Идущий сквозь миры

Нас, впрочем, это не интересовало, точно так же, как и здешние постояльцы не интересовались нами. Впрочем, я все же подозревал, что нас незаметно и внимательно изучают на предмет, кто мы такие и чего от нас можно ждать.

Правда, по идее, в таких местах обязательно обретается некоторое количество полицейских осведомителей, но, с другой стороны, как раз именно в этой пестрой мешанине мы и не будем особенно выделяться.

Но куда больше, чем подозрительные соседи или возможная слежка, нас волновал вопрос, как быстрее изучить мир, где мы застряли, – от этого зависело наше выживание здесь. Вскоре, однако, выход был найден. За белую карточку – около двух сотен местных мелких монет – мы наняли сына гостиничного водопроводчика, весьма толкового парнишку лет шестнадцати, чтобы он читал книги и газеты Файтах, которая будто бы в результате травмы головы страдала редким психическим заболеванием, мешающим воспринимать печатный текст, и вдобавок расстройством речи.

В то время, как он бубнил текст, мы с Дмитрием или Таисией, спрятавшись в соседней комнатке, записывали за ним, благо читал он хотя и быстро, но внятно.

И вряд ли этот молодой человек удивился, что одной из избранных для чтения бедной девушке книг была «Краткая история мира», купленная в одном из небольших магазинчиков в переулке неподалеку, и «Руководство для начинающих изучать технику полета на гравитационных машинах». Не говоря уже о почти запретной «Тайной истории покорения Каорана».

Не знаю, что этот мальчик о нас подумал и поверил ли всем этим объяснениям, но белая карточка есть белая карточка.

Вторым источником информации об окружающем мире нам служил голографический телеприемник.

Когда нажимали белую клавишу на верхней панели корпуса, в нише возникало объемное изображение.

Как-то ради интереса я снял заднюю панель и заглянул внутрь головизора. Ничего особенного я там не увидел. Несколько блоков на транзисторах, батарея из нескольких лазеров в алюминиевых корпусах, хитроумно разбросанные линзы и зеркала, миниатюрный холодильник с вентилятором и прозрачный шар. наполненный слегка люминесцирующей жидкостью.

Сигнал шел по световодному кабелю от ретранслятора. В общем, понял я немногим больше, чем папуас, попавший в кабину реактивного истребителя.

Фильмы тут мало чем отличались от знакомых мне.

Костюмно-исторические драмы с массовыми батальными сценами и стадами мамонтов в сотни и тысячи голов. Такие же драмы из местной средневековой истории с персонажами, весьма напоминающими наших мушкетеров или Робина Гуда, или даже из древней истории – с могучими героями, волшебниками и сходящими на землю богами. Часто крутили фильмы, посвященные каоранским войнам, с взлетающими на воздух фортами и сотнями горящих танков, и детективы с погонями, стрельбой, горами трупов и поджариванием злодеев лазерами, а также томные мелодрамы с примесью эротики.

Была также эротика в чистом виде – по ночам, причем ленты эти, в отличие от того, что я видел еще у себя дома, были, так сказать, до предела технологичны – никакой лирики, минимум слов, максимум дела и тела. В это же время демонстрировались и фильмы ужасов – на редкость однообразные, посвященные в основном чудищам из местного фольклора, уныло пожирающим случайных путников на лесных дорогах и в каких-то подземельях.

Конкуренцию всему перечисленному могли составить снимающиеся уже лет сто пятьдесят фантастические фильмы, повествующие чаще всего, кстати, вовсе не о нападении инопланетян на Землю, а наоборот – о завоевании земными армадами Марса, Венеры и других звездных систем.

Передавали и концерты – здешняя музыка и песни не показались мне слишком благозвучными.

Впрочем, показывали также довольно забавные мультики и сказки для детей, и в конструкции местных головизоров была предусмотрена хитроумная штучка, разрешавшая смотреть детям только эти программы.

