Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Идущий сквозь миры

ModernLib.Net / Научная фантастика / Лещенко Владимир / Идущий сквозь миры - Чтение (стр. 11)
Автор: Лещенко Владимир
Жанр: Научная фантастика

 

 


– Кто-нибудь еще кроме тех, кто здесь, еще будет? – спросил Дмитрий после того, как Мидара закончила.

– Нет, это все.

– А Кумов с Григорием?

– Кумов здесь уже двадцатый год, как раз собирается жениться. Не понимаю, с чего ты взял, что он захочет с нами уйти? А Алмазов… Я поговорила с ним, вызвала его на откровенный разговор. Так ему тут очень даже нравится: кормят досыта, вино и девочки бесплатные – что еще ему нужно? Дома он ведь почти бродягой был, попрошайничал.

– Он не догадается, с чего это ты завела с ним беседу? – озабоченно спросил Ингольф.

– Нет, – пожала плечами Мидара. – Он, решил, козлик молодой, что я его пытаюсь закадрить… Теперь решим вопрос – куда мы уходим, – продолжила она. – У каждого из нас две возможности – попытаться вернуться к себе домой или осесть в том мире, который больше понравится. Ну, кто куда? Василий?

– Возвращаюсь домой.

– Ясно, Дмитрия я и не спрашиваю.

– Конечно, – улыбнулся Голицын-Кахуна. – Надеюсь, удастся вернуться до того, как все уверуют в мою смерть. Кстати, если кто-то вдруг захочет поселиться в моем мире – я помогу ему, чем смогу.

– А ты, Мидара? – встрял вдруг Ингольф.

Ответ нас ошеломил.

– Я возвращаюсь домой, – коротко бросила она.

Повисла длинная пауза.

– Так тебя же там… – начал было Орминис.

Мидара пожала плечами:

– Что было – значения не имеет. Когда я покинула свою родину, восточные провинции держались крепко и тамошние владыки собирали войска, чтобы свергнуть Броуга. Я хочу сражаться. А кроме того – из моего рода никого не осталось, кроме меня, и хоть я и была лишена имени… Кто-то ведь должен продолжить его.

Мы молчали. Своим решением Мидара обрекала себя, быть может, на бесконечные странствия. Но по крайней мере было ясно, кто станет хранителем кристалла. А значит, и капитаном нашей команды.

– Ну а ты, Ингольф?

– Даже и не знаю, что сказать… Если ты, Мидара, не против, я, пожалуй, отправлюсь вместе с тобой.

Теперь пришел черед удивиться Мидаре.

– Это еще зачем? – подозрительно спросила она.

– У себя дома я вне закона, а у тебя на родине, похоже, нужны храбрые вояки, – пояснил Ингольф. – Кроме того, появиться в моем веке с такой огнеплюйкой было бы не слишком благородно, – он любовно погладил ствол карабина, – а я к ней уже привык, жалко было бы расставаться…

– И еще одно, – вновь вступила в разговор Мидара. – Я хочу увезти отсюда Тейси. Надеюсь, Дамитр, в твоем мире ей будет хорошо.

– Мидара, а ты уверена, что она захочет уйти с нами? – неуверенно произнес Дмитрий.

Вздохнув, Мидара пожала плечами:

– Силой я ее заставлять не стану, но думаю, захочет. А к себе ее взять не могу – я возвращаюсь, чтобы сражаться. Да и вообще… Ладно. Теперь я предлагаю обсудить порядок наших действий.

– А чего тут обсуждать? – заявил Орминис. – Мы просто сойдем с кораблей и не вернемся. Они, конечно, будут нас искать, но ни за что не догадаются, в чем дело. Решат, что нам просто надоело работать на Хэолику.

– Так-то оно так, – протянул Ингольф, – только вот…

За обсуждением деталей прошли оставшиеся часы нашей встречи.

Последний день перед отплытием заполнить было нечем.

Можно было пойти проследить за загрузкой, но это дело суперкарго, а у нас подобное считалось дурным тоном: если капитан не доверяет подчиненным, стало быть, он плохой капитан. Хотя – теперь уже все равно.

