Крещендо

— Не трогай меня!

— Марина, — хрипло шептал он, пытаясь снова ее обнять.

— Не смей! Ты меня не любишь и никогда не любил! Ты даже не знаешь, что это значит. Неудовлетворенное желание — вот все, что ты способен ощущать. — Она с презрением смерила его с ног до головы. — Я тебя не люблю, ты мне противен. Ты эгоистичная, гнусная свинья!

Лицо Гедеона побелело и застыло, черные глаза превратились в щелочки.

Марина повернулась и вышла. В комнате было так тихо, что стало слышно надрывное дыхание Гедеона, как будто его легкие работали, преодолевая страшную боль. Какое мучительное наслаждение она испытывала, сумев наконец ранить его так же глубоко, как он ее когда-то.

Она сидела в своей комнате и слушала тихий шепот моря. Нет, никто не должен удовлетворять свои желания за счет другого. Даже талант Гедеона не давал ему на это права.

Марина рассматривала свои руки, упругую кожу, контуры костей и суставов. Многое воспринимается нами как само собой разумеющееся. Ежедневное чудо жизни не вызывает ни изумления, ни радости до поры, пока не возникает реальная угроза смерти. В тот день, выбежав из дома, она даже не заметила роковой машины. Все ее мысли были сосредоточены на другом. Марина ясно поняла, что Гедеон не любит ее, никогда не любил, иначе он не обнимал бы Диану Греноби.

Она не боялась погибнуть. Возможно, под колеса ее толкнуло бессознательное стремление к смерти. Несчастные случаи не всегда случайны. Часто люди рискуют, потому что не боятся последствий риска.

Гедеон довел ее до самого края пропасти и теперь надеется своими признаниями добиться того, что все будет прощено и забыто. Напрасно надеется. Даже если он не встречался с Дианой, когда был женат, все равно главными для него были его собственные желания. А разве это можно назвать любовью?

Дело даже не только в том, что она чуть не поплатилась жизнью. Она потеряла ребенка и знала, что эта рана не заживет никогда. Гедеон виноват в этом, из-за него она чуть не погибла под колесами. Он убил ребенка, он убил в ее душе нечто очень важное: тепло и доверие к людям, которое вряд ли можно восстановить.

Гедеон не хотел признаться ей в своих чувствах, потому что в глубине души знал, что когда-нибудь это кончится. По его словам, он надеялся утратить к ней интерес, после того как желание его будет удовлетворено. Гедеон знал, что так будет, однако женился, не задумываясь, что станет с ней, когда она ему надоест.

Тут она вспомнила недавний спор Гедеона с Дианой на дороге, и щеки ее вспыхнули румянцем. Какие сильные чувства обуревали тогда эту женщину, и как холодно и зло оттолкнул ее Гедеон. Марина заметила в его глазах только раздражение и скуку. Значит, таким он бывал в личных отношениях! Теперь она знала, что, еще не осознавая того, она видела свое собственное будущее. Он уйдет от нее именно так, взглянув с ледяным равнодушием, и она останется одна, подобно сломанной кукле, без надежды и утешения.

Гедеон подошел к ее двери и спросил:

— Ты спустишься к столу?

Марина повернула к нему светловолосую головку, и он встретил взгляд, полный ненависти и презрения. Она так живо представила себе, как Гедеон мог бы поступить, а отчасти уже поступил, что принимала воображаемые терзания за настоящие.

Взгляд Марины заставил его побледнеть еще больше, морщинки у глаз и вокруг рта обозначились четче.

— Не смотри на меня так! — непроизвольно воскликнул он.

— Если тебе не нравится, у тебя есть выход. Уходи и не возвращайся.

— Я не могу, — со стоном ответил он. Руки его повисли, в глазах отражалась боль. — Я люблю тебя.

Когда-то он боялся привязанности к ней, теперь Гедеон полностью капитулировал. Марина сомневалась, любил ли он ее раньше, но сейчас она знала наверняка: он ее любит. Марина чувствовала себя совершенно опустошенной. Боль сделала ее настолько чувствительной, что, кажется, тронь пальцем — и она закричит. Она не хотела видеть и принимать любовь и боль Гедеона. У него не было права ни на то, ни на другое.

