– Что именно вы хотите обдумать? – спросил Бериник, подавшись вперед в своем кресле.

– Смогу ли я выполнить эту работу, – подал голос пастор. – Я ведь никогда не был учителем.

– Вы были личным помощником архиепископа Херефордского, облазили множество пещер по всему свету, поднимались на вершины гор и забирались бог знает куда еще в поисках всяких древностей. Вы член Лондонского королевского общества и опубликовали кучу научных работ. Так неужели не сможете обучать мальчишку?

– В этом-то все и дело, Бериник. Единственная попытка научить кое-чему моего пасынка оказалась не слишком удачной.

– Каждое воскресенье вы читаете проповедь прихожанам. Фактически это те же уроки! – прервал его Бериник. – И знаете, Дэмпси, я считаю, что ваши проповеди пошли нам на пользу. Мы стали лучшими христианами, чем были до вашего приезда, правда, мама? Вы научили читать и писать многих жителей Баррен-Уичи. Послушали бы вы теперь моих конюхов! Да они цитируют книги! Даже с Томом Хасти случается иногда.

Щеки преподобного Дэмпси залились румянцем от смущения и удовольствия, а голубые глаза увлажнились.

– Видишь, Ричард, – подхватила Вероника, – я говорила тебе, что Уильям ценит твою работу и наши усилия по обучению людей грамоте. И вовсе он не дремлет во время твоих проповедей!

– Конечно, нет! – воскликнул Бериник.

– Тогда почему вы сидите откинувшись назад, с закрытыми глазами? – подозрительно поинтересовался пастор.

– Ну... я размышляю.

– Чепуха!

– Ну ладно, признаюсь, – усмехнулся герцог. – Я притворяюсь спящим, чтобы позлить вас, Дэмпси.

– Уильям! – с негодованием воскликнула Вероника.

– Нет-нет, не ругай его, Верни, – вступился за герцога преподобный Дэмпси. – Я, говоря откровенно, именно так и думал: он старается меня разозлить. А вот пока жив был мой пес Теофилус, вы не дремали, Бериник.

– Еще бы! Он такое выделывал перед кафедрой, с которой вы читали, что просто невозможно было заснуть. Каждый боялся пропустить очередной трюк из его репертуара.

– Именно для этого я его и обучил всяким фокусам чтобы паства не дремала во время проповеди.

– Не может быть!

– Истинная правда! Я понимал, что проповеди мои скучноваты: практики мало, жизнь была другая. Вот и пришлось придумать, как бы не дать прихожанам заснуть. – Дэмпси задумался, потом добавил: – Я тоскую по Тео, с особенной остротой понял это, когда увидел того щенка – Гулливера, да? Должен также отметить, что мальчик на вас очень повлиял, Бериник, и за такое короткое время! Я и представить себе не мог, что в один прекрасный день вы обзаведетесь щенком.

– Я тоже, – пробормотал герцог.

– И щенок очень хорош. Говорю как знаток – чистокровный гончий пес.

– Я в курсе, – проворчал Бериник, которому этот разговор нравился все меньше. – Кстати, он стоит кучу денег. Думаю, вы не можете позволить себе такое приобретение.

– Ну почему же, – задумчиво произнес пастор.

– Нет, не можете. Кроме того, у Клэр Симмонс нет больше щенков – мы забрали последнего.

– Ну, тогда в другой раз.

– Да, – подхватил герцог, лихорадочно соображая, не встретится ли Клэр Симмонс с пастором до воскресенья и каким образом предупредить ее. – Я сам поговорю об этом с Клэр, и она даст вам знать, как только появится следующий выводок. А пока, если вам хочется, чтобы под ногами путался щенок, Джордж может брать с собой Гулливера.

– Это будет прекрасно, Уильям, – мечтательно протянула Вероника, целуя мужа. – Пусть они приходят вдвоем, бегают, шумят... и учатся. Что бы Ричард ни говорил о своих сомнениях, он с радостью возьмется за обучение мальчика, правда, дорогой?

– Мне придется давать уроки им обоим, – усмехнулся пастор. – Нельзя позволить, чтобы мальчик находился только под вашим влиянием, Бериник. Такого я допустить не могу. А уж в том, что о воспитании гончих собак вы знаете еще меньше, чем о воспитании детей, я ни минуты не сомневаюсь.

