Космический ключ

      Нельзя не отметить также и общий пессимистический тон статьи, оставляющий в то же время впечатление какой-то странной недоговоренности. Общественность с нетерпением ожидает нового выступления доктора Эверетта, в котором наш знаменитый энтомолог, развивая уже высказанные им соображения, поделится результатами своих опытов и поставит все точки над "i".
      Полковник дочитал и, аккуратно сложив листки, вопросительно взглянул на ученого. Тот упрямо покачал головой:
      - И все же остаюсь при своем мнении. Нелепость! Чудовищная нелепость. Работы советских специалистов по пустынной саранче давно уже получили общее признание. Безошибочные прогнозы ваших ученых, за много лет вперед определяющих даты вспышек массового размножения шистоцерки, пользуются в мире науки непререкаемым авторитетом. Все это - и подложная статья, и сообщение, и газетная шумиха - стрельба вхолостую.
      - Так ли? - возразил Карабанов. - Не забывайте, что круг лиц, разбирающихся в данном вопросе, крайне узок. Он ограничен фактически биологами и некоторыми другими группами ученых, так или иначе с биологией связанными. Ну, а остальные, непосвященные? Встанем-ка на их место. Многие, очень многие из них слышали имя известного прогрессивного ученого доктора Эверетта. И вот, в один прекрасный день, газеты приносят весть: доктор выступил с обстоятельной статьей, "начисто рассеивающей материалистические домыслы советских ученых" в вопросах размножения пустынной саранчи. Затем проходит еще немного времени, и вот... - полковник сделал красноречивый жест в сторону окна. - Можете не сомневаться, кое-где уже набираются заголовки для вечерних выпусков: "Катастрофические налеты саранчи", "Провал советских прогнозов"...
      - Странно, очень странно, - пробормотал доктор. - Не могли же они не понимать, что как только я узнаю о проделке с моей статьей, то сразу разоблачу их.
      - Пока что им удавалось скрывать от вас и статью, и широкие отклики на нее.
      Эверетт кивнул.
      - Я очень редко просматриваю газеты, - убрать с моих глаз нужные экземпляры было, очевидно, не так уж трудно. Но долго держать в неведении меня, конечно, не удалось бы.
      - Не удалось бы, - согласился полковник. - Вот почему я убежден - в Альджаубе вам грозила смертельная опасность. Эти люди не останавливаются ни перед чем.
      - Да, да, - воскликнул доктор в страшном возбуждении. - Как я упустил это! Да, именно так. Теперь все ясно, все встает на свои места... Какой дьявольский план! Использовать статью для прикрытия чудовищной диверсии, затем уничтожить автора и, в случае чего, свалить все на него же!..
      Зазвонил телефон.
      - Радио Дели передает о появлении гигантских саранчовых волн над Индостаном, такие же известия поступили из Багдада и Карачи, - сказал Карабанов, выслушав сообщение. - Минут через двадцать мы вместе нанесем на карту первые данные. Разумеется, если вы не утомлены, доктор. Комната для вас приготовлена. Вы могли бы отдохнуть.
      - Благодарю, господин полковник. Мне не до отдыха, - последовал решительный ответ. - Могу я сейчас быть вам еще чем-нибудь полезен?
      Полковник внимательно посмотрел на собеседника, придвинул к себе блокнот.
      - Коль скоро вы решительно отказываетесь от отдыха... Что ж, давайте, если не возражаете, попробуем скрупулезно восстановить ход предшествующих диверсии событий. Нам предстоит борьба с противником жестоким, изворотливым и беспринципным. Чтобы припереть его к стене, потребуются факты, неопровержимые факты, имена, даты. Вы готовы пойти на это, профессор?
      - Да, - без колебания ответил англичанин. - Готов.
      Глава 3
      Положение безнадежно
      О дяде Красиков вспомнил в последнюю минуту, когда пора уже было спешить на аэродром.
      - Я сейчас, мама, - бросил он хлопотавшей возле раскрытого чемодана матери и выскочил в коридор.