Мы довольно скоро научились понимать происходящее на экране, пусть и не зная языка, и даже предсказывать дальнейшее развитие сюжета.

Новостей было совсем мало: два коротких выпуска утром и вечером.

Придворная и официальная хроника, репортажи с церемоний и торжественных шествий, пара слов о каком-нибудь особенно важном событии и в завершение – краткий выпуск новостей местной телекомпании, ограничивающийся в основном сухим перечислением местных происшествий да еще криминалом.

Итак, мы отдыхали, изучали в меру сил язык, по вечерам, ужиная в номере, вяло предавались воспоминаниям и строили планы: как бы нам побыстрее убраться отсюда и продолжить путь.

Исключением была Файтах. Она не делала практически ничего. Целыми днями она лежала неподвижно, глядя в потолок, изредка равнодушно смотрела головизор и почти не разговаривала. Мы старались ее не трогать.

От нечего делать я включил головизор. Появилась заставка дневных новостей – ослепительно белый, уходящий в ночное небо больше чем на три четверти километра, освещенный тысячами прожекторов императорский дворец. Устремленные в небеса башни, огромные купола, ниже которых ветер нес облака, ниспадающие уступами висячие сады. Центральная часть дворца имела вид многоярусной пирамиды, над которой возвышался купол колоссальных размеров, какого-то необыкновенного синего цвета. Императорская резиденция не могла не вызывать восхищения. Возможно, это и не самое крупное сооружение, построенное родом людским во всех населенных им мирах, но наверняка – самый большой жилой дом.

Его силуэт, составленный из концентрически сужающихся цилиндров с сияющим золотом гербом на верхнем шпиле, уже успел примелькаться нам за последние недели. Его можно было встретить на монетах и на этикетках вин, на торговых марках и вывесках.

Что этот дворец представляет собой изнутри, мы тоже знали неплохо. Его описания, буклеты и снимки его интерьеров, видеосюжеты нередко попадались нам на глаза. Обширные, в целые гектары сады под прозрачными куполами, воспроизводящие природу разных широт – от угрюмой тайги до пальм и орхидей с тропических островов. Было даже что-то вроде огромного террариума с кусочком самой настоящей степи, где проживал не кто иной, как Великий Суслик – священное животное императорской семьи, по официальной религиозной доктрине потомок одной из ипостасей Хэрлика, бога войны и пустынных ветров.

Во дворце была ровно тысяча уборщиков, едва справляющихся со своими обязанностями – это несмотря на то, что работали они на специальных машинах.

Одна лишь сокровищница дворца занимала больше тысячи залов и комнат – как-никак там были собраны трофеи и приобретения Таххарской империи за шестнадцать столетий ее существования. Среди них, например, был платиновый стол, целиком покрытый бриллиантами чистой воды, и золотой гонг диаметром в пять человеческих ростов.

Самые прекрасные скульптуры, картины и ювелирные изделия со всех концов этого мира, сотворенные величайшими мастерами. Вещи, извлеченные из древних курганов и мертвых городов сгинувших народов. Предметы запредельной древности, дошедшие из эпох, от которых даже преданий не осталось, и говорят – даже из тех времен, когда не было ледников.

Только вот из Каорана там не было ничего, вернее – почти ничего.

После победы там были разбиты все статуи и уничтожены все картины, а потом – и все их снимки и копии в остальном мире. Та же участь постигла все произведения искусства.

«Тайная история» рассказывает, например, о миниатюрных геммах, вырезанных на сапфирах и изумрудах, считавшихся чудом света, которые разбивали молотками, о прекрасных сосудах из сердолика и лазурита, тысячами брошенных под гусеницы танков, великолепных витражах, изготовлением которых был славен Каоран, – их расстреливали из пулеметов…

Были взорваны – старательно, так что оставалось одно каменное крошево, – все хоть немного знаменитые здания, бывшие символами страны. Украшения и священные предметы из храмов переплавлялись в слитки.

