Пролог

Сандра Мередит проснулась рано, когда солнце только начинало проверять, достаточно ли надежно розовые жалюзи защищают хозяйку дома от ярких лучей. На дворе январь, но что до него флоридскому солнцу? Вот и сегодня оно собиралось как следует прокалить тихий городок Орландо.

Сандра сладко потянулась, пытаясь переселиться из сна в реальность.

Реальность… Она закрыла глаза, почувствовав, как сердце радостно ворохнулось в груди. Неужели?

Да. Это произойдет сегодня. Они приедут.

Навсегда.

Сандра рывком села в кровати, потом спустила ноги на пушистый ковер. Темные тяжелые волосы упали на лицо, она медленно убрала их и улыбнулась.

Прекрасно. Все готово. Она переоборудовала дом, и теперь он подходит для жизни втроем. В нем появились большая спальня — для родителей, то есть для нее и Говарда, — и детская, которая должна понравиться Келли. Там даже есть станок — девочка будет и дальше учиться балету. Сандра усмехнулась: как странно, ведь и она тоже училась балету. Невероятно, до каких мелочей повторяются родители в детях!

В доме есть и кабинет для Говарда, он отделан звукоизолирующими панелями — без этого не обойтись — у саксофона слишком резвый голос.

И Линн, которая, несмотря на некоторые успехи в фотографии, согласилась остаться экономкой Нистремов, тоже не обойдена вниманием.

Итак, очень скоро в этом доме начнется новая жизнь.

Сандра с удовольствием потянулась, ощущая необыкновенную легкость в теле. Вот все и свершилось.

Ну так что же получается, все-таки человек — хозяин своей судьбы?

Глава 1

Потянувшись к стойке с компакт-дисками, Сандра вынула один, и через мгновение маленькая студия наполнилась сладостной музыкой. Альт-саксофон рыдал — сперва тихо и жалобно, как обиженная женщина, которая плачет сама для себя, потом громче, настойчивее, старательнее, чтобы рыдания услышал кто-то еще, скорее всего тот, из-за кого она рыдает.

Хорошо. Это именно та музыка, которая нужна сегодня, решила Сандра Мередит. Ее собеседницы, ее невидимые клиентки — пациентками она их никогда не называла даже мысленно, считая, что в этом слове слишком много от медицины, — расчувствуются под саксофон и раскроются так, как никогда бы не смогли без музыки. Сандра нисколько не сомневалась, что выбранная ею мелодия подманит вполне определенную категорию женщин, и даже заранее знала, о чем они станут разговаривать.

Она прикоснулась к нескольким клавишам на пульте — вот теперь все готово к психологическому сеансу, можно начинать.

Сандра улыбнулась, с удовольствием наблюдая за ритмичным мерцанием красных и зеленых огоньков, улавливая едва слышный гул вентилятора, глядя на череду клавишей, назначение которых ей известно до тонкостей. В такие мгновения Сандре казалось, что у нее в руках рычаги управления человеческой душой. Может ли быть что-то еще более интересное и заманчивое? По крайней мере, для такой, как она? Едва ли.

Но сейчас незачем думать ни о чем, кроме эфира.

Пора.

— Привет, это Сандра Мередит. — Пауза. Музыка. — Я снова с вами. Вы меня слышите? — Снова пауза. Музыка.

Стоило Сандре выйти в эфир, как тотчас раздался телефонный звонок и срывающийся женский голос перекрыл тихую музыку. Приманка сработала, подумала Сандра, сейчас не будет отбою от дам, переживающих кризис среднего возраста.

— Привет, Сандра. Меня зовут Дайана. Я хочу поговорить с тобой.

— Привет, Дайана. Я вся внимание. Сандра улыбнулась. Конечно, ее улыбка не передастся по радиоволнам, но интонации, с которыми она посылает эту улыбку в эфир, слушатели уловят непременно.

— О, Сандра, что мне делать?! Микрофон телефонной трубки, плотно прижатый к губам говорившей, резко засвистел, и Сандра поморщилась.

