Просто идеал

Они вышли в этот момент на открытое место, и Мартин вздрогнул, услышав, как герцог что-то бормочет. Гейзенби послышалось нечто весьма вульгарное, и он робко спросил:

– Прошу прощения, что вы сказали? Я не расслышал.

Бериник не стал повторять ругательство и продолжил:

– Мне всегда казалось, что маркиз пользуется немалым влиянием в обществе.

– Конечно, ваша милость!

– Думаю, дел у меня не меньше, чем у этого вашего Мэллори. Но секретаря у меня, прошу заметить, нет. А скажите мне, Гейзенби, есть ли у маркиза дети, находящиеся на его попечении?

– Нет, ваша милость.

– Значит, между нами не так уж много общего. Единственные люди, на чью помощь в делах я могу рассчитывать, это не больно-то опытный по причине молодости управляющий и поверенный, красивый, как греческий бог, и трусливый, как заяц. Думаю, такие персонажи в хозяйстве Мэллори тоже имеются.

– Наверное. Я знаю лишь, что он содержит полный штат слуг и работников в поместье и в лондонском доме.

– Ну, я-то ограничиваюсь Блэккаслом. В лондонском доме пока не живу. Там нет никого, кроме привратника. Боже мой, Гейзенби, если моя сестра и ваш кузен полюбят друг друга и решат пожениться, мне ведь тоже придется нанять секретаря и содержать полный штат слуг в Лондоне – хотя бы для того, чтобы не отстать от маркиза.

– Вы... э-э... вы правда полагаете, что союз между Мэллори и леди Ханной возможен? – спросил пораженный Мартин.

– Но разве не для того ваша жена пригласила его на аукцион, чтобы он мог поближе познакомиться с Ханной.

– Но я... мы... Как вы догадались?

– Вы забыли, Гейзенби, что ваша теща была моей соседкой много лет, а она самая первая сваха во всей деревне. И раз речь шла о лучшей подруге дочери, не сомневаюсь, что миссис Тофер постаралась на славу. Да и Энн ей наверняка помогла.

– Но ведь вы не говорили о своих догадках леди Ханне?

– Конечно, нет! Я что, похож на дурака? Послушайте, Гейзенби, я желаю своей сестре счастья и совсем не против, чтобы она вышла замуж по любви. Если она поймет, что Мэллори ей подходит, я не стану им мешать.

– Это замечательно! Мы с Энни уверены, что они прекрасная пара.

– Ну, это им решать. Но я не стану рассказывать Ханне о вашем маленьком заговоре и портить все дело. Ведь если она узнает – маркизу, да и вам с Энн, придется спасаться бегством. Моя сестра в гневе – зрелище впечатляющее.

Гейзенби кивнул:

– Мы знаем.

– Конечно, Энни отдает себе отчет в том, что ее ждет, если... Тс-с! Слушайте!

Послышался шорох, потом треск, и из кустов выскочил заяц. Он пронесся по тропинке, споткнувшись о сапоги герцога, и в следующую секунду исчез в подлеске. Затем раздалось тоненькое тявканье, и на дорожку выбежал гончий пес, совсем маленький, но вел он себя весьма решительно: обнюхивал следы, его уши подпрыгивали, хвост гордо торчал вверх, и звуки, которые он издавал, хоть и писклявые, походили на лай.

Открыв рты от изумления, мужчины смотрели, как гончая протопала по тропинке, перебралась через сапоги Бериника и уже вознамерилась исчезнуть в лесу, когда Мартин пришел в себя:

– Боже мой, я совершенно о нем забыл! Хватайте его, Бериник, скорее!

Герцог бросился в погоню и успел подхватить щенка, прежде чем тот скрылся из виду. Тот жалобно тявкнул и уставился на человека растерянными и испуганными глазами. Но вскоре вспомнил, что уже видел подобное существо, и, несмотря на недавнее неожиданное расставание, ужасно обрадовался – повизгивал, вилял хвостом и лизал ухо Беринику.