— Мне нет до тебя дела, — сказала Марина бесцветным голосом. — Уходи. Ты мне надоел.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Гедеон ничего не ответил и вышел. Не нужно было видеть выражение его лица, чтобы понять, что стрела достигла цели. Марина слышала его вздох и почувствовала, как ему хочется возразить ей, но слова замерли у него на губах.

Совсем недавно она была доверчивым ребенком, который не испугался смуглого незнакомца, ворвавшегося в ее жизнь. Теперь, сидя на краю кровати и слушая его тяжелые шаги по лестнице, Марина испытывала дикую радость оттого, что сумела еще раз причинить ему боль.

Тот, кто сам не испытал боли и ее страшных последствий, не может быть жестоким. Жестокость порождается страданием, потребностью ответить ударом на удар. Марина взглянула на себя в зеркало, и отражение в нем ей не понравилось. Еще несколько дней назад юная девушка, которой она считала себя, казалась ей симпатичной. Теперь она увидела в зеркале лицо взрослой женщины и вздрогнула от отвращения. Пережитые страдания изменили это лицо. Однако она оставалась еще очень юной, скорее девочкой, чем женщиной. Оттого Марина с легкостью принимала себя за восемнадцатилетнюю, не замечая, что ей уже двадцать два. Теперь изменилось выражение глаз. Вместе с памятью вернулась боль, а с ней и морщинки, появившиеся благодаря Гедеону.

Марина спустилась вниз и застала Гранди одного на кухне. Он испытующе посмотрел на нее: «Все в порядке?»

Она улыбнулась, кивнула и дотронулась лбом до его плеча. Дед неловко погладил ее по спине.

— Голодная?

Марина увидела салат и ответила «да», удивляясь, что и в самом деле проголодалась. Они уселись за стол и с удовольствием поужинали. Гедеон не появлялся, и она не стала спрашивать Гранди, уехал он или остался.

Они вместе убрали со стола и вымыли посуду. Затем Гранди, не без колебания, попросил ее поиграть.

Она выбрала Шопена. Спокойный и печальный, элегический ноктюрн был созвучен ее настроению, в нем ощущалась чуть ироническая покорность судьбе. Играя, Марина смотрела в окно, а Гранди сидел тихо-тихо, и она едва слышала его дыхание. Он так гордился ею, что становилось грустно. Как бы ей хотелось познать жажду славы, понять упоение артиста на бранном поле концертного зала! Только для того, чтобы доставить деду удовольствие.

Когда она кончила играть, Гранди встал и молча поцеловал ее. Он был взволнован и хотел теперь остаться один. Кажется, он все бы отдал, чтобы Марина заняла его место на сцене.

Но ведь существуют же и еще какие-то пути, думала она. Например, ей нравилось аккомпанировать. Прежде чем решить все окончательно, надо посоветоваться с Гранди. Конечно, ее основным инструментом был рояль, но скрипкой она владела тоже вполне сносно. В конце концов, она сможет преподавать музыку в школе. Только нужно будет вернуться в колледж и закончить курс, подумала Марина с удовольствием.

Она нашла деда на кухне, а между тем Гедеон по-прежнему не показывался. Она опять не стала спрашивать, уехал он или нет. Вместо этого она спросила Гранди, что он скажет на то, чтобы ей еще на год вернуться в колледж, прежде чем решить, чем заняться дальше. Лицо деда осветилось, она поняла, что он не оставил надежды на ее блестящее будущее.

— Я думаю, это замечательная мысль.

— А меня обратно примут?

Он тихонько рассмеялся:

— Ну, я думаю, мы их убедим. — Гранди еще пользовался влиянием, к тому же в колледже все хорошо знали о способностях Марины.

— Я могла бы аккомпанировать, — осторожно сказала она.