— Пожалуйста, чуть дальше от микрофона.

— О, конечно. Прошу прошения. Ты хорошо слышишь меня, Сандра?

— Отлично, Дайана, продолжай.

— Ну вот. Когда я вижу мужчин — красивых, молодых — мне хочется разрыдаться. Никогда — ты слышишь меня? — никогда уже они не будут моими.

— Но почему ты так думаешь, дорогая? Я знаю, ты хороша собой. Ты подтянута, энергична, у тебя потрясающая улыбка. Ну-ка, посмотрись в зеркало, ведь ты сидишь прямо перед ним? Я верно говорю?

— Сандра, я.., я потрясена. Ты будто видишь меня…

— Я не просто вижу тебя, я вижу тебя насквозь. — Снова пауза. Снова сладостная музыка. — Знаешь, чем тебе надо заняться? Немного последить за собой. Отмени рюмочку на ночь, а утром пей поменьше кофе. Мне кажется, ты пьешь его из здоровенной фаянсовой кружки. Что это за рисунок у нее на боку? А? Мне кажется, я знаю…

— Ой, не надо, не говори, Сандра! Я смущаюсь.

— Ну вот видишь, значит, я верно тебя чувствую. И поэтому ты должна поверить всему, что я тебе говорю. Значит…

— Да, да, да! Я уже…

— Ты уже стала пить меньше кофе, Дайана. С сегодняшнего утра, правда?

— Откуда ты знаешь и это?..

— Потому что с сегодняшнего дня ты решила жить по-новому. Разве нет?

— Ах…

— Тебя беспокоят морщинки под глазами?

— Еще как.

— Но, вспомни-ка, откуда они у тебя? Ты ведь улыбалась мужчинам, которые тебе нравились? И сейчас улыбаешься. Тебя беспокоит, что тебе хочется улыбаться мужчинам, которые гораздо моложе, чем ты. Ну и вперед! В этом нет ничего необычного.

Им это понравится, они еще не устали ценить в женщине то, чему наши с тобой ровесники утомились воздавать должное…

Этот довод — «наши с тобой» — всегда действовал беспроигрышно. Дайана Крейг не являлась исключением из практики Сандры Мередит.

— Ты как всегда права, Сандра. Три дня назад я была на вечеринке, а там… Но я не буду сейчас рассказывать, я лучше приду к тебе, хорошо?

— Ну конечно, Дайана. Я записываю тебя.

Отлично, похвалила себя Сандра, мадам останется моей клиенткой еще надолго.

Дайана ушла из эфира, Сандра перевела дух и сделала музыку погромче. Саксофон почти умирающим шепотом заканчивал мелодию. На этот последний вздох наверняка поймается какая-нибудь хорошо знакомая особа.

Сандра не ошиблась: едва она включила эфир, как услышала голос Линды Триз.

— Здравствуй, дорогая Сандра. Я просто не могла дождаться этого дня! Меня замучили сны. Каждую ночь я вижу одно и то же: я выхожу из своего офиса, нагруженная папками с бумагами — ты ведь помнишь, я говорила тебе, что работаю в архиве? — а мне навстречу плетется старая-престарая карга. Я присматриваюсь к ней и — о ужас, Сандра! — вижу себя!

— Ха-ха-ха. — Сандра сделала паузу, чтобы клиентка успела возмутиться нелепостью ее смеха, тем самым отвлеклась от предмета собственных переживаний и впустила в свой разум мысль, которую хотела вложить Сандра. — Даже через много-много лет ты не будешь такой, Линда. Мы ведь с тобой хорошо знаем: если женщина чего-то не хочет, а именно не хочет быть такой, какой не хочет, она никогда и не станет.

— Но, Сандра, у меня столько морщин…

— Линда, где ты живешь? В Африке? В Аравийской пустыне? Дорогая, ты живешь в самой цивилизованной стране мира, где женщина может получить то, что хочет, и стать такой, какой хочет. Приходи ко мне в офис, и мы вместе решим, что именно тебе лучше сделать. А если нет желания приходить, Напиши мне письмо и изложи в нем абсолютно все мысли на сей счет.