Не было и военных трофеев – все штандарты и армейские символы были сожжены и пепел выброшен в выгребные ямы: «В знак величайшего отвращения и презрения к стране, мерзостной богам и людям». А военная техника и оружие отправились на переплавку до последнего карабина.

Во всем дворце была только одна вещь, символизирующая окончательное торжество победителей. Статуя ставшего безымянным бога каоранцев, разбитая и поверженная, лежавшая в Тронном зале дворца, так что каждый раз, садясь на престол, монарх попирал ее ногами, тем самым лишний раз торжествуя над сгинувшим народом. Это был единственный уцелевший до сего дня предмет из столицы – тоже теперь безымянной – Каорана. Теперь на ее месте лишь оплавленные камни и спекшаяся земля – именно там была испытана первая атомная бомба, а еще спустя несколько лет – водородная…

Кроме всего прочего, в этом дворце стояли единственные на планете гравитационные лифты, шахты которых возвышались над крышами как башенки минаретов.

– Хорошо бы захватить с собой такой движок, – поделился я как-то с Дмитрием своим заветным желанием, когда мы как раз смотрели очередной выпуск местных известий.

– Не смеши, – ответил он. – Самый легкий из них весит тысячу пудов. Да еще реактор к нему. Ты чего-нибудь понимаешь в нуклонной технике?

Я промолчал тогда в ответ, и не без причин.

В кофре с моим барахлом уже лежали три книги, посвященные конструированию антигравитационных машин и теории гравитации. Там же лежал букварь для самых маленьких, где слова и буквы пояснялись картинками. Книги тут давно уже печатали на пластиковых листах, но букварь был ветхий, на бумаге из целлюлозы.

С его помощью, как я надеялся, у меня на родине сумеют рано или поздно расшифровать мудреные книги. Я захватил и лазерные диски, но опасался, что у меня дома не смогут раскодировать здешнюю систему записи.

Зачем я это делаю и стоит ли вообще затевать что-то подобное, я пока точно ответить не мог. Даже себе самому.

Хлопнула дверь, и вместе с Рихардом и его сестрой ввалился Ингольф, нагруженный двумя сумками.

– Пива хочешь? – спросил Ингольф.

– Меня скоро начнет тошнить от пива, – сообщил я.

– Ну, как знаешь… – Помахивая бутылками, скандинав отправился к себе в компании с Рихардом.

Ильдико осталась.

– Я вот чего хочу сказать, – сообщила мне она, присаживаясь. – Я в детстве слышала сказки про путешествия в волшебные страны за невидимой завесой, откуда приходят феи и эльфы… И еще читала романы, где волшебники туда летают и всяких рыцарей туда же отправляют бороться со злыми колдунами, ну и все такое… Я почему-то долго верила, что это правда. Надо мной даже Рихард смеялся. А теперь вот оказалось, что я права.

– Не знаю, – устало пробормотал я. – Ни фей, ни эльфов нам не попадалось. Вот злых колдунов приходилось видеть, и не единожды. Даже подружился с одним.

Ильдико с некоторым боязливым удивлением посмотрела на меня:

– А еще мне отец рассказывал – я вот только теперь это вспомнила… Он, когда еще был совсем молодой, плавал с рыбаками к Исландии. И однажды в шторм увидел странный корабль – шесть мачт, паруса непонятно какие, и больше любого галеона. А на палубе огни горят ярко, почти как молнии, – так мне отец говорил.

Я пожал плечами: мол, все бывает…

А про себя подумал, что, видимо, это был обман зрения, если, конечно, Ильдико ничего не путает или даже не придумывает. Такого размера кораблей у хэоликийцев не было – просто потому, что открыть портал для них было бы практически невозможно. Но, вдруг пришло мне в голову, быть может, не одни мрачные чародеи из мира, о котором известно лишь то, как он называется, обладают способностью преодолевать барьеры между вселенными? Может, есть еще кто-то, о ком мы не знаем, или знание это скрывалось нашими хозяевами?