Мне в любом случае суждено войти в анналы базы, как «Тот Капитан, Который Тогда Сбежал». И еще долго будут вспоминать: «Ну, это было в тот год, когда сбежали капитаны…» Или: «Лет через пять после того, как вице-командор с дружками дала тягу…»

А может быть, все будет по-другому, и почтенный Тхотончи предпочтет не выносить сор из избы? И на плацу, под рев длинных труб, с подобающей скорбью сообщит, что все мы погибли в какой-нибудь пьяной драке в притоне. Ведь и в самом деле это не так уж редко случалось. В одном из плаваний покойный Ятэр лишился таким образом почти половины команды.

Я оказался у обитой железом дубовой калитки, за которой располагался наш арсенал. Сейчас калитка была открыта, и я не удержался, чтобы не заглянуть и навестить напоследок нашего заведующего оружием – старого Ли Чжуна. Я застал его как обычно занятого вместе с помощниками переборкой содержимого, являвшего обычной для базы смесью всего и вся.

Арбалеты; рядами развешанные на стене луки; уложенные в штабеля огромные вязанки стрел; груда сабель; абордажные пики и топоры; вороха ножей и кинжалов, – установленный порядок предписывал, если есть возможность, отбиваться местным оружием. Кремневые и фитильные ружья, составленные в пирамиды, гирлянды неуклюжих однозарядных пистолетов, подобно сушеным грибам, на веревке соседствовали с более современным оружием десятков разнообразных марок, увязанным в охапки, словно хворост. Тут же, в мешках, как семечки, лежали патроны, и только старый Ли мог разобраться, где нужно искать какой калибр.

Целый угол занимала груда чугунных ядер, похожих на черные блестящие дыни. Тут же стояли десятка полтора старых корабельных пушек, стрелявших вышеупомянутыми ядрами. Было и несколько современных полевых и противотанковых орудий, хотя я не очень понимал, зачем они могут понадобиться. Высадка десанта нам, во всяком случае, не грозила.

Склонившись к плечу старого китайца, я заговорщическим шепотом попросил у него патронов калибра 7,62 для АК. На что получил предложение зайти недельки через две, когда прибудет новая партия. Стало быть, придется обходиться теми, что есть.

Выйдя, я бросил взгляд на замурованную в бетон хромированную бронедверь с кремальерой, оснащенную компьютерным шифрозамком с мигающим рядом красных знаков незнакомого вида. Возможно, когда-то она украшала подвалы какого-нибудь банка или центральный пост атомной подлодки.

За нею был склад для особо ценного товара: от корней женьшеня до радиоэлектроники и дорогих тряпок. А заодно – казна базы, в которой на данный момент, это я знал точно, лежало четыреста пятьдесят килограммов пятьсот сорок четыре грамма золота и пять тонн серебра, в монетах, половина названий которых незнакома даже казначею. Там же хранились наши запасы пурпура, драгоценных камней, украшений, серебряные и золотые кубки, священная утварь и ацтекские украшения, отобранные у какого-то пирата в прошлом году. Жаль, что мне туда не попасть, – туда можно войти не иначе как в сопровождении первого вице-капитана или трех его помощников.

Заглянул в штурманскую. Вдоль ее стен протянулись полки, уставленные толстыми рукописными томами – лоциями, атласами, бортовыми журналами, привезенными многочисленными экспедициями за без малого три сотни лет существования базы. Тут же целыми связками лежали свитки карт самых разных проекций и точности. Все это, к сожалению, приносило не так уж много пользы, поскольку было написано на сотнях языков и нередко не отличалось хорошим качеством. Отдельные полки занимали описания миров, куда совершали плавания наши корабли, составленные разведчиками и самими мореплавателями. Между прочим, иные из них, составленные немногочисленными образованными людьми, случайно попавшими в число торговцев, были довольно интересными.

Я сам тоже, кстати, сочинил несколько подобных бумаг.