Сандра знала, что Линда не придет, но письмо напишет. Правда, вряд ли отправит. Выплеснув накопившиеся отрицательные эмоции в эфир, она уже освободилась от них на время. Если она напишет письмо, то в слова вложит более глубинные чувства и тем самым снова освободится и от них.

Линде можно объяснить, что означает ее сон, но зачем это знать бедняжке, которая и без того тоскует по уходящей молодости? Такие сны обычно снятся тем женщинам, которые с трудом принимают замедление хода биологических часов. Все понятно: часы пробили осень, но общество, в котором она живет, ориентировано на весну. Оно не поддерживает и не ценит стареющих женщин. Для многих возраст становится настоящей трагедией, и задача Сандры Мередит в том и заключается, чтобы помочь перевести трагедию в маленькое приятное шоу.

Сандра приняла еще несколько звонков. Как она и предполагала, все они были от одной категории женщин — вокруг пятидесяти.

Она выключила эфир, но музыку оставила. Саксофон тихо постанывал в блюзе, продолжая делать свое дело, создавая странный эффект скользящего, колеблющегося звука, который напоминал чувственные движения тела, доведенного до экстаза.

Сандра давно поняла, что музыка способна заворожить не только змею, которая на голос флейты поднимается во всю длину. Завтра у нее снова эфир, но она вызовет на разговор другую категорию женщин. Молодых, энергичных, которые знают, что делают, и никогда не отступают от своей цели.

Таких, как ты сама? Сандра усмехнулась. Да ты и так про себя все знаешь, дорогуша, сказала она себе. Неважно, завтра я поставлю ритм-энд-блюз. В нем легко читаются танцевальные ритмы, экспрессия. И, конечно, чудесное гитарное соло.

Музыка умолкла.

Сандра откинулась на спинку крутящегося кресла и оглядела студию. В этом взгляде было полное удовлетворение. Хорошо. Да что там хорошо — просто здорово. Все вместе, в одном офисе: и кабинет, и радиостудия, и зал для групповых сеансов, маленький, правда. Но со временем он станет больше, обязательно. И все это не где-нибудь, а на Черч-стрит, на самой людной улице Орландо, самой дорогой, между прочим.

Здесь полно развлекательных заведений, пристойных, разумеется. Модные рестораны, а салун — просто место паломничества иностранных туристов и американцев, приехавших с запада и с востока. Это заведение в точности воспроизводит салуны прошлого века. Сандра и сама частенько водила туда гостей — выпить пива, посидеть на галерее и понаблюдать за весельем на танцплощадке, где из вечера в вечер заводная пара, одетая по моде прошлого века, вытворяет Бог знает что. А публика принимает их игру за чистую монету и веселится с первобытной радостью.

Сандра Мередит лучше других знала, как важно для человека раскрепоститься и сбросить с себя привычную маску. Но такое легче сделать там, где тебя никто не знает. Потому-то люди и уезжают из дому, чтобы «оттянуться» на все сто. Ведь ради чего на самом-то деле путешествуют по разным городам и странам? Если спросить туристов, они скажут: «посмотреть новые места» или «познакомиться с культурой». Не правда все это. Люди едут с совершенно иной целью: взглянуть на самого себя в новом месте, в другой жизни. Увидеть себя нового. Вот почему Сандра втолковывала клиентам, что одинаково хорошо поехать и в Европу, и в маленькое селение где-нибудь в горах, к примеру, в Колорадо.

А куда поехать ей самой?

Сандра Мередит воздела руки, словно призывая небеса дать ей самый лучший совет, откинулась на спинку кресла, и оно едва не опрокинулось. Сандра резко выпрямилась, и спинка кресла вместе с ней.

А не поехать ли мне?..

Мобильный телефон, который она всегда держала под рукой, зазвонил. Сандра от неожиданности вздрогнула, взяла со стола аппарат и хорошо поставленным голосом ответила:

— Психологическая служба Сандры Мередит.

