В ту злополучную смену Надя вышла на работу в последний раз.
      Заявление об увольнении уже было подписано и можно было даже не отрабатывать, но какая то дурацкая обязательность подвела.
      Боре Штейну видите ли некому было помогать в переносе репера. Не успели в отделе кадров Боре новую помощницу подыскать. Щит продвинулся еще на пятьдесят метров – надо новый репер ставить, а кто поможет Боре рейку держать? И Треногу теодолитную носить?
      Смена была ночная. Она обычно поспокойней дневной и вечерней. В дневную в тоннеле весь участок – и плотники, и электрики, и механики… И опять-таки план по проходке никто не сбавляет – давай, метры, метры, метры давай! Вот в дневную в тоннеле и толчея образовывается.
      А в вечернюю и в ночную, кроме бригады проходчиков на щите – да ремонтной дежурной бригады слесарей – никого. Сменным инженерам, начальнику смены и его помощнику можно и подремать в прорабской.
      Но дремать не дали.
      Сперва из забоя позвонил Мэлс.
      – Щит опять встал, ёб его мать, гидравлика пиздом накрылась, давай ремонтников сюда…
      Сменный инженер Вася Морозов тоже в свою очередь матерно выругался и велел Жеке идти в тоннель, посмотреть что там такое…
      Спускаясь в портальную выемку Жека догнал маркшейдеров.
      Борю Штейна и свою любимую.
      – Вместе шлюзоваться будем, – с улыбкой сказал Боря. Сказал и добавил с еще более широкой улыбкой, – жених и невеста…
      До забоя на жесткой но теплой от перегретых электромоторов жести электровоза их довез вновь испеченный машинист-откатчик Аба Елеусизов.
      – Что, Аба, щит опять сломался, опять плана нет? – сочувственно спросил Жека.
      – Тебе, мастер, легко рассуждать, – ответил машинист, – у тебя теперь месячный оклад, а мы на сделке работаем, нам метры проходки давать надо, закупили вот это старое дерьмо…
      С некоторых пор упреки о закупке трестом старого щита, Жека стал воспринимать на свой счет. Когда он работал в бригаде и тоже получал от сделки, от пройденного щитом метража проходки, он как и все тоже ругал начальство, не думая о том, что его отец тоже был как бы причастен к их беде… Но теперь, став помощником сменного инженера, Жека почувствовал что отношение рабочих к нему сильно изменилось.
      – Богуш Богушу глаза не выклюет, – слышал он реплики некоторых работяг, – папаша сынка в начальники участка скоро выдвинет, а потом и в главные инженеры назначит, одна семейка…
      Надо было как-то вертеться, надо было как-то помогать решать проблемы, не быть индифферентным, таким как сменный Вася Морозов, которому день прошел – ну и ладно. Щит в его смену встал, ничего, в дневную или в вечернюю авось починят.
      Доехали до щита.
      Под погрузчиком стоял состав из шести вагонеток. Две из них были совершенно порожними.
      Щит породу больше не резал.
      Гидравлика отказала.
      Ребята давно уже простаивали.
      Опытный глаз Жеки отметил, что Мэлс, который никогда не давал своим ребятам просто так сидеть, заставил проходчиков все под щитом буквально вылизать, вся порода до последнего камешка, до последней песчинки были уже в вагонетках. Лоток выработки был вычищен под метелочку, как на передаче смены, хотя до передачи утренней смене было еще три часа…
      – Что будем делать, инженер? – спросил Мэлс.
      Все остальные сидели кто на чем, и с укором глядели на Жеку.
      В какой то момент теперь Жека – их бывший товарищ, стал вдруг воплощением начальства и стал корнем их бед.
      – А что можно со щитом сделать? – в свою очередь спросил Жека, глядя на дежурного механика.
      – Если новый вентиль врезать, если шланги высокого давления в обход этого насоса пустить, – механик сапогом пнул засахарившийся насос, – то может смену и отработаем.