Сейчас в штурманской сидели двое. Первая – молодая негритянка – чертежница, тщательно перерисовывающая ветхую выцветшую карту: ксерокс сломался уже года три назад, и все не соберутся никак привести новый. Наши хозяева на кораблях и командах не экономили, по давнему опыту зная, что такая экономия обходится очень дорого. Но что касается всяких второстепенных мелочей, к которым относилась и оргтехника, – тут уж их прижимистость не знала себе равных.

Вторым был какой-то тип с бронзовой дудкой на шее – знак, свидетельствующий, что его обладатель занимает высокую должность второго боцмана. Шевеля губами, он читал лоцию, переплетенную в свиную кожу с налетом соли.

Покинув штурманскую, я вошел в соседнюю дверь, где располагалась наша библиотека. Это была обычная комната, заваленная грудами книг до потолка.

Библиотека была весьма обширна и разнообразна, но не относилась к самым часто посещаемым заведениям базы. Не так много народу предпочитало отдых с книгой отдыху с бутылкой.

Не говоря уже о том, что большая часть наших людей вообще ни разу не держали в руках книгу – даже священное писание своей веры. Тот же Мустафа знал Коран куда хуже Дмитрия, проучившегося один семестр в Сорбонне.

Впрочем, выход был давно найден, и довольно простой. Обычно собирались по десять-двадцать человек, а грамотей, знавший язык, читал книгу вслух. Те, кто умел писать по-своему, записывали сказанное, стараясь поспеть за чтецом.

Заглянул в трактир и заказал там стаканчик вина с балыком. Но пить расхотелось, и я оставил почти полный стакан на стойке на радость бармену – известному на базе пьянице Пьеру Ку-ку, чью фамилию все давно забыли.

Вернувшись домой, я обнаружил, что у дверей меня дожидается мой подчиненный.

А именно – Адриан Пустошник. Вид у него был напряженный и удрученный.

Я даже подумал было, что Адриан каким-то образом догадался о наших планах и теперь будет напрашиваться уйти вместе с нами, – хотя он, по-моему, очень неплохо здесь устроился.

Но причина была иной.

– Я вот чего пришел, господарь капитан, – с непривычной робостью начал он. – Я жениться хочу. То есть, – произнес он уже решительней, – прошу дозволения на брак с девицей Альдегейдой, случайницей.

– Погоди, это кто ж такая? – Я что-то не припоминал, чтобы у нас в последнее время были такие.

Случайниками у нас называли тех, кто не был завербован или куплен, а оказался втянут в дела Хэолики помимо своего желания. Вроде меня.

– Ну, это девушка, которую мы на драккаре нашли, пленница тех язычников.

Я вспомнил шикарную блондинку на руках моего собеседника. Вот, значит, где боцман нашел свое счастье.

– А она-то согласна?

– Согласна, согласна! – радостно закивал Пустошник. – У нас с ней так все сладилось – просто лучше и не надо. Она хоть и монашка, но говорит, что от обетов ее сам Иисус освободил, когда попустил свой мир покинуть… Василий Васильевич, – даже как-то жалобно произнес он. – Дайте согласие. Ведь погубят же девку – вокруг нее уже эта Девика, бордельмаман наша драгоценная, так и ходит, слюни пускает, не сегодня-завтра к Хохотунчику (прозвище командора среди русскоязычной части базы) пойдет. Для этой чертовки заполучить себе новую бабу – это ж радость, как будто она с этого что-то будет иметь!… И что тогда? Пойдет по рукам, да и сопьется наверняка, а потом выдадут замуж за какого-нибудь старика отставного или за вдовца с детьми – и в Город, век доживать. Она же не эти шкуры драные, которые сами так и ищут, под кого бы им лечь. Такая гарная девка!

Вздохнув, я направился к конторе, а Адриан потрусил позади меня, как собачка.

Поднявшись в апартаменты командора, я обнаружил за секретарским столом вовсе не Мэри и не кого-то из трех младших секретарш. Сейчас это место занимала многоуважаемая Онтлайнама – вторая из представителей Хэолики, обретавшаяся на нашей базе.