— Сандра.

Этот мужской голос она редко слышала по телефону, и ее сердце забилось в дурном предчувствии.

— Говард?

— Да, Сандра, это я. Сандра, ее больше нет.

— К-кого? Кого больше нет, Говард? — спросила она, понимая, кого именно больше нет, но заставляла разум твердить: этого просто не может быть.

— Пэт. Пэт больше нет, Сандра. И послышались гудки — частые, ровные, равнодушные. Они протыкали пустое пространство эфира, и Сандра знала, что, сидя вот так, никакого другого ответа или разъяснения она не получит.

Сандра положила мобильник в сумочку, поднялась с кресла и вышла за дверь студии. Заперла дверь на кодовый замок и двинулась по длинному узкому коридору, устланному толстым голубовато-серым ковром. Она намеренно выбрала этот цвет, напоминающий южное летнее небо и расслабляюще действующий на человека.

В последнее время Сандра ловила себя на мысли, что все, абсолютно все вокруг — то, что видит, пробует, к чему прикасается, — она беспрестанно анализирует и пытается преломить через призму своей профессии. Это стало для нее какой-то странной игрой.

Но, смотри, Сандра, как бы эта игра не перешла в наваждение, предостерегал ее внутренний голос. Стать трудоголиком ничуть не лучше, чем наркоманом или алкоголиком.

Сандра была довольно высокой, около пяти футов и восьми дюймов, узкокостная, с фигурой если не модели, то очень близкой к идеальной. Тренированное тело — Сандра ходила в горы, плавала, гребла — двигалось легко, и она знала, что на нее всегда приятно смотреть.

Густые черные волосы, подстриженные каре, доходили до мочек ушей и чуточку приоткрывали их, но никогда не были длиннее. Сандра знала, что у нее красивый овал лица. А вот челка всегда доходила до бровей, потому что Сандре не нравились мимические морщинки на лбу. С самого детства у нее была дурная привычка — упрямо сводить брови. Впрочем, результат самого упрямства оказался не так плох, если не сказать, хорош.

Действительно, Сандра Мередит добилась того, чего хотела. Да, кое-какой ущерб она себе нанесла, ну хотя бы вот этими самыми морщинами на лбу. Но верно говорят: нет худа без добра.

Сегодня Сандра надела голубой костюм — юбка чуть выше колена и пиджак классического кроя — все от хорошего дизайнера, и лодочки на небольшом каблучке. Всем своим обликом она излучала уверенность, которая должна передаваться каждому клиенту.

Сандре исполнилось тридцать шесть лет, и она не собиралась выглядеть на десять лет моложе. У нее был другой принцип: женщины помоложе должны увидеть в ней образец для подражания; «Когда мне будет за тридцать, я хочу выглядеть так, как Сандра Мередит».

Зачем пытаться выпрыгнуть из своей возрастной среды, говорила она себе, просто надо быть всегда на самой ее вершине. У клиенток постарше она должна вызывать доверие, но не зависть к молодости. Пусть дамы увидят собственную цель — стоит им немного заняться собой, и они будут, как Сандра Мередит. Ведь к психологу обращаются люди, которые относятся к себе с большим — если не сказать с пристальным — вниманием.

Сандра подошла к белой двери в конце коридора и открыла ее. Крошечная комнатка, ее личная, предназначенная для отдыха в перерывах между сеансами. Даже не присев, она сняла трубку и набрала международный номер. Ответила экономка Нистремов.

— Линн, это правда?

— Да, Сандра, правда. Ты же знаешь, Пэт болела давно и серьезно.

— Но…

— Врачи обещали сделать все возможное, однако невозможное им не под силу.

— Понимаю. А Келли? Как она?

— Келли в школе.

— Говард?

— Он… — Линн понизила голос, — по-моему, Говард не в себе. Он заперся в своей комнате. С саксофоном. Но как играет, Сандра, просто сердце рвется!

— Я слышу.

— Вот, слышно даже через океан.