      – Так врезайте, сварка есть, сварщик есть, – сказал Жека.
      – Да за сварщика я сам могу, – отмахнулся механик, – по технике безопасности в кессоне, сам знаешь, варить категорически нельзя…и тем более на баке варить нельзя, кто его знает, а то ебанёт…
      – Да не ебанёт, – встрял Мэлс, – сколько раз уже варили, ты же знаешь, и ничего.
      – Раз на раз не приходится, – с сомнением сказал механик и ища поддержки поглядел на Жеку.
      Жека понимал, что механику не хочется идти на нарушение.
      У него тоже оклад. И он с метров проходки не получает.
      И во взгляде механика Женя увидел, что тот ищет у него поддержки, мол ты начальник смены, ты можешь запретить сварку на масленом резервуаре…
      Но Жека ловил и искательный взгляд Мэлса. И взгляды работяг – вчерашних товарищей по лямке…
      Им надо чтобы щит работал.
      Им надо деньги зарабатывать.
      – Так что будем делать, начальник? – снова спросил Мэлс.
      – Давай, вари новый вентиль, ставь шланги в обход, – махнул рукой Жека.
      – А варить сам будешь? – с издевкой спросил механик, – или письменный приказ мне напишешь?
      Но тут на выручку Жеке пришли проходчики. Они зашумели, загалдели, напирая на механика.
      – А ну, давай вари, если мастер приказал, его ответственность, вари давай! ….
      Как на зло в хозяйстве у механиков еще и ацетилена не оказалось.
      – Пропаном варить? – хмыкнул дежурный механик.
      – А то мы уже не варили пропаном? – язвительно заметил Аба Елеусизов, поглядывая на нахмурившихся соплеменников.
      Бригада проходчиков в этот момент была похожа на знаменитую команду пиратов из Острова Сокровищ… Как раз в тот самый драматический момент, когда одноногому Джону Сильверу преподнесли черную метку.
      – Повзрываемся нахрен, – с сомнением сказал дежурный механик, исподлобья поглядев на Жеку Богуша.
      Но Жека уже принял решение.
      Ребятам надо было помогать.
      Ребята были ему как свои.
      Они ждали от него помощи.
      И то, что он был сыном директора треста, которого рабочие винили в покупке старого дрянного щита, только усиливало в Жеке желание помочь ребятам заработать их деньги, оживить омертвевший щит, сделать план по проходке вожделенных метров тоннеля…
      – Давай, на мою ответственность, тащи к щиту сварку, варить будем, – махнул он рукой и не без гордого торжества поглядел на приободрившихся таджиков. ….
      Рвануло так, что сперва Жеке показалось, будто разверзлась толща земли и он увидал ее внутреннее адское пламя.
      А потом, после оранжево-лиловой вспышки стало темно.
      Погас свет и стало нечем дышать.
      Объемный взрыв вмиг поглотил в тоннеле весь кислород.
      Женька подумал, надо Наденьке дать самоспасатель.
      Надо самоспасатель Наденьке дать.
      Он полз по лотку в сторону подальше от щита, на котором еще полыхала разлившаяся смесь масла…
      Кто ж его знал, что эти идиоты для разбавления туда будут лить бензин!
      Думали как лучше, а получилось как всегда…
      Думали, что гидравлика будет рабо…
      Женька задыхался.
      Рядом пулей пронесся горящий человек.
      У него полыхала спина…
      Надо Наденьке дать самоспасатель.
      Надо.
      Надо Наденьке дать.
      Надо Наденьке
      Надо На…
      На…
      До шлюзовой из забоя никто не дошел.
      Не дополз.
      А до того места, где умерла Надя, Жеке осталось доползти всего метров двенадцать…
      Или десять… ….
      Столбов бросился искать свою дочь.
      Где Лёлечку видели в последний раз?
      В последний раз ее видели в конторе Минаев и Поллак Сивилл Универсал.