      Торопливо набрав хорошо знакомый номер, Эдик услышал низкие продолжительные гудки.
      "Дрыхнет, старая перечница, - беззлобно подумал он. - Хоть бы Альбинка подошла. Было б роскошно! "Привет, детка, лечу в пески, на границу, в самое пекло!.. Да так, пустяки, неудобно по телефону. Вот что, позови отца, тут у меня кое-что к нему".
      - Алло, алло... - прогудело в трубке.
      - Это я, дядя, - поспешно отозвался Эдик. - Не сердитесь, что рано так. Дело в том, что сейчас вылетаю. Наш партизан поднял всех среди ночи. Не знаю, что за муха укусила...
      - Да, да, я в курсе, - проворчала трубка. - Тебе можно было и не звонить. У меня и так всю ночь не смолкает телефон.
      - Но вы же сами велели, дядя, - смутился Эдик. - Говорили, чтоб я всегда ставил вас в известность...
      - Ладно, ладно. Когда вернешься из этого... э-э... турне, подробно проинформируешь. Вот так. Спокойной ночи... э... я хочу сказать счастливого пути.
      - Спасибо, дядя, до сви... - Эдик не успел договорить. В трубке сухо щелкнуло. Юноша вздохнул и направился в свою комнатку, которую занимал с матерью, скромной машинисткой небольшого учреждения.
      - Ты с дядей говорил? - робко осведомилась мать. - Он был с тобой приветлив?
      - Разумеется, - нетерпеливо отозвался Эдик. - Пожелал мне счастливого пути, приглашал заходить, когда вернусь.
      Он взял со столика изящный, сплетенный светло-желтыми ремешками белоснежный термос, попытался пристроить на боку. Ничего не получилось. У пояса уже болтались полевая сумка, планшетка, бинокль, фотоаппарат... Повертев термос в руках, Эдик, не глядя, протянул его матери.
      - Придется в чемодан... И что это ты так возишься, мама? Я уже опаздываю!
      Последний раз крутнувшись перед зеркалом, Эдик довольно хмыкнул, принял из рук матери чемодан, торопливо поцеловал ее в щеку и бросился к двери.
      Время отправления самолета приближалось, и Владимир Степанович, заняв свое место, все чаще кидал взгляд на распахнутую дверцу. Судя по тому, как грозно сошлись на переносице черные его брови, нерадивого лаборанта ожидала основательная взбучка. Однако, когда запыхавшийся Эдик в последнюю минуту показался в дверном пролете, Боровик не сумел сдержать улыбки.
      - Ну и ну... - произнес он про себя.
      Красиков и впрямь выглядел довольно живописно. Невесть откуда добытый белый пробковый шлем, огромнейшие дымчатые очки, сверхмодная рубаха немыслимой расцветки...
      - Так сказать, в полной боевой, - разглядывая своего лаборанта, добродушно заметил Боровик и строго добавил: - Однако договоримся - опоздание первое и последнее.
      "Ол райт, сэр!" - усмехнулся Красиков, а вслух скромно произнес:
      - Хорошо, Владимир Степанович.
      Самоуверенный юноша в присутствии Боровика неизменно испытывал какую-то непонятную ему самому робость. Это было тем более странно, что он давно уже усвоил неприязненно-насмешливое отношение к профессору, господствующее в дядином окружении. О "партизане" говорили там много и охотно. "Можете себе представить, у этого... э-э... человека нет ни единой диссертации. Уж я-то знаю. Ни единой! И кандидатскую и докторскую степень он получал "гонорис кауза". Это ли не окольный путь в науку!" Сам дядя "окольных путей" не признавал. Каждый его рывок к очередной степени был надежно подкреплен массивным, красиво переплетенным "трудом", хранящимся в научной библиотеке. "Да, дорогие товарищи, могу гордиться, каждый мой шаг оплачен. Сполна оплачен. И если я когда-либо буду... э-э... удостоен"... Впрочем, "удостаивать" его почему-то не торопились. Хотя дядя давно уже сшил тайком академическую шапочку (Эдик узнал об этом от Альбинки), заветное звание пока оставалось лишь мечтой. Даже значительные успехи на административном поприще не могли его утешить. Став директором большого научно-исследовательского центра, он автоматически возглавил ряд лабораторий, руководимых крупными учеными. Скромная докторская степень казалась уже ему явно несоответствующей столь высокому посту.
