В конце зимы Гед вернулся в Большой Дом. На этот раз Верховный Маг принял его клятву. После этого Гед перешел от изучения иллюзий к более сложным вещам, настоящей магии, готовясь к получению желанного посоха. Запинки в его речи и движениях исчезли, и новые заклинания давались ему без труда, хотя прежняя ловкость так и не вернулась к нему. Это была плата за тот жестокий урок. Теперь даже работа с наиболее опасными Великими Заклинаниями Созидания и Изменения не вызывала у него неприятных ощущений. Тень перестала являться ему во снах, и Гед часто задумывался, что же случилось с ней. То ли она ослабела, то ли покинула наш мир… Но в глубине души он понимал, что эти надежды тщетны.
Разговаривая с Мастерами и изучая древние книги, Гед пытался хоть что-нибудь разузнать об этом кошмарном создании, но почти ничего не выяснил. Никто и нигде не говорил прямо о подобных существах, ограничиваясь в лучшем случае намеками. Они не были ни душами умерших людей, ни творениями Древних Сил земли, но имели нечто общее и с теми, и с другими. В «Существе драконов», книге, прочитанной Гедом особенно внимательно, был рассказ об одном из Повелителей Драконов, попавшем под власть Древних Сил, принявших образ некоего Говорящего Камня. Дело происходило на одном из далеких северных островов. «По приказу Камня, – говорилось в книге, – он вызывал призрак из царства мертвых, но воля Камня извратила заклинание, и вместе с призраком явилось незванное существо, которое подчинила Мага своей воле и отправилось в его облике странствовать по свету, уничтожая людей». Книга не объясняла, что это была за тварь, и чем все закончилось. Мастера тоже не знали, откуда могла явиться Тень: «из Антижизни», – сказал Ганчер, «из другой Вселенной», – ответил Мастер Изменения. Мастер же Вызова сказал: «Я не знаю». Он часто навещал Геда во время болезни. Он всегда был строг и серьезен, но Гед чувствовал его участие и отвечал ему тем же.
– …Я знаю только одно – лишь огромная сила могла вызвать из небытия подобное существо, возможно одна-единственная сила – один-единственный голос – твой голос. Но что все это значит, я не знаю. Ты узнаешь об этом сам… или узнаешь, или погибнешь. И хорошо, если ты просто умрешь, – задумчиво говорил Мастер Вызова, печально глядя на Геда. – Тебе казалось, что маг всемогущ. В свое время я тоже так думал, и не я один… Но истина такова, что когда сила человека растет, а знания его увеличиваются, одновременно сужается открытый для него путь. В конце концов он уже не выбирает, а поступает так, как
должен поступить…
Когда Геду исполнилось восемнадцать, Верховный Маг послал его к Мастеру Образов, в Вечную Рощу, о которой мало что известно. Рассказывают, будто в ней не действует ни одно заклинание, ибо она сама – источник всех заклинаний. Роща эта не всегда находится на одном месте, а деревья ее не всегда видимы. Говорят еще, что деревья эти обладают разумом, и что если они погибнут, то волны поднимутся и затопят все населенные людьми и драконами острова Земноморья, которые Сегой поднял из пучины вод в незапамятные времена.
Но все это – домыслы. Маги не говорят об этом.
Месяцы пролетели незаметно, и однажды весенним днем Гед вернулся в Большой Дом, не зная, что ему предстоит. У дверей, в которые упиралась тропинка, ведущая через поля к Холму Рокка, его встретил какой-то старик. Поначалу Гед не узнал его, и только покопавшись хорошенько в памяти, вспомнил, что это именно он впервые впустил его в Школу пять лет назад.
Улыбнувшись, старик спросил:
– Ты знаешь, кто я?
Гед задумался. Люди всегда говорили: «Девять Мастеров Рокка», а Гед знал только восьмерых – Целитель, Руки, Сказитель, Мастера Ветров, Изменения, Вызова, Имен и Образов. Ему почему-то всегда казалось, что девятый – Верховный Маг. Но Ганчера избрали все-таки девять Мастеров…
– Я думаю, ты – Мастер Привратник!
– Верно. Когда ты назвал свое Имя, я впустил тебя. Получи теперь свободу, отгадав мое Имя. – Так сказал старик и, улыбаясь, ждал ответа. Гед застыл как истукан.