Вежливо кивнув, я осведомился, могу ли поговорить с капитаном базы. На что получил ответ, слегка озадачивший меня: почтенный Тхотончи сегодня утром сел в самолет и вместе с магом отбыл к порталу, который ведет на Хэолику, так что по всем вопросам следует обращаться к ней.

Онтлайнама прибыла к нам всего месяца три назад.

Вообще, островитян на базах обычно не бывает больше одного-двух, реже трех, не считая командора.

А женщину я видел в их числе впервые. Даже самые старые из служащих на базе не могли припомнить такого. Если женщины-маги еще попадались, то хэоликийки встречались мне лишь в качестве пассажирок на трассах, соединяющих остров с безлюдными мирами, ставшими вотчиной Хэолики, либо в качестве туристок, – скрепя сердце, не так уж давно (лет двести с чем-то назад) наши маги организовали экскурсии в некоторые наиболее безопасные края.

Против ожидания, она вовсе не была какой-нибудь ищущей приключений амазонкой.

Невидная, скромно одевающаяся, вежливая, и – это чувствовалось – искренне доброжелательная, она вызывала невольную симпатию у всех нас.

Она числилась помощником капитана базы, но не пыталась чем-то руководить или вмешиваться в нашу жизнь. В основном ее обязанности сводились к отбору книг и фильмов, к закупке одежды и прочего ширпотреба для острова. Я общался с ней всего два раза: когда вместе с ней делал синхронный перевод какого-то жутко тупого фильма о приключениях русских братьев-бандитов в Нью-Йорке и когда переводил сборник ужасов – я читал, а она повторяла на своем языке, записывая на магнитофон.

Свободное время она проводила или читая книги – языки она знала, к нашему удивлению, лучше всех на базе, – или беседуя с кем-то из нас. Ей вообще было интересно наблюдать за нашей жизнью.

Я вкратце объяснил Онтлайнаме ситуацию, сообщив, что младший боцман Адриан Пустошник зарекомендовал себя с самой лучшей стороны и прослужил необходимые семь лет, так что формальных препятствий к свадьбе нет.

К моей искренней радости, она не стала возражать или что-то проверять, видно сочтя, что капитан – пусть и самый молодой на базе – не станет обманывать высокое начальство по пустякам.

Онтлайнама быстро отстучала на компьютере что-то.

Затем вытащила два бланка – серый и розовый; протянув их мне, сообщила, что поскольку Мэри Джексон сейчас отдыхает, то уж пусть я сам их заполню как-нибудь на том языке, который мне удобнее.

Поблагодарив, я вышел и, устроившись на лавочке у входа, принялся заполнять бумаги.

Оба листка были помечены одним маленьким треугольником в правом верхнем углу. Если смотреть на этот треугольник долго, то начинают болеть глаза и кружиться голова. Это не что иное, как оттиск магической печати, который никак невозможно подделать и которым заверяются все более-менее важные бумаги на базе.

В первой я написал, что, в соответствии с пунктом Устава 789-01, младший боцман Адриан Пустошник может получить, как гласил тот же Устав, «для брачного сожительства» любую из имеющихся на базе женщин, – разумеется, выразивших такое желание и не состоящих в браке.

Вторая бумага была распоряжением временно выделить из резерва одного (1) младшего боцмана или способного к занятию этой должности для команды капитана В. Кирпиченко (вымпел «Левиафан»). Основание – пункт 2349-1 Устава: вступающему в брак полагался трехнедельный отпуск.

Оба требования я адресовал четвертому вице-капитану базы Мидаре Акар.

Все время, пока я писал, Адриан стоял у меня за спиной, пытаясь разобрать, что я там накарябал, и только что не открыв рот от напряжения.

– На, – протянул я ему бланк разрешения. – Как говорится, совет да любовь. И не обижай жену. Извини, что на свадьбе не буду, – сам знаешь, отплываем завтра.

Поклонившись мне в пояс и прижав ладонь к сердцу, Адриан убежал.

Я проводил взглядом человека, с которым мы бок о бок прожили последние шесть с лишним лет, начав службу простыми матросами.