      Нет, Эдик был совсем не глуп. Он понимал, что питало в дядином кружке такую устойчивую неприязнь к профессору Боровику. "Мы просто завидуем ему, внутренне усмехался Эдик, не сводя в то же время преданного взгляда с разглагольствующего дядюшки. - Да, да, завидуем и потом он... э-э... так не похож на нас".
      Увы, профессор действительно мало соответствовал ходячим представлениям о подлинном "жреце науки". Невысокий, подвижный, страшно "земной", он одним только обликом своим шокировал расфранченного юношу. Вот и сейчас, старомодная соломенная шляпа, полотняный пиджачок, старенькие брезентовые сапожки, - вылитый агроном из какого-нибудь захолустного колхоза. "Да он просто скуп, этот старый гриб!" - вздохнул Красиков.
      - Вы что-то сказали? - оторвался от оконца Владимир Степанович.
      Эдик смутился. Он мог бы поклясться, что ни единого слова не сорвалось с его губ, и тем не менее... Ведь о непостижимой проницательности "патрона" рассказывали целые легенды.
      - Я хотел сказать... - поспешно отозвался Красиков. - Хотел попросить вас, Владимир Степанович...
      - Да, да, обещал, помню, - кивнул Боровик и снова приник к окну.
      Глубоко внизу расползлись бесформенные, ржавые пятна болот, кое-где рассеченные серовато-синими жилками речушек и ручьев. Время от времени под крылом самолета проплывают небольшие, черные прямоугольнички распаханных полей. Но их еще немного, совсем немного. Наступление на болота требует пока огромных сил и средств. Все изменится, когда завершится, наконец, работа над "Космическим ключом". Обширные болота Белоруссии, Прибалтики и Карелии, огромнейшие заболоченные пространства Сибири и Дальнего Востока, пески Казахстана и Средней Азии превратятся в плодороднейшие земли. Обретут новую жизнь мертвые пустыни Сахары и Гоби, Виктории и Колорадо. Бездонными кладовыми распахнутся перед человечеством новые житницы. Все это будет, он знает твердо. Но впереди еще немало работы. Десятки людей бок о бок с ним бьются над разгадкой последних тайн "ключа". Десятки, и в том числе этот птенец в оперении смешном и жалком.
      - Итак, молодой человек, вас интересует цель нашей поездки? Что ж, любопытство вполне законное. Дело, видите ли, в том, что сегодня на рассвете сообщили о крупных залетах саранчи из-за рубежа.
      - Саранча... - разочарованно протянул Эдик. - Значит, речь идет всего-навсего о насекомых...
      - Всего-навсего о насекомых, - в тон ему отозвался профессор. - О таких, знаете ли, букашках-таракашках. Кстати, не напомните ли вы мне кое-что о них?
      - С огромным удовольствием, Владимир Степанович, - оживился Эдик.
      Он задумался на минуту, собираясь с мыслями.
      - Насекомые являются одним из классов типа членистоногих, - уверенно начал Красиков. - Классом совершенно особенным, по месту, занимаемому в природе. На сегодняшний день описано более шестисот тысяч видов насекомых, а общее их число, по мнению ряда ученых, достигает 10 миллионов. Видовое богатство их далеко превосходит все прочие группы животных.
      - Ага, - проговорил Владимир Степанович, с одобрением глядя на лаборанта. - Ну-с, а чем мы все же объясним его - это самое превосходство?
      - Самим строением их организма, - по-прежнему уверенно ответил Красиков. Например, трахеи, при помощи которых они дышат, достигают у насекомых совершенства...
