рождается - эта самая истина. И если ты имеешь в виду мое отношение к профессору Боровику...
      - Ведь ты его терпеть не можешь!
      - Не отрицаю, нет. Вздорный человечек, самовлюбленный выскочка, мне лично он крайне непонятен. Пусть так... Но мы, ученые, умеем быть выше этого. Я говорю о личной приязни или неприязни. Что бы там ни говорили, я как директор неизменно его поддерживал. Фактически весь институт в той или иной степени работал на лабораторию Боровика. Да, да, весь коллектив. Тот же Ветров может подтвердить. Кстати, надо его срочно вызвать. Пинчука тоже.
      - Ты молодец, папка, - одобрила Альбина. - Вот сейчас я узнаю тебя. Снова в форме.
      Отец самодовольно улыбнулся:
      - Не так-то просто покачнуть нас.
      Вызвав секретаршу, он тут же распорядился срочно разыскать обоих сотрудников.
      - И подготовьте для меня командировку в Москву и Джанабад, - добавил он. Срок проставлю сам.
      - Ты уезжаешь? - удивилась Альбина.
      - Надо действовать. Тем более, что этот партизан куда-то скрылся. Действовать, действовать. В конце концов, есть люди и повыше вице-президента республиканской Академии, не так ли?
      - Что же он еще такое сказал тебе?
      - Понимаешь, - внимательно изучая ножку письменного стола, произнес отец. - На опорной станции в Джанабаде на днях намечена демонстрация работ лаборатории Боровика. Широкая демонстрация. С приглашением союзной и иностранной прессы. Вице-президент советовал слетать туда. Сказал, что мне это будет полезно.
      Альбина захлопала в ладоши.
      - Но это ж замечательно! Мы полетим вместе.
      - Он так и сказал: "Вам это будет полезно", - повторил отец, все так же упорно глядя вниз. - Интересно все-таки, что он имел в виду?
      Глава 22
      Бурые облака
      - Нагоняем, коллега, - воскликнул Кулиев. - Нагоняем!
      Доктор Эверетт нетерпеливо подался вперед. Прозрачный фюзеляж необычного самолета создавал ни с чем несравнимое, обостряющее все чувства, ощущение свободного полета. Глубоко внизу мелькали удивительно похожие на волны, желто-серые гряды песков, а с севера навстречу стремительно неслось огромное плоское облако грязно-бурого цвета.
      - А теперь повыше возьмем, - предложил Кулиев, выжимая ногой педаль. Оттуда нам, как на ладони, будто видна вся стая.
      Желтоватые волны с наползающей на них бурой тучей, опрокидываясь, ушли куда-то вниз, и уже через минуту, набрав три тысячи метров, самолет снова лег на прежний курс. Отсюда, с высоты, гигантская саранчовая стая, растянувшаяся на добрые полсотни километров, действительно была видна, как на ладони. По мере приближения бурый отлив ее светлел, постепенно уступая розоватому оттенку.
      Не прошло и пяти минут, как самолет, метеором пронесшийся над стаей, оставил ее позади.
      - Скорость, скорость... - вздохнул Эверетт. - Подчас развитие техники приносит нам, натуралистам, больше помех, чем пользы. Ну как тут не помянуть добром старый биплан. Насколько удобнее он был для наблюдения стай в полете!
      - Не будем сетовать на технику, - улыбнулся академик. - Разве не она выручила одного английского натуралиста - создателя противосаранчовой сирены? А что до нашей машины, право же, она ничуть не хуже доброго старого биплана. Сейчас вы в этом убедитесь.
      Развернувшись на крутом вираже, Кулиев повел самолет в обратном направлении.
      - А вы настоящий асс, - заметил Эверетт, невольно впиваясь пальцами в подлокотник кресла. Возникшая в теле инерция говорила о резком снижении скорости.
      - О нет, - рассмеялся академик. - Тут за меня автопилот работает. На машинах этой серии он доведен до совершенства. Вот и сейчас, я задал остановку, и автопилот сам остановил двигатель, включил гасители скорости, пока я беседую с вами - контролирует их, а в нужный момент подключит вертикальный винт.
      - Вы думаете произвести здесь посадку?
      - Нет, только остановку.
      - Остановку в воздухе?!
      - Посмотрите вверх, - с улыбкою предложил Кулиев.
      Эверетт поднял голову. Над корпусом самолета разворачивался огромный двухлопастный пропеллер.