— Конечно, могла бы, — согласился дед с кажущейся легкостью, но ее нельзя было обмануть. Гранди так быстро не сдавался. Он надеялся, что, вернувшись в музыкальную среду, она почувствует вкус той жизни и уже не сможет от нее отказаться.

Марина легла спать пораньше, оставив Гранди на кухне раскладывать длинный пасьянс. На улице поднялся ветер, половицы скрипели, дребезжали окна, шум моря усилился, казалось, оно грохотало прямо под окнами ее комнаты. Она уснула почти сразу, убаюканная звуками ночи.

Проснувшись, поняла, что еще темно. Ветер свистел громче, сквозняки разгуливали по дому, море бушевало словно в двух шагах. Слышался шум дождя. Пока она спала, разыгрался шторм. Лежа в постели, Марина прислушивалась к реву разгулявшейся стихии. Вдруг она села и насторожилась. Ей показалось, она слышит еще какие-то звуки. Может быть, Гранди не спит?

Она взглянула на часы. Было два часа ночи. Марина нахмурилась. Неужели Гранди заболел? Ветер и дождь заглушали другие звуки, однако теперь она была уверена, что внизу кто-то есть.

Выскользнув из постели, она накинула халат и на цыпочках спустилась вниз. Открыв дверь кухни, Марина замерла.

Он промок насквозь, черные волосы прилипли к голове, на лице блестели капли дождя. Он уже снял свитер и рубашку, и Марина невольно загляделась на худое мускулистое тело. Она перевела взгляд на лицо и спросила: «Где ты был?», медленно подошла и увидела совершенно мокрые брюки и раскисшие от воды туфли.

— Гедеон, ты же промок насквозь! Что ты делал?

— Гулял. — Он отвернулся и взял со спинки стула полотенце.

От вида его тела у нее пересохло во рту. Она не могла отвести взгляд от мокрой смуглой кожи, от выступающей под ней мускулатуры, от темных волосков, растущих на груди. Он растирал себе полотенцем руки, а она пыталась подавить приступ возникшего желания. Он отбросил полотенце, и Марина сказала хрипловато:

— Волосы совсем мокрые.

— Не имеет значения, — ответил Гедеон и повернулся к двери. Но Марина взяла полотенце:

— Сядь, пожалуйста.

Глаза его сощурились, а лицо замерло. Он медленно сел, и Марина сказала раздраженно:

— С ума ты сошел! Так можно получить воспаление легких. — Сердитый голос скрывал непреодолимое желание дотронуться, она надеялась отвлечь его так, чтобы он не заметил, как дрожат ее руки. Марина начала энергично сушить полотенцем его волосы.

Глаза непроизвольно скользили по длинной голой спине, она вспомнила ночь, проведенную у него в спальне, и ощущение его кожи под пальцами. Как ей хотелось погладить ее сейчас! Руки запутались у него в волосах, и Марина закрыла глаза, но тотчас открыла, чтобы он ничего не заметил.

— Неужели ты все это время ходил по дождю! — Она отняла полотенце, чтобы проверить, подсохли ли волосы.

— Сначала я поехал на машине и долго ездил, но, когда вернулся, понял, что мне нужно еще подумать, и я пошел в скалы. Зашел куда-то далеко, за мыс Испанская Голова и дальше. Я не успел вернуться, разразился шторм.

Марина догадывалась, о чем он думал. Интересно, к каким выводам он пришел? Она убрала с его лба спутанные черные пряди. И тут заметила, что Гедеон наблюдает за ней. Она пожалела, что поддалась искушению. Опасный блеск появился в его глазах, инстинкт не обманывал его. То, что животному подсказывает нюх, ему подсказала интуиция.

Марина тут же отодвинулась, лицо ее стало холодным.

— Тебе нужно сменить одежду.

— Я и собирался это сделать. — Он встал и оказался совсем близко, пристально гладя на нее.

Не надо ей было спускаться, не следовало видеть красоту его тела, такого неотразимого в движенье. Гедеон обладал сильной мужской привлекательностью, которая действовала на нее всегда.