      - Все это так. Но не кажется ли вам, что полет... - подсказал Боровик.
      - Да, да, Владимир Степанович, - подхватил Эдик. - Это, разумеется, главный фактор. Полет возникал в истории животного мира по меньшей мере четыре раза: у птерозавров, птиц, летучих мышей и насекомых. Птерозавры вымерли, летучие мыши не получили большого развития, тогда как птицы и насекомые дали наиболее совершенные известные нам типы полета и интенсивное видообразование. Высказывается также соображение о биологической выгодности малого размера тела насекомых, дающего им возможность использовать крохотные укрытия, недоступные крупным позвоночным. Имеет, конечно, значение и способность к массовому размножению, которая у ряда насекомых очень велика. Все вместе взятое, очевидно, и обеспечивает преобладание насекомых над прочими сухопутными беспозвоночными.
      - Чуточку книжно, но безусловно правильно, - одобрил профессор. Признаться, для меня это большой сюрприз. Не рассчитывал на такую обстоятельную подготовленность.
      - Я с раннего детства увлекаюсь энтомологией, - скромно опустил глаза Эдик.
      - Ага, с детства... Ну что ж, прекрасно, тем легче будет вам войти в курс дела. Нам предстоит война.
      - Война?!
      - Разумеется, не в полном смысле, без всяких внешних атрибутов. Но в отношении ожесточенности... Достаточно сказать, что во время последней вспышки 1952 года масса саранчи весила значительно больше, чем все людское население земного шара. Ее полеты вызвали опустошения и голод, унесший в странах Азии миллионы человеческих жизней.
      - Миллионы жизней? - Красиков был не на шутку поражен. Устроившись в лаборатории профессора Боровика, он по дядюшкиному совету ("Учти, племянничек, наука о разных там... хе-хе... букашках - любимый его конек"), принялся было штудировать энтомологию. Однако дальше первой главы дело не пошло. Вызубрив лишь первые страницы, капризный юноша забросил учебники. "Для того чтобы при случае блеснуть перед "патроном", - рассудил он, - хватит и этого..."
      - Неужели миллионы человеческих жизней?
      - Именно, - подтвердил Владимир Степанович. - И это на счету одной лишь шистоцерки. А теперь представим, что произойдет, если к массовому размножению будут искусственно пробуждены и другие букашки-таракашки. Можете не сомневаться - среди десяти миллионов видов найдется еще немало потенциальных агрессоров.
      - Вы говорите - искусственно пробуждены? Но как же это понять, Владимир Степанович?
      - Сегодня в нашей лаборатории были высказаны некоторые догадки. Нам еще предстоит кое-что проверить, но... боюсь, они не лишены основания. Дело в том, что...
      Владимир Степанович вдруг замялся. Красиков навострил уши.
      - Да, вам следует знать это. Год назад меня посетил некий джентльмен...
      - Товарищ Боровик, - перебила профессора девушка в лётной форме. Извините. Вам срочная телеграмма. Принята по радио.
      Владимир Степанович развернул телеграфный бланк, пробежал глазами короткий текст и как-то растерянно посмотрел на своего спутника.
      - Что с вами? - встревожился удивленный Эдик.
      Рука с телеграммой бессильно опустилась, голубоватый бланк выскользнул из пальцев.
      - Положение безнадежно, - тихо, почти шепотом произнес профессор. Понимаете - безнадежно...
      Глава 4
      Условия маленького бизнеса
      Факты, имена, даты... Если б звал, что потребуется, вел бы, конечно, запись. Впрочем, пожалуй, это не так уж и трудно, - восстановить цепь событий. Имена? Их не очень много. Билли Бенч - курчавобородый Апостол. Патрик О'Лири, физик. Ну и конечно Блер, Бенджамен Блер, с него-то и надо начинать...