Мэллори и Ханна стояли рядом подле входа в лабиринт и наблюдали за Джорджем и щенками, которые гонялись друг за другом среди мирно пасущихся овец.

– Вы только посмотрите на них, Мал! – смеясь, кричала Ханна. – Они охотятся на овцу! Подумать только, Джордж считал, что у щенка-девочки жажда приключений не так велика, как у ее братца. Да она шустрее его!

– Взгляните, Джордж и Гулливер спешат ей на помощь! Леди нечего бояться, когда рядом верный рыцарь, а уж тем более два. Мне послышалось, или вы назвали меня Мэл?

Девушка повернулась и взглянула ему в лицо:

– Да, именно так. Надеюсь, вы не против? Титулы отдаляют людей друг от друга, а мне бы этого не хотелось. – Она слегка покраснела, но храбро продолжала: – Должно быть, вы сочтете меня испорченной, но у нас в семье так принято. Мама и папа всегда обращались друг к другу по именам и даже Уилла не называли герцогом. Это делало нас ближе и понятнее друг другу.

– Тогда зовите меня Мэл. – Он наклонился, и теперь губы его почти касались завитка волос на виске девушки. – Но когда-нибудь, я надеюсь, вы назовете меня Айан, чтобы разделить со мной восхитительную близость, существующую в вашей семье.

Ханна подняла глаза на маркиза и слегка нахмурилась. Он добрый, милый, великодушный и джентльмен до мозга костей. И как следует отнестись к тому, что только что было сказано? Что это – обычная вежливость или предложение начать какие-то новые отношения?

– Как мило с вашей стороны, – ответила она с волнением, и Мэлу захотелось обнять и поцеловать ее. – А если я стану звать вас Айан, вы будете называть меня просто Ханна?

– Я мечтал об этом с нашей первой встречи!

– А вот и неправда! – Сдерживая смех, она с притворной грустью покачала головой. – Когда мы встретились впервые, лорд Мэллори, единственным вашим желанием было выбраться с пустоши Литтл-Минд как можно дальше от диких собак. И если бы я в тот момент потребовала, чтобы вы обращались ко мне «ваше величество», вы не колебались бы ни секунды!

Мэллори усмехнулся, и на его гладко выбритых щеках вспыхнул румянец.

– Хоть и стыдно, но признаюсь, что вы правы. Да, ваше величество, в тот момент я согласился бы на все, лишь бы убраться с пустоши. И не только из-за собак. Я не люблю находиться один в темноте.

– По крайней мере вы честный человек, – сказала Ханна и, поддавшись искушению, коснулась его горячей щеки. – И не боитесь признаться, что нуждались в помощи.

– Но раз уж вы меня спасли и мы оказались вместе так близко, то мне было бы приятно называть вас просто по имени... Знаю, что не имею на это права. Но Ханна такое красивое имя!

– Почему не имеете права? Боитесь, что Дейви Ланкастер услышит и будет шокирован?

– Потому что Дейви расскажет вашему брату, и ему не понравится моя смелость.

– Я думала, вы не боитесь Уилла.

– Я не шарахаюсь от него в ужасе, как другие. Но только дурак не станет принимать в расчет такого человека, как герцог Бериник. А поскольку я... я... собираюсь ухаживать за вами, то не хотел бы вызвать его неприязнь.

– Ухаживать? – Глаза Ханны распахнулась и засияли. – Вы?

– Да. Именно это я и собираюсь делать – ухаживать за вами. Ну, если вы не против, конечно! Скажите, что вы позволите мне поухаживать за вами, Ханна, а я обещаю никогда больше не говорить вам, что ваши глаза напоминают мне мою любимую кобылу... пока по крайней мере.

Девушка зарделась, и Мэллори, не в силах сдерживаться, обнял ее, заглянул под поля шляпки и поцеловал.

– Думаю, вы не должны этого делать, – раздался голос Джорджа. – Ее милость так и сказала вчера. Разве вы не помните, лорд Мэллори? Она еще велела окунуть вас в ручей.

Мэллори и Ханна, едва сдерживая смех, прервали поцелуй. Рядом прыгали два щенка, хватая друг друга за уши.