Мартин пустился в объяснения:

– Это подарок для мистера Дэмпси. Мы с Мэлом ездили к Клэр Симмонс, чтобы купить этого щенка. На него собирал деньги весь приход. Сквайр говорит, что у Симмонсов лучшие гончие в нашем графстве. Все согласились, что наш пастор заслуживает самой лучшей гончей, потому что он прекрасный человек и очень много делает для прихода. Его любимый пес – Теофилус – умер несколько лет назад. Лично я его не застал, но Энни говорит, был выдающийся пес.

– О да, совершенно необыкновенный, – подтвердил герцог, хватая щенка за шкирку, чтобы уберечь свое ухо от острых щенячьих зубов. – Помнится, во время службы в церкви он садился прямо под кафедрой, и пока хозяин читал проповедь, мы все наслаждались проделками Тео: он то чесался, то зевал – как правило, в самых патетических местах, – то заваливался на спину и задирал все четыре лапы. Словом, гончая была замечательная.

– А он правда пил пиво в «Хромом псе»? – с детским любопытством спросил Мартин. – Сквайр рассказывал, что если мистер Дэмпси заходил в паб, то и Тео наливали пива в мисочку, и он лакал его под столом.

Герцог хмыкнул:

– Решили, что старик выдумывает? Ничего подобного. Все так и было, и старина Тео любил побаловаться элем. Вообще-то в Баррен-Уичи это своего рода традиция: коль у вас есть любимая гончая собака, то вы можете привести ее с собой в паб. И не важно, любит ли пес пиво. Если вы этого не делаете, могут подумать, что вы слишком высокомерны.

– А вы, прошу прощения, как поступаете?

– У меня никогда не было любимой гончей, честно говоря, вообще никакой не было. Ну-ка, прекрати, негодяй! – Бериник пресек попытки щенка залезть ему под мышку. – Думал, наверное, что тебя бросили и теперь придется самому охотиться на зайцев? Ничего, скоро тебя накормят так, что пузо станет совсем круглым. Поехали, Гейзенби. В сумерках мы все равно ничего не найдем. Предлагаю вернуться в дом сквайра и узнать, как там Мэллори. Потом я провожу Ханну домой и пошлю гонца известить констебля Льюиса о нападении на маркиза.

– Мы не можем.

– Чего не можем?

– Мы не можем поехать в дом сквайра со щенком. Мистер Дэмпси наверняка еще там, а если он узнает о подарке до воскресенья, меня проклянут все прихожане. И Энни перестанет со мной разговаривать...

Тем временем преподобный Дэмпси подпирал стену в коридоре, который вел к спальне раненого. Он вопросительно посмотрел на жену, прислонившуюся к стене напротив, и с интересом спросил:

– О чем ты хотела поговорить со мной, милая?

– Да ни о чем. Просто мне нужен был предлог, чтобы оставить Ханну с маркизом наедине.

– В его собственной спальне? – Пастор старался выглядеть недовольным, но губы его расплывались в улыбке. – Жена моя, ты напрочь позабыла о приличиях!

– Не отрицаю. И случилось это после встречи с тобой.

– Ничего подобного, я всегда был и остаюсь человеком безупречной репутации и высокой нравственности.

– И это говорит джентльмен, который при каждом удобном случае норовил остаться со мной наедине и позволял целовать себя самым безнравственным образом. Не вздумай смеяться, тебя услышат!

Пастор сдержал рвущийся наружу смех, поперхнулся и закашлялся.

– Если хочешь знать, Эмили и Энни пригласили Мэллори на этот аукцион, чтобы познакомить с Ханной, – спокойно сказала Вероника.

– Правда? А мне никто ничего не сказал.

– Они и мне не говорили, дурачок. Но ведь это же очевидно: Эмили обожает всех сватать, а Энн счастлива в замужестве и жаждет, чтобы ее подруга тоже познала радости брака. Поэтому наверняка с готовностью взялась помогать матери.

– Но это всего лишь твое предположение, дорогая, – возразил муж.

– Мои предположения основываются на опыте. А скажи, он тебе нравится? Этот Мэллори?

– Я мало о нем знаю.

– Но Уильям понравился тебе сразу!