      Много раз потом вспоминал доктор Эверетт злополучный день первого знакомства. Как и обычно в начальных числах мая, они готовили отправку большой партии посылок с шистоцеркой. Лаборанты таскали по лестницам целые вороха алюминиевых коробок, предназначенных для транспортировки пустынной саранчи, а старшие научные сотрудники строчили послания чуть ли не на всех языках земного шара. Сам он только что закончил сопроводительное письмо в Карачи (слава богу, на Индостан корреспонденция шла на английском языке), когда директор ввел этого американца.
      - Мистер Блер - доктор Эверетт, - представил их друг другу директор.
      Пожимая руку, Эверетт хмуро посмотрел на гостя. Тот ответил ему доброжелательным, безмятежным взглядом.
      Нет, американец не производил дурного впечатления. Даже наоборот. Стройный, подтянутый, одет скромно, но элегантно...
      - Доктор, как видите, занят делом, совершенно ему не подходящим. Можно было бы посадить сюда рядового служащего, но увы... Сейчас мы так стеснены в средствах...
      Это уж было вовсе ни к чему! Удивительно, до чего шеф любит прибедняться. Разумеется, правительственные ассигнования явно недостаточны, бедняге все время приходится изворачиваться. Но заискивать перед каждым иностранцем в надежде на пожертвования...
      К счастью, гость оказался человеком деликатным. Отозвавшись каким-то сочувственно-шутливым замечанием, он с приветливой, даже несколько застенчивой улыбкой, попросил разрешения на осмотр лаборатории.
      - Мистер Блер - распорядитель фонда имени Теодора Финчля, - счел нужным пояснить директор. - Быть может, он несколько преувеличенного мнения о более чем скромных достижениях института и о том вкладе, который...
      - Извините, сэр, - рассердился Эверетт. - Пусть достижения наши не так уж и велики, но что касается вклада... Наш институт является по существу противосаранчовым центром всего Британского Содружества, а поле деятельности его распространяется на многие континенты и острова жаркого и умеренных поясов планеты. И если правительство по слепоте своей скупится на поддержку, то это еще не значит, что мы...
      - Без политики, умоляю, без политики, Эверетт, - с шутливым ужасом замахал руками директор. - Уверяю вас, нашему гостю это совсем не интересно.
      - Все это чрезвычайно любопытно, джентльмены, - с мягкой улыбкой заметил американец. - А вы еще говорите: преувеличенное мнение. Да я и не подозревал, что ваше поле деятельности столь обширно.
      - О да, - заторопился директор. - В этом отношении мой друг доктор Эверетт совершенно прав. Наш географический отдел, например, прослеживает передвижение крупных стай во всем мире. Специальная лаборатория занята искусственным размножением саранчи...
      - Вот как! - удивился Блер. - У вас занимаются даже этим?
      - Миллион яиц в год, сэр. Миллион яиц и до пятидесяти тысяч взрослых особей. Размножение саранчи у нас, так сказать, носит характер массового производства. Признаться, это служит нам дополнительной статьей дохода. Мы рассылаем саранчу десяткам университетов и многочисленным ученым во многие страны.
      - Поразительно! И вы не опасаетесь производить в таких масштабах подобный материал здесь, в Англии?
      Директор улыбнулся:
      - Недавно произошел курьезный случай. Молодой биолог в панике прибежал в полицию с кузнечиком в спичечной коробке. "Это шистоцерка - опаснейший вредитель, я поймал его в центре Лондона, в Гайд-парке!" - волновался он. Полиция было всполошилась, но мы быстро успокоили ее. Действительно, несколько особей удрало у нас из лаборатории, но в этом не было ничего опасного. У пустынной саранчи нет и малейшего шанса выжить на наших островах. К сожалению, во многих других районах мира саранча себя чувствует отлично. Она может буквально процветать на площади около тридцати миллионов квадратных километров. Значительная часть Африки и Азии и сегодня еще страдает от ее опустошительных налетов.
      - Тридцать миллионов квадратных километров, - пробормотал американец. Колоссально!