– Это не смешно, – твердо заявил Джордж. – Ее милости здесь нет, но все равно...

– Все в порядке, Джордж, – сказала Ханна, улыбаясь мальчику, – Айан сказал, что он теперь ухаживает за мной, так что ему можно целовать меня.

– А кто такой Айан?

– Это я, – ответил Мэллори, счастливо улыбаясь:

Ханна приняла его ухаживания, он до сих пор держит ее в объятиях. И это такое восхитительное чувство – слышать свое имя из ее уст. – Меня зовут Айан Майкл Денем. Но ты сможешь меня так называть, только если я разрешу.

– А леди Ханне вы разрешили?

– Да. Видишь ли, я влюблен в нее.

– А, любовь... – протянул Джордж. – Ну, тогда поцелуев не избежать.

– Это точно, – подхватил Мэллори. – И надеюсь, ее милость не станет больше возражать. Потому что, видишь ли...

– Я знаю, – прервал его Джордж. – Сегодня можно, потому что леди Ханна не в бриджах!

Миссис Диринг не могла скрыть своего изумления, глядя, в каком виде явился ее жилец. Он вошел через дверь в кухне и, перехватив удивленный взгляд хозяйки, поторопился объяснить, что упал с лошади, как раз когда направлялся к дому сквайра Тофера.

– Случается, – с сочувствием закивала головой миссис Диринг. – И нечего тут стыдиться. Бывало, и наш герцог вылетал из седла что твоя птичка, хоть он и бравый наездник. Вы хоть целы, господин?

– Спасибо, что беспокоитесь обо мне, миссис Диринг. Я цел и невредим, если не считать синяков на моей гордости. Но это я как-нибудь переживу.

– Да, пока никто от этого не умер, хотя такое часто случается с каждым из нас.

– Часто? – задумчиво переспросил жилец.

– Такова жизнь, – философски заметила хозяйка. – Правда, знавала я мужчин, которые не смогли оправиться, после того как гордость их была задета. Совсем забыла, тут для вас письмо. Куда ж я его девала? Ах, вот оно!

Миссис Диринг выудила из кармана передника изящный конверт. Но постоялец покачал головой, и лицо его стало настороженным.

– Это письмо не может быть адресовано мне, – сказал он. – Никто не знает, что я здесь.

– Сейчас объясню. Письмо от нашего герцога и леди Ханны, хоть писано мистером Гейзенби и миссис Тофер. А привезли его люди сквайра. Все господа, приехавшие покупать лошадей сквайра, получили по письму. Поэтому вам тоже полагается письмецо – все знают, что у меня в постояльцах приезжий господин.

Жилец взял протянутое ему послание, взглянул на него и поднял на миссис Диринг непонимающий взгляд.

– Это приглашение на бал, – с недоумением сказал он.

– Ну да. И это не какой-то там фу-ты ну-ты бал в Лондоне, – закивала женщина. – Все смогут потанцевать, поболтать, молодые люди приударят за девушками. Будет настоящее веселье.

– Я не отказался бы повеселиться, миссис Диринг. И мне бы хотелось побывать в Блэккасле.

– Ну да, это уж как водится: любой, кто видел замок снаружи, мечтает посмотреть на него изнутри. Там все старое, но все равно красиво.

– Вы бывали в замке?

– Бывала, и не раз, – не без гордости ответила женщина. – На осеннем балу, и перед Рождеством, и на Пасху. Да почитай, все жители Баррен-Уичи хоть разок да побывали там. Наш герцог не стыдится простых людей и допускает до себя каждого, у кого есть надобность, или же в праздник. Он не чурается жителей, как некоторые господа.

Постоялец заметил обиженный тон и намек на высокомерие господ и поспешил исправить положение:

– Не обижайтесь, миссис Диринг, просто я мало знаю вашего герцога, но согласитесь, бывают и такие господа, которые на порог не пускают нетитулованных особ.

– Правда?

– О да! Они считают, что простые люди рождены для того, чтобы им служить... Для их удобства, так сказать. Я-то сам так не думаю, а про Бериника вообще ничего не знаю. Но в Лондоне у него такая репутация...