      А потом ее видели в маленьком придорожном отеле Вундед Элбоу.
      И с нею был начальник юридической службы Богуша – этот никчемный, лысоватенький хер в очёчках, ее ёбаный жених… Про которого она грузила Столбову, что любит его и что готова за него замуж.
      Деньги у Столбова были, а деньги дают свободу.
      В Лос-Анжелосе он нанял себе частного детектива и переводчицу.
      – Ситуация такая, что нам лучше не искать, а ждать когда ваша дочь позвонит, – сказал частный детектив. Она не знает о вашем чудесном исцелении, и поэтому непременно станет звонить в клинику, дабы справиться о вашем здоровье. Я посажу к телефону моего помощника и он сразу засечет, откуда позвонит ваша дочь. Так мы ее найдем, а иного способа, более эффективного, мы вряд ли придумаем.
      Столбов согласился с доводами детектива и отправился в гостиницу.
      Заказал в номер бутылку водки.
      Какое счастье!
      У него всего лишь грыжа и нервное истощение…
      Теперь он снова может пить.
      Потому как по вычитанному из жонкиного медицинского журнала, Столбов знал, что нервный срыв по методу доктора Владимирова лечится небольшими дозами алкоголя.
      Водка у них была "Столичная", но неизвестно где деланная.
      Такое впечатление, что чеченцы в гаражах на Сиреневой Тишани разливали.
      Может, они и здесь разливают тоже где-нибудь в гаражах на Сан-Сет Бульвар…
      Выпил пол-стаканчика.
      Захотелось есть.
      Позвонил в службу доставки, заказал обед в номер.
      Завалился на кровать и включил телевизор.
      Принялся щелкать переключать каналы.
      Туда-сюда…
      И вдруг она…
      Лёлечкино лицо…
      И голос диктора.
      New bloody murder… Russian mafia here in Miami… young woman from Russia was found dead in a Plaza hotel last night… a girl who came to US two weeks ago was a loyer dealing in a Russian civil building business… dealing with MP Civil Engineering Universal who's general manager Mr. Pollac being killed dead in a road accident last weekend… FBI agent Mr.Barrow and Mr. Hendermith said it was absolutely for sure Russian mafia… ** новое кровавое убийство… русская мафия здесь в Майами… молодая русская женщина была найдена убитой в отеле Плаза сегодня ночью… девушка прибывшая в Штаты две недели назад занималась делами русских строительных фирм… она имела дела с МП Инжениринг Универсал, главный менеджер которой погиб в автокатастрофе неделю тому назад… Агенты ФБР Барроу и Хэндермит заявили, что это дела русской мафии…
 

 
      Такое скрыть от общественности было никак нельзя.
      В день похорон в городе был объявлен траур.
      Прощание проходило в бывшем Доме Культуры строителей, где теперь было казино…
      Летягину, как человеку по профессиональной принадлежности своей обязанному быть красноречивым, предложили сказать несколько слов.
      Но он отказался.
      А на поминках в доме Богуша напился.
      Вдрызг напился.
      Напился и сказал.
      Навис над покачивавшимся в его мутном взоре столом, и сказал…
      Жадность тебя сгубила, Богуш…
      Внука хотел?
      Вот тебе внук…
      И невестка и сын в гробу…
      И все за столом замолкли разом.
      Только жонка Богушова вдруг завыла.
      А Брусилов – этот пёс Богушовский, потащил не сопротивлявшегося Летягина из-за стола на двор, на улицу…
      – Что, снова бить будешь? – пьяно хохотал Летягин, – так ты меня уже бил…
      Рихтовал меня уже, ан без пользы кулаки на тумаки потратил. Горбатого могила исправит…
      – Правильно говоришь, могила исправит, – согласился Брусилов и кинув пьяное тело на заднее сиденье Мерседеса, приказал Ноилю, – вези эту мразь к нему домой, чтобы духа его здесь не было. …
      Кучаева услали послом в Монголию…
      А Антонова с маленьким почетом и с большим адресом от мэрии проводили на пэнзию.