      - О да, сэр. И вся эта огромнейшая территория постоянно находится под угрозой массового нашествия. Природа не знает более прожорливых существ. Ведь средняя стая шистоцерки весит примерно двадцать тысяч тонн и истребляет за один только день массу растений, равную собственному ее весу. В один только день, сэр! И одна только стая! Нами подсчитано, что даже в самый благополучный год саранча уничтожает сельскохозяйственные культуры на сумму, превышающую сто миллионов долларов.
      - Сто миллионов? - улыбнулся Блер. - Как раз такая же сумма, по традиции, ежегодно ассигнуется у нас Конгрессом по закону о взаимной безопасности.
      - Простите, сэр?.. - переспросил директор.
      - Нет, нет, - пустое совпадение... Прошу вас, продолжайте. Вы говорили с таким подъемом.
      - Я думаю, сейчас мы предоставим слово моему другу Эверетту. Доктор ведет весьма интересные исследования, и если мистер Блер не возражает...
      - О, я был бы весьма признателен.
      - В таком случае, оставляю вам нашего гостя, Эверетт, - нежно пропел директор и поклонился американцу:
      - После осмотра жду вас в кабинете, сэр.
      Эверетту стало не по себе.
      - Ну что ж, пойдемте, - буркнул он и, не глядя на Блера, направился в лабораторию. Миновав длинный полутемный коридор, он распахнул плотно прикрытую, одетую теплоизоляционным материалом дверь и, пропустив гостя вперед, шагнул в просторное, ярко освещенное помещение.
      - Однако, - воскликнул американец, вытирая выступившие на лбу бусинки пота. - Пышет, как возле мартена.
      - Точнее сказать - как в Сахаре, - поправил Эверетт. - Здесь круглый год царит атмосфера раскаленной пустыни.
      Они прошли мимо шеренги высоких, освещенных изнутри, стеклянных ящиков, в них по изгрызенным ветвям безостановочно двигались крупные желто-зеленые кузнечики, и остановились перед большим - десять футов в длину - инсектарием. Дно его дюймов на шесть покрывал темный влажный песок, по которому кое-где была разбросана свежескошенная трава.
      - Здесь мы их и разводим, - сказал Эверетт. Открыв сбоку маленькую дверцу, он просунул руку внутрь и вытащил из песка темную палочку дюйма в четыре длиной. - Это так называемая кубышка, в ней содержится до сотни яиц, каждое размером с пшеничное зернышко.
      - Разрешите? - протянул руку Блер. - Интересно, чрезвычайно интересно, проговорил он, внимательно разглядывая кубышку. - Прочная штуковина.
      - Как видите, они неплохо защищают свое потомство. Любопытно, что эта надежнейшая броня, образованная из пенистой жидкости, быстро застывающей на воздухе, в свою очередь отлично пропускает влагу. Ведь если в течение инкубационного периода яйцо не получает нужного количества воды, оно погибает. Вот почему саранча откладывает яйца только во влажном песке. Между прочим, это обстоятельство вызывает сейчас известную тревогу в связи с широким орошением полузасушливых районов. Может случиться, что, затратив огромные средства, ирригаторы невольно создадут новые очаги массового размножения саранчи.
      - Смотрите-ка, - оживился Блер. - А ведь опасность эта вполне реальна. Многие молодые государства Азии и Африки с помощью России затеяли крупнейшие работы по орошению пустынь. Надо думать, и советские энтомологи озабочены этой же проблемой?
      - Еще бы, - усмехнулся Эверетт. - И не только озабочены. Они уже близки к полному ее решению. Правда, у них вопросы финансирования...
      Эверетт запнулся.
      - Кажется, я начинаю походить на шефа, - невесело рассмеялся он. Извините, мистер Блер, это очень грустно и мало интересно. Продолжим лучше осмотр.
      Возле центрального инсектария хлопотала Мэй, удивительно грациозная в своем накрахмаленном белоснежном халатике.
      - Вот и Повелительница шистоцерки - наша маленькая Мэй, - голос Эверетта потеплел. - Это наш гость, мисс Сногсби, мистер Блер из Штатов.