Не исключено, что именно отсюда пошли все истории о «летучих голландцах», о странных кораблях, время от времени попадающихся на морских путях и даже пристающих к берегу. И если так, все рассказы старых моряков о людях, которым будто бы довелось служить на подобных судах и посещать неведомые земли, – вовсе не байки пьяных матросов. И легенды о волшебных странах – тоже отражение когда-то реально случившихся путешествий?

И наконец, – быть может, не все наследие Древнейших мертво?

Вдруг где-то существует цивилизация, сохранившая хотя бы малую толику живой мудрости этих загадочных существ?

Хотя, если честно, – нам сейчас не до тайн и загадок мироздания. Жизнь не позволяла нам особо отвлекаться. Мы пробыли в этом мире не так много времени по календарю, но в эти недели оказалось втиснуто так много событий!

Словно в этом мире космических скоростей и время тоже бежало быстрее, чем там, где на море безраздельно господствует парус, а самый быстрый транспорт – резвый конь…

В шестом по счету после бегства из Роттердама мире мы были вынуждены сделать остановку. Стало ясно, что мы уклонились в сторону от необходимого курса. Кроме того, у нас возникло изрядное сомнение, что шхуна переживет хотя бы один шторм. Да и без шторма наше корыто безбожно текло. Двух наших помп, старой деревянной и снятой с броневика, с трудом хватало, чтобы откачивать воду из трюма. Даже то, что, помучившись, мы кое-как соединили одну из них с движком, не помогло. Дальше – больше. Планшетка начала врать – а может быть, мы перестали понимать ее указания или оказались в совсем уж гиблом отрезке мироздания. Броски выносили нас совсем не туда, куда планировалось, карта выдавала совсем уж дикие маршруты с десятками промежуточных пересадок.

Поневоле мы должны были сделать остановку и заменить корабль или хотя бы капитально его отремонтировать, а заодно – и сориентироваться получше.

То, что мы ошиблись в выборе мира, стало ясно уже через несколько часов, когда мимо нас протащился трехпалубный пассажирский экраноплан, воздушный поток от винтов которого заставил наш кораблик подпрыгивать на волне.

А когда наступила ночь, в небе я увидел наглядное доказательство того, что цивилизация эта давно стала космической. Среди ярких звезд медленно ползла крошечная, ярко-серебристая луна. Не точка, не звездочка, как выглядели космические аппараты моего мира, а что-то и в самом деле очень большое. Обычные спутники, кстати, тоже здесь были, и в немалом количестве.

Несколько раз мы замечали нечто вообще ни на что не похожее – летательные аппараты, формой похожие на сплюснутую под прессом толстую морковку, на углах которых трепетали шары синевато-бледного огня.

Что же до размеров, то чаще всего они напоминали небоскребы – такие странные небоскребы, которым вздумалось полетать в небесах.

А однажды в небе пронеслось какое-то шарообразное тело, все окутанное таким же синеватым пламенем, стремительно уменьшаясь в размерах, и растаяло у горизонта.

От всего этого поневоле становилось тревожно.

Будь у нас радиосвязь, можно было бы узнать хоть что-то. По крайней мере, попытаться угадать. Вдруг тут говорят на знакомых нам языках или хотя бы похожих? Запоздало я корил себя за то, что не догадался снять рацию с амфибии.

Правда, меня несколько успокаивала мысль, что такой высокоразвитый мир должен быть достаточно гуманным. По грубой прикидке, он опережал тот, откуда происхожу я, лет на сто, может, чуть меньше. Значит, рассуждал я, тут или довольно либеральный социализм рядом с таким же либеральным капитализмом, либо просто либеральная демократия с политкорректностью.

Во всяком случае, жрать братьев по разуму тут привычки наверняка не имеют.

(Сейчас я даже не усмехаюсь, вспоминая тогдашние свои мысли.)

Были, впрочем, странности и другого рода. Вскоре после выхода мы попытались определить свое место на карте.