– В моих интересах было отнестись к нему именно так, раз уж я полюбил его мать. Нет, я не то хотел сказать. Я действительно проникся к нему симпатией с первой встречи, еще до того как узнал, что он твой сын. В нем что-то есть, и со временем он доказал свою исключительность. Думаю, о Мэллори можно сказать то же самое.

– Правда? Он похож на Уильяма?

– Не совсем, но что-то общее у них есть. Он, конечно, не такой бунтарь, как наш герцог, и я уверен, что его репутация чиста как первый снег, но, думаю, при ближайшем знакомстве он окажется весьма неординарной личностью. Тебя устроит такая характеристика?

– Вполне. – Вероника улыбнулась мужу. – Как ты думаешь, маркиз прав в своем предположении, что тот, кто бросил в него камень, хотел избавиться от конкурента на торгах за Снупа? Ведь это очень опасно – удар мог оказаться смертельным. Неужели кто-то из этих людей готов зайти так далеко?

– Если речь идет о Снупе, то такое вполне возможно, дорогая. Хотя лично я не взял бы его даже даром. Боюсь, я слишком стар, чтобы объезжать такое упрямое и злобное животное. Он еще никому не выказал привязанности или хотя бы симпатии.

– А ты знаешь, что как только Мэллори вошел в стойло, Снуп направился прямиком к нему и взял у него яблоко? Ханна видела это собственными глазами!

– Не может быть! Взял яблоко и не попытался откусить руку? – Дэмпси в изумлении покачал головой. – Может, ему пора очки заказывать?

– Побудь хоть минуту серьезным, Ричард, и послушай меня. Если Ханна начнет испытывать к этому джентльмену какие-то чувства, придется позаботиться о его безопасности. Я не хочу, чтобы он погиб от руки убийцы.

– Думаю, нам стоит позаботиться о нем, независимо от того, понравится ли он Ханне. Все-таки гость сквайра, да и вообще – христианская душа. Хочешь, чтобы я попытался разузнать, что происходит?

– Да.

– Хорошо, дорогая. Я запишу это в список неотложных дел вторым пунктом. Первый – расследование убийства Мэг.

– Боже мой, Ричард! – Рука Вероники взметнулась к губам, чтобы заглушить вырвавшийся крик. – А что, если это тот же самый негодяй? Что, если именно убийца Мэг покушался на маркиза?

– Тогда мне не придется вести два расследования.

Ричард Дэмпси обнял жену, чтобы успокоить, поцеловал, поцелуй затянулся, и стражи коридора провели остаток времени весьма приятно.

Джордж Итан Уоррен, выбежавший на крыльцо, вытаращил глаза от удивления, увидев на руках герцога щенка.

– Это мне? – с надеждой спросил он, когда Бериник спешился и бросил поводья Ллуэллину.

– Что тебе?

– Щенок. У меня никогда в жизни не было щенка. Мама не любила собак.

– Правда? Боюсь, я тоже не сильно люблю собак, особенно гончих. Ну не то чтобы не люблю... Впрочем, нет, я солгал. Была одна собака, которую я обожал. Но не моя. Будь добр, Элф, забери у меня это животное. Нам придется отнести его в дом и накормить, раз уж меня назначили его опекуном.

– Вас назначили опекуном щенка?

– Да, теперь у меня на руках два щенка, о которых надо заботиться.

– Я не щенок!

– Это ты так думаешь.

Они вместе прошли мимо паддока и через двор, к боковой двери, которая вела прямиком в кухню. Бериник шагал широко, и мальчик семенил рядом, стараясь не отстать. Им пришлось задержаться на пару минут, потому что щенок извернулся и начал лизать Джорджу лицо и шею, и мальчик идти не мог от смеха. Герцог призвал его принять приличный вид, но не слишком строго, и они продолжили свой путь: большой мужчина с внешностью страшного тролля и едва поспевающий за ним Элф.

– Не очень привыкай к нему, – сказал Бериник, когда они наконец добрались до кухни. – Это не наш щенок. Мы только присматриваем за ним до воскресенья, а потом его подарят пастору.