— Я приеду.

— Очень хорошо. Поскорее.

Сандра постучала по столу длинными пальцами. Итак, надо лететь в Европу. Ее лучшая подруга… — да только ли подруга? умерла.

Как странно, оцепенев, подумала Сандра, почему я ничего не испытываю, кроме странного, неловкого беспокойства? Все, все, не надо ни о чем думать, надо просто лететь. Лететь Бог знает куда, чтобы проводить в последний путь Пэт Трифиро, с которой мы были тесно связаны… Слишком тесно.

Были? А не связаны ли до сих пор? Не вечная ли эта связь?

Сандра покачала головой. Мы с Пэт думали, что просто делаем друг другу подарок. То есть подарки.

Подарки?

Да, подарки, хотя и необычные. Но что в этом странного? Подарки бывают совершенно разные. Вот и мы обменялись. Подарками.

Сандра обвела глазами комнату, взгляд застрял в щелочке жалюзи, и она увидела — или угадала? — хорошо знакомый цветничок на зеленой лужайке внутреннего дворика. Да, и даже его, этот цветничок, я обрела с помощью Пэт. Но благодаря себе. Семь лет назад. Ровно столько, сколько скоро исполнится Келли.

Сандра нажала кнопку на пульте и услышала голос помощницы.

— Да, Сандра?

— Милли, я улетаю на пару дней. Придержи клиентов, скажи им, что я вернусь с приятными новинками. А ты без меня погуляй по Интернету. Отследи все новые материалы по психологии. Обрати особое внимание на восточноевропейские сайты. В них могут попасться золотые зернышки. Там психологи начинают почти с нуля, а новички, не отягощенные знаниями, чаще делают открытия.

— Все поняла, Сандра. Надеюсь, поездка будет приятной.

Если бы такое было возможно! Сандра Мередит тревожно вздохнула.

Глава 2

На арендованном «форде» Сандра Мередит ехала из аэропорта Праги, из динамика рвалась музыка в стиле регтайм. Сандра усмехнулась: надо же, высшие силы позаботились о ее настроении. Оно и должно соответствовать этой рваной, синкопированной, ритмически изощренной мелодии, с метрически четким и простым аккомпанементом фортепиано.

Снова джаз, как по заказу. Джаз, который в свое время соединил всю троицу — Говарда, Пэт и Сандру.

Это случилось давно, когда они были студентами и когда в моде был джаз. Для того чтобы попасть на джазовые фестивали, проходившие то в Кливленде, то в Канзасе, то в Сент-Поле, они колесили из одного города в другой. Ночами пропадали на «джемах», желая насладиться живой импровизацией музыкантов. Такой игры, как на этих сходках, не услышать никогда и нигде. И Говард Нистрем, в ту пору еще не профессиональный музыкант, а любитель, не рисковал выйти на сцену.

Однажды вся троица поехала в Атланту — молодые люди узнали, что в этом городе для богатых черных поют спиричуэлз в церкви Мартина Лютера Кинга.

Пахло жареными сосисками, приготовленными на благотворительный обед для прихожан, темпераментный чернокожий патер читал проповедь, воздевая руки над головой и возводя глаза к небесам, видимым лишь ему одному.

А потом все перешли в другой зал, где начались хоровые духовные песни американских негров. Возникшие на стыке двух музыкальных культур — европейской и африканской, — они способны взбудоражить любое сердце.

Сандра хорошо помнит до сих пор, как при первых звуках низких голосов по коже поползли мурашки, ей вдруг пришла в голову ошеломляющая мысль: психолог, которым она собирается стать, вот так должен воздействовать на людей. Может, стоит обратиться к помощи музыки? Не сделать ли музыку фоном для работы с клиентами?

Смешно, но уже в те дни Сандра не сомневалась: у нее будет собственная психологическая консультация. Казалось бы, откуда ей взяться? Денег-то на это у Сандры нет, и быть не может.