– В Лондоне? – презрительно заметила миссис Диринг. – Все лондонцы простаки. А кое-кто так не может отличить правого башмака от левого. Думаю, это потому, что они пьют воду из Темзы.

В этот вечер герцог впервые за долгое время сел за фортепьяно. Инструмент стоял в малой гостиной, но звуки разносились по всему замку. Почему именно сегодня ему захотелось коснуться клавиш? Возможно, он был рад, что Ханна наконец встретила человека, которого готова полюбить всем сердцем. А может, потому, что не придется отсылать Элфа в школу. Дэмпси просто молодец. Столько всего случилось за последнее время, но, как ни странно, он чувствовал себя совершенно другим человеком. Не уродливым чудовищем из Блэккасла, наводящим ужас даже на лондонцев, а нормальным, великодушным человеком, в чьей помощи нуждаются столько людей. Какова бы ни была причина, но душа Бериника сегодня полнилась радостью, а пальцы легко летали по клавишам. И музыка, наполняя старый замок, заставляла его обитателей замирать на месте и прислушиваться с восторгом и умилением.

Гейне отложил в сторону столовое серебро, которое начистил до блеска, и слушал, склонив голову. Слава Господу, что-то светлое наполняет душу хозяина. И звуки танцуют и парят, словно бабочки.

Кухарка застыла, прислушиваясь к волшебным звукам, служанки шикали друг на друга, и даже сорванец, который чистил кастрюли, замер, открыв рот. Лакеи, сидевшие за обедом, отложили приборы, подмигивали младшим горничным, и глаза девушек лучились смехом, а губы напрасно старались сдержать улыбки. Старшая горничная тихонько покачивалась на стуле в такт музыке.

Даже управляющий поднял голову от счетов и расходных книг и слушал, удивляясь, что же такое случилось сегодня и чему так рад Бериник.

Джордж, у которого от изумления книга выпала из рук, а глаза широко раскрылись, не сводил взгляда со спины герцога. Ханна, присев рядом с мальчиком на ручку кресла, взъерошила его волосы и обняла за плечи.

– Как же он играет? – шепотом спросил Джордж. – Ведь перед ним нет нот.

– Ему не нужны ноты, Джордж, – ответила девушка. – Он родился с музыкой в сердце и с мелодией в душе.

Мэллори замер возле стойла Снупа, глядя на растущую луну и мерцающие в небе звезды. Ночь еще не совсем окутала землю, и звезды едва виднелись, а луна была бледной и робкой. Лидди вилась у его ног, урча и ласкаясь, Снуп бодал широким лбом в плечо, но маркиз стоял неподвижно, не обращая на них внимания. Ему чудились звуки музыки. «Должно быть, это у меня внутри, – подумал он. – Никто не может играть в столь поздний час».

– Или я просто схожу с ума? – спросил он коня. – Не то чтобы меня это так уж сильно волновало. Как только я думаю о ней, происходят всякие чудеса: звезды сияют ярче и подмигивают мне, или я слышу чудесную музыку. А может, это мне не мерещится. Вдруг Ханна сейчас слушает музыку, а я слышу то же, что и она?

Он подумал, как это было бы здорово: слышать и чувствовать то же, что она. Может, души наши так близки, что мы в силах передавать друг другу чувства и ощущения. Это был бы чудесный дар, поистине благословенный.

– М-р-р. – Кошка не оставляла попыток привлечь к себе внимание. Надеялась, что ее погладят и, возможно, угостят чем-нибудь вкусненьким. Неплохо бы кусочек фазана, но на худой конец и рыба сойдет. Последние несколько дней этот большой человек частенько ее баловал, так почему бы ему не продолжить в том же духе?

Осознав, что слишком долго пренебрегает намеками столь важной особы, как Лидди, Мэллори рассмеялся, поднял кошку и посадил на широкую верхнюю часть двери денника. После чего извлек из кармана угощение, завернутое в коричневую бумагу. Сегодня это оказались куриные потроха. Лидди принялась за еду, а он гладил ее и улыбался своим мыслям. Снуп, обиженный его невниманием, в очередной раз боднул Мэла в плечо.