– О!

– Ты не против позаботиться о нем? Думаю, с ним надо играть, гулять и все такое. Впрочем, если ты не хочешь, я приставлю к зверю одного из конюхов.

– Нет-нет, я буду только рад заботиться о нем. Это ведь он? Не она?

– Это определенно он, – усмехнулся Бериник.

– А как его зовут?

– У него пока нет имени. Думаю, пастор назовет его как-нибудь.

Они вошли в просторную кухню, и герцог, пропустив вперед мальчика со щенком на руках, громко объявил:

– Миссис Грант, нам нужна еда для собаки!

– А ваша милость ничего не перепутали? С утра вам вроде бы требовалась еда для мальчика. – Кухарка обратила к ним раскрасневшееся от жара печи лицо. – Батюшки! Да никак это один из щенков Клэр Симмонс!

– Вы, как всегда, правы, миссис Грант, – ответил герцог. – Это подарок нашему пастору, преподобному мистеру Дэмпси. Думаю, вы, как и я, вносили деньги на его приобретение. Судя по тому, сколько эта зверюга стоит, у Симмонсов не будет финансовых проблем, если они захотят отправить Берта в Шотландию изучать медицину. Сегодня случился целый ряд неприятностей, миссис Грант, и теперь нам придется некоторое время заботиться о животном. Сдается мне, щенок голоден. Думаю, все маленькие и вертлявые тварюшки всегда хотят есть, – добавил он, бросив быстрый взгляд в сторону Джорджа.

– Тут вы правы, ваша милость. – Кухарка улыбалась. – Что щенки, что мальчишки – вечно голодны. Леди Ханна еще не вернулась?

– Нет, она в доме сквайра. Ее проводит Гейзенби или один из конюхов. Я не мог вернуться в Тофер-Хаус с собакой, потому что пастор все еще там.

– И правильно сделали. Пастор не должен увидеть щенка до воскресенья! Иначе не получится сюрприз!

Было почти семь вечера, когда Сильвердейл вышел из «Трех столбов», завернул за угол и вступил под гостеприимные своды «Хромого пса». Лорд выглядел утомленным и расстроенным. Устроившись за столом поближе к камину, он заказал пинту пива и рагу из крольчатины. Потом уставился на яркие язычки пламени, пляшущие вокруг огромного полена, и погрузился в тягостное раздумье.

«Как несправедлива жизнь! – размышлял он. – Я мог бы сделать леди Ханну счастливой. Да, я игрок и в свое время спустил значительную часть своего состояния. И рискнул бы попробовать отыграться, если бы Бериник дал за сестрой кругленькую сумму. Но ведь не это главное. Я хочу жениться на ней вовсе не из-за денег. Не из-за обширных поместий и коллекции древностей в Блэккасле.

Прежде всего мне нужна леди Ханна. Я один смогу оценить ее должным образом! Я вижу ее внутреннюю красоту. А остальные замечают лишь приятное лицо и безупречную фигуру. Но я-то знаю, что она к тому же и умна, обладает чувством юмора и с ней чертовски интересно разговаривать. Если только она не гневается. Но этот урок я усвоил и больше никогда не стану ее сердить. Странно, но в гневе она еще прекраснее. В ее глазах вспыхивает огонь, и она становится гораздо соблазнительнее любой искусной кокетки. Самая прекрасная женщина на свете – леди Ханна Торн. И я потерял ее. Как я был глуп! Высокомерный, самоуверенный идиот – хотел соблазнить ее, а когда она дала мне отпор, потерял голову и пытался силой ее увезти. И теперь она никогда не согласится выйти за меня замуж. Она так и сказала. Она смотрит на меня, словно я какое-то дурно пахнущее животное. Разговаривает со мной лишь из вежливости.

А теперь, в довершение всех моих несчастий, я обронил где-то серебряного льва – единственное, что осталось на память об отце. Кроме того, это довольно ценная вещица, и было приятно сознавать, что я ношу при себе сумму в десять тысяч фунтов или даже больше. Вещица старинная, и ее можно было выгодно продать какому-нибудь коллекционеру. Но лев исчез бесследно. Его не оказалось ни в Тофер-Хаусе, ни в Блэккасле. Куда же он мог деться?