Но, наверное, правда, что все, увиденное в жизни и понятое, никуда не исчезает, оно лишь до поры до времени оседает в тайниках мозга, а потом в один прекрасный миг тряхнешь головой и то, чего, казалось, никогда там не было, вылетает…

Кондиционер в машине работал отлично, и незачем открывать окно, но Сандра открыла, желая глотнуть воздух чужой страны.

Нистремы давно поселились в Праге, столице Чехии, бывшей страны Восточного блока., Сандра однажды приезжала к ним, и, признаться, ей понравился их дом с видом на спокойную реку Влтаву, по которой скользили огромные белые лебеди с невероятно длинной шеей. В Орландо тоже на пруду живут лебеди, но они черные. Во Флориде полно и розовых фламинго, поэтому Сандра воспринимала их как что-то само собой разумеющееся, естественное. Но могла ли она подумать, что в Восточной Европе, в бывшей социалистической стране, захотят жить столь вольнолюбивые птицы? Никогда.

Говард решил поселиться в Праге, где у него обнаружились единомышленники в музыке. Он не прочь был сойтись с польскими джазменами, более того, он даже познакомился с ними, но жизнь в Польше оказалась не по нему. Прага лучше подходила Говарду Нистрему. «В ней больше Европы на каждый акр», — объяснял он любознательным соотечественникам.

Сандра соглашалась с ним, проезжая по узким улочкам старого города, чтобы перебраться в другую часть Праги и там, в тенистом саду, найти старинный особняк Нистремов.

Она вдруг почувствовала слабость в коленях и в руках, сжимавших теплый от солнца руль, когда до нее со всей ясностью дошло: никогда больше она не поговорит с Пэт. Впервые за последние напряженные часы на глаза Сандры навернулись слезы, и она ничего не могла с собой поделать.

Притормозив у обочины, положив голову на руль, она сотрясалась от рыданий. Сандра не останавливала себя: это пройдет, она сумеет взять себя в руки, когда приедет к.., ним. К тем, кто остался в доме.

Говард узнал в Пэт свою единственную женщину уже в первую встречу — так рассказывала Сандре подруга, указывая на светловолосого гиганта с саксофоном, взошедшего на маленькую клубную сцену в университете Беркли. Он поднес инструмент к губам, пальцы забегали по металлическим клапанам, и по телу Сандры растеклось невыразимо сладостное чувство. На какой-то миг ей показалось: этот парень играет только для нее.

— Ну и как он тебе? — шепотом спросила Пэт.

Нет, Говард Нистрем играл не для нее, а для Пэт Трифиро, тоненькой хрупкой девушки. Такой же светловолосой и светлокожей, как он сам.

Именно Пэт, которая готовилась стать музыкальным обозревателем, написала первую статью о Говарде Нистреме-саксофонисте.

Сандра не собиралась соперничать с подругой, да в ее планы и не входила любовь, которая увлекла бы ее по-настоящему, и уж тем более — в брак. Ей предстояло еще многое сделать в жизни, и у них с Пэт, если честно, был слишком разный старт. За спиной Пэт Трифиро — солидное состояние, а у Сандры — ничего, кроме непомерных амбиций.

Она хорошо запомнила и поездку в Атланту, штат Джорджия, где они слушали спиричуэлз в церкви Мартина Лютера Кинга Вернувшись в мотель, разошлись по номерам — Говард и Пэт уже жили вместе, а Сандра поселилась через стенку. Не надо обладать богатым воображением, чтобы понять, на каком саксофоне играл в эту ночь Говард И какой терпкой была мелодия — крики Пэт не всегда музыкальные, не стихали до утра — Сандра, ты не представляешь, как я его люблю! — щебетала наутро подруга сверкая синими, как небо, глазами. — Он такой, такой… — Пэт зажмурилась. — Он может довести до…

— До скэта. — Сандра усмехнулась. — Я слышала.

На минуту Пэт умолкла, тараща на нее глаза, а потом расхохоталась. Они сидели на скамейке под густыми кронами яблонь.

— Ты очень образованная джазовая поклонница.