— Мне нужно выпить чего-нибудь горячего, — сказал он. — Я промерз до костей.

Марина взглянула на него сквозь ресницы, лицо ее по-прежнему было замкнутым и холодным.

— Пойди переоденься, я приготовлю тебе горячий чай.

Он улыбнулся, и сердце у нее дрогнуло. Когда Гедеон вышел, она взяла его рубашку и свитер и, стиснув их руками, уловила исходящий от них запах. Пахло дождем и морским туманом с легким оттенком свойственного только ему аромата кожи.

Марина поставила чайник на огонь и достала чашки. Гедеон вернулся в чистом свитере и сухих брюках. Марина заметила, что он причесался. От дождя и ветра кожа на лице у него разгорелась, но глаза под черными бровями смотрели мрачно.

Марина стояла, повернувшись к нему спиной.

— Ты поел?

— Я не голоден. — Он бесшумно подошел и встал за спиной. — Извини, я разбудил тебя.

— Нет, не разбудил. — Марина пожала плечами, но не повернулась. — Я проснулась из-за шторма. Море очень разбушевалось.

— Да, волны как горы. Около причала они поднимаются выше домов.

— Не часто у нас бывают такие штормы. Не хотела бы я сейчас оказаться в море.

— Пожалуй, — согласился он.

Они стояли так близко, что Марина чувствовала малейшее его движение: вот он сунул руки в карманы, вот он повернул голову и коснулся шеей воротника.

Когда вскипел чайник, она заварила чай. Движения ее были автоматическими, потому что голова была занята совсем другим. Гедеон наблюдал за ней, и она знала, что он чувствует, потому что все, что происходило сейчас с ним, было ответом на то, что происходило с ней.

Они вели вежливый разговор, как люди малознакомые, а тем временем сильный порыв физического влечения заставлял их тела дрожать и тянуться друг к другу.

— Ты должен что-нибудь поесть, — бросила она коротко. — Я приготовлю сандвичи с ветчиной.

Гедеон внимательно смотрел, как ловко она режет хлеб, мажет его маслом и вкладывает внутрь сандвичей ветчину. Закончив, она пододвинула ему тарелку.

Он сел за кухонный стол и пробормотал:

— Я действительно не хочу есть.

— Ешь. — Она налила ему чашку чая.

Гедеон неохотно начал жевать сандвич.

— Марина, что ты собираешься дальше делать?

Она села напротив и стала, не отвечая на вопрос, прихлебывать чай. Гедеон поднял голову и заглянул ей в глаза. Она не отвела взгляда.

— Мы с Гранди уже говорили об этом сегодня. Я думаю вернуться в колледж и окончить курс.

Гедеон посмотрел в тарелку и отодвинул ее от себя.

— Понятно.

Она никогда не видела его таким подавленным. Сильный внутренний свет его личности потух. Даже обычно волевая линия рта демонстрировала покорность судьбе. Он опустил глаза, но ресницы подрагивали.

Когда Гедеон взял чашку, стало заметно, что руки у него дрожат. Он сжал чашку двумя руками и отпил, стараясь не глядеть на Марину.

Но в ней кипела обида. Она не хотела отвечать на его безмолвную мольбу, она не хотела видеть, как ему больно. Гедеон не имел права на жалость.

— Ты была права, — сказал он слегка осипшим голосом. — Я был слеп и эгоистичен, не давал себе труда подумать, в каком ты положении. Помнил только о себе…

— Не надо мне об этом рассказывать, — заметила она с горечью.

— Подожди, — и он еще ниже склонил голову. — Ты меня презираешь, и я это заслужил. Я признаю, что был эгоистом. — Он быстро поднял голову и посмотрел ей в глаза. — Но в тот день, когда ты неожиданно вошла в квартиру и увидела меня и Диану, это не я целовал ее, а она меня. Войди ты на минуту позже… ничего бы не произошло. Я не хотел, чтобы она меня целовала. Черт возьми, я давно к ней охладел. Мы не встречались с тех пор, как я заметил тебя и того мальчика в театре, клянусь честью.