Конечно, он знал тысячи способов отыскать Имя человека или вещи – это было частью его мастерства, без этого не было бы настоящей магии. Но совсем другое дело – узнать Имя Мага или Мастера. Оно скрыто, как мелкая рыбешка в море и охраняется лучше драконьего логова. На заклинание маг ответит заклинанием, на уловку – еще более хитрой уловкой, на силу – сокрушительным ударом.
– У твоей двери очень узкий проем, Мастер, – сказал, наконец, Гед. – Мне придется посидеть рядышком и поголодать, пока я не стану толщиной с травинку и не смогу проскользнуть в нее.
– Я не тороплюсь, – улыбаясь, ответил Привратник.
Гед отошел и уселся под ивой на берегу Твиллберна. Отак спрыгнул с его плеча и принялся охотиться за крохотными крабами на песчаных отмелях. Зашло яркое весеннее солнце, в окнах Большого Дома зажглись свечи и огоньки-обманки. Улицы Твилла у подножия Холма погрузились во тьму. Заухали над крышами филины, во влажном воздухе над рекой замелькали летучие мыши, а Гед все думал, с помощью чего – силы, обмана или волшебства – можно узнать Имя Привратника. Чем дольше он думал, тем яснее становилось следующее: ничто из того, чему он научился за эти пять лет на Рокке, не в силах помочь ему вырвать подобный секрет у столь могучего мага.
Он уснул в поле под звездами, вместе с забравшимся к нему в карман отаком. Проснувшись, он вновь подошел к двери и постучал.
– Мастер, – сказал Гед, – я недостаточно силен, чтобы забрать твое Имя и недостаточно мудр, чтобы узнать его. Я смирился с мыслью, что мне придется остаться здесь и выполнить все твои просьбы, если ты только не ответишь на один вопрос.
– Спрашивай.
– Как тебя зовут?
Привратник улыбнулся и сказал свое Имя. Гед повторил его и вошел в Большой Дом в последний раз.
Когда он покинул его, на плечах у него был тяжелый темно-синий плащ – дар города Лоу Торнинг, куда он направлялся. Городу нужен был маг. Гед нес посох, высотой с него самого, вырезанный из тиса и окованный медью. Мастер Привратник открыл ему дверь и попрощался. И Гед пошел вниз по улицам Твилла к кораблю, который ждал его, покачиваясь на прозрачных волнах.
5. Дракон Пендора
К западу от Рокка, между большими островами Хок и Энсмер, сгрудились так называемые Девяносто Островов. Из них ближе всего к Рокку Серд, а самый дальний, что лежит почти у Моря Пелн – Сеппиш. Действительно ли их девяносто – неизвестно. Если считать острова с пресной водой – около семидесяти, а если каждую скалу – больше ста. Во время прилива число их меняется. Каналы между островами очень узки, а приливы здесь самые высокие во всем Внутреннем Море, поэтому там, где в прилив было три острова, в отлив может остаться один. Так как приливы одинаково опасны для всех, то если здешний ребенок умеет ходить и может грести, значит у него есть маленькая лодка. Домохозяйки переправляются через проливы, чтобы выпить чашку чая с соседкой, а бродячие торговцы расхваливает свой товар в такт с ударами весел. Вместо дорог здесь – каналы с соленой водой. В некоторых местах они перегорожены на небольшой глубине сетями, в которые попадается маленькая рыбка тарбис, жир ее – богатство островов. Больших городов здесь нет, мостов очень мало. На каждом островке – множество ферм и рыбацких домиков, и группы из десяти-двадцати таких островов называют городами. Лоу Торнинг – самый западный из них. Он глядит в Открытое Море, на пустынный уголок Архипелага, где лежит только Пендор – разоренный драконами остров. За ним – совершенно безлюдные воды Западного Предела.
Дом для нового волшебника города был уже готов. Он стоял на холме среди зеленых ячменных полей, и от западного ветра его защищала рощица цветущих деревьев пендик. Из открытой двери дома видны были не только соломенные крыши, рощи и сады, но и другие крошечные островки с их полями и холмами, а между ними – яркие извилистые проливы. Дом был плох – без окон, с земляным полом, но все же лучше того, в котором Гед родился. Островитяне с Лоу Торнинга с благоговением взирали на волшебника с острова Рокк и сгорали со стыда за скромность приема.
– У нас нет строительного камня, – сказал один.
– Мы не богаты, но никто не голодает, – сказал другой, а третий добавил:
– Крыша, по крайней мере, не будет протекать. Я настелил ее сам, сэр.