– Нет-нет, я не забыл о тебе. Принес тебе сахар, и морковку, и яблоко. Сегодня у нас праздник, слышишь ты, бестолковая упрямая тварь? Я приехал сюда, чтобы сделать приятное Мартину и купить тебя, обормота. Впрочем, если получится, тебя я все равно куплю и Лидди тоже мы возьмем с собой. Так вот, теперь это не главное. Потому что случилось чудо: здесь я нашел самую замечательную, восхитительную, умную и красивую женщину. И она любит меня!

– Ты уверен? – раздался рядом негромкий голос. Мэллори сделал шаг назад и быстро выхватил кинжал из кармана.

– Ты уверен, что она тебя любит? – продолжал голос. – А ты ее? Это для меня не менее важно. Потому что если ты обманешь эту замечательную, восхитительную, умную и красивую женщину и разобьешь ей сердце – я убью тебя!

– Сильвердейл? Какого дьявола ты здесь делаешь?

– Да так... И будь добр, убери кинжал, Мэл. Все-таки я твой кузен, а ты чуть ли не с лезвием к горлу. К тому же у меня есть пистолет.

На секунду воцарилось молчание, и маркиз перестал улыбаться, но в следующее мгновение на лице его появилась презрительная гримаса, он тихонько выругался и приказал:

– Опусти пистолет, Слай.

– Ладно. – Кузен убрал опасную вещицу в карман и похвастался: – Французская модель. Стреляет семь раз без перезарядки.

– И что же ты делаешь в конюшнях сквайра с этой замечательной игрушкой? – поинтересовался маркиз. – Да любой, кто тебя увидит, решит, что ты и есть негодяй, убивший бедную девушку, а теперь охотишься за мной в надежде закончить начатое.

– Но ты так не думаешь?

– Нет, – решительно ответил Мэллори. – Я чуть было не усомнился в этом минуту назад, когда увидел направленный на меня пистолет. – И повторил: – Нет! Ты не способен на убийство.

– Ошибаешься. Я пойду на убийство, если вынудят обстоятельства. Если тому, кто мне дорог, будет грозить опасность. Поэтому я и спросил насчет Ханны: любишь ли ты ее или решил поразвлечься в ожидании аукциона. Видишь ли, она уже пережила одно горькое разочарование... по моей вине. И я не хочу, чтобы ей опять было больно.

– И ты готов убить меня, если я скажу, что не люблю ее?

– Не знаю, может, я и не смог бы застрелить прямо сейчас, но я пошел бы к Ханне и рассказал о твоем коварстве. Хотя я знаю, что ты ее любишь.

– Да, – признался Мэллори, – сам себя не узнаю, но так и есть. И все же что ты делаешь здесь с оружием в кармане?

– Охраняю счастливое будущее Ханны. Мы с Гейзенби обсудили случившееся и решили сторожить по очереди.

– Кого? Снупа?

– Да нет же, глупец! Тебя!

Постоялец миссис Диринг завел свою кобылу в сарай на поле Хаттера. В этот раз он был намного осторожнее и, прежде чем свернуть к заброшенной ферме, убедился, что ни на дороге, ни подле коттеджа никого нет. Утром он тоже покидал деревню со всеми возможными предосторожностями и топориком, позаимствованным у миссис Диринг.

«Скорее всего они уже проверяли сарай, и не один раз, – думал он. – Раз меня видели рядом, то уж наверняка все тут облазили. И ушли. Но надо держать ухо востро». Несколько мгновений он шарил в темноте и уж начал было волноваться, но тут его затянутая в перчатку рука коснулась фонаря. Вздох облегчения вырвался из груди молодого человека. Он зажег фонарь и быстро закрыл все до единого ставни. Затем скинул куртку черного бархата, закатал рукава черной шелковой рубашки, взял топорик и принялся за дело.

«Ах, Мэгги, сладкая моя, ты слышишь меня? Я не буду убивать твою хозяйку. Ты так долго уговаривала меня стать разумным, что я, должно быть, поумнел. Теперь я вижу, что смерть леди Ханны не поможет мне. Потом вполне может появиться какая-нибудь другая леди. Но теперь я все понял. Озарение пришло, когда я от злости швырнул тот камень в голову Мэла. Я вдруг подумал, что не смогу убивать всех, кого ему станут подсовывать кретины вроде Гейзенби. Кругом полно идиотов, которые стараются сосватать своих друзей и знакомых. Кто бы мог предположить, что Гейзенби окажется в их числе? С виду нормальный парень. Господи, я и подумать не мог. Не стоит поминать Господа, – одернул он себя. – А то еще услышит и разгневается». И он засмеялся.