— Честью? — рассмеялась она, и Гедеон поморщился.

— Этого я не заслужил, — сказал он с укором. — Я не стану тебе врать. Ты должна мне поверить.

Марина знала, что он говорит правду, и верила. Само поведение Дианы, ее ярость и страсть в сцене на дороге подсказали ей, что у Гедеона с ней все кончено.

По лицу он понял, что Марина ему верит, и торопливо продолжал:

— Я сидел над своими бумагами, торопясь все закончить и поехать к тебе. Боже мой, Марина, как я хотел увидеть тебя. Я даже не думал о Диане. Она пришла совершенно неожиданно, прослышав, что я в городе один. — Лицо его передернулось, темная краска залила щеки. — Диана думала…

— Я знаю, что она думала, — ответила Марина сухо.

Диана пришла, надеясь, что Гедеону успела надоесть жена и можно возобновить их прежние отношения. Скоротечные романы, бывшие у него в прошлом, давали ей основания для такой надежды. Бедная Диана, подумалось Марине, тяжело любить без ответа, а Диана, без сомнения, любила его.

— Ты думал когда-нибудь, что ты с ней сделал? — спросила она с упреком. — Она ведь тоже способна на чувство.

Он замер и помрачнел.

— Из-за нее я чуть не потерял то, чем больше всего дорожу, — сказал он сквозь зубы. — Она просто не могла поверить, что я больше не хочу ее, и поэтому ты едва не погибла. — Он замолк и конвульсивно сглотнул. — Тогда мне показалось, что ты умерла. Попадись она мне, я бы ее убил!

Наступило молчание, слышно было только его хриплое, прерывистое дыхание. Ветер налетел на окно и загремел задвижкой. Марина вскочила. Нервы у нее были напряжены до предела, каждый звук, казалось, болезненно отдавался в голове.

— Это только ветер, — мягко сказал Гедеон.

Марина отпила чаю, но он остыл, выдохся и потерял вкус. Черные глаза Гедеона следили за ней не отрываясь.

— Я думал и думал. До головной боли. Я понял, что не в Диане дело, не так ли? Не из-за нее мы расстались, а из-за меня. Я разрушил то, что было между нами. Я заботился о своей независимости и не видел, что происходило с тобой.

Она смотрела на него, затаив дыхание. Как изменилось его лицо! Странное смирение, которое оно выражало, так не похоже было на обычную уверенность и силу.

— Ты любила меня? — спросил он хрипло.

Марина не отвечала.

— Ведь любила, не правда ли? — В его странной улыбке виделось самоуничижение. — А я никогда даже не задумывался над тем, что происходит в твоей головке. Слишком уж занят был борьбой с собственными чувствами. Боясь потерять свободу, я потерял тебя.

Стояла такая тишина, что слышно было тиканье часов, шум ветра и волн, шорох пепла в печке.

— Я знаю наверняка, что казался тебе привлекательным, иначе ты не стала бы со мной спать. Но я избегал говорить о любви, мне не хотелось признавать, что любовь имеет ко мне хоть какое-то отношение. — Он поймал ее руку и поднес к губам. — Ты все еще любишь меня, Марина?

— После всего, что ты рассказал о себе, тебя трудно любить, — ответила она бесстрастно и тут же почувствовала, как замерла его рука. Тогда она продолжила: — Может быть, ты действительно любишь меня сейчас, но через год-другой решишь, что разлюбил, и выбросишь меня из своей жизни, как Диану.

— Нет, нет. Никто для меня не значил столько, сколько ты. Я никогда не смогу с тобой расстаться. Я боролся со своим чувством, но теперь все, оно победило. Марина, я буду любить тебя до конца дней моих.

— Как я могу тебе поверить? — спросила Марина сердито.

— Должна поверить, — тихо ответил Гедеон.

Но она встала, выдернув руку из его пальцев. Гедеон тоже вскочил и снова попытался овладеть ее рукой.

— Не уходи, послушай меня.