Геда дом вполне устраивал. Он искренне поблагодарил островитян, так что все восемнадцать встречавших его человек разъехались на лодках по своим островкам и рассказали согражданам, что новый волшебник оказался странным угрюмым юношей, говорящим мало, но дружелюбно и без гордыни.
По правде говоря, гордиться Геду было особенно нечем. Обычно выпускники Школы уходили в большие города или замки служить их правителям, и пользовались огромным уважением. При обычном стечении обстоятельств рыбаки Лоу Торнинга удовольствовались бы простой колдуньей или доморощенным заклинателем, который заговаривал бы рыбацкие сети, накладывал чары на новые лодки и лечил людей и скотину от всяких пустяковых болячек. Но в последние годы у старого Дракона, что обитал на острове Пендор, появилось потомство и, по слухам, уже целых девять драконов таскали свои чешуйчатые животы по мраморным лестницам в развалинах дворца Повелителей Моря. Пендор – пустынный остров, и было ясно, что научившись летать, они не удовлетворятся скудным пропитанием. Четыре дракона уже были замечены к юго-западу от Хока. Они нигде не опускались, но кружили над островами, высматривая овчарни, амбары и деревни. Голод драконов трудно пробуждается и долго утоляется. Островитяне обратились с просьбой к Верховному Магу, умоляя прислать им волшебника, способного защитить их, и Ганчер решил, что те беспокоятся не зря.
В тот день, когда Верховный Маг возвел Геда в ранг волшебника, он сказал ему:
– Там тебя не ждут слава и богатство. Жизнь твоя будет унылой и однообразной. Поедешь?
– Поеду, – ответил Гед, движимый не только послушанием. Памятная ночь на Холме Рокка начисто изгнала из него страсть к славе и богатству. Он начал сомневаться в своей силе и страшиться серьезных испытаний, но разговор о драконах пробудил в нем любопытство. На Гонте драконов не было уже много сотен лет, и ни один из них не осмеливался появиться вблизи Рокка, так что для него они были существами, о которых поют в песнях, и только. Гед довольно много знал о драконах, но одно дело знать, а другое – воочию встретиться с ними. Возможность эта показалась ему заманчивой, и он ответил:
– Поеду.
Ганчер кивнул, но глаза его были тревожны.
– Скажи мне, – произнес он наконец, – ты не боишься покинуть Рокк, или тебе не терпится сделать это?
– И то, и другое, милорд.
Ганчер снова кивнул.
– Не знаю, правильно ли я поступаю – ведь на нашем острове ты находишься в безопасности, – сказал он задумчиво. – Я не вижу твоего пути, он скрыт во тьме. Далеко на севере дремлет какая-то сила, которая может уничтожить тебя, но что это такое и где прячется – в твоем прошлом или будущем – мне неведомо. Получив прошение из Лоу Торнинга, я сразу вспомнил о тебе. Городок этот показался мне достаточно тихим местом, там ты сможешь отдохнуть и собраться с силами. Но я не знаю, существует ли на свете место, где ты почувствуешь себя в безопасности. Мне не хочется посылать тебя во тьму…
Геду понравился маленький домик в тени цветущих деревьев. Обосновавшись здесь, он частенько поглядывал на запад и внимательно следил за тем, не видно ли там взмахов чешуйчатых крыльев. Но драконы не появлялись. Гед проводил время, ухаживая за огородом и рыбача на крохотной лодке. Иногда он целыми днями размышлял над какой-нибудь страницей, словом или буквой в Книгах Легенд, которые привез с собой с Рокка. Он сидел в тени деревьев, а отак спал или охотился в густой траве. Гед безотказно служил жителям Лоу Торнинга, выполняя все их немудреные просьбы – заживить рану или послать дождь на поля фермеров. Ему никогда не приходила в голову мысль, что все это недостойно настоящего волшебника – ведь в детстве он жил среди таких же, если не беднее, людей. Они же, благоговея перед ним, не слишком докучали ему – не только потому, что он был волшебником с легендарного Острова Мудрости, но и потому, что его молчание и покрытое ужасными шрамами лицо не располагали к излишней назойливости.
С одним человеком он все-таки подружился – с плотником по имени Печварри, который жил на соседнем островке. Познакомились они, когда Печварри устанавливал мачту на почти готовой лодочке, а Гед остановился посмотреть на его работу. Плотник с улыбкой взглянул на Геда и сказал:
– Я трудился над ней почти месяц, а вы, сэр, наверное, смогли бы создать ее одним лишь словом, а?
