С не меньшим энтузиазмом, чем предыдущий был воспринят и этот тост.
      Сэр Отлак заметил, что Селивант едва пригубил кубок за удачу рыцарей на турнире - ради вежливости. Педивер пытался разговорить сумрачного Селиванта, отвлечь от предстоящего смертного боя, но принц лишь вяло и односложно отвечал на его вопросы. Граф одобрительно отнесся и к поведению наследника, желающего взбодрить товарища перед боем.
      Встал с полным кубком король Пенландрис и все снова замолчали.
      - Выпьем за победу в смертном бою доблестного сэра Селиванта и пожелаем ему удачи!
      Сэр Педивер поставил кубок на стол не глотнув.
      - Я не знаю, что встало между сэром Селивантом и сэром Ричардом, - сказал он. - Я женат на родной сестре Ричарда и пить за его гибель не буду!
      В глазах Селиванта вдруг блеснула искра жизни, он с интересом посмотрел на Педивера, но ничего не сказал, так же непригубленным поставив кубок на стол.
      - Да, - сказал граф, - сэр Ричард и принц Селивант оба достойные рыцари и мне жалко, что они решили встретиться в смертельном бою и что примирение невозможно. Выпьем за то, чтобы победил наиболее достойный!
      Король Пенландрис усмехнулся в усы после этих дипломатичных слов старого друга и попросил сэра Катифена спеть им балладу - первый голод был удовлетворен, требовалось усвоить съеденное, а ничто так не помогает пищеварению, как слушание хорошей музыки.
      Когда за окнами начало сереть, пир был в самом разгаре и ни у кого из обедающих (может, кроме принца Селиванта) не возникало даже мысли о скором прекращении веселья. И тем более для всех было чуть ли не потрясением, когда сэр Отлак встал и извинился перед Пенландрисом и французским бароном, сказав что у него сильно разболелась голова и он должен идти поспать, чтобы завтра чувствовать себя нормально, но гости пусть продолжают веселье - сэр Педивер заменит занедужившего отца.
      И король, и француз, и все воины высказали огромное сожаление по поводу того, что столь приятный сотрапезник оставляет их и пытались уговорить графа посидеть еще. Но граф сказал, что боли поистине невыносимы и извинился еще раз. Гости продолжили веселье.
      Граф поднялся в свои комнаты, но ложиться не стал. Он переоделся в богатые одежды, слуга принес ему длинный темный плащ с капюшоном и без графских эмблем и нашивок - в таких плащах ходили и странствующие монахи, и богатые горожане. Граф выбрал лучший меч, накинул поверх плащ, укутавшись в него и надвинув капюшон на лицо. В сопровождении старого преданного слуги, который умел не только угождать господину выполняя его даже порой невысказанные желания, но в случае необходимости мог и с мечом обращаться не хуже графских воинов, сэр Отлак через черный ход покинул особняк, где весело пировали гости.
      На улице стоял Морианс, дожидаясь отца.
      - Ты что здесь делаешь? - удивился граф.
      - Отец, возьми меня с собой! - попросил Морианс. - Я буду твоим телохранителем! - юноше не терпелось с кем-нибудь сразиться, как-то проявить себя, но биться на турнире ему еще было рано, он не был пока посвящен в рыцари и рвался совершать подвиги. Любой ценой.
      - Откуда ты узнал, что я должен идти? - подозрительно поинтересовался отец. - Кто тебе сказал?
      - Догадался. Я хорошо знаю как ты выглядишь, когда у тебя действительно болит голова.
      - Хм... А если я иду к даме?
      - Ну и что? - воскликнул юноша. - Я буду дожидаться тебя у дверей хоть всю ночь, но если на тебя кто-нибудь нападет, то я... Морианс на несколько дюймов выдвинул меч из ножен, блеснув сталью лезвия.
      - Спасибо, Морианс, - сказал граф, волна нежных чувств и гордость за сына охватила его. - Но мне защита не требуется. Пока я еще могу за себя постоять.
      - Но отец, пожалуйста!..