— Я много читала. И о скэте тоже. Как утверждают знатоки, скэт — это джазовый вокал, без текста. Конечно, могут вырываться отдельные слова или сочетания звуков, похожие на голос духовых инструментов.

— А.., было слышно?

— Мотели не предназначены для громкого музицирования, дорогуша. Пэт захохотала.

— Представляю…

— Не представляешь. Я даже позавидовала.

— Но разве ты со своим не…

— О, не надо! Он не музыкальный человек, он скорее спортсмен. И для него важнее всего…

— Драйв, — перебила ее Пэт.

— Да, движение.

— Музыкальные критики определяют его как волевой посыл. Раскрепощенная энергия. Нарастающий темп…

— У слушателя создается впечатление нарастающего темпа, хотя на самом деле он остается неизменным.

Подруги взглянули друг на друга и расхохотались.

— Мы с тобой великие любительницы джаза. — Пэт тряхнула гривой светлых мелко завитых волос.

— И понимательницы, — поддержала ее Сандра.

— Такого слова не существует.

— Теперь будет. — Сандра пожала плечами. — Почему бы и нет?

— Почему бы и нет? Гм, ты очень любишь это выражение, Сандра Мередит. Не означает ли сие, что ты готова попустительствовать чему угодно…

— А почему бы и нет? — снова повторила Сандра, но уже с другой интонацией, в которой слышался вызов.

И этот вызов словно подтолкнул Пэт к ответу.

— Действительно, а почему бы мне не принять окончательное решение — посвятить себя музыкальной критике и специализироваться на джазе? — Она выжидательно смотрела на подругу, сама не зная, какого именно ответа ждет от нее. Карьера Пэт обещала сложиться удачно — она любила музыку, хорошо владела словом. — Все равно я езжу и буду ездить за Говардом по фестивалям и концертам.

— Ты собралась заделаться группи? — ехидно осведомилась Сандра, но сердце ее тревожно забилось.

Почему тревожно? Наверное, если Пэт примет такое решение, то в их отношениях многое переменится.

— Да нет, быть одной из девушек, которые спят с музыкантами на гастролях, не по мне. Говард хочет на мне жениться, Сандра.

Пэт подняла на подругу синие глаза, и Сандра увидела в них беспомощность. Ей стало невероятно жаль Пэт Трифиро.

— Что ты ему сказала? Пэт пожала плечами.

— Но ведь ты его любишь.

— Да, и очень. Я просто не смогу без него жить.

— Ну и живи с ним.

— Он хочет жениться. Он хочет детей, сына, которому сможет передать золотой саксофон.

— У него есть золотой саксофон?

— Нет, но Говард уверен, что будет. Он надеется получить его от знаменитой звукозаписывающей фирмы.

— А ты…

— Девушки, привет! Дамские секреты? Подруги вздрогнули. Из тени сада, свежий и розовощекий, вынырнул Говард.

— Пробежался? — спросила Сандра, переводя все внимание на него.

— Да, это было здорово. Сад отличный.

— И ни одна собака за тобой не увязалась?

— На этот раз нет. — Он засмеялся, сверкнув белыми зубами. Между верхними передними виднелась щелочка, о которой Говард всегда говорил, будто она позволяет ему вдувать больше воздуха в инструмент, поэтому он и звучит у него столь неповторимо. — Но вчера еле унес ноги. За мной гнался мастиф, а за ним хозяйка.

— А не наоборот? Ты за хозяйкой, а она за мастифом? — ревниво уточнила Пэт, но глаза ее светились любовью.

— Нет, детка, все произошло так, как я сказал. Я пожалел, что при мне нет инструмента, иначе я бы показал животному, что такое звук иерихонской трубы.

— Ты это можешь, — вставила Сандра.

— Еще и не то могу, — самодовольно согласился Говард. — Вам, девочки, крупно повезло. Вы даже сами не знаете, насколько крупно. Вы застали будущую знаменитость в самом начале расцвета.

— Мы с Сандрой обнаружили большой прогресс в нашем джазовом образовании. Благодаря прошлой ночи.