– Да, но стоило бы мне ослабить внимание хоть на секунду, лодка мгновенно пошла бы ко дну. Если хочешь… – Гед замолчал.
– Что, сэр?
– Ты построил чудесную маленькую лодку. Она хороша сама по себе, но я могу зачаровать ее так, что эта лодочка никогда не разобьется о скалы и всегда найдет дорогу домой.
Ему не хотелось обижать плотника, сомневаясь в его мастерстве, но лицо Печварри просияло.
– Я хочу подарить ее моему маленькому сынишке, и было бы здорово, если бы она никогда не разбилась.
После этого случая они часто стали работать вместе, переплетая чары Геда с искусством плотника и в новых, только что построенных лодках, и в тех, что им приходилось чинить. Гед научился строить лодки, а также управлять ими без помощи магии – этому на Рокке почему-то не учили. Часто Гед вместе с Печварри и его маленьким сынишкой Иоэтом плавал по бесчисленным лагунам и проливам на веслах и под парусами, и на глазах превратился в опытного моряка. Дружба их крепла.
Поздней осенью Иоэт заболел. Его мать послала за колдуньей с острова Теск, сведущей во врачевании, и один или два дня казалось, что мальчик выздоровеет… Но одной штормовой ночью Печварри постучал в дверь Геда, умоляя спасти его сына. Сквозь тьму и бурю они на веслах с трудом добрались до дома плотника. Там Гед увидел больного ребенка, склонившуюся над ним мать и колдунью, сидящую с курящимся корнем корли в руках в углу комнаты и распевающую Отвращающее заклинание – на большее старуха была неспособна. Но она прошептала Геду:
– Лорд Волшебник, мне кажется, что у ребенка рыжая лихорадка, и он не доживет до завтрашнего утра.
Когда Гед встал на колени и взял Иоэта за руку, он пришел к тому же выводу и на мгновение упал духом. В последние месяцы его собственной болезни Мастер Целитель научил его многим премудростям искусства врачевания, в том числе и основному правилу: лечи рану и болезнь, но если душе тесно в телесной оболочке, не мешай ей уйти.
Мать заметила его нерешительность и, догадавшись, чем она вызвана, заплакала навзрыд. Печварри стал успокаивать ее, приговаривая:
– Лорд Сокол спасет его, не надо плакать, ведь он здесь, он все может…
Видя отчаяние матери и безграничную веру в него Печварри, Гед был не в силах разочаровать их. Споря сам с собой, он подумал, что ребенок может быть спасен, если удастся сбить жар, и сказал:
– Я сделаю все, что в моих силах, Печварри.
Обмывая мальчонку холодной дождевой водой, которую ему набирали прямо за порогом, Гед забормотал одно из подходящих к случаю заклинаний. Оно почему-то не действовало, и внезапно Гед понял, что ребенок умирает у него на руках.
Призвав на помощь все свое мастерство, забыв обо всем на свете, Гед в почти безнадежной попытке послал свой дух вдогонку за духом мальчика. Он позвал:
– Иоэт! – и услышав, как ему показалось, слабый голосок, продолжил погоню. Через некоторое время Гед увидел далеко впереди мальчика, быстро сбегающего вниз по склону высокого черного холма. Стояла полная тишина. Звезды, горевшие над холмом, он видел впервые, хотя и знал названия созвездий: Ножны, Дерево, Дверь… Звезды эти никогда не садились, ибо солнце здесь никогда не всходило, и Гед понял, что зашел вслед за умирающим ребенком слишком далеко.
Внезапно он почувствовал, что остался один на темном склоне. Повернуть назад было мучительно тяжело.
Медленно, шаг за шагом, он начал взбираться обратно по склону, и каждый последующий шаг был труднее предыдущего.
Звезды были неподвижны. Ветер не дул над этой иссушенной землей. Во всем нескончаемом царстве тьмы двигался только он один, медленно карабкаясь вверх. Добравшись, наконец, до вершины, Гед увидел невысокую каменную стену. За стеной стояла Тень.
Тень не имела образа, она была бесформенна, едва видима, но она шептала что-то и тянулась к нему. Она стояла на стороне живых, а он – на стороне мертвых.
Он должен был или уйти вниз, в пустоши и погруженные во тьму города мертвых, или шагнуть через стену в жизнь, где его ждало само Зло, принявшее облик бесформенной Тени.