      - Иди к гостям, Морианс. Порой гостеприимным хозяином быть куда как труднее, чем храбрым бойцом. Мне недалеко, я скоро вернусь.
      - Отец, можно я...
      - Иди в дом, к гостям, - сказал сэр Отлак мягким, но не терпящим дальнейших пререканий тоном. - Мы приехали на турнир, добавил он, - и я тебе обещаю: приключений будет достаточно, ты сможешь проявить свою отвагу и умение. Иди в дом!
      Морианс вздохнул и вошел в дверь.
      Вечер начинал вступать в свои права. Граф и его слуга уверенно и быстро шли по знакомым улицам столицы.
      На одной из улиц из таверны вывалились трое подвыпивших солдат из дружины какого-то прибывшего на турнир рыцаря. Граф брезгливо обошел их - он не любил пьяных.
      - Ты! - грубо сказал ему в спину один из солдат и скверно выругался. - Не желаешь ли выпить с нами за здоровье лорда Джона! Воин хотел подраться.
      Граф ускорил шаги, все трое солдат развернулись в его сторону.
      - Стой, ты... - крикнул первый, видя, что незнакомец хочет быстрее уйти и, значит, - боится. - Стой, трус! Держи этих горожан, мы научим их вежливости!
      Навстречу графу из дверей гостиницы вышли еще два солдата с такими же бордовыми нашивками в виде ромба и с черным невнятным рисунком. Услышав крики товарища, они подумали, что его оскорбили. На ногах они держались не тверже первых троих, но тут же обнажили оружие, в предчувствии легкой победы над испуганным горожанином.
      Разговаривать с пьяными воинами, которые и мечи-то толком в руках держать не умеют, было бесполезно. И недостойно знатного рыцаря. Сэр Отлак лишь пожалел, что у него парадный меч, лучший из его мечей, жалко марать об эту мразь. Ловким движением он скинул с себя длинный плащ.
      Резкий стремительный выпад прервал никчемную жизнь одного из тех двух солдат, что появились позже. Второй не успел занести меч для удара, как был пронзен в область сердца клинком графа и с предсмертным криком упал на запыленную мостовую. За спиной графа раздался лязг скрестившихся мечей и сэр Отлак не мешкая обернулся. Его смертоносный удар прорубил шею наглого гуляки, и если бы был нанесен не сверху, а сбоку, то снес бы голову охальника напрочь. Слуга графа тоже не терялся - его противник с развороченным животом упал рядом с убитым товарищем, оглушая пустынную в этот час улицу истошными криками.
      Последний солдат (именно тот, что первым окликнул незнакомых прохожих, никак не предполагая, что под скромными плащами скрываются опытные бойцы) разом протрезвел. Ужас отразился в его глазах. Он попятился и со всех ног побежал прочь, не бросив меч лишь по той причине, что совсем забыл о нем, а пальцы судорожно вцепились в рукоять.
      Граф подошел к плащу, брошенному на землю, и поднял его, брезгливо отпихнув ногой руку корчившегося в агонии солдата.
      У двери в гостиницу, прислонившись плечом к деревянному столбу, стоял человек в дорогих одеждах, в рукояти его меча блеснули драгоценные камни. Незнакомец был черноволос и чисто выбрит, глаза его, сузившие в две узкие щелки пристально смотрели на графа.
      - Браво! - Незнакомец похлопал в ладоши. - Я могу узнать ваше имя?
      - Это ваши солдаты? - спросил сэр Отлак.
      - Мои. Но это не важно. Я хочу знать так ли вы хорошо деретесь с настоящими рыцарями, как с этим пьяным сбродом.
      Граф посмотрел на обнаженный меч в своей руке, за время скоротечного боя у него даже дыхание осталось ровным.
      - Проверьте прямо сейчас, - сказал он. - Мое имя - сэр Отлак Сидморт, граф Маридунский. В свою очередь, я хочу знать ваше.
      - Я не испытываю вражды к вам, граф. Я восхищен вашим владением мечом. Вы примите участие в турнире?