Подруги засмеялись, а Говард снисходительно оглядел их.

— Что ж, одной из вас.., тебе, Сандра, я, пожалуй, доверю готовить мою публику — разогревать ее…

— Ты это о чем, Говард?

— Когда ты откроешь свою психологическую консультацию, то в качестве исцеляющего средства станешь продавать клиентам мои диски. Рекламная акция, милочка, и для тебя, и для меня очень полезная. На мои концерты будут ломиться толпы…

— Ясно.

— А я? — поспешила напомнить о себе Пэт.. — О, у тебя совершенно другая задача. Будешь славить меня на бумаге.

— И все? — Сандра недоуменно посмотрела на Говарда. — Разве ты не…

— Да, я — да. Я обязуюсь каждую ночь совершенствовать ее искусство скэта. Пэт подскочила.

— Ты подслушивал!

— О чем ты, дорогая? Я бегал, и довольно далеко отсюда.

— Тогда откуда ты знаешь?

— У меня музыкальный слух, и, когда я занимаюсь с тобой любовью, уши мои не заложены. Особенно хорошо у тебя получается…

Пэт замахнулась, но Говард перехватил ее руку за тонкое запястье и невозмутимо продолжил:

— А когда ты станешь моей женой, твой талант достигнет апогея.

— Надеюсь, тогда у нас будет собственный дом с толстыми стенами.

— Да, конечно. Мы обязательно обошьем стены звукоизолирующими панелями. Иначе соседи просто не вынесут веселую семейку. Они от нас оглохнут.

Все трое расхохотались, воображая прекрасное будущее.

Сандра вспомнила эту сцену и печально улыбнулась. Потом в памяти, тесня друг друга, всплывали другие…

Она с трудом подняла голову и посмотрела за окно машины. Там жил своей жизнью чужой город, который находится далеко-далеко от Атланты, только что привидевшейся ей. Но в этом восточноевропейском поселении есть человек из прежней жизни — Говард Нистрем…

Тыльной стороной руки Сандра вытерла слезы и включила зажигание. Дальше она ехала без остановок, до самых ворот старинного особняка.

Большой дом, который вполне можно назвать замком, обнесенный высокой каменной оградой, утопал в зелени. Листья на деревьях были густые, ветки усыпало множество зеленых плодов — наверное, вишни, но они пока не крупнее прыщиков.

Сандра затормозила у ворот и вышла. По ступенькам навстречу ей сбегала Линн — единственная разумная голова во всем доме в данный печальный момент.

— О, Сандра, как я рада, что ты приехала! — Линн облегченно вздохнула. — Ты не представляешь, как он плох.

Она кивнула в сторону дома, откуда из открытого окна летели протяжные звуки саксофона. Такие, которые способны разорвать душу и остановить сердце.

— Ты не пробовала попросить его не играть?

— Да что ты! — Линн даже замахала руками. — Пускай уж лучше играет, а то на нем лица нет. Как бы с ним не случилось чего-то плохого. Иначе Келли останется сиротой.

Келли.

Сандра почувствовала, как мурашки побежали по коже, несмотря на жаркий день. Девочка Келли. Ей сейчас… Сколько сейчас Келли? Да не притворяйся ты! — одернула она себя. Ты прекрасно знаешь, сколько лет Келли. Ты прекрасно помнишь, когда это произошло.

А что произошло? Когда ты… Или когда она… Или когда открылась твоя консультация.

Прекрати! — строго велела себе Сандра.

Сейчас речь не об этом. Я должна заняться тем, зачем приехала. Говард не справится, поэтому я должна взять на себя печальное дело, исполнить волю Пэт до мелочей.

Сандра резко выпрямилась и сказала Линн:

— Я пойду к нему.

Линн кивнула и направилась следом.

Сандра хорошо помнила замечательный дом, который могли позволить себе Нистремы. За последние годы Говард стал не просто популярен, а знаменит. Одна фирма даже задумала выпустить оригинальные детские игрушки — «Нистрем-сакс».