В руках Геда был посох, и он поднял его. Это движение вернуло ему силы. Он приготовился прыгнуть через стену прямо на Тень, и посох внезапно вспыхнул ослепительным белым пламенем. Гед прыгнул, почувствовал, что падает, и провалился в темноту.
А в это время Печварри, его жена и колдунья видели следующее: юный волшебник вдруг остановился посреди заклинания и некоторое время молча и не двигаясь держал ребенка в руках. Потом он осторожно положил маленького Иоэта в кроватку, выпрямился, взял посох и снова застыл без движения. Затем он высоко поднял посох, и тот ярко вспыхнул, словно Гед держал в руках молнию. Когда зрение вернулось к ним, они увидели, что Гед лежит ничком на земляном полу. Рядом в кроватке лежал мертвый ребенок.
Печварри показалось, что маг тоже умер. Жена его плакала, а он выглядел крайне озадаченным. Но колдунья слышала кое-что о том, как умирают настоящие маги и проследила за тем, чтобы с Гедом обращались не как с мертвым, хотя он и был холоден и не подавал признаков жизни, а как с больным человеком. Геда перенесли домой, и старуха осталась сидеть около его постели, ожидая, пока тот проснется или заснет, наконец, вечным сном.
Маленький отак, как всегда при появлении посторонних, спрятался на чердаке. Здесь он и притаился, слушая шум дождя, а когда огонь в очаге начал гаснуть и старуха задремала, потихоньку спустился вниз к кровати, на которой неподвижно лежал Гед. Своим крошечным язычком-листиком зверек терпеливо, не останавливаясь ни на секунду, принялся лизать руки Геда, его виски, израненную щеку, закрытые глаза. И медленно, очень медленно, Гед начал пробуждаться. Он пришел в себя, не понимая, где он был и где сейчас находится, и откуда взялся окружающий его бледный свет. Это забрезжил рассвет наступающего дня. Сделав свое дело, отак, как обычно, свернулся клубочком у его плеча и уснул.
Позднее, вспоминая эту ночь, Гед догадался, что если бы никто не прикоснулся к нему тогда, когда он лежал бездыханный, не позвал бы из страны теней, он остался бы там навсегда. Спас его только мудрый инстинкт зверя, который лижет своего больного или раненого товарища. Гед почувствовал в этой мудрости что-то сродни своей собственной силе, сродни истинной магии. И с тех пор он верил, что истинный мудрец тот, кто не отделяет себя от других существ – неважно, могут они говорить или нет. И всю свою последующую жизнь Гед старался проникнуть в мысли своих неразговорчивых собратьев – читать в глазах животных, разбираться в полете птицы и размашистых жестах деревьев.
Вот так Гед впервые сознательно пересек границу, которую только величайшие маги могут пересечь с открытыми глазами, и даже для них этот шаг связан с огромным риском. Вернулся он полный сожаления и страха. Сожаления к своему другу Печварри и страха за себя. Теперь он понимал, почему Верховный Маг боялся отпускать его с Рокка, и почему будущее Геда оказалось скрытым даже от него. Сама Тьма ждала его, Нечто, не имеющее Имени, существо, не принадлежащее нашему миру, освобожденное, а может быть и созданное самим Гедом. Долго ждало оно его у стены, разделяющей миры живых и мертвых и, наконец, дождалось. Теперь Тень пойдет по его следам, будет подбираться все ближе и ближе, чтобы высосать из него жизнь и облачить себя в его плоть.
Вскоре Геду стала сниться Тень в облике медведя без головы. Ему казалось, что она кружит вокруг дома в поисках двери. Ничего подобного ему не снилось с тех пор, как зажили раны, которые нанесла эта тварь. Он проснулся замерзшим и совсем разбитым – шрамы на лице и теле нестерпимо ныли.
Настали тяжелые времена. Когда ему снилась Тень, или когда он просто думал о ней, его охватывал леденящий ужас – казалось, что силы вытекают из него, и он беспомощно бродит в потемках. Гед досадовал на собственную трусость, ругал себя, но все было напрасно. Не от кого было ждать помощи – у Тени не было ни плоти, ни жизни, ни души. Безымянная, она обладала силой, которую он сам дал ей – ужасной силой, не подчиняющейся законам мира под солнцем. Но он не знал, в какой форме придет Тень к нему, а также когда это случится.