      - Вы не ответили на мой вопрос. - Граф понял, что тот не собирается драться, по крайней мере сейчас, и убрал меч в ножны. Отлак старался говорить с незнакомцем учтиво, как того требовал этикет - все-таки незнакомец был благородного происхождения.
      - Мое имя сэр Джон Лайон, барон Окстерский.
      - Сакс... - непроизвольно вырвалось у сэра Отлака.
      - Да, - подтвердил сэр Лайон. - И что-то подсказывает мне, что мы еще увидимся с вами с мечами в руках. Например, послезавтра на турнире.
      - К сожалению, я уже не принимаю участия в благородных потехах, - сказал граф. - Но если вы пожелаете, мое доброе имя защитит сэр Педивер Сидморт, мой старший сын. Если же мы встретимся на поле боя, я рад буду показать вам свое умение.
      Барон учтиво наклонил голову. Граф надел плащ, вновь надвинул капюшон на голову и с достоинством удалился, не обращая ни малейшего внимания на предсмертные крики поверженных им солдат.
      Слуга шел почти рядом с графом, на полшага позади. Сэр Отлак обратил внимание, что он прижимает руку к груди.
      - Что с тобой, Пэйс, - поинтересовался граф.
      - Слишком резвый солдат попался, не успел отразить удар, неохотно ответил слуга.
      Граф давно и хорошо знал своего слугу и догадался, что если он пропустил удар, значит удар был нанесен мастерски. Потерять бдительность Пэйс не мог.
      - Рана серьезная?
      - Нет, - лаконично ответил слуга и они продолжили путь.
      Цель была уже близка, прохожих на улицах становилось все меньше.
      Граф вдруг вспомнил, что с ним просился идти Морианс. И вдруг необъяснимая волна облегчения накатила на бесстрашного рыцаря. Если бы позади него был не опытный Пэйс, а Морианс, вряд ли бы сын отделался одной лишь раной. Ужас охватывал графа при мысли, что он может потерять одного из сыновей.
      Граф не знал страха - на поле боя. Но в жизни не все зависит от себя самого. Граф никогда не боялся за собственную жизнь - он мог за нее постоять. И он был готов умереть - он прожил славную жизнь, род его не прервется, у него четыре сына. А за судьбу сыновей он боялся. Боялся, что вдруг ему придется похоронить кого-нибудь из них. Он старался не думать об этом. Он зажмуривал глаза и внутри все замирало от ужаса от одной мысли что с кем-либо его сыновей может случиться несчастье. Больше всего он боялся, как ни странно, за младших Морианса и Уррия. Они такие славные, такие еще глупые и несмышленые. Они бесстрашно смотрят в глаза опасности, но еще не могут полноценно противостоять ей.
      Сэр Отлак любил всех своих сыновей, кроме Флоридаса, к которому относился равнодушно. Второй сын графа Маридунского по традиции сызмальства предназначался церкви. Испокон веков Сидморты владели в Маридунуме и светской и духовной властью. Но в воспитание старшего и двух младших сыновей граф вложил всю душу, хотя стороннему наблюдателю и могло бы показаться, что отец почти не уделяет сыновьям внимания. И если за Педивера сэр Отлак уже не боялся - он им гордился, то за младших болело сердце. Им предстояло самим биться за свою жизнь, вырывая у Судьбы свой кусок мечом и умением. Но граф очень не хотел отпускать их из-под крылышка и с безнадежной тоской думал, что когда-нибудь настанет день в который и Морианс, и Уррий уедут по дороге неизвестности прочь из родового замка.
      Давным-давно у сэра Отлака был еще один младший брат, кроме Свера. Более четверти века назад брат уехал искать счастья в рыцарских подвигах. Через год в замке узнали о его гибели, а друг отца Отлака, отец нынешнего графа Камулодунского, привез в замок тело погибшего в благородном бою юноши. Отец сэра Отлака похоронил своего младшего сына и сэр Отлак на всю жизнь запомнил его горе, как постарел отец сразу на десять лет и понял: самое страшное в жизни похоронить сына. Хоронить отца тяжело, но такова жизнь, ничего не поделаешь, все рано или поздно умирают. Хоронить же сыновей мужчина не должен, это несправедливо. И этого сэр Отлак действительно боялся.