      Нового губернатора Бориса Эрдановича Чувакова приехали благословлять москвичи.
      Депутат Государственной думы, зам председателя Комитета по инвестициям Вагран Гамарович Аванэсов и заместитель министра финансов Владимир Борисович Мостовых.
      Новая пресс-атташе городского правительства Маша Бордовских, которая сменила на этом посту Таню Балкину, познакомила народ с замечательной биографией нового губернатора.
      Борис Эрданович окончил юрфак Ленинградского университета, где учился вместе с одним известным в стране лицом… Потом долгое время работал руководителем отдела в тресте Универсал, а последние два года господин Чуваков занимался вопросами инвестиций в различные программы строительства города Краснокаменска…
      По новой схеме назначения губернаторов, кандидатуру главы области или края предлагает Президент… И потом его утверждает или не утверждает областное Законодательное собрание.
      Чувакова Законодательное собрание Краснокаменской области утвердило единогласно при одном воздержавшемся.
      – А губернатор то у нас холостой! – заметила на банкете новая главная редакторша городского телевидения Ирина Дробыш.
      – Это дело поправимое, – подмигнув подруге, ответила Маша Бордовских.
      Она, кстати, написала книгу -про новую генерацию НОВЫХ девушек.
      Задача НОВОЙ генерации НОВЫХ девушек была сформулирована на обложке. Она гласила:
      Если уж я не родилась парнем, надо перевернуть природу и сделать так, чтобы
 

 
      И Маше по ее жизни это удалось!
 

 
      Дух:
      Кто звал меня?
      Фауст: (отворачиваясь)
      Ужасный вид!
      Дух:
      Заклял меня своим призывом:
      Настойчивым, нетерпеливым, и вот…
      Фауст:
      Твой лик меня страшит
      Дух:
      Молил меня к нему явиться,
      Услышать ждал, увидеть,
      Я сжалился, пришел и глядь!
      В испуге вижу духовица.
      Но что ж,
      Дерзай сверхчеловек!
      Йоган Вольфганг Гёте ФАУСТ ….
      Жить в больничке хорошо
      Кормят сытно и тепло
      Суп куриный на обед
      Тут же парочка котлет Игнатьев перебирал струны, и искоса поглядывая на старшую сестру-хозяйку, продолжал мурлыкать себе под нос.
      Если думает дурак
      Что в дурдоме тоже так
      Я отвечу что вранье
      Неумелое твое.
      Старшая сестра-хозяйка – Алевтина – здоровенная сорокалетняя разводка – по слухам, водившая особо приглянувшихся ей дураков к себе в кладовую, где счастливчику перепадало и чистым медицинским спиртом причаститься и на чистых казенных простынках с нестарой еще и крепкой бабенкой покувыркаться, с улыбкой наблюдала теперь, как Игнатьев – этот небуйный дурак из вялотекущих шизофреников третирует казенную "музиму".
      – Где это ты в нынешних больницах суп куриный с котлетами видал? – спросил Игнатьева один из дураков, как раз из тех, кому по слухам доводилось ходить с Алевтиной в ее кладовую.
      – А я это так, для рифмы, – лениво ответил Игнатьев, и отбив два звучных аккорда, допел третий куплет своей шуточной песенки.
      Холод здесь как в кэ-пэ-зэ
      И обед по типу "зэ"
      Две таблетки фельдшер пень
      Даст глотать три раза в день – Махновский и Нургалиев на уколы, – возвестила толстая Аннушка. Она сегодня была на сутках.
      – А кто колоть будет? – поинтересовался Махновский, – процедурная или ты сама уколешь?
      – А тебе какой хер разница? – лениво спросила Аннушка, и вдруг лихо развернула своё стокилограммовое тело на ядреных толстых старомодных каблуках.
      Аннушка вообще одевалась по журналу мод пятидесятых годов двадцатого века.