— Зачем? Не хочу.

Взгляды их встретились, его — умоляющий, ее — холодный, отталкивающий. Он подошел поближе, но Марина старалась держаться на расстоянии от магнетического обаяния его тела. Она чувствовала, как ее влечет к нему. Да, физическая сторона любви очень важна, но это лишь одна ее сторона. Чтобы любовь жила, нужно многое другое. У Марины не было уверенности в том, что Гедеона толкает к ней не только физическое влечение.

— Я хотел начать все сначала, — заговорил он снова. — Я приехал сюда, потому что с ума сходил без тебя. Гранди просил меня держаться подальше отсюда, но я не мог.

Ее взгляд красноречиво сказал ему, насколько эгоистично это было с его стороны, и он молча признал ее правоту.

— Увидев, что ты совсем меня не помнишь, я решил, что у меня есть шанс начать все так, как следовало бы. Ведь если бы тогда, когда мы впервые встретились, я признался сам себе, что влюбился, все отношения развивались бы иначе. Я приехал бы в Бассли, стал за тобой ухаживать и, возможно, добился бы взаимности. Потом мы поженились бы, и наша жизнь, наверное, сложилась тогда по-иному. Я хотел, чтобы ты увидела, как я люблю тебя, надеялся заставить тебя снова полюбить меня.

Конечно, он в этом преуспел, она опять влюбилась. Стоило Марине увидеть его, как она тут же ощутила непреодолимое влечение. Она не помнила его, но тело неудержимо отзывалось на каждое прикосновение, каждый поцелуй заставлял ее, как в трансе, идти к нему в объятия.

Марина вспыхнула и отвернулась, но Гедеон смотрел не отводя глаз, и вся ее защита рушилась под его взглядом.

— Подумай об этом, дорогая моя, — прошептал он ей на ухо.

Тут Марина подняла голову, и глаза ее сверкнули:

— Я скажу тебе, о чем я думаю. Я думаю, что лучше всего было бы нам вообще не встречаться. Ты заставил меня пережить все мыслимые мучения, и больше я тебя видеть не хочу. Я думаю, что тебе пора оставить меня в покое навсегда.

Лицо его побелело и замерло, губы не дрогнули, только один мускул затрепетал в уголке рта.

Охвативший ее гнев уже начал проходить, и она задрожала всем телом.

— Уходи, — сказала она невнятно, не глядя на Гедеона.

Марина чувствовала, что он наблюдает. И тут он хрипло рассмеялся и как-то странно произнес:

— Сжигаю за собой последний мост. — Прежде чем она поняла, в чем дело, он поймал ее, прижал к себе и впился в губы. Этот поцелуй, жадный, требовательный, жгучий, сокрушил все ее сопротивление, обдал волной безумного желания, захлестнувшей ее с головой.

Его руки крепко держали Марину, поцелуй становился все глубже, отнимая у нее последние силы, пока она не сникла в изнеможении. Гедеон почувствовал ее слабость.

Он поднял голову, наконец заглянул в ее раскрасневшееся лицо, и глаза его блеснули:

— Спокойной ночи, дорогая моя.

Когда он после этого повернулся и ушел, она не поверила глазам. Он же знал, что с ней происходит. Гедеон не мог не почувствовать, с какой жадностью она отозвалась на его поцелуй, не сумев справиться с собой.

И все-таки он ушел.

Марина стояла, прислушиваясь к его шагам по лестнице. Так почему же он ушел?

Марина потуже завернулась в халат, склонив беспомощно голову. Гедеон был настоящим стратегом и сделал все совершенно сознательно. Она обошла кухню, привела ее в порядок, поднялась к себе в комнату и забралась в постель. Ей не спалось и только на заре удалось забыться тяжелым, беспокойным сном.

Проснулась она поздно, Гранди ее не будил. Когда она наконец спустилась вниз, он спросил:

— Ну, как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно, — ответила она слишком бодро.

Гранди кивнул.

— Что ты хочешь на завтрак?