      - Второй, поменьше, раскрывается сейчас над хвостом, - пояснил Кулиев. Готово, - указал он на вспыхнувшую лампочку. - Сейчас мой невидимый помощник приведет их в действие.
      И верно, в тот же момент негромкий рокот и легкая вибрация корпуса подтвердили его слова.
      - Отличные глушители, - с удовлетворением отметил академик. - Можно беседовать, не повышая голоса. Вообще, чудо-машина. Создана специально для нашего брата, бродяги-изыскателя. Комбинация ракетоплана с вертолетом. В нужный момент крылья и горизонтальные рули превращаются в пропеллеры. И тогда можно совершить посадку где угодно: на болоте, в тайге, на горном хребте... Воздушный вездеход! Управлением я уже хвастался: задай нужные координаты - и занимайся своим делом. Автопилот приведет вас точно по назначению, просигналит, выберет место и по всем правилам произведет посадку.
      Между тем преобразившаяся уже в вертолет машина неподвижно повисла в воздухе. Глубоко внизу узкой серебряной струной, с востока на запад, вытянулась магистраль большого канала. Высота размывала краски, но, присмотревшись, можно было уловить, как постепенно желтизна песков переходит в зелень культурной зоны.
      - Большой Джанабадский канал, - сказал Кулиев.
      Эверетт бросил тревожный взгляд на юг, - бесформенная, с рваными краями, туча саранчи приближалась быстро и неотвратимо. Было ясно - не пройдет и получаса, как она густым слоем покроет эти цветущие поля, запрудит воду арыков. Для чего пригласили его сюда? С какой целью? Или этот русский академик хочет продемонстрировать ему - прямому виновнику катастрофы - страшную работу вызванных им к жизни сил?
      - Можно теперь спуститься несколько ниже, - словно в ответ на его мысли проговорил Кулиев. - Так будет лучше видно. Вот, смотрите, коллега, смотрите! Случалось ли вам когда-нибудь наблюдать поворот стаи в полете? Любопытнейшее зрелище, не правда ли? Напоминает эволюцию косяка рыбы в море, - один энтузиаст-ихтиолог показывал мне на днях заснятые на пленку кадры.
      - Поразительно! - воскликнул Эверетт. - Стая меняет направление полета. Она... она садится прямо на голые пески! Надеюсь, вы спуститесь здесь? Надо всесторонне изучить явление, попытаться выяснить причины...
      - После, после, коллега. Ведь это не последняя стая. Сейчас нам надо спешить. Не забывайте, что вечером нас ждут в Джанабаде, а до этого мне хотелось бы преподнести вам небольшой сюрприз.
      Через пятнадцать минут "воздушный вездеход" академика Кулиева приземлился на вершине песчаного холма, возле небольшого фанерного домика. Обитатели его пятеро дочерна загорелых молодых людей студенческого возраста - выскочили им навстречу.
      - Знакомьтесь, - сказал Кулиев. - Наши молодые энтомологи, "хозяева шистоцерки", как мы их зовем. А это - профессор Джордж Эверетт, создатель замечательного прибора.
      - Мы уж думали: откладывается испытание, - заявил один из "хозяев шистоцерки", самый бойкий и самый черный, в темных очках, с обгорелым шелушащимся, носом.
      - Испытание состоится, - ответил академик. - Состоится, друзья мои. И прошу не мешкать - времени у нас в обрез.
      - Есть не мешкать! По места-ам! - весело скомандовал вожак с обгорелым носом.
      Его товарищи немедленно скрылись в домике, а сам он проворно скатился вниз с бархана к видневшемуся там металлическому сооружению на высокой треноге.
      - Узнаете, коллега? - спросил Кулиев.
      - Моя сирена? - присмотревшись, воскликнул Эверетт. - Но как могли вы изготовить и собрать ее в такой срок? Чертежи я вручил вам всего два дня назад!
      - Пришлось поторопиться, - улыбнулся академик. - Обстоятельства, обстоятельства, дорогой профессор...
      - Но здесь стационарная установка, - взволновался Эверетт. - Так ничего у вас не выйдет. Учтите, что при максимальной громкости радиус действия сирены не превышает десяти метров. Ее необходимо все время передвигать.
      - Какой громкостью пользовались вы при своих опытах? - поинтересовался Кулиев.
      - Двести децибел. Большего в полевых условиях достичь, к сожалению, невозможно.