      Наконец граф достиг цели таинственной прогулки по вечерней столице - величественного королевского дворца, взметнувшего башни к самому небу. Дворец верховного короля был самым высоким зданием Камелота. И самым красивым. В эти дни дворец был переполнен знатными рыцарями и прекрасными дамами, остановившимися здесь. Но граф не пошел к великолепному парадному входу, вокруг которого толпились вооруженные стражники с факелами. Граф вышел из узкой улочки и подошел к неприметной двери к стене, которой, казалось, никогда не пользовались. Он стукнул в дверь четыре раз с разными промежутками условный сигнал. Тяжелая дверь почти сразу натужно проскрипела и вечерние гости незамеченными вошли во дворец.
      - Король ждет вас, граф, - сказал Алфер, доверенное лицо короля Пендрагона.
      Он провел их по длинному узкому коридору в помещение, ярко освещенное факелами, посередине просторной комнаты без окон стоял накрытый стол. В углу на скамье сидели два вооруженных воина, один срезал острым кинжалом ногти с левой руки и что-то увлеченно рассказывал товарищу. У второго с правой ноги сапог был снят и солдат задумчиво растирал между пальцами. Когда в комнату вошли гости стражники замолчали и с интересом посмотрели на них.
      - Пусть ваш слуга отдохнет здесь, - сказал Алфер.
      - Пэйс ранен, - сухо заметил граф.
      - Что случилось? - обеспокоенно спросил доверенный короля. Засада? Никто не должен был знать о вашем визите...
      - Нет, - поморщился граф. - Вряд ли засада. Просто пьяная солдатня захотела подвигов.
      - Хорошо. Кель, отведи почтенного э-э... Пэйса к королевскому лекарю, чтобы осмотрели и сделали, что полагается... Скажи: я приказал. Потом вернетесь сюда и накормите гостя.
      Один из охранников встал со скамьи чтобы выполнить поручение. По тому, как он тут же убрал кинжал и вскочил чувствовалось, что Алфер обладает в королевском дворце огромной властью, хотя и не имеет никаких официальных должностей и званий - просто личный слуга короля.
      Граф прошел вслед за Алфером. Служебными коридорами, в которых не было праздношатающихся гостей, жаждущих попасть под монарший взгляд, королевский доверенный провел гостя к тайной лестнице и по ней они поднялись к двери, ведущей в покои короля. У дверей не стояла стража и не толпились придворные - об этой двери вообще мало кто знал, со стороны приемной она была тщательно задрапирована дорогими тканями.
      Граф вошел и снял длинный плащ с капюшоном, скрывающим лицо, повесил на руку. Алфер закрыл потайную дверь и пошел к двери парадной, встал возле нее на страже королевских тайн.
      Король сидел у круглого стола в удобном кресле из резного дуба обитого красным материалом на подлокотниках и сиденьи. Был он в простом домашнем одеянии, длинные светлые волосы свободно падали на плечи. Был король мужественнен и красив, но время уже тронуло сетью пока едва заметных морщин лицо и в глазах короля начинала светиться усталость. Он овдовел два года назад, третий раз жениться не пожелал и все силы, всю энергию направил не на развлечения и пиры, а на государственные дела и воспитание дочери.
      Стол перед королем, на котором стоял серебряный кувшин и три серебряных кубка прекрасной работы с узорной чеканкой, был точной, только значительно уменьшенной, копией легендарного круглого стола короля Артура, который сейчас стоял, как и двести лет назад, в центральном зале. Только на нем уже не проходили пиры и обеды столь драгоценная реликвия предназначалась лишь для совещаний короля и малых властителей земли бриттской. К тому же за круглым столом собирались лишь равные и мест за ним было сто одно, в то время как на королевские праздничные пиры приходило иногда до тысячи человек знатных рыцарей и дам, а также мелких сеньоров и отличившихся в сражениях воинов.