      Босоножки с открытым большим пальцем ноги и под эти босоножки белые теннисные носочки до щиколоток… А ноги волосатые, как у мужика, и черные улики на верхней губе.
      – Это у нее гормонов мужских переизбыток, – объяснял дуракам вялотекущий шизофреник Михалыч из второй палаты.
      – Так кто колет то сегодня, я не понял? – переспросил Махновский.
      – Аннушка сама сегодня за процедурную, – недовольно протянул Нургалиев, запахивая халат и шаркая тапками, направляясь в сторону экзекуционной.
      – Опять на красивую девку не дают посмотреть, – качая головой, пожаловался Махновский.
      Махновский был из местных братков, косивший здесь в дурдоме от уголовного преследования по сто шестой.
      – Ну, чё, Игнатьев, пойдем ко мне в кладовую? – дождавшись, когда Нургалиев с Махновским скроются в коридоре, спросила Алевтина, – я тебе стошку чистенького накапаю.
      – Ну, типа я не против, – кладя гитару на казенный диван, ответил Игнатьев, – соточку под таблеточку галоперидола, самый смак перед обедом.
      – Ну, не болтай, – с нарочитой грозностью прикрикнула Алевтина, – я знаю кому галоперидол прописан, а кому нет, тебе сейчас только никотиновую кислоту и алое колют… – Алевтина прервалась, улыбнулась своим мыслям, – а от этого стоять должен по ночам, – сказала она с задумчивой мечтательностью. ….
      Алевтина была нынче добрая.
      Накапала соточку "до", и еще полташку "после".
      И покурить в кладовой разрешила, что уже само по себе было просто революцией.
      – А что ты когда меня трахал, все Машей меня называл? – спросила Алевтина.
      Она сидела за своим заваленном бланками требований столиком, подперев кулачком подбородок и глядела, как ее сумасшедший кавалер из отделения вялотекущих небуйных шизофреников, балдеет, заполучив недельную дозу удовольствий.
      Да что там недельную?
      Месячную, а то и годовую.
      Иные дураки по три года сидят ни водки ни бабского тела не понюхав.
      А этому прорабу бывшему – ему все девки на отделении давали.
      От того что орел.
      Как же, говорят что важного московского чиновника убил.
      Из ревности.
      А такая ревность, чтобы до убийства, она только от большой-пребольшой любви бывает. А какой же бабе не хочется, если не испытать такое, то хотя бы прикоснуться, хотя бы рядом полежать с такой любовью.
      Вот и дают этому сумасшедшему прорабу все бабы в клинике.
      Избаловали совсем.
      Испортят парня вконец – того и гляди разборчивым станет.
      – А ты что, из-за этой Машки что ли того московского и убил? – спросила Алевтина.
      – Накапай еще пятьдесят, скажу, – ответил Игнатьев.
      – Не, нельзя, – покачала головой Алевтина, – развезет тебя, а мне потом попадет от главного, здесь же все дураки главному стучат…
      – И на тебя стучат? – хмыкнул Игнатьев.
      – И на меня, и на тебя, и на процедурную, – кивнула Алевтина. …
      Оперативным псевдонимом Алевтины была кличка Цыпа.
      Капитан Худайбердыев встречался с Цыпой-Алевтиной раз в неделю на секретной хате ФСБ что была в блочной пятиэтажке на улице Хрустальная дом пять.
      Худайбердыев был моложе своей агентессы на целых десять лет, но это не мешало капитану каждый раз аккуратно трахать Цыпу на каждом их оперативном свидании.
      Делал он это даже и не из похотливого влечения, а просто из принципа.
      Худайбердыев на каком-то биологическом уровне понимал, что акт соития мужчины и женщины являет собой триумф превосходства первого над последней, и склоняя свою агентессу лицом в подушки, капитан как бы совершал тем самым некий акт унижения её, утверждаясь в том, что он сверху подавляет более низкое и несовершенное.