      - Возможно, дорогой коллега, возможно! А электроника? С ее помощью мы усиливаем звуки в миллионы раз. Вы передвигали сирену, как бы выкуривая шистоцерку. Ну а мы сейчас попробуем одновременно поднять всю стаю.
      "Хозяева шистоцерки" между тем принесли большие пластмассовые прозрачные шары, оказавшиеся глухими шлемами с тоненькими усиками антенн на макушках.
      - Облачайтесь, доктор, - протягивая Эверетту шлем, предложил Кулиев. - Без него вы оглохнете в первую же минуту.
      Эверетт надел шлем, и в тот же миг все звуки для него погасли. Наступила абсолютная тишина.
      - Как слышимость, коллега? - внезапно раздался громкий голос академика. Можете отвечать - шлемы оборудованы радиотелефоном. Нормальная? Вот и отлично. Сейчас начнем. Обратите внимание на широкую впадину, начинающуюся от подножия нашего бархана. Вы, конечно, догадываетесь, что густейшие кусты гелиотропа внизу - искусственного происхождения. Мы специально его высеяли здесь... Но это еще не все. В листве скрывается небольшая стая только что переселенной сюда стадной шистоцерки.
      - Стадная форма?
      - Мы употребляем термин: "стадная разновидность", - не замечая возбуждения Эверетта, ответил Кулиев.
      - И вы... вы тоже разводите саранчу?
      - Да, ее вывели на соседней площадке. Сюда она переселена полчаса назад, только-только начала свою "работу" и вряд ли расположена покинуть участок. Вы не возражаете, что ваш "хлыст" будет испытываться в столь неблагоприятных условиях?
      - Да, да, отлично. Стадная форма... - довольно невпопад произнес Эверетт.
      Все приготовления уже были закончены. "Хозяева шистоцерки", расставив на открытом месте треноги со съемочной аппаратурой, вопросительно смотрели на Кулиева. Академик оглянулся и сильно махнул рукой.
      - Включаю сирену! - раздался в наушниках чей-то голос и вновь наступила тишина.
      Все пристально смотрели вниз, на шевелящиеся, словно от ветра, ветви кустов. Так продолжалось минуты две. Но вот кусты заколебались сильнее, и густое облако саранчи взвилось из-под листвы.
      С минуту, тихо колеблясь, оно висело в воздухе на уровне глаз наблюдателей, стоявших на гребне бархана. Затем, постепенно вытягиваясь в сторону, противоположную от работающей внизу сирены, стая, медленно обтекая небольшую песчаную гряду, стала уплывать на восток.
      - Поздравляю, коллега, - горячо заговорил Кулиев, как только смолкла сирена и были сброшены шлемы. - Блестящие результаты. Это действительно настоящий хлыст для шистоцерки. Интересно испытать его действие в условиях, когда низкая температура или повышенная влажность воздуха препятствует взлету саранчи... Но что это с вами? Или опыт не удовлетворил вас?
      - Нет, нет, благодарю, удовлетворен вполне, - поспешно ответил Эверетт. Но вас не тревожит полет стаи?
      - Далеко она не улетит: весь район у нас под контролем. Да иначе и быть не может, ведь это не единственная стая, выращенная нами в здешних песках.
      - Вот как! - заметил Эверетт.
      Академик посмотрел на часы.
      - Возвращаемся? - предложил он англичанину.
      - Да, да, конечно, - рассеянно ответил тот.
      Возвращались молча. Перемена в настроении Эверетта конечно не укрылась от Кулиева, но объяснив это исключительно усталостью, он решил не беспокоить гостя.
      В Джанабаде, сославшись на нездоровье, Эверетт поспешил уединиться.
      Аспера Наримановича в институте ожидали новости. Целая груда газет покрывала его письменный стол. Карта Средней Азии вся пестрела значками. На противоположной стене было вывешено такое же большое полотнище всего Восточного полушария. Несколько сотрудников станции отмечали на нем передвижение саранчовых стай.
      - Сообщения поступают ежеминутно, - заметил один из сотрудников. - Газеты всех стран полны самых фантастичных описаний. Похоже, кое-кто сознательно стремится увеличить панику.
      Кулиев подошел к карте.
      - Ну, а в действительности?
      - Положение пока остается напряженным, - сотрудник протянул оперативную сводку.
      Сверяясь с картой, академик внимательно прочитал ее. Да, положение довольно напряженное. Сказывается неожиданность вспышки. Не хватает и самолетов, и даже химикатов. К тому же метеорологическая обстановка крайне неблагоприятна. Сильные ветры с юга...