      За столом рядом с королем сидела в белоснежном платье девочка лет одиннадцати с такими же светлыми, как у короля волосами. У нее было прекрасное личико, не тронутое еще жеманством и женским опытом, и по удивительному сходству в ней сразу можно было безошибочно распознать королевскую дочь.
      - Здравствуйте, ваше величество, - поклонился Отлак.
      Король встал навстречу гостю.
      - Рад приветствовать графа Маридунского, благородного сэра Отлака.
      Король подошел к графу и сердечно обнял его.
      Сэр Отлак был на двенадцать лет старше короля. Граф спас своим мечом четырнадцатилетнего юношу в сражении при Гастинге. Это было сражение-представление принца, в котором юноша должен был проявить себя и после него быть официально признанным принцем и наследником верховного короля Британии. В том сражении, специально устроенным для этого, ни Отлак, ни юноша не знали, что он будущий король. Граф просто защитил одного из бойцов от сакского меча, раз предоставилась такая возможность. В той битве погиб опекун юного принца - самый близкий юноше человек. И будущий король перенес всю симпатию и отцовскую привязанность не на родного отца, к которому испытывал лишь глубокое почтение, как к верховному королю, а к графу Маридунскому.
      Король радушно указал графу на одно из пяти кресел, стоящих вокруг стола.
      - Иди спать, Рогнеда, уже поздно, - сказал он дочери и в голосе короля прозвучала нежность.
      Дочь покорно улыбнулась отцу и встала.
      - Спокойной ночи, папа.
      - Да, детка. Выспись сегодня как следует - завтра мы поедем на турнир и тебя наверняка выберут королевой красоты.
      - Ну что ты, папа, - покраснела девочка и скромно потупила глаза.
      - Конечно выберут, - подтвердил граф Маридунский. Он ничем не рисковал - раз пообещал король, то он знает, что говорит, разве кто посмеет перечить королевской воле? - Вы очень красивая девушка. Он поклонился ей.
      Она еще больше покраснела и выбежала за дверь, где в прихожей ее дожидались няньки и придворные дамы. Дверь за ней тут же захлопнулась. Алфер вопросительно посмотрел на повелителя, тот сделал знак глазами и слуга тоже вышел из просторной комнаты, чтобы охранять секреты господина с той стороны.
      Король сел за стол напротив дорогого гостя и налил из графина в серебряные кубки густого красного вина. Граф пить не хотел, лишь пригубил королевский напиток и поставил кубок на стол. Радость от встречи старого друга, отразившаяся на лице короля, вновь сменилась угрюмым выражением - что-то беспокоило владыку Британии. Граф мог лишь гадать - что?
      - Как у вас там дела, в Маридунуме? - спросил король.
      - Все в порядке, ваше величество.
      - Как мой сын? - в голосе короля отразилась вся любовь, которую он испытывал к мальчику, ни разу им не виденному. - Как он выглядит?
      - Я докладывал вам, что Этвард растет здоровым и крепким. Он уже вырос и готов к рыцарским подвигам. Видели бы вы, ваше величество, как он и мой младший рвались со мной на турнир!
      - Он готов проявить себя в сражении?!
      - Да. Если случится, он умрет, но не опозорит ваш род. Я как-то наблюдал за учебным боем вашего сына и сэра Бана... Помните его? Да, так я вам ручаюсь - Эмрису... то есть Этварду, по плечу любой противник.
      Король нервно постучал пальцами по подлокотнику кресла. Налил себе еще вина и опустошил кубок одним глотком.
      - Через два месяца мы выступим в поход против саксов. Значит, там его и представим - срок подошел. - Король тяжело вздохнул.
      Отлак знал - король не отличался большой храбростью и тщательно скрывал это, борясь в душе с любыми проявлениями страха. Но сам вступать в битву не решался никогда - с того первого сражения, в котором чуть не погиб. Но это лишь когда дело касалось личных поединков - как государственный деятель король Эдвин Пендрагон был смел и решителен, обладал гибким и мощным умом. И никто не знал, что все в душе короля замирает от страха, когда он видит перед собой один на один вооруженного противника. И Отлак догадывался, что это скорее от навязчивого страха быть поверженным, чем от страха за собственную жизнь, но может быть граф ошибался. В любом случае, граф знал, что предстоящая война среди прочих причин (таких как политическая благоприятная ситуация, когда есть, наконец, реальные шансы разгромить ослабленного врага) вызвана и необходимостью представить в битве своего наследника.