Вытер пот со лба и продолжил работу.

«А может быть, я сам женюсь на леди Ханне. Почему бы и нет? Она хорошенькая, и фигура замечательная. К тому же добра и образованна. И наверняка любит детей. У нас с ней будет куча детишек. Но только мальчики. Я сразу ее предупрежу, чтобы не рожала девочек, потому что я собственноручно утоплю отродье. Но думаю, этого не понадобится, у нас будут только сыновья».

– Эй, Мэгги, слышишь? – прошептал он теням, окружавшим его в неверном свете фонаря. – Можешь успокоиться. Я не убью твою любимую леди Ханну – я женюсь на ней! Теперь ты довольна?

Когда Ханна ушла к себе в спальню, было уже почти одиннадцать. Она улыбалась, идя по коридору. Ворчащий герцог и хихикающий Джордж остались украшать бальный зал. Ну, птицы еще куда ни шло, но сделать оленя, когда рядом мальчик, страстно желающий помочь и готовый лопнуть от восторга, – не простая задача. Хорошо еще, что щенки слишком устали, чтобы путаться под ногами.

Войдя к себе, Ханна увидела горничную, которая подшивала подол серебристого бального платья.

– Ой, Марта, не сердись на меня, – воскликнула хозяйка, – я весь вечер думала и решила, что не надену это платье.

– Оно такое красивое! – вздохнула служанка.

– Да, но слишком... замысловатое. Мне кажется, ему больше по нраву простота. Точнее, не простота, а отсутствие излишеств.

Марта Олдерман, все еще держа на коленях шкатулку с рукоделием, внимательно разглядывала свою госпожу. Среди слуг существовало мнение, что маркиз, кузен мистера Гейэенби, не вызывает в их госпоже неприятных эмоций. Но Дейви Ланкастер, казалось, был уверен в чем-то большем. Впрочем, кто знает, когда конюх шутит, а когда говорит серьезно? Горничная встала и пошла за госпожой в спальню, чтобы помочь ей раздеться.

– Значит, завтра вы одеваетесь ради единственного человека, миледи?

– Да, – подтвердила Ханна, мечтательно улыбаясь. – Ради маркиза Керни и Мэллори. Кто-нибудь уже ставил на него? Если нет, можешь это сделать, Марта. Скажи, что ты уверена: леди Ханна влюбилась – и поставь на него, а не на лорда Сильвердейла.

– Но, миледи, я никогда...

– Не ври мне, Марта Олдерман! Я тебя знаю с тех пор, как ты первый раз появилась в замке. А тебе тогда было всего тринадцать.

– А вам всего десять, – не без насмешки ответила горничная, ловко распуская шнурки на платье хозяйки. – Но если уж быть честной, я перестала участвовать в пари после того, как проиграла на мистере Дэмпси. Целых два фунта! Я и подумать не могла, что он останется в Баррен-Уичи и станет пастором.

– Неужели ты поставила против мистера Дэмпси? О, Марта, как ты могла! – засмеялась Ханна, сбрасывая платье.

– Теперь-то вижу, что ошиблась!

– Поставь на лорда Мэллори, Марта. Как раз два фунта – вернешь свои деньги.

– Ах, госпожа, значит, вы и впрямь любите его? – почему-то шепотом спросила горничная, помогая Ханне надеть ночную сорочку.

– Да, – ответила та тоже шепотом. – И с каждым днем все больше. Он настоящий джентльмен. Но в отличие от других джентльменов совсем не чопорный, а, наоборот, веселый и милый.

– И говорят, странный.

– Ну и что? Я и сама не без странностей.

– Вот уж неправда, – фыркнула служанка, убирая в шкаф платья.

Ханна села перед туалетным столиком и принялась расчесывать волосы серебряной щеткой.