      - Саранча распространяется с поразительной скоростью. Совхозы в зоне Каракумского канала уже несут потери. Если б можно было задержать стаи на пару дней, к тому времени у нас всего здесь будет вдосталь. Хотя б на пару дней. Если б была такая сила...
      - Такая сила есть, - сказал Кулиев. - Сегодня, в районе Большого Джанабадского канала, я наблюдал работу одного из двух ультразвуковых заградителей, присланных профессором Боровиком.
      - Их нам нужно по крайней мере десятка два.
      - Нужны сотни, - поправил академик. - Не забывай, мы должны оказывать помощь и соседям. Срочный заказ на эти аппараты вчера еще передан в производство. На днях прибудет первая партия. Но сегодня на счету каждый... От Галины Владимировны по-прежнему ничего?
      - Что называется: ни слуху, ни слуху.
      - Возмутительно. Аппарат, который она забрала так некстати, тоже сослужил бы службу. Как только с ней установят связь, пусть возвращается. Да, да, немедленно пусть возвращается, - Аспер Нариманович начал горячиться. Немедленно и безоговорочно!
      - Поведение профессора Боровика тоже более чем странно. Мы ожидали его еще позавчера...
      - Нет, нет, Владимира Степановича не троньте. Дочь его поступила крайне легкомысленно, это верно. Но Владимир Степанович... Если задержался, значит, есть тому веская причина. Я с минуты на минуту жду от него звонка.
      И как раз в это время на письменном столе настойчиво загудел зуммер. Сотрудники, прислушивавшиеся к разговору, с любопытством посмотрели на селектор.
      - Слушаю, - щелкнув рычажком, сказал Кулиев.
      Нет, это не был голос Боровика. И тем не менее лицо Аспера Наримановича просияло.
      - Десять аппаратов? - не веря своим ушам, переспросил он. - Да это ж замечательно! Каждый из них по эффективности равен сейчас эскадрилье самолетов.
      - ...Полностью укомплектованы обслуживающим персоналом, - лился из динамика приятный, бархатистый голос. - Чтобы не тратить время на перегрузку, прошу сейчас же продиктовать пункты назначения.
      - Да, да, конечно, - сотрудники расступились, и Кулиев, не оставляя селектора, начал диктовать прямо с карты. Это было вовремя. Чертовски вовремя. Теперь можно воздвигнуть неприступный барьер на пути саранчовых стай. Посадить в бесплодные пески, затем подоспеют самолеты-опылители...
      - Все понял, - журчал динамик. - Немедленно отправляю авиатранспортом по назначенным вами адресам. Лично проконтролирую. Ужасно, что только сегодня узнал об этом. Возмутительное, я бы сказал... э... преступное легкомыслие!
      - Простите... - не понял Кулиев.
      - Говорю о профессоре Боровике. Все наличные ультразвуковые заградители находились в его ведении. Возмутительная нераспорядительность. В подобной обстановке...
      - Но мне кажется, - нерешительно заметил академик. - Профессор Боровик...
      - Нет, нет, не утешайте. Потеряно два дня - это непоправимо. Разумеется, я как руководитель института... э-э... несу известную ответственность за своего коллегу. Впрочем, мы все это еще обсудим. Завтра лично вылетаю к вам. Проверю ход выполнения заказов промышленностью и вылетаю.
      Академик был смущен. Неужели Владимир Степанович действительно допустил такую серьезную оплошность? Почему из двенадцати заградителей он отправил только два? Ведь масштабы бедствия ему были хорошо известны. Куда он делся, в конце концов? Как в воду канул...
      Окончив разговор, Аспер Нариманович задумался. Только сейчас он вспомнил о Карабанове, с которым не виделся после первой встречи.
      - Найдите полковника, - распорядился он, соединившись с Файзи.
      Ответ был неутешителен, Карабанов вчера еще вылетел из Джанабада. Да, перед этим он несколько раз справлялся о товарище директоре. Товарищ директор, к сожалению, в это время был в отлучке.
      - Постарайтесь разыскать его, - приказал Кулиев. - Запросите по телефону. Как только установите с ним связь, сразу доложите мне. Сразу - понимаете? Чем бы я в тот момент ни занимался.
      Глава 23
      Саранчовый бум
      Карабанов появился в тот же вечер, озабоченный и усталый.