      - Война - дело решенное? - осторожно поинтересовался Отлак.
      - Да. Шпионы доносят, что обстановка самая благоприятная, саксы ничего не подозревают и не готовы. Война, конечно, будет кровопролитная и жестокая, но больших осложнений и неожиданностей случиться не должно. На Совете после турнира этот вопрос решим, я не сомневаюсь. Хотя противники решающей войны, то есть трусы, обязательно найдутся.
      - Да, я тоже полагаю, что давно настал час вымести сакскую скверну с нашей исконной земли! Я сегодня встретил сакского рыцаря по дороге сюда. Его солдаты вели себя чересчур развязно.
      - Да, на этот турнир их понаехало... - вздохнул король. Принц Вогон прислал целое представительство, просит руки моей дочери.
      - И вы? Породнитесь с саксами?!
      - Что бы я ни ответил - через два месяца война. И я постараюсь сделать все так, чтобы принц с поля боя живым не ушел. А пока, чтобы не возбуждать лишних подозрений - принял посланцев как можно радушнее.
      Какое-то время они молчали. Граф с показным любопытством изучал пышное убранство королевских покоев, король задумчиво барабанил пальцами по столу.
      - Знаешь, Отлак, - неожиданно сказал король, - один чародей спророчествовал мне, что на второй день турнира я умру. То есть послезавтра.
      Граф поднял брови.
      - Что еще сказал тот колдун?
      Король с досадой хлопнул ладонью по полированной поверхности стола.
      - Не успел спросить. Я так рассердился, он столь самоуверенно говорил, что я просто пронзил мечом его. В самое сердце! Уже мертвому, по моему указу, ему отрубили голову, как государственному преступнику и вывесили на площади. Какой же он волшебник, если себя не сумел уберечь?!
      - Так что же вас тогда беспокоит?
      - Не знаю, - пожал плечами король. - Остальные маги, что были на приеме, использовав свои чары, нагадали, что меня ждет победа над саксами и многие года жизни...
      - Тогда выбросите слова того шарлатана из головы! - усмехнулся граф. - Или, для успокоения, перенесите турнир на два дня. Или вообще отмените!
      - Нельзя! Да это я уже сам дни по турниру посчитал - он отмерил мне девять дней.
      - Но остальные чародеи?..
      - Заявили, что он солгал.
      - Так что же ваше величество беспокоится? - опять спросил граф.
      - Странно мне. Обычно лгут, чтобы заработать вознаграждение. А такими пророчествами денег заработать невозможно...
      - Почему бы не допустить, что того шарлатана подослали ваши враги, саксы например, чтобы испортить вам настроение? Чтобы изменить ваши планы, в конце концов!
      - Я тоже так думаю. Я к врачам обращался - все в порядке. А что мне может угрожать в моем дворце, полном телохранителей?!
      - Конечно. Полагаю, что все это ерунда, бред полоумного идиота. Выбросите мрачные мысли из головы, ваше величество.
      - Да... - Король сделал еще глоток и посмотрел на собеседника. - Об Этварде кто-нибудь знает?
      - Никто.
      - Вы уверены?
      - Да.
      - Хорошо. Привезете его на бой с саксами и пусть проявит себя.
      - Не сомневаюсь, что проявит, - уверенно сказал Отлак.
      - Я рад, что доверил сына именно вам, - признался король. Завтра рано вставать - турнир дело хлопотное.
      Граф встал.
      - Я счастлив был встретиться с вашим величеством.
      - Я тоже. - Король хлопнул в ладоши. - Алфер, проводи графа.
      Граф пошел к тайной двери.
      - Отлак, - окликнул его король.