Я надеялся его продать и убедить Бериника, что вполне способен должным образом содержать его сестру. Впрочем, что для герцога десять тысяч? Так, на карманные расходы. И все же, все же... Вдруг Ханна передумает? Тогда эти деньги мне очень пригодились бы».

– Что повергло вас в пучину печали, друг мой? – раздался рядом знакомый голос. – Выглядите так, словно проглотили канарейку, и теперь она пытается выбраться на свободу.

Сильвердейл вымученно улыбнулся:

– Садитесь, Камбертон, и разделите со мной трапезу.

– Спасибо, я не против. Вы еще не нашли свой брелок?

– Нет, никто его не видел. При моем невезенье он вполне мог упасть на дорогу и закатиться в какую-нибудь кроличью нору.

– Сомневаюсь, – серьезно ответил Камбертон. – Кроличьи норы, знаете ли, находятся довольно далеко от проезжих дорог. К тому же прикрыты травой. Но с другой стороны, не мог же ваш брелок уйти сам. Знаете, что я сделаю? Завтра расспрошу всех и каждого в деревне. Похожу по магазинам – вы ведь наверняка заглядывали хоть в одну лавку? Возможно, его еще не нашли.

– Возможно, – уныло согласился Сильвердейл, чтобы не обижать проявившего к нему участие Камбертона. – Я действительно заходил в несколько магазинов. В одном была выставлена чудесная трость с рукояткой из слоновой кости, а в другом – прелестная табакерка и кнут. И мне это показалось странным.

– Что же тут странного?

– Странно, что в деревне продаются столь изысканные вещи. Зачем фермеру трость, отделанная слоновой костью? Станет ли дровосек покупать серебряную табакерку? Кнут был более-менее к месту, но вделанные в его рукоятку золотые кольца совершенно ни к чему.

Служанка принесла Сильвердейлу ужин. Камбертон, принюхавшись к кроличьему рагу и найдя его весьма аппетитным, повторил заказ. Когда служанка отошла, они продолжили беседу.

– Вы не учли того обстоятельства, друг мой, – заметил Камбертон, – что в окрестностях проживает немало знатных и небедных семей. Время от времени они наезжают в Баррен-Уичи за покупками и не откажут себе в удовольствии купить симпатичную вещичку, за которой при других обстоятельствах пришлось бы ехать в Лондон. Кстати, скоро у нас появится возможность познакомиться с ними поближе.

– С кем?

– С благородными семействами, старина.

Сильвердейл в полном недоумении уставился на собеседника.

– Неужели вы не в курсе? – удивился тот. – В субботу вечером в Блэккасле дают бал. Мне сказал об этом Гейзенби. Он говорит, что приглашены все приехавшие на аукцион. Это будет неформальный вечер, можно явиться в простом сюртуке и сапогах для верховой езды. Должно быть, герцогу не жаль паркета.

Но Сильвердейл уже не слушал. В душе его вновь вспыхнула надежда. Бал в Блэккасле, на который приглашены все приехавшие на аукцион! Значит, и он тоже! У него появится еще один шанс, может быть, последний, поухаживать за леди Ханной и убедить ее выйти за него замуж.

Ханна сидела на широком подоконнике, заваленном подушками, своем излюбленном месте, самом уютном в спальне. Из окна открывался чудесный вид на парк и на луга, простиравшиеся до самого горизонта. Трава серебрилась в свете луны, ветер шевелил листья на кустах роз и падуба. Лабиринт, темный и загадочный, казался заколдованным замком. Эта ночь словно создана для эльфов, думала Ханна. Еще рано, но скоро они выйдут из своих потайных местечек и будут танцевать под звездами. Интересно, что увидел бы лорд Мэллори, глядя из ее окна? Может быть, то же, что и она?