— Сделаю себе тосты. — И она пошла резать хлеб. Потом как бы невзначай спросила: — Гедеон встал?

— Он уехал, — ответил дедушка.

Тут рука у нее дрогнула, нож резанул прямо по пальцу, и она слабо вскрикнула. Гранди в ужасе подбежал к ней, увидев, что из ранки бежит темно-красная кровь.

Что он со мной делает? — думала Марина в тоске. Я его ненавижу! Как он мог вот так уехать, даже не попрощавшись.

Гранди схватил ее руку и сунул под холодную струю.

— Очень больно? — спросил он, видя, как она побледнела.

Очень, подумала она про себя и, улыбнувшись, ответила:

— Нет, не больно. — Потому что болела совсем не рука.

Она все прекрасно понимала, еще прошлой ночью, когда ее тело бурно отзывалось на прикосновение его рук и губ. Она хотела его. Гедеон хорошо это знал. В его глазах был такой особенный блеск, который говорил, что она выдала себя, раз и навсегда. Гедеон знал ее чувства и все равно уехал!

Ненавижу, думала она. Я его ненавижу!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Марина гуляла среди скал, следя за тем, что творилось в небе. Ветер гнал облака, море металось, как в кошмарном сне, пятна света скользили по мутным волнам, когда солнце выглядывало иногда из-за мчащихся туч.

Гедеон был блестящим музыкантом, но ему была свойственна эмоциональная глухота. Не соразмеряя потребности тела и порывы сердца, он, подобно глухонемому ребенку, не мог установить между ними правильную связь и жил в полной самоизоляции, погруженный в свой внутренний мир. Уроки, полученные в раннем детстве, остаются с человеком на всю жизнь. Родители учат его любить и принимать любовь, и это умение должно быть усвоено особенно глубоко, чтобы впоследствии он не остался в душевном одиночестве.

Тело Гедеона узнало радость обладания женщинами, но память о властной матери заставляла его сердце отвергать их. Он научился видеть жизнь в специфическом ракурсе, подобно объективу обезумевшей камеры, всегда нацеленному на один предмет — на собственное желание.

Впервые встретив Марину, он сразу ощутил единственную потребность: протянуть руку и взять, как брал он все, что ему хотелось. Теперь она поняла, что, обуздав этот порыв, Гедеон уже начал любить ее. Тогда в нем произошли первые изменения, которых он сам не понимал и поэтому скрывал от нее. Его смутило и даже испугало это странное, новое чувство.

Глядя на бурное море, Марина признала, что Гедеон любил ее и то, что он так долго сопротивлялся этой любви, говорило о настоящей силе чувства. Любовь наполнила его музыку, обогатив сухой блеск его исполнения глубокими эмоциями.

Но Гедеон уехал. Почему? Почему он оставил ее так неожиданно, как раз тогда, когда она не сумела скрыть свою страсть, поддалась ему?

Она было повернула в сторону дома, почувствовав, что мерзнет, и замерла, увидев впереди знакомую худощавую высокую фигуру. Он был одет в серые брюки и голубой свитер с высоким горлом.

Гедеон улыбнулся, глядя ей в глаза, и сказал:

— Какая ветреная погода!

Марина даже не нашлась, что ответить. Вернулся! Ветер раздувал его длинные черные волосы, отчего они стали дыбом.

Проведя по ним рукой, он попытался привести их в порядок.

— Как вас зовут?

Сначала она только смотрела в изумлении, ничего не понимая, потом покраснела и сказала неуверенно:

— Марина.

Он подошел к ней близко.

— Марина значит «дитя моря». Такое имя вдет вам. Кто-нибудь уже говорил вам, что ваши волосы напоминают лунный свет?

Она отвернулась и опустила ресницы.

— Меня предупреждали, чтобы я не разговаривала с незнакомцами…

— Это легко поправить, меня зовут Гедеон, — сказал он вкрадчиво.

— Я стала слишком взрослой для игр, — заметила Марина с ноткой грусти.