      - Да, ваше величество.
      - Поклянись мне, что если со мной все-таки что-либо случится, ты сбережешь жизнь моему мальчику и возведешь его на престол.
      - С вами ничего не слу...
      - Поклянись!
      Граф Отлак достал парадный меч, на котором засохла кровь убитых негодяев, преклонил колено и сказал:
      - Клянусь: чтобы не случилось оберегать Этварда Пендрагона, вверенного мне на воспитание, и возвести его на престол, уготованный ему волей Божьей по праву рождения, даже если мне придется отдать ради этого жизнь!
      - Спасибо, Отлак. Иди.
      x x x
      - Принц, вам доложили правильно. Сегодня граф Маридунский нанес тайный визит в королю Пенландрису.
      - Ну и что?
      - Был ли смысл в тайной аудиенции, если наследник не у него на воспитании?
      - Значит, вы полагаете, сэр Джон, что наш бриттский друг прав?
      - Во всяком случае, проверить не помешает. Ну, погибнет невинный - что с того? Невинные всегда гибли и будут гибнуть одним больше, одним меньше, какая разница?
      - Хорошо, сэр Джон, я распоряжусь...
      - Принц, вы по-прежнему намереваетесь завтра боевым оружием вызвать всех зачинщиков?
      - Конечно - они лучшие рыцари бриттов. Если выбить их из игры в самом начале - разве это не означает получить полное преимущество?
      - Но ведь это безрассудство, принц! Лучшие бойцы!.. Вы погибнете!
      - Разве Судьба не любит смелых и безрассудных?! Напротив - она благоволит только к ним! К тому же я знаю, что не погибну, можешь не волноваться...
      Глава одиннадцатая. ОСВОБОЖДЕНИЕ ИЗ ПОДЗЕМНОГО ПЛЕНА
      "Ты, солнце святое, гори!
      Как эта лампада бледнеет
      Пред ясным восходом зари,
      Так ложная мудрость мерцает и тлеет
      Пред солнцем бессмертным ума.
      Да здравствует солнце, да скроется тьма!"
      А.С.Пушкин
      Когда ждешь ночь, солнце кажется приколотым к небосводу крепкими гвоздями. Вот оно все-таки приблизилось к самой кромке горизонта, но никак не может собраться с духом и окончательно уйти на покой после дневных трудов, чтобы дать отдохнуть и уставшим людям.
      Ночь - время чудес. Уррий ждал ночью чудесную девушку из озера.
      За столом воины, бывшие с ним у Гуронгеля, только и говорили, что о его необычном посвящении в рыцари, о волшебном мече Гурондоле, и чудесном путешествии Уррия юного рыцаря по водной глади озера. Все это, конечно, было Уррию очень приятно, но почему-то быстро утомило и надоело. Воины говорили неспешно, с бесконечными повторами и несколько путая детали - в их рассказах все было не совсем так, как помнил Уррий. Но это мелочи.
      Не дождавшись темноты, Уррий понял, что ему надо побыть одному. Он пожелал всем спокойной ночи, и под удивленные взгляды - вечер только начинается, сколько эля и мяса еще на столе! - покинул обеденный зал. Повинуясь мимолетному желанию, сходил к матушке и полчаса провел у нее, усиленно борясь с вредной мыслью, что ему хочется быстрее вернуться в комнату и, пока не стемнело, рассмотреть внимательно трофеи последних дней: саблю молодого иноверца, которого он убил, потому что тот хотел взять Уррия на испуг; булатный меч, подаренный алголианином, взамен того, что сгорел в пламени погибающего дракона; длинный, легкий, острый, блестящий волшебный Гурондоль, которым сегодня озерный царь посвятил Уррия в рыцари и, наконец, удивительный шар, бесценная реликвия алголиан, признавший в Уррие хозяина и неподвластный даже верховному координатору Фоору.
      И вот они разложены перед ним на сундуке перед узким окном, в тускнеющем свете уходящего дня. Уррий оглядел свои мечи внимательно и сходил в покои отца, чтобы еще раз осмотреть коллекцию мечей рода Сидмортов - легендарное оружие легендарных предков. Лишь меча Алана Сидморта и, как выяснилось, алголианского бога Алвисида, не было на стенах графа Маридунского.