Сегодня они провели много времени вместе. Мама и Ричард ушли, и никто не мешал их беседе. Теперь, перебирая в памяти подробности разговора, Ханна снова подумала, что маркиз – человек необычный. Он уверен в себе и своем разуме настолько, что не боится признать – в этом мире есть много неизведанного, и не все, что существует, можно потрогать и увидеть. Среди всех знакомых это первый мужчина, который не стыдится полета фантазии. Рядом с ним хочется поверить в сказку, в то, что существует королевство, где призрачные рыцари совершают подвиги во славу сказочных принцесс, где снуют вечно занятые эльфы и порхают беззаботные феи.

«Я могла бы полюбить такого человека, – подумала вдруг Ханна. – И если быть честной, уже люблю его... немного. В его порядочности можно не сомневаться. С ним будет хорошо везде – ив Баррен-Уичи, и в Йоркшире. Да где угодно».

Потом мысли ее вернулись к обитателям замка. Уилл зовет мальчика Элфом, и мальчику это нравится. Брат мало кого называет ласковым именем. И что бы там ни думали окружающие, Элф – ласковое имя.

Интересно, поймет ли лорд Мэллори, что таким образом брат впустил мальчика в свое сердце? Лорд Сильвердейл наверняка решит, что прозвище оскорбительно, а мистер Гейзенби – что это очередная грубость высокомерного герцога.

Глядя в ночь за окном, Ханна сотворила коротенькую молитву. Она понимала, что молитва ее глупа и вряд ли даже самый добрый ангел удосужится донести ее до престола Господня. У Бога так много важных забот, особенно сейчас. Кончился недолгий мир между Францией и Англией. Наполеон набирает силу и вскоре провозгласит себя императором – в этом нет сомнений. И тогда много славных сынов Англии, таких как Джозия, умрут, защищая свою страну. И зло не только вовне, но и где-то совсем рядом: кто-то же убил бедняжку Мэг. Ханне было стыдно, но все же она прошептала свою молитву: «Дорогой Господь, пожалуйста, пусть лорд Мэллори окажется человеком, который не побоялся бы взять под опеку сироту, полюбить его и называть Элфом. И тогда я полюблю его всем сердцем».

Добрый аптекарь Тиммонс погрузил Мэллори в колдовской сон с помощью своего снадобья, и теперь маркиз плыл по туманному, мерцающему морю. Одни видения в его затуманенном мозгу сменялись другими. Они были странными – без конца и без начала, часто лишенные какого бы то ни было смысла. Некоторые несли тепло и успокоение и словно переливались чистым серебром – и тогда он пытался задержаться в этом убаюкивающем свете. Но что-то гнало его дальше, на смену свету приходила холодная, тяжелая тьма. И маркиз стремился вперед, чтобы быстрее миновать этот холод. Свет и тьма, тепло и озноб: ощущения сменяли друг друга, а потом опять вокруг сгущался туман и все казалось зыбким и неясным. В какой-то момент он вновь попал во тьму и ледяную неподвижность, и это была особенная темнота. Мал чувствовал, что она подбирается к сердцу. И тогда он услышал ее голос: «Лорд Мэллори, где же вы? Я жду вас! Идите сюда». Он пошел на зов, и она вывела его из тьмы, мимо воспоминаний о том, что было и чего не было, в теплую и надежную гавань. Ее смех прилетел на крыльях свежего ветра, свет ее глаз рассеял туман. «Ну же, Мэл, – звала она. – Иди ко мне, любовь моя». – Ханна! – Он метался в постели, протягивая руки и пытаясь удержать воображаемый образ. – Я здесь, Ханна, я иду к тебе!

Глава 9

На следующее утро церковный колокол зазвонил по Мэг Тислдаун, и местные жители собрались на кладбище. Люди были молчаливы, торжественны и одеты как подобает: черные шарфы, черные перчатки, черные повязки на рукавах и шляпах. Несколько женщин пришли в белом, отдавая дань незамужнему статусу Мэг и ее возрасту, но большинство предпочло черный креп, потому что никто не знал: может, она уже была замужней. И, согласно обычаю, все мужчины надели свои лучшие воскресные костюмы. Такова традиция – праздничное платье, торжественные лица и печаль – дань уважения рано оборвавшейся жизни той, кого помнили как милую и трудолюбивую девушку.