Полученные результаты повергли нас в недоумение. Такой широты и долготы просто не могло быть. Вернее, получалось так, что если ориентироваться по одним звездам – мы в одном месте, а по другим – совсем в другом.

Когда взошла луна, мне показалось, что рисунок пятен на ней тоже отличается от привычного. Оптика ситуации не прояснила, хотя и подсказала, что местные обитатели добрались уже и до естественного спутника Земли: что еще могли означать многочисленные блестящие точки на ее поверхности?

То, что при этом было довольно прохладно для любых из получившихся широт, было мелочью.

Так что мы даже не особенно удивились, узрев на горизонте остров, которому тут быть вроде бы не полагалось. В бинокль удалось разглядеть на нем несомненные признаки жилья.

После короткого обсуждения ситуации мы единогласно решили попытать счастья здесь.

Чем дольше мы продолжали пребывать в неведении, что это за мир и куда мы попали, тем выше была вероятность вляпаться в неприятности.

Перед тем, как направиться к острову, мы привели себя в порядок – кое-как постриглись (все) и побрились (мужчины) по очереди «вечной» бритвой Дмитрия, изготовленной в середине двадцать первого века, напрочь ее затупив и неоднократно порезавшись.

Поселок, или даже небольшой городок, стоявший на берегу небольшой бухты, не производил впечатления особо зажиточного, во всяком случае – типичного поселения мира, где запускали в космос великанские корабли. Но может быть, он и не типичный.

Над плоскими крышами торчало несколько башен, похожих не то на маяки, не то на колокольни.

Несколько шестиколесных машин потрепанного вида – микроавтобусы и грузовички – стояли у пристани.

Обычная пристань, построенная в давние времена из валунов, с уложенными поверх потрескавшимися бетонными плитами. Возле нее стояли мелкие суда со свернутыми сетями на палубах.

Когда я швырнул на пирс причальный конец, его довольно ловко подхватил какой-то малый в рыжей штормовке с капюшоном и тут же недоуменно уставился на него.

– А крюк где? – вымолвил он.

– Потеряли, брат, – придав лицу кислую мину, сообщил я, не поняв, о чем идет речь.

– Ну ладно. – Пожав плечами, он наскоро обмотал швартов вокруг тумбы с кольцом.

А через несколько минут мы впятером, оставив Секера за старшего на шхуне и стараясь придать физиономиям как можно более беспечное выражение, сошли на берег, вроде бы совсем безобидный, но, вполне возможно, таивший немалые опасности.

Вслед за матросом появились еще несколько местных аборигенов.

Их одежда заметно отличалась от нашей, но не так уж чтобы сильно.

Примерно как если бы на московской улице появились люди в черкесках и папахах. Ну хоть спасибо и на этом.

– Как добрались? – первым нарушил молчание старший абориген с всклокоченной бородой, на котором было напялено что-то вроде шерстяного одеяла с дырой для головы (отчего он малость походил на бродягу).

– Спасибо, благополучно, – ответила за всех Мидара.

– Ну, тогда добро пожаловать на Оргей, – бросил тот.

– А не подскажешь ли дружище, где тут можно остановиться? – деловым тоном спросил я у матроса.

Он уставился на меня широко раскрытыми глазами, похоже, не поняв вопроса.

Я встревожился: что, если мы выдали себя незнанием каких-нибудь элементарных правил – к примеру, тут имеется раз и навсегда установленный порядок, вроде того, что моряки обязаны останавливаться в каких-нибудь припортовых гостиницах?

– Так ведь вы это… уже… стоите вот тут! – наконец сообщил он, сопроводив свое высказывание вымученной улыбкой.

– Да нет, – пришла мне на помощь капитан. – Где мы тут можем переночевать?

– А, – кивнул парень, – так это вам надо прямо по улице, – широко взмахнул он рукой. – Там заведение Хукада. Там и поесть, и переночевать можно. А вы надолго к нам?