      Уррий медленно обошел стены роскошной приемной отца, разглядывая каждый предмет, затем взял парадный меч сэра Сегварида Сидморта. Разве мог знать Уррий, что вчера этот клинок пронзил плоть его возлюбленной - Лореллы. И чуть не послужил орудием возмездия против его любовницы - Сарлузы!
      Уррий вернулся в комнату и положил принесенный меч в один ряд с остальными (шар пришлось убрать с сундука и разместить в углу). Что ж, Уррию поистине есть чем гордиться - его мечи не уступают мечу предка даже по виду. Более того - превосходят. А о боевых качествах и говорить не приходится.
      Уррий взял в руку клинок молодого иноверца. Это сабля из дамасской стали, как объяснил ему опытный сэр Бан - похожими сражаются в дальних южных странах, где поклоняются Аллаху и посланнице его Моонлав. Сабля удобно лежит в руке, эфес плавно переходит в клинок, на клинке две полоски из цифр - нулей и единиц. Юноша взмахнул саблей - она со свистом рассекла воздух комнаты. Этот клинок хорош в конном бою, когда уже сломаны все копья, или при атаке на пеших - взмахнул, и голова противника покатилась по земле. Уррий отложил саблю и взял клинок алголианина - длинный, широкий, прославленный булат. Он хорош в одиночном бою, когда в левой руке второй клинок, либо легкий щит. И, наконец, Гурондоль - его меч, волшебный меч. Человеческие руки не в силах сотворить такое чудо даже за тысячи лет напряженной работы. Гурондоль был длинный, более ярда, но необыкновенно легкий. Уррий попробовал управляться им и был удовлетворен. Этот меч - всем мечам меч, надо будет потом сравнить его с Экскалибурном, когда Эмрис возьмет его из воды.
      Да! Завтра с утра он едет к озеру Трех Дев искать пропавших друзей!
      Уррий положил Гурондоль на сундук. Пора подумать об оруженосце - ведь он уже рыцарь!
      - Уррий! - услышал он голос Сарлузы и обернулся.
      Он не знал, как быть в этой ситуации. Но он должен что-то решить, в жизни его подобные мгновения, наверняка будут еще. Сарлуза... Лишь мимолетный эпизод, глоток воды из придорожного колодца на дальнем пути... Боковое ответвление, кончающееся тупиком, до которого совсем не обязательно доходить, чтобы убедиться в том, что путь не ведет никуда. Но в то же время... Она ведь любит его! Он ей нужен - рубить по живому больно. Он оглядел ее с ног до головы красивая. Но не красивее многих. Но ведь он выбрал ее из многих! Уррий вдруг удивился, он искренне считал, что забудет Сарлузу напрочь, если не увидит ее несколько десятков дней. Сейчас понял нет, не забудет. Что-то очень важное в его душе связано с этой простой с виду служанкой. И ему сейчас безумно трудно прогнать ее прочь. И ему не хочется - вот что самое странное и самое страшное прогонять ее прочь! Но надо решаться. Обладать сейчас Сарлузой, перед тем, как придет его невеста... Может, какой-либо рыцарь и позволил бы себе это, но Уррий считал подобный поступок бесчестным. Хотя ему хотелось вновь насладиться этим привлекательным, так страстно отвечающим на ласку, великолепным телом.
      Уррий сел на кровать. Он любит свою первую в жизни женщину. Любит не только ее плоть, но и всю ее - взгляд, то насмешливый, то страстно-томный, то глубокий и странный; любит ее голос, с едва заметной грубинкой; любит плавные, несколько замедленные, а временами порывисто-угловатые движения; любит ее преданность, терпеливое ожидание... Любит ее всю - непонятно за что, но разве когда-нибудь чувство поддавалось пониманию?!
      Но и Лореллу он тоже любит. Разве такое возможно? Оказывается возможно. Но любит по разному.