Преподобный Дэмпси закрыл молитвенник и, наклонившись, взял горсть земли. Сухие комочки ударились о деревянную крышку гроба.

– Не знаю, что с тобой случилось, Мэг, – негромко произнес он. – Не знаю, почему ты исчезла, где была и что делала, но уверен: ты не заслужила столь жестокой и безвременной кончины. Пусть Господь дарует мир твоей душе, а нам, тем, кто любил тебя, пусть не откажет в справедливости.

– Покойся с миром, Мэг, – сказала Вероника, бросив следующую горсть.

За ней к могиле подошла Ханна, с сухими глазами и жаждой мщения в сердце, потом плачущая Энн. И наконец, герцог Бериник. Он поднял горсть земли, и кулак его сжался так, что в ладони осталась лишь пыль.

– Я найду того, кто это сделал, Мэг, – пробормотал он. – Я отомщу за тебя. Я обещал Чарли и Милли и теперь говорю тебе: негодяй не уйдет безнаказанным.

Следом потянулись прихожане церкви Святой Мильбурги, затем – представители семейств, которые не принадлежали к общине, но сочли своим долгом посетить печальную церемонию. Все бросали по горсти земли на крышку гроба. Кто-то молился, кто-то плакал. Перед тем как разойтись, многие задержались на церковном дворе посудачить и пришли к выводу, что прощание получилось очень торжественным.

Но Бериник, преподобный Дэмпси и констебль Льюис знали, что это не было окончательным прощанием. Даже пастор был уверен: душа девушки упокоится с миром лишь после того, как ее убийцу вздернут на центральной площади Баррен-Уичи.

В тот же день Дэмпси и Бериник направились в дом вдовы Тислдаун.

Дэмпси спешился, привязал лошадь у коновязи и, оглядевшись, вздохнул.

– На следующий день после убийства мы с вашей матерью вновь приезжали сюда, Бериник. Надо было подобрать стекла от лампы и вытереть масло. Мы поискали вокруг, надеясь найти хоть что-нибудь, но глаза наши уже не так хороши.

– Как были когда-то, – подхватил герцог. – Знаю. К тому же вы снова забыли дома очки? Думаю, вы раз глядите окрестности гораздо лучше, если будете ими пользоваться время от времени. Впрочем, Ханна, которая была здесь после вас, тоже ничего не нашла.

– Ханна приезжала сюда? Одна?

– Нет, с ней был этот маркиз, Мэллори. Сестра говорит, он чудак. Заявил ей, что слышал плач и крики Мэг.

Если бы преподобный Дэмпси был терьером, Бериник увидел бы, как его уши встали торчком, но он был всего лишь человеком, и герцог мельком подумал, что его отчим, должно быть, умеет шевелить ушами. И отвернулся, скрывая улыбку.

– Лично я уверен, – продолжал Бериник, – что у парня богатое воображение. Хотел было высмеять его, но потом решил, что не стоит. Похоже, Ханне он нравится.

– Минуточку, – прервал его пастор. – Он слышал крики Мэг. Той ночью?

– Нет, это было вчера, когда они приехали, чтобы обыскать дом. А в ночь убийства он был в своей кровати в доме сквайра – я навел справки, и это не подлежит сомнению. А из дома сквайра невозможно услышать, что происходит здесь. Даже звук пожарного колокола не слышен с такого расстояния.

– И все же Мэллори смог что-то расслышать на следующий день?

– Звучит глупо, я понимаю. Но сестра восприняла это всерьез, и кто я такой, чтобы заявить, что он лжец? «Есть многое на том и этом свете, друг Горацио», – не постеснялся переделать цитату Бериник. Распахнул дверь коттеджа, шагнул внутрь и после секундной паузы объявил: – Я ничего не слышу.

– У вас нет такого дара.

Герцог насмешливо изогнул бровь:

– Вы всерьез считаете, что слышать невесть что – дар Божий? А я полагал, что это своего рода душевное расстройство. Кстати, он не только слышит голоса, но и чувствует эмоции других людей. Лично я всегда думал, что чувства и эмоции умирают вместе с людьми, но Мэллори считает по-другому и убедил в этом Ханну.