Вначале я был Васькой и Василем. Теперь превратился в Василия Васильевича и господаря капитана.

В это, последнее, плавание я пойду без него. Оно и к лучшему: член команды сбежавшего капитана – не самая лучшая рекомендация.

Ну, не поминай лихом, младший боцман. По крайней мере, одно доброе дело в последний день я сделал.

Я вернулся в дом.

Пройдя во вторую комнату, я оглядел ряды кассет и бобин, лазерных дисков с записями фильмов и музыки, в основном из тех мест, где говорили по-русски и по-польски: языки, которые я знал настолько, чтобы находить удовольствие в том, чтобы смотреть и слушать.

Тут же лежало несколько кристаллодисков – маленьких плоских пластинок, которые годились лишь для одного аппарата на базе. На них можно было различить выдавленную крошечными символами дату – 2036 год.

Если мне чего-то будет не хватать, так это песен, фильмов и книг. Но вот их я взять с собой никак не мог. И по дороге, и там, куда я собираюсь вернуться, все это будет не просто подозрительным, а откровенной неопровержимой уликой.

Оружие я взять с собой тоже не мог – да и подозрительно бы это выглядело.

Интересно, кому все это достанется?

Книги и прочее частью разберут мои соотечественники (условно говоря), часть отправится в библиотеку. Одежда и другое барахло пойдет на склад.

В доме поселится тот, кто займет место капитана и получит мой вымпел с извивающимся на волнах змеем.

Мечи и топоры отправятся к Ли-оружейнику и, скорее всего, будут ржаветь где-нибудь в углу, покрываясь паутиной.

Одну вещь из коллекции я все-таки решил взять с собой.

Это был необычный короткий кинжал с лезвием из металла странного розового цвета, без рукояти, надевавшийся на руку, подобно кастету. На лезвии был отчеканен золотом необыкновенно сложный и красивый символ: клеймо, а может – иероглиф неведомого языка.

Вещь эту я выиграл в карты в Дормае, и откуда он – его прежний хозяин рассказать мне не успел.

Собственно, на этом сборы и кончились.

Больше никаких вещей из этого мира я забирать с собой не мог – и в пути, и, тем более, в моем мире они могут навести на нежелательные подозрения.

Потом я лег, но сон не шел.

В голову по-прежнему лезли всякие, чаще всего не очень веселые, мысли.

Дважды на моей памяти ловили и наказывали беглецов. И сейчас мне поневоле приходили мысли о том, что ждет нас в случае неудачи.


Хэоликийцы, как бы там ни было, – народ, набравшийся цивилизации. Поэтому им чужда излишняя жестокость, а тем более жестокость бессмысленная. Однако, как известно, жестокость осмысленная является непременным атрибутом цивилизованного человека.

Тут не сжигают заживо, не разрывают лошадьми или не скармливают хищным насекомым, как кое-где, хотя то, что ждет несчастных, едва ли лучше.

Сначала над неудачливым беглецом устраивается суд, на котором обязаны присутствовать все, кто есть на базе, бросив буквально все дела.

На суде командор базы и другие хэоликийцы, если они есть, произносят длинные витиеватые речи о преступившем долг и обманувшем тех, кто дает ему пищу и кров. После выносится приговор – всегда одинаковый. Потом вся база собирается на плацу, выстраиваясь полукольцом вокруг склепов. По жребию отбирается пятеро товарищей приговоренного, обязательно из его экипажа. Именно им предстоит исполнить приговор – отказавшийся должен разделить судьбу смертника. Для начала им приходится взломать склеп, потом вытащить из него кости предыдущей жертвы, которые они сжигают на разведенном тут же костре и выбрасывают пепел в море. При этом приговоренный имеет возможность наблюдать за всеми процедурами из окошка камеры, стоящей как раз напротив. Затем, связанного и с вырезанным лингвестром, дабы проклятия обреченного не смущали публику, его приковывают внутри и вновь замуровывают склеп. Иногда оставляют кувшин с водой – чтобы муки продлились дольше. Иногда даже немного еды…

Вспомнилось, как Дмитрий то ли в шутку, то ли всерьез говорил, что на всякий случай нам следует запастись ядом.