– Пока не знаю, – отрезала Мидара. – Как получится.

Когда матрос отвернулся, она выразительно показала мне кулак.

Следуя указанным маршрутом и ощущая спинами любопытные взгляды, мы зашагали переулком, гордо поименованным улицей.

Неожиданности на этом не кончились: по дороге нам встретились двое, облик которых нас изрядно удивил. То, что на них были широкие и длинные, не по погоде, плащи до пят, наподобие тех, которые в «ужастиках» выведены как униформа вурдалаков, – еще так-сяк. И длинные волосы, крашенные в ярко-малиновое (не думаю, что тут водятся люди, у которых такой цвет от природы), – тоже, в общем, мелочь. Но главное – их лица скрывали маски цвета индиго, расшитые золотыми узорами, с узкой прорезью для глаз, обрамленные красной тесьмой. Кажется, это были мужчина и женщина.

Наконец мы обнаружили трехэтажное овальное здание, вокруг которого витал слабый запах кухни.

Должно быть, это и было искомое заведение.

Мы вошли. Ничего особенного. Низкий потолок, низкие столики, низкие табуретки и скамьи вдоль стен. Стойки бара – изобретения, известного почти во всех мирах, – тут не было.

Посетителей тоже не было, не наблюдалось и хозяина. Впрочем, он появился буквально через пару минут – из незаметной, замаскированной под резной орнамент двери в дальней стене. Невысокий пожилой человек, одетый в длинную безрукавку и – вот новость – длинную юбку, украшенную синими и шафранными узорами. На бледном лице его довольно странно смотрелись явно негритянские губы и крючковатый восточный нос, в полном соответствии с избитой фразой, придававший физиономии нечто хищное. Вид его, впрочем, излучал умеренную приветливость.

– Добрый день, уважаемые, и вы, достойнейшая, – обратился он к нам, отдельно поклонившись Мидаре, кажется, чутьем старого лакея угадав, кто главный. – Я Юка Хукад, хозяин этого самого заведения. Что вам угодно? Хотите плотно поесть или просто перекусить?

Взгляд его придирчиво и с явным любопытством обежал нас одного за другим.

Должно быть, выглядели мы хотя и не слишком привычно на его взгляд, но, во всяком случае, не слишком чужеродно.

– Просто перекусим, для начала, – ответил за всех Ингольф. – А вообще-то, мы бы тут не прочь остановиться.

– Вы не из Громану? – спросил хозяин, только кивнув.

На всякий случай я промычал в ответ что-то неопределенное.

Любопытно: что такое это Громану? Уж больно заговорщицки подмигивал он мне левым глазом, задавая этот вопрос. Или мне показалось? Вдруг у них с этим Громану идет война или готова вспыхнуть с часу на час? А может, Громану – это местное-сословие, каста или рыцарский орден?

– А откуда? – решил проявить настойчивость собеседник.

– С моря, – веско ответил Орминис.

Хозяин, согласно кивнув, скрылся за дверью, а я, заметив в дальнем углу предмет, весьма меня заинтересовавший, поспешил туда.

Это был глобус – маленький, уже неновый, на высокой неуклюжей подставке. На время забыв о прочем, я принялся его рассматривать.

На ультрамариновом фоне океанов, занимавших тут заметно меньше, чем обычно, места, расположились континенты, чьи очертания можно было узнать не без труда.

На севере и юге все было заштриховано тонкими косыми линиями на белом фоне, наподобие защитной сетки на бумажных купюрах. Не требовалось большого ума, чтобы догадаться – те края покрыты ледником.

В похожих континуумах бывать мне приходилось.

Рассеянно я созерцал россыпь больших островов на юге Тихого океана и беспорядочную смесь воды и суши в Карибском море, огромный массив земли, соединенный узким перешейком с материком на месте Британских островов, и цепь огромных озер, протянувшуюся через всю Сибирь с востока на запад, вдоль края ледников.