– Это дар, во многом похожий на провидение, – уверенно заявил Дэмпси, остановившись посреди гостиной и оглядывая комнату. – И вы должны это знать, Бериник. Ведь по крови вы кельт. А история кельтов полна загадочных событий и рассказов о людях с необычными способностями.

– Пожалуй, я с вами соглашусь, Дэмпси. Тем более что я кое-что слышу прямо сейчас.

– Что? Плач?

– Нет, топот копыт. Кто-то приехал к нам в гости. Надо посмотреть в окно.

Пастор шагнул к окну и чуть отодвинул занавеску.

– Вспомни черта, он и появится, – пробормотал он.

– Кто там? Мэллори?

– Он самый. И как только у него хватило ума встать с постели и скакать верхом после того, как его ранили?

И тут преподобный заметил нечто маленькое и блестящее, зацепившееся за штору.

– А Ханна с ним? – спросил Бериник.

Герцог снял перчатки, швырнул на пол посреди гостиной и принялся стаскивать подушки с дивана, одновременно обшаривая пространство меж деревянными стенками, куда частенько проваливались всякие мелкие вещи.

– Ханна? Нет, с ним только Гейэенби, – пробормотал Дэмпси.

Он осторожно отцепил блестящий кусочек металла и, не веря своим глазам, уставился на то, что лежало на ладони. Скрипнула дверь, вошли маркиз и Гейзенби, и мистер Дэмпси быстро спрятал находку в карман.

– Гейне, я хочу видеть ребенка, – заявила Вероника, как только дворецкий распахнул перед ней двери замка. – И не вздумайте сказать мне, что тут нет никакого ребенка. Я совершенно точно знаю, что есть, и меня не волнует, что вам приказал герцог.

– Да, ваша милость... То есть нет, ваша милость... Конечно, ваша милость. – Растерявшийся слуга не знал, что и делать.

Эта замечательная женщина много лет была его госпожой. Он помнил, как она пришла в замок, чтобы стать герцогиней, и как после многих лет страданий без сожаления покинула Блэккасл, чтобы стать просто миссис Дэмпси. И все эти годы он боготворил ее, восхищался ею. Единственное, что могло заставить дворецкого нарушить приказ герцога, – это воля его госпожи.

– Леди Ханна с мальчиком в парке, ваша милость, – решительно сказал Гейне. – Если позволите, я провожу вас. – И он отступил, приглашая Веронику в замок.

– Нет-нет, Гейне, мы не будем этого делать. Зачем в наши годы карабкаться по бесконечным лестницам и брести по длинным коридорам? Если вы не прочь прогуляться со мной, давайте просто обойдем дом снаружи. К тому же у нас будет время поболтать. Мы так давно не виделись!

Дворецкий, вспыхнув от удовольствия, словно мальчишка, закрыл дверь и предложил герцогине руку, на которую она с готовностью оперлась.

– Как зовут мальчика?

– Джордж, ваша милость. Джордж Итан Уоррен. Они спустились по ступеням, и Гейне отвязал лошадь Вероники, позабыв, что для подобной работы нужно бы кликнуть младшего конюха. Потом они пошли рука об руку по аллее, не как хозяйка и слуга, а скорее как старые друзья, много лет делившие заботы и волнения.

– Какой он, Гейне? – спросила Вероника.

– Он чудесный мальчик, ваша милость. Ему восемь, почти девять. Умный бойкий мальчуган. Его милость поселил его в королевской спальне.

– Думаю, он правильно поступил. Мальчик сможет там бегать и играть и никого не побеспокоит.

– Именно так, ваша милость. Кроме того, Джордж хочет, чтобы герцог научил его фехтовать. Если его милость согласится, спальня послужит им залом для упражнений.

– Думаете, он согласится учить мальчика?

– Ну, Джордж пока не решился высказать свою просьбу вслух, но думаю, его милость не откажет. Он ведь настоящий мастер, к тому же очень привязался к мальчику.