      В просторном кабинете академика было людно. Сотрудники наносили на карты последние данные о перелетах шистоцерки, отмечали флажками места базировки противосаранчовых экспедиций и отрядов, заштриховывали пораженные кубышками участки.
      - Как в штабе перед большим наступлением, - заметил Карабанов, обмениваясь рукопожатием с Кулиевым.
      Они отошли к окну. Внизу, у подъезда виднелось целое скопище автомашин. Бросались в глаза иностранные флажки на радиаторах.
      - Джанабад превращается в международный центр, - усмехнулся Кулиев. - Не знаю, радоваться этому или огорчаться.
      - Гордиться, - сказал полковник. - От вас ждут помощи целые народы.
      - Они ее получат. Но весь этот ажиотаж, газетная шумиха... Признаться, она меня пугает, вызывает досаду. Вместо научных прогнозов, деловых советов, большинство газет нагнетает страхи. А когда под этими писаниями читаешь: "Джанабад, от собственного корреспондента", - чувствуешь себя чуть ли не соучастником.
      - В одной из газет промелькнуло выражение "саранчовый бум". Этим сказано все. Пропорционально страху растут и цены на зерно. Однако оставим это. Признаться, вы меня встревожили.
      - Да, да, Боровик, - спохватился Кулиев. - Понимаете, тут происходит что-то совершенно непонятное.
      - Вот как? Между прочим, я сам хотел побеседовать с вами о нем. Еще тогда, после разговора с Минском.
      - Вы звонили туда?
      - Дело в том, что профессор Боровик действительно вылетел к нам.
      - Но Файзи... - академик нахмурился, сделал движение к дверям.
      Карабанов жестом остановил его:
      - Файзи передал вам то, что услышал в Минске. Правда, он выпустил одно слово. Ему сказали: "профессор вероятно не вылетел".
      - Ну, это почти одно и то же.
      - Почти одно и то же, - согласился Карабанов. - Так вот, после того как я установил, что профессор вместе с лаборантом Красиковым вылетел из Минска, я сам позвонил туда. Директор института высказал уверенность, что Боровик по собственному почину задержался в пути. Он утверждает, что профессор - человек увлекающийся и может подчас забыть обо всем на свете.
      - Какая чушь! - возмутился академик.
      - Вот как?
      - Чушь, - повторил Кулиев. - Конечно, Владимир Степанович - человек увлекающийся, вернее увлеченный, как и всякий истинный ученый. Но чтобы он мог пренебречь делом, забыть... Абсурд. Вот дочка его - это другое дело. Самовольно угнала вертолет, а сегодня порадовала телеграммой - авария!
      - Авария?
      - К счастью, жива, здорова. Подобрана на Каспии теплоходом. Но вертолет разбит. И главное, погубила важнейший аппарат, позарез сейчас нам нужный.
      Полковник помолчал.
      - Озадачили вы меня, - признался он. - И ваш отзыв о профессоре Боровике... После разговора с Минском его задержка в пути меня не удивляла. Теперь же все выглядит иначе.
      - Что вы этим хотите сказать? - встревожился Кулиев.
      - Товарищ директор, - раздалось из динамика. - Вас просит междугородняя.
      Включив селектор, академик назвал себя, и тотчас же взволнованный незнакомый голос опросил, что произошло с ихтиологом Галиной Боровик.
      - Но с кем я имею честь? - поинтересовался Аспер Нариманович.
      - Моя фамилия Ветров. Инженер Института сельскохозяйственных проблем. Очень прошу ответить, что с Галиной Владимировной?
      Кулиев переглянулся с Карабановым. Полковник кивнул.
      - Ничего страшного, товарищ Ветров, - ответил академик. - Вынужденная посадка вертолета. Галина Владимировна в полной безопасности.
      - Ничего страшного? Но телеграмма!.. Там сказано: "Положение безнадежно"...
      - Попросите подождать у телефона, - шепнул полковник.
      - Одну минуту, товарищ Ветров, - громко сказал Кулиев.
      Полковник быстро вышел из кабинета и рывком открыл дверь напротив. Рыхлолицый толстячок даже не успел оторвать напряженного, испуганного взгляда от динамика, точно такого же, как в кабинете академика. Через секунду рука его суетливо метнулась к выключателю.
      - Не надо, - тихо, но внушительно произнес Карабанов, и волосатые пальцы-коротышки послушно застыли в воздухе.