Глобус покрывали разноцветные пятна стран, хотя от меня не укрылось, что большая часть территорий, хотя и разнообразно окрашенных, была обведена толстой серебристой линией. Некоторое время я сосредоточенно вглядывался в прямоугольники красного цвета с символами местного языка – несомненно, обозначавшими города. Что интересно, такие же знаки попадались и на бирюзовом фоне местных океанов.

В одном месте, где-то восточнее Астрахани, такая же надпись украшала большой овал серебристого цвета, что наводило на определенные мысли.

К ножке глобуса была приделана штанга, на которой крепился шар поменьше, в кратерах и горных цепях на сером фоне, – несомненно, Луна. И украшала поверхность спутника планеты россыпь уже знакомых прямоугольников с надписями. Я покачал головой: городов там успели построить немало – побольше, чем я наблюдал в бинокль.

Заодно стало понятно, что за чертовщина тут творится со звездами и пятнами на Луне. То ли из-за ледников, пусть и чуть-чуть, но перераспределивших массу Земли, то ли еще по какой причине, земная ось тут имела заметно иной угол наклона.

Увлекшись, я не сразу обнаружил, что рядом со мной и позади стоят мои товарищи, тоже рассматривая карту мира, где мы оказались.

Мидара внимательно изучила глобус, а потом спросила с явной толикой превосходства над недалекими мужчинами:

– Это, конечно, интересно, а вот чем мы будем расплачиваться с этим типом за еду и ночлег? Мы не поторопились?

Впрочем, к тому времени, когда хозяин вернулся, у нас уже был выработан план, как выйти из этого затруднительного положения. И на этот раз миссия выяснить, что и как, была возложена на меня.

– Э-э, уважаемый, – деликатно взял я его за рукав, – где тут можно продать золото?

Он осторожно посмотрел на меня, исподлобья, как бы прикидывая, чего от меня можно ожидать и вообще – что я за тип.

– Мы это… не забудем… насчет благодарности… – полушепотом произнес я.

Он думал еще несколько секунд.

– Сделаем, – наконец кивнул он и как ни в чем не бывало вновь скрылся на кухне.

Повернувшись, я обнаружил, что Ингольф зачем-то сел на корточки и сосредоточенно шарит под одним из столиков.

Но прежде чем я спросил, в чем дело, он уже выпрямился.

– Взгляни. – Он протянул мне несколько металлических бляшек. – Кажется, я нашел здешние деньги: тут под столом валялись.

Монеты были непривычной овальной формы (в большинстве миров придерживаются традиционной круглой), выполнены из светлого твердого металла. Вдоль волнистого края – узор из крошечных семилучевых звездочек.

С одной стороны на них было отчеканено лицо какого-то старца с чуть монголоидными чертами, в высокой тиаре и с длинной узкой бородой. С другой – стилизованный длинношеий дракон, раскинувший перепончатые крылья и вцепившийся в собственный хвост. Внутри – выпуклый кружок. Четырехугольные звезды и полумесяц по краям навели меня на мысль (как выяснилось позднее – вполне правильную), что чудище обвивается вокруг Земли.

На ребре была какая-то надпись, но из-за крошечных размеров букв я даже не сумел толком разглядеть знаки.

Спустя короткое время в дверях опять появился хозяин, несший на подносе тарелочки с салатом из крабов и мелко нарезанных тушеных овощей и узкие бокалы с янтарно-желтым напитком, запах которого не оставлял никаких сомнений – пиво, оно и на Оргее пиво.

В качестве бесплатного презента от заведения нам подали корзинку с мелкими пупырчатыми плодами с запахом арбуза и земляники.

Дождавшись, пока мы поедим, он спросил, будут ли уважаемые господа смотреть номера и желают ли они поселиться вместе или порознь.

Обстановка номера показалась мне, против опасений, довольно уютной.

Несколько квадратных комнат, вытянувшихся анфиладой и соединенных арочными проемами. Узкие стрельчатые окна от пола до потолка давали достаточно света.