Вспомнился даже жутковатый разговор, случившийся два года назад.

В то время я как раз из суперкарго поднялся в старпомы, покинув при этом корабль Ятэра, и попал под начало Клауса Ланкмайера.

Он был угрюмым и неразговорчивым человеком, довольно суровым к подчиненным. Кроме того, он был склонен к неумеренной выпивке, хотя на его профессиональные качества это не влияло. Происходил он, надо сказать, из довольно-таки странного мира, где в сорок первом Германия не напала на нас и в дальнейшем нашим странам удалось как-то сосуществовать, обойдясь без войны.

Единственный крупный его недостаток – это его привычка напиваться в свободное время, причем ему было необходимо привлечь к этому делу кого-то из подчиненных. Чаще всего выбор падал на меня.

После пары штофов рома и очередной очереди соленых морских терминов в адрес хозяев, перемежаемых слезными жалобами на жизнь, я спросил его, почему бы ему не сбежать, раз ему так плохо.

– Бе-ежать? – пьяно усмехнулся Ланкмайер. – Нет, дружище, какая жизнь ни паршивая, а терять ее мне не с руки.

– Верно, – согласился я, – быть уморенным голодом не хочется никому.

– А, ты об этом? – отмахнулся Клаус. – Я о другом. Казнь… да я сто раз мог бы уйти, так что меня ни одна собака не нашла бы, ищи хоть сто лет. Тут другое…

Он многозначительно поднял палец вверх:

– Вот ты мне скажи: сколько народу хотя бы на нашей памяти дезертировало, прикинь, а? Почему же, интересно, за тысячу лет их ни разу не раскрыли? Ведь за это время должны были бежать сотни тысяч человек… ну, десятки… неужели никто из них не проговорился бы? Приятель, у нас тут люди из сотен миров, и ни в одном не было ничего известно о Хэолике. Понимаешь, даже сказок похожих не рассказывали!

– Рассказывали, – буркнул я.

– Не-е, – с ухмылкой покачал капитан головой, – все не то, всякие там корабли-призраки…

– Что вы хотите этим сказать? – Честно говоря, пьяная болтовня Клауса меня начинала раздражать.

– А вот что я хочу сказать, – переходя на зловещий полушепот, совершенно трезво процедил Ланкмайер, – что бежать-то люди бегут, а вот что с ними потом бывает, а? А я тебе скажу: помирают они, вот так! В каждом из нас колдовская штучка зашита. И вот когда кто-то сбежит, они ее – р-раз! И помер человек.

– Почему же они, по-вашему, об этом не предупредят? – спросил я.

– А зачем? – Он расхохотался, хлопнув меня по плечу. – Пусть у людей хоть такая отдушина останется, а то ведь от отчаяния еще натворят чего-нибудь нехорошее, бунт устроят… Много ли там этих беглецов, трудно, что ли, новых набрать!… Ты подумай, – продолжил он, – сколько людей думает так: если совсем уж кисло придется, то сбегу, а пока подожду? На этом, почитай, весь порядок держится! На этом, да еще на Городе – тоже хорошая морковка. Бежит ослик, а перед ним морковка… Вот вопрос – есть ли она?

– Ну это уж вы совсем, кэп, загнули – я в Городе сам был.

– Был? – спросил Ланкмайер. – Был? А ты уверен, что был? Может, ты только видел Город? Колдунишки, они, знаешь ли, много чего могут. Вдруг ты где-нибудь лежал, а тебе показывали этот Город. А на самом деле всех нас, когда в тираж выйдем, да детишек наших – вжик… Куда вот только? Хорошо, если сразу, а если нет? Может, на алтари их поганых богов! – взвыл Ланкмайер и вдруг разрыдался.

Я вспомнил, что у него есть жена и недавно родилась дочь, которых этот неулыбчивый человек глубоко и искренне любил…

Спустя неполный год Клаус Ланкмайер исчез, сойдя на берег в одном из местечек на побережье Алкорамида. Быть может, он захотел узнать истину, даже поставив на карту, как он думал, свою жизнь.