– Знаешь, Марта, большинство дам в Лондоне считали меня ненормальной. Видимо, потому, что я терпеть не могу строить мужчинам глазки и щебетать как попугай. И я никогда не вела себя так, словно у меня в голове только романы и наряды, терпеть не могу притворяться дурочкой. Хотя, наверное, все же была дурочкой. Чуть не попалась в ловушку лорда Сильвердейла.

– Нет в этом ничего зазорного. – Марта отобрала у Ханны щетку и стала сама расчесывать ей волосы. – Он всегда казался просто совершенством и столько раз повторял, что любит вас. И у него такие чудесные глаза! Любая поверила бы.

– Но теперь, теперь я уверена, что не ошибаюсь. Лорд Мэллори приехал в наши края в поисках лошади, а не жены. Он не собирался влюбляться и все же...

– Влюбился в вас.

– Так по крайней мере он говорит. – Ханна смотрела на свое отражение в зеркале и видела, что щеки ее заливает румянец. – Он собирается попросить у Уилла разрешения ухаживать за мной. Представляешь, Марта, словно Уилл самый обычный человек! Похоже, он совсем его не боится.

– А вы? – тихо спросила горничная. – Вы любите его?

– Всем сердцем, – ответила Ханна. – Я знаю, что это дурно – ведь мы знакомы всего несколько дней, но мне все равно! А еще я подозреваю, что Энни и миссис Тофер специально пригласили его на аукцион, чтобы познакомить нас. Мне бы надо сердиться, но я не могу. Не все ли равно, кто и зачем вызвал его сюда? Мы встретились, а остальное не важно. Подумать только, я уже отчаялась найти человека, которого могла бы полюбить! Знаешь, я решила не ездить больше в Лондон на эти дурацкие сезоны. Лучше остаться в старых девах. И вдруг он! Все так быстро и неожиданно. Иногда мне кажется, что это волшебный сон. Проснусь, а его нет! Становится как-то страшно.

– Когда проснетесь завтра утром, миледи, увидите, что его милость и мастер Джордж испортили все, что можно, украшая бальный зал, а на кухне готовят угощение и что все кругом, включая вашу любовь, реально, как старые камни нашего замка.

Ханна, улыбаясь, пожелала горничной спокойной ночи и осталась одна. Она была счастлива. Вместо того чтобы лечь в постель, девушка устроилась на своем любимом месте у окна и теперь смотрела на звезды, купаясь в новом, совершенно восхитительном чувстве. Еще немного, и она начнет петь и танцевать – прямо здесь, в спальне. «Почему бы и нет? Я влюбленная молодая женщина, а мужчина, которого я выбрала, любит меня». День был чудесный, а сейчас ночь. Никогда еще луна и звезды не были так прекрасны. И тот, кто собирается за ней ухаживать, здесь, недалеко, и над ним сияют эти же звезды. Но ухаживание – еще не свадьба. Захочет ли он жениться на ней? «Скорее всего захочет», – сказала себе Ханна. Глаза ее закрылись: она представила, что Айан здесь и снова держит ее в объятиях, улыбается, а потом целует. Вздохнув, девушка подумала, что жизнь ее будет чудесной и счастливой – только бы Мэл был рядом. Что бы ни ждало впереди, рядом с ним не страшны любые испытания. Тепло его рук, свет его улыбки и сладость поцелуя – вот истинное счастье...

Она вспомнила, что в субботу вечером Мэллори ожидает приятный сюрприз: он встретится с братом, который вернулся после нескольких полных опасностей лет военной службы. Интересно, думала Ханна, что Айан сделает, когда увидит брата? Вскрикнет от радости? Бросится ему навстречу? Обнимет? Возможно, даже поцелует в загорелую щеку и взъерошит волосы. Девушка вздохнула и улыбнулась звездам за окном; что бы он ни сделал, это будет естественно, а не наигранно, и не потому, что так принято в высшем обществе. Айан искренний, а искренность – сокровище, столь редкое в наши дни.

Ханна почувствовала, что ее клонит в сон. Она пожелала покойной ночи звездам и луне, скинула пеньюар и домашние туфли, забралась под одеяло и погасила лампу. Интересно, сонно подумала она, каково это будет: лечь рядом с Айаном. Он такой большой и сильный. Обнимет ее, поцелует, а потом, потом... Она погрузилась в сладкие девичьи грезы.