      - Добро пожаловать, мистер Блер из Штатов, - приветливо улыбнулась Мэй. Вы тоже энтомолог?
      - О нет, мисс, всего только бизнесмен, - добродушно заметил Блер. - Самый вульгарный, неуклюжий бизнесмен, мало что смыслящий в науке, но глубоко уважающий ее жрецов.
      - Однако с вами надо держать ухо востро, мистер Скромник, - рассмеялась Мэй. - Признайтесь, что вы просто хотите усыпить нашу бдительность.
      Как и всегда, она сразу внесла атмосферу милой непринужденности. Эверетт окончательно оттаял. Обмениваясь шутливыми фразами, они втроем продолжали обход лаборатории.
      - Оказывается, вы заботитесь и о развлечениях для своих питомцев, воскликнул американец, задерживаясь у забавного, похожего на игрушку, сооружения. К легкому, свободно вращающемуся вокруг металлического стержня пластмассовому обручу, на равных расстояниях были подвязаны все те же кузнечики. Сейчас обруч был неподвижен, и насекомые беспорядочно прыгали, стремясь освободиться от удерживающих ниточек. - Настоящая карусель!
      - Прибор так и называется, - Мэй легонечко толкнула обруч, придав ему вращательное движение, и саранча, послушно застрекотав крыльями, устремилась в круговой полет.
      - Да вы подлинная волшебница, мисс Сногсби, - поразился Блер. - Никогда в жизни не слыхал о дрессировке саранчи. Не зря зовут вас Повелительницей шистоцерки.
      - Это не дрессировка, - возразила Мэй. - И шистоцерка, к сожалению, не признает моей власти. Она повинуется только своим инстинктам.
      - А с помощью этого приборчика, - останавливая "карусель", добавил Эверетт, - мы определяем скорость и продолжительность ее полета.
      - Повинуется только своим инстинктам, - задумчиво повторил американец. Удивительное дело - безобидная зеленая кобылка, в ничтожных количествах обитающая кое-где в Аравии и на Индостане, вдруг будто по чьей-то таинственной команде сбивается в стаи, постепенно меняет окраску и форму тела, начинает усиленно размножаться, а затем опустошительными волнами обрушивается на оторопевшее человечество. Как хотите, но в этом есть что-то сверхъестественное, мистическое и...
      - И недаром еще с незапамятных времен саранчу именуют "бичом божьим", быстро подсказала Мэй.
      - Смейтесь, смейтесь, - возразил Блер. - Насколько я слышал, это действительно одно из самых загадочных явлений природы.
      - Вы правы, - заметил Эверетт. - Тут много неясного, даже непонятного, и все же...
      Он подошел к установленному на столе стеклянному цилиндру, нажал на панели пусковую кнопку. Внутри цилиндра замелькали, забились легкие, закрепленные на вращающемся колесе, волокна.
      - Механический раздражитель, - пояснил Эверетт. - У молодой шистоцерки одиночной формы после обработки в нем из кубышек выводятся личинки переходной, а затем и стадной формы. Вращающиеся волокна, воздействуя на осязательные органы саранчи, пробуждают в ней стадные инстинкты. В том-то весь секрет. Аналогичное положение создается, когда шистоцерка начинает скучиваться.
      - Но что побуждает ее к этому? - не унимался Блер. - Что? Почему она вдруг начинает сбиваться в стаю?
      Эверетт молча развел руками.
      - Недавно опубликовано любопытное сообщение советского ученого Боровика, заметила Мэй. - Высказывается догадка о влиянии особых космических излучений на центральную нервную систему шистоцерки. В минской лаборатории Боровика поставлены интереснейшие опыты.
      - Да, да, я слышал, - живо отозвался Блер. - Это облетело всю мировую печать. С "Космическим ключом" Боровика связываются большие надежды в самых различных областях биологии. Вы не пытались повторить его опыты над шистоцеркой?
      Эверетт хмуро покачал головой.