Да, поневоле вспомнятся не только пьяные разглагольствования Клауса, а даже дурацкая побасенка, что, мол, на охоту за беглецами маги выпускают каких-то тварей, выведенных с помощью волшебства и называемых «кошки ада», и те съедают их, не оставляя даже костей.

Потом я подумал об Иветте. Без сожаления и горечи, только с тихой печалью. В последнюю нашу встречу у нас было всего три дня – потом я отплыл в свое, если все пройдет удачно, предпоследнее плавание в качестве капитана хэоликийского купца.

В общем-то хорошо, что ее сейчас нет на базе и мне не придется прощаться. Хотя прошло уже почти три недели, и кораблям Хильперика пора вернуться. Дай бог, чтобы с ней ничего не случилось. Я этого уже, к сожалению, не узнаю. Увы, вместе мы можем быть только здесь. Ни ей не будет места в моем мире, ни тем более мне в ее, даже если бы я этого хотел. Да и ей, между прочим, тоже проблематично было бы вернуться на родину – так уж сложилась там ее жизнь…

В конце концов я решил прогуляться и, накинув плащ, вышел на улицу.

Поселок уже погрузился в сон. Только на крылечке одного из бараков сидели в обнимку парень с девушкой, да в окнах двух молитвенных домов еще горел свет.

Невольно я бросил взгляд в сторону обиталища магов. Там не было видно ни одного огонька. Ночью там всегда темно. Только однажды, три года назад, целых пять ночей на верхушке башни горело странное мерцающее свечение довольно зловещих оттенков, а потом пропало. Маги, как всегда, ничего не объясняли, а попробовавший приставать к ним с расспросами моряк в наказание на несколько дней онемел.

Я вышел к причалам.

Холодный ветер нес соленые брызги, шевелил высохшие водоросли, длинные бороды которых валялись на песке у кромки прибоя. Скользившие по небу облака время от времени закрывали луну.

Вдалеке отлив обнажил остов затонувшего лет пятьдесят назад галиота. Кажется, перетерся якорный канат и ветер оттащил его на скалы – про этот случай и сейчас рассказывают новичкам.

Порывистый норд-вест раскачивал корабли, и они иногда сталкивались бортами. Плохо зарифленный парус хлопал по ветру. Невидимые волны плескались в борта.

Трухлявая будка у входа на пирс была пуста. В ней положено было сидеть караульному, но на моей памяти он там никогда не появлялся, даже в те дни, когда нашу базу посещали проверяющие с острова.

Часовые выставлялись только на промежуточных стоянках в населенных мирах. Но и там, насколько я знаю, никогда никто не пытался угонять корабли от причала. Никто и никогда не бежал так. Уходили с кораблей в портах, отставали от караванов, не возвращались из сухопутных маршрутов и одиночной разведки. Ночами спускали шлюпки или даже пробовали вплавь добраться до недалекого берега. Прятались в трюмах судов, направлявшихся в их родные миры. В отчаянии поднимали бунты, пытаясь под угрозой смерти заставить колдунов проложить дорогу домой… Последнее было наиболее бесполезным.

Я почувствовал легкую грусть при мысли, что в последний раз вижу это место. Место, которое, если вдуматься, было моей тюрьмой все эти шесть лет. Можно ли тосковать по тюрьме? Вернувшись к себе, я так и не смог уснуть, задремав только перед рассветом…

А назавтра уже созерцал с мостика уходящий вдаль знакомый берег. Теперь уже в последний раз…


Пора было начинать собираться. Я выволок из-под койки тяжелый, почти неподъемный рундук мореного дуба. Открыв крышку, я выбросил на пол заполнявшее его барахло и поднял второе дно. Каждый капитан, по крайней мере из тех, кого я знаю, имел небольшую заначку на случай непредвиденных обстоятельств, которую пополнял всеми правдами и неправдами. Была такая и у меня. В ней имелись запасной мини-радар, два легких прибора ночного видения (они входили в комплект снаряжения одной из сухопутных экспедиций, которой мне пришлось командовать, и я их просто прикарманил), миниатюрный яхтенный гирокомпас – таких, между прочим, на наших судах не устанавливали. Имелось и оружие – пистолет Стечкина с лазерным прицелом, в деревянной кобуре, маленький браунинг – оба с запасными обоймами, два помповых ружья и около сотни патронов к ним. Здесь же лежал и автомат – подарок Ятэра – с тремя запасными магазинами. Тут же было несколько увесистых холщовых мешочков.