Вдоль стен комнаты вытянулись уже знакомые низкие диванчики без спинок. Комнаты соединялись раздвижными дверями, как в японских интерьерах. Матовые бра на стенах. В углу самой большой комнаты стоял аппарат величиной с большую тумбочку, с нишей, внутри которой был большой белый экран из пластика.

Потолки, правда, были низковаты – даже я, подняв руку, мог дотянуться ладонью, а уж Ингольф едва не задевал их макушкой.

Не успели мы как следует осмотреться, как в дверь постучали.

На пороге появился тот самый тип, которого мы встретили на причале.

В руках у него была усыпанная блестками небольшая сумка, а на физиономии – средней силы доброжелательность.

– Приятели, так это ваша сковородка там, у пристани? – спросил он, даже не поздоровавшись.

– Наверное, наша, коль скоро мы на ней приплыли, – хмуро замети Ингольф. – А что?

– Я знаю хмыря, который отвалит вам за эту лайбу двадцать тысяч, – заговорщически понизив голос, сообщил парень.

– Да ну? – нарочито изумился я, не имея представления, много это или мало. – И кто же это такой богатый?

– Один чокнутый дядя-коллекционер. Большой оригинал – мечтает иметь парусную яхту ручной работы из дерева. Да еще не по спецзаказу, а натуральную. Уж ему говорили: деревянные суда разве что в Африке да на Сахуле найти можно, или там в Хай Бразил. Даже в Толлане их лет двадцать как строить перестали… Так чего, получаем двадцать тысяч – яхта наша, деньги ваши? Двадцать штук – как вам? Не куркур драный надул, правильно ведь говорю?

– Наличными? – осторожно спросил я.

– Ну ты даешь, друг! – Он расхохотался. – Сказанул тоже – наличными! Ты еще золотом потребуй по весу. Шути да знай меру, а то уже и не смешно. Как водится: кредитной карточкой на предъявителя. Так что, пятнадцать и по рукам?

– Ты вроде говорил – двадцать… – пробурчал Орминис, не обращая внимания на предостерегающие знаки, которые делала ему за спиной гостя Мидара.

– Поговорим об этом потом… Завтра-завтра, не сегодня, сегодня я не принимаю, – вступила она в разговор в следующий момент, с размаху и довольно чувствительно хлопнув незваного гостя по плечу и не особо деликатно выпихнув за дверь.

После этого нам пришлось выслушать короткую лекцию, как надо поступать со всякими проходимцами, готовыми облапошить новичков.

– Таких в каждом порту полно. Первый год плаваете, что ли? – закончила она.

Почему-то мы почти сразу забыли о нахале.

Мидара с Таей оккупировали ванную, а остальные ожидали своей очереди. Орминис с Ингольфом даже устроились на диване и задремали, похрапывая. Одним словом, мы активно обживали номер.

В дверь опять деликатно постучали, и заглянувший к нам слуга – сутулый тип лет под пятьдесят – спросил, не желаем ли мы пообедать. Получив утвердительный ответ, он исчез и появился спустя минут сорок.

Он быстро сервировал стол, извлекая миски и еду из двух алюминиевых корзин, пожелал нам приятного аппетита и удалился.

Мы, к этому времени успев смыть усталость и морскую соль, принялись за обед, состоявший, как выяснилось, из грибов размером с человеческую голову, обжаренных в пряностях и соусе, тушеных моллюсков с кашей из тушеных и растертых в пюре овощей и икорной похлебки.

На десерт полагались какие-то стеклянные горшочки с узким горлышком и вставленной тонкой пластиковой трубкой, наполненные чем-то коричневым на вид и горячим на ощупь. Так мы познакомились с местным чаем.

Чай тут был, конечно, не тот, что у меня дома или на базе. Уж и не знаю, из чьих листьев его заваривали, но по вкусу он не слишком походил на то, что я привык называть этим словом. Хотя надо отдать должное: бодрил он не хуже нормального.