Он решил, что мог бы возвести магический барьер вокруг своего дома и островка, на котором жил. Но подобного рода защита требовала постоянного обновления и вскоре Гед понял, что если он бросит все свои силы на оборону, то от него не будет никакой пользы жителям островов. А что произойдет, если Дракон вдруг нападет с Пендора, и Гед окажется меж двух огней?
И снова ему приснился сон: Тень пробралась в дом, она тянулась к нему и шептала слова, которых он не понимал. Гед проснулся в холодном поту и несколькими огоньками-обманками ярко осветил все темные углы так, чтобы ни один предмет не отбрасывал тени. Он подбросил дров в очаг и сидел, слушая как осенний ветер шелестит соломой на крыше и свистит среди голых веток деревьев. В сердце его заклокотала первобытная ярость – он не будет покорно ждать смерти, сидя на маленьком островке и защищаясь бесполезными заклинаниями. Но просто покинуть остров Гед не мог – это означало предать доверие островитян и оставить их беззащитными перед Драконом. Ему оставался только один путь.
На следующее утро Гед пришел вместе с рыбаками на главную пристань Лоу Торнинга и, разыскав Старейшину острова, сказал ему:
– Мне необходимо покинуть остров. Мне угрожает опасность, значит и вы в опасности. Я должен уйти, но прежде следует покончить с драконами на Пендоре и тем самым выполнить свой долг перед вами. Если меня постигнет неудача сейчас, значит я не справлюсь с ними никогда. Чем раньше встречусь я с драконами, тем лучше.
У Старейшины отвисла челюсть от изумления.
– Лорд Сокол, – пробормотал он, – но там же девять драконов!
– Говорят, что восемь из них совсем молоды.
– Да, но один старый…
– Повторяю, мне нельзя оставаться здесь! Но я прошу разрешения перед отъездом попытаться избавить вас от драконов, если мне суждено это сделать.
– Как пожелаете, сэр, – уныло ответил Старейшина.
Всем присутствующим при этом разговоре показалось, что юным волшебником овладел либо каприз, либо безумная храбрость, и они с тоской провожали Геда глазами, не надеясь более увидеть его. Мнения их разделились: одни считали, что он хочет удрать и бросить их на произвол судьбы, другие – и Печварри в том числе – были уверены, что маг сошел с ума и ищет смерти.
Вот уже четыре поколения корабли старались держаться подальше от берегов Пендора. Поскольку остров лежал в стороне от проторенных морских дорог, еще ни один маг не пытался сразиться с Драконом. Древние правители Пендора были пиратами и работорговцами, которых ненавидели все на юго-западе Земноморья. Поэтому никто не жаждал отомстить за Лорда Пендора после того, как с Запада на остров внезапно налетел Дракон и спалил Лорда, пировавшего с приближенными в башне, а вопящих от страха горожан загнал в море и стал властелином острова со всеми его костями, башнями и кучами награбленных за долгое время драгоценностей.
Все это было хорошо известно Геду, который с тех пор, как приехал на Лоу Торнинг, не переставал по крупицам собирать все известные сведения о драконах. Он вел свое утлое суденышко на запад, используя магический ветер, а не весла или навыки моряка, полученные им от Печварри; закрепленный чарами руль держал верный курс – и наблюдал, как на горизонте встает опустошенный остров. Гед торопился и поэтому использовал магический ветер. Впереди его ждало тяжкое испытание, но оно не шло ни в какое сравнение с тем, что осталось за кормой. Но прошел день и страх сменился холодной яростью. По крайней мере, эту опасность он выбрал себе сам и эти последние часы, возможно перед скорой смертью, он свободен. Тень не осмелилась последовать за ним в пасть Дракона. Среди увенчанных белыми барашками волн, под низкими серыми облаками, гонимыми северным ветром, приблизился Гед, влекомый магическим ветром, к скалам Пендора и увидел перед собой пустынные городские улицы и полуразрушенные башни.
У входа в спокойные воды гавани он остановил магический ветер, и лодка закачалась на волнах. Поднявшись во весь рост, он бросил вызов Дракону:
– Узурпатор Пендора! Выходи и защищай награбленное!
Голос его растворился в грохоте волн, разбивающихся о темно-серые скалы, но у драконов острый слух. Мгновение спустя один из них, темнокрылый и покрытый чешуей, похожий на исполинскую черную летучую мышь, вылетел из развалин какого-то дома и, кружась в порывах северного ветра, приблизился к Геду