      Худайбердыев был татарином и по своему понимал Фрейда.
      – Ну что говорят? – спросил Худайбердыев, отдышавшись и натянув свои зеленые штаны.
      – Говорят разное, – глубоким меццо-сопрано отвечала Цыпа, – например, говорят, что наш город обокрали и опять сто раз обокрадут.
      Худайбердыев усмехнулся.
      В ведомости за деньги, что он получал для оплаты своих агентов-информаторов расписывались его родственники – тётя Галима Райсуловна Халилова, бабушка Каринэ Шариповна Худайбердыева, племянница Раиса Ноилевна Белелетдинова.
      А Цыпе Алевтине и еще двум десяткам помощниц – он не платил, уверенно считая, что им и так слишком хорошо. На воле ходят, да еще и его гормонами бесплатно обогащают организмы свои.
      А его гормоны – это витамин… И каждый раз, кончая в жаркие и жадные чревы своих агентесс, Худайбердыев ревниво думал, что лучше бы кончал он сам в себя, и полезные витамины бы при этом оставались в нем…
      Однако, на какую жертву не пойдешь ради службы родному ФСБ…
      – Значит, говорят, что сто раз наш город снова обокрадут? – переспросил Худайбердыев.
      – Говорят, – кивнула Цыпа.
      – Сумасшедшие, что с них взять? – с сомнением покачал головой Худайбердыев.
      – Ай, не говори так, – поджав губы возразила Цыпа, – сумасшедшие как раз самую правду и говорят.
      Хитрый капитан и сам был того же мнения. И более того, в докладах руководству он все время как раз и напирал на то, что ему в получении информации удается использовать новейшие достижения психиатрии, и работая с агентами из местного дурдома, он – капитан Худайбердыев стоит как бы на передовых рубежах научного прогресса в области оперативного искусства.
      А его начальство в свою очередь тоже докладывало наверх, де пользуется новейшими научными разработками в области оперативного применения психиатрии. И в ведомостях на научные исследования там тоже расписывались разные родственники.
      – А что говорят, как наш город обокрали? – спросил Худайбердыев.
      – Игнатьев этот, про которого я тебе рассказывала, говорит, что Богуш с Антоновым и Кучаевым три миллиарда рублей с последних городских строек попритырили, – ответила Цыпа, сунув руку в вырез платья и почесав там под правой грудью.
      – А ему откуда это стало известно? – недоверчево спросил капитан.
      – Так этот Игнатьев же сам этим Богушу, Антонову и Кучаеву особняки по берегу Каменки строил, он же прораб, цену недвижимости знает.
      Худайбердыев хмыкнул и ничего не сказал.
      Он подумал про то, что у начальников управлений МВД и ФСБ по области тоже есть особняки по берегу реки Каменки.
      – А еще Игнатьев этот по девке по своей все сохнет, – добавила вдруг Цыпа и взгляд ее при этом затуманился, а на губах появилась тонкая улыбка, – по Машке по своей сохнет, за нее и московского этого убил, точно тебе говорю.
      – Ладно, иди что ли, – сказал Худайбердыев, – мне еще доклад писать надо.
      Цыпа ушла.
      А Худайбердыев написал…
      "Считаю, что убийство следователя Генпрокуратуры Валида Нурсултанова не было связано с его профессиональной деятельностью, а явилось результатом его бытовой ссоры с прорабом Игнатьевым, ссоры, возникшей на почве ревности к Марии Бордовских, с которой у Валида Нурсултанова были половые сношения"…
      Написал и не слышал, как с крыши соседнего строящегося дома свалился очередной гостарбайтер. … …
      А Добкина едва не сняли, еле-еле отбрехался у главы администрации.
      Вызвала его к себе Маша Бордовских – новая пресс-атташе губернатора…
      Вызвала и таких киздюлей ему наваляла, думал уже Добкин, что распрощается он со своим креслом редактора.