В одном из них был мой золотой запас, в других – патроны к автомату в количестве трех сотен штук, – их мне как-то удалось выпросить у Ли.

Кроме этого там было еще то, что, пожалуй, стоило дороже всего перечисленного.

В коробочке из тонкого, но очень прочного пластика канареечного цвета в гнездах располагались небольшие ампулы непривычной тупоносой формы, вроде пистолетных патронов. Там, где тельце переходило в скругленную головку, проходил серебристый ободок. И все. Больше никаких обозначений, букв, символов. Однако всякий из нас великолепно знал, что внутри было самое сильное лекарство, быть может, из всех, когда-либо изобретенных родом людским. Откуда берется это лекарство, из какого времени и мира – нам было неизвестно. Но зато прекрасно было известно, что оно могло исцелить рак в последней стадии и помочь приживить свежеоторванную ногу или руку, залечивало переломы позвоночника и пробитые черепа – да так, что не оставалось никаких последствий. Оно заживляло самые тяжелые раны и ожоги, могло даже воскресить пораженный радиацией организм. Против него равным образом были бессильны СПИД, бешенство, проказа и чума. Не зря его называли в нашем кругу «эликсиром жизни», или кратко – «эликсиром».

Но было одно «но». Уже после одной ампулы могла возникнуть жуткая наркомания, против которой не могло помочь уже ничего. Человек испытывал ни с чем не сравнимые муки, и их можно было остановить только дозой все того же эликсира… на пару часов. Даже магия не помогала, и мне довелось однажды услышать от ее знатока, колдуна шестой степени посвящения, что это вещество каким-то образом поражает астральное тело человека, да так, что даже в Мирах Левой Руки чародей бессилен спасти несчастного…

Выбрав из кучи барахла длинный и просторный плащ, висевший на мне как на пугале, я сбросил камзол и рубаху и принялся собираться.

Приборы ночного видения, запасные магазины и мешочки с патронами я приклеил скотчем на голое тело. Сверху вновь натянул рубаху и камзол и еще кожаную безрукавку, чтобы хоть немного скрыть выпирающие за пазухой предметы. В карманы безрукавки рассовал обоймы. Гирокомпас, радар и «Стечкин» повесил на шею, примотав патронташем.

Разобранные ружья и АК засунул в заблаговременно пришитые петли на подкладке плаща, в карман которого положил драгоценный эликсир. В другом кармане лежал поставленный на боевой взвод браунинг.

Накинув плащ, прошелся туда-сюда по каюте, заглядывая в зеркало.

Вроде нигде ничего не выпирало и почти не брякало. Чтобы замаскировать звон, демонстративно повесил на пояс оттягивающий ремешок кошель.

На поясе же пристроился абордажный кортик – чтобы отбить охоту у кого бы то ни было на этот кошелек покуситься.

Общий сбор был назначен возле маленькой, почти покинутой часовни духов – покровителей человеческой печени на окраине. Подобных культовых сооружений тут немало – есть посвященные покровителям костей, желудка, кишок и даже духам – защитникам от зубной боли.

Когда я появился у этого скособоченного, ветхого каменного сооружения, строитель которого явно был не силен в архитектуре, все наши были уже в сборе. Наша группа производила впечатление, надо сказать, довольно странное – во всяком случае, так мне показалось. Вроде бы ничего особенного: несколько человек в длинных плащах, кучкой стоящие у древней часовни, но все-таки что-то было в лицах и даже позах моих товарищей…


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33