— Все это слишком серьезно, чтобы называться игрой. — Он дотронулся до ее щеки тыльной стороной ладони. — А любовь всегда немножко игра.

— Я думала, ты уехал, — прошептала Марина.

— Я никогда от тебя не уеду. Куда я могу деться, если мое сердце всегда с тобой.

Она невольно засмеялась, но выражение его глаз, с которым он смотрел на ее губы, заставило ее оборвать смех. Он медленно наклонился и легко ее поцеловал.

— Ты очень красива.

Сердце Марины сильно забилось. Они вместе пошли к дому. Гедеон старался укоротить свой шаг, чтобы идти с Мариной в ногу. Внизу волны с грохотом разбивались о скалистый берег.

— Я люблю тебя, — говорил Гедеон. — Ты — мое дыхание, ты — мое сердце, я не могу уехать, потому что не могу жить без тебя. Теперь я знаю это наверняка, я ведь этот год жил один. То есть казалось, что я жил, но внутри я будто умер. За это время я не только не разлюбил тебя, наоборот, полюбил тебя еще сильнее. С того дня, как мы встретились, это чувство все время росло. Три года — это все-таки немало.

Она, не отвечая, вздохнула, молчаливо подтверждая, что три года — это долгий срок.

— Почему ты уехал вчера ночью?

Гедеон тихо рассмеялся.

— У меня был большой соблазн остаться, но на этот раз я решил не делать ошибки. Нужно было дать тебе время подумать.

— Ты дал мне совсем мало времени на размышления, — заметила Марина.

— Мало? Боже мой, мне показалось, прошла целая вечность, — ответил Гедеон хрипловатым шепотом. — Ах, Марина, мне так хотелось остаться.

Она остановилась, глаза их встретились, через секунду он обнимал ее и, прижавшись друг к другу, они целовались с такой страстью, что сердце ее забилось громко, как метроном.

Потом он вздохнул и, нежно касаясь губами ее щеки, спросил:

— Скажи мне только одно, дорогая моя, если ты любила меня, зачем ты встречалась с этим мальчиком и не хотела видеть меня?

— Я не хотела больше мучиться, — ответила Марина и услышала, как у него перехватило дыхание.

— Боже мой, любимая моя. Я ненавижу себя за то, что сделал с тобой. Я действительно заслужил, чтобы ты меня бросила.

Она откинула назад голову и серьезно на него посмотрела:

— Слишком я была молода для тебя.

— Нет, — ответил он тотчас же и опять нахмурился.

— Слишком молода, — продолжала она, но глаза ее улыбались. — Я не понимала, что за зверя мне удалось поймать.

Глаза его повеселели и морщинки, возникшие вокруг рта, расправились. Он усмехнулся и заметил:

— Боюсь, ты поймала дикого зверя.

— Совсем дикого, — согласилась Марина, слегка поддразнивая его.

— Однако его можно приручить, — предложил Гедеон.

— Ну, я не знаю… — Она посмотрела с вызовом. — Не уверена, что найду клетку подходящей величины.

— Мне не нужна клетка, я и так не убегу, — пообещал он.

Она действительно была почти ребенком, когда он соблазнил ее, и вся их любовь была тайной, страстной, но молчаливой. Гедеон не хотел и боялся сказать лишнее, а Марина была слишком робка, слишком неуверенна в себе, чтобы говорить. Она теперь понимала, что до сегодняшнего дня их женитьба не была настоящей. Помимо любви, которой они самозабвенно предавались, Гедеон и Марина не знали настоящего общения. Теперь им нужно было многое узнать друг о друге. Она стала наконец взрослой женщиной, что далось ей нелегко. Она взглянула на Гедеона и подумала, понимает ли он, что произошло с ними за последний год, проведенный в разлуке.

Гедеон по лицу Марины понял, что в ее голове шевельнулась какая-то невеселая мысль. Он крепко ее обнял и телом загородил от сильного холодного ветра.

— О чем ты подумала? Расскажи мне, — проговорил он хрипловато. — Что-то случилось? Ты мне не веришь? Верь мне, Марина!