      - Нужны сложнейшая аппаратура, расщепляющиеся материалы.
      - И если вы это все получите...
      - Соглашайтесь скорее! - воскликнула Мэй. - Соглашайтесь, пока мистер Блер из Штатов не спохватился и не раздумал. Ведь это, должно быть, стоит кучу денег.
      Эверетт с досадой взглянул на девушку.
      - Если это предложение серьезно, - нерешительно начал он, но американец перебил его:
      - Совершенно серьезно, доктор. Все, что требуется сейчас, что потребуется в дальнейшем... фонд имени Теодора Финчля предоставляет вам открытый текущий счет. Единственное условие - территориальное. Опыты должны производиться в настоящей пустыне. Как говорят наши русские соперники: "Ближе к жизни, ближе к производству". Но это, конечно, не смутит таких верных жрецов науки, не правда ли?
      И Блер, широко улыбаясь, протянул растерявшимся ученым руки. Левая, затянутая в желтую перчатку, отличалась странной неподвижностью. "Ранение очевидно, ветеран", - с внезапной симпатией подумал Эверетт.
      Неожиданное предложение американца удивило и директора.
      - Насколько я вас понял, сэр, профессору Эверетту и мисс Сногсби придется в этом случае оставить наш институт?
      - На время, только на время, - поспешно заверил Блер. - В конце концов, даже можете считать нашу опытную станцию своим филиалом. Вся научная информация в первую очередь будет направляться к вам.
      - Но почему же в таком случае вы настаиваете...
      - Форма, одна только форма, господин директор! Будьте снисходительны к смешному нашему тщеславию. Пусть первый эксперимент по уничтожению этих коварных тварей будет поставлен в стране, пользующейся благами американской помощи.
      Блер подошел к большой, испещренной условными значками, карте.
      - Пусть это будет хотя бы здесь, - затянутая в перчатку левая рука его небрежно коснулась нарты. - Судя по значку, именно отсюда чаще всего начинаются массовые разлеты шистоцерки.
      - Собственно говоря, - нерешительно заметил директор. - Если б мы при нашем бюджете пытались все делать сами, то не добились бы ничего. Наш институт никогда не чурался помощи...
      - Вот и прекрасно, - весело подхватил американец. - Осталось только уточнить условия нашего маленького бизнеса.
      Глава 5
      Добро пожаловать в Альджауб!
      К удивлению Эверетта, они стали друзьями. Как произошло это? Как случилось, что он, суховатый и недоверчивый британец-ученый, всю жизнь чуравшийся дельцов и политиканов, сблизился с этим явным авантюристом? Трудно сказать. Но факт остается фактом, - уже к тому времени, как на горизонте замаячила мрачная башня Альджауба, он испытывал к веселому американцу самую искреннюю привязанность. Даже то обстоятельство, что с первого же дня Блер встал между ним и Мэй, не помешало развитию их дружбы.
      - Вы сухарь, сэр, - в присутствии девушки не раз выговаривал ему американец. - Да, да, самый черствый сухарь во всем Соединенном Королевстве. Запереть такое очаровательное создание в обществе этих мерзких насекомых! Б-р-р...
      - Но я не имею на Мэй ровно никаких прав, - с улыбкой оправдывался Эверетт. - Мисс Сногсби по собственной инициативе стала Повелительницей шистоцерки. Высокий титул, видимо, подогревает ее тщеславие.
      - Ах, Джордж, Джордж, - не унимался Блер. - Еще издеваетесь над своей жертвой. Это чудовищно!
      Что там ни говори, этот янки был приятным собеседником. И совсем не выглядел обычным бизнесменом. К тому же, когда речь заходила об энтомологии, он буквально загорался.
      - Я одержим ею, - однажды признался Блер. - А знаете, с чего это началось?
      И он с самым серьезным видом поведал историю, обошедшую учебники энтомологии всего земного шара. Поучительную историю профессора Трувело из Мэдфорда, выписавшего в Америку десяток кладок яиц зловредных гусениц.