      Но пронесло.
      И хрен то быс ним, что перепечатали они из Московских Ведомостей статью Баринова с эмоционально-философским названием: ЕСТЬ ЛИ БУДУЩЕЕ У РУССКОЙ БУРЖУАЗИИ? Но гнев новой начальницы вызвало соседство этой статьи с заметкой новой сотрудницы газеты Олеси Разумовской, где та писала о коттеджной застройке на берегу реки Каменки. И там еще две фотографии были, на которых явственно были различимы кирпичные дворцы местной знати с характерными башенками а-ля Нью-Москва…
      – Ты, бля, сам то читал какую хрень в твоей газете напечатали? – язвительно спросила Маша.
      Добкин с понурой головой глядел в развернутую полосу на обведенный фломастером абзац о грядущих, как писал Баринов, конфискациях нажитого новой буржуазией…
      И рядом с этой статьей были тоже обведены красным две фотографии коттеджей местной знати…
      Сама то Машка теперь ведь тоже жила в таком коттедже, кстати то говоря…
      – Так ты бля, читал?
      Добкин что-то промямлил невразумительное.
      – Так вот, в наказание, сволочь ты такая, – сказала Маша, прочитай это вслух три раза, а потом жри газету. Жри прямо тут.
      И добкин стал читать.
      А куда денешься?
      – Громче, – кричала Маша, – громче, не слышу…
      Не… Недавно…- заикался Добкин.
      – Не слышу, что бормочешь, громче, говорю 1 – Недавно во Франции праздновали двадцатипятилетие прихода к власти левых во главе с их тогдашним лидером Франсуа Миттераном. И вот прелюбопытную вещь поведал ведущий Радио Свобода Дмитрий Савицкий, тогда – в 75-ом он был в Париже и работал в газете Либерасьен. Основываясь на собственных воспоминаниях, он утверждает, что в те дни (в те стабильные и даже застойные времена процветания западных демократий) перепуганные результатами выборов буржуа – прятали жен и дочерей, и переводили деньги в Швейцарские банки.
      Вот! Нет у буржуазии покоя. Всегда ее преследует страх.
      Россия же такая страна, что в ней буржуазия уже как минимум четырежды пыталась построить свой мир… и все эти попытки с треском проваливались, в основном от того, что всякий раз новые соискатели буржуазного счастья брались за это дело не во время…
      Среди первых были знаменитые Щедринские "кадыки" – концессионеры, столбовые помещики, что после "катастрофы" 1861 года (этакий ихний дефолт) пожелали попытать счастья буржуазными средствами обогащения – выгодно поместить, вложить, заложить или перезаложить именьица в основном под строительства железных дорог.
      Они – эти воспетые Михаилом Евграфовичем отставные корнеты преклонных лет с вечно румяными щеками, в непременных фуражках с околышем – свою капиталистическую деятельность вели не шибко рьяно и умело- в основном сосредоточив ее на пожирании устриц под водочку с шампанским в ресторане Данона на Невском, где ловкие греки и евреи облапошивали неспособных к гешефтированию кадыков, задешево перекупая именьица и втюхивая им необеспеченные акции (иногда даже несуществующих) железнодорожных компаний. Теперь, по плачевному результату рывка "кадыков" в буржуи – их можно соотнести с нашей интеллигенцией начала 90-х, тоже преимущественно угодившей не в буржуа – а в лохи.
      Наша интеллигенция же – добросовестно перепутав понятия "бизнесмен" и "высокооплачиваемый наемный специалист" едва почуя запах свеженапечатанных банкнот – как и те кадыки середины Х1Х в, решила попробовать себя в сфере буржуазных способов обогащения.
      Помните все эти МММ, Властелины, Дока-Хлеб? Но ошибка интеллигенции начала 90-х была в том, что она приняла занятие бизнесом за нечто схожее с выращиванием клубники на Мшинской – де, образованный человек может в любой сфере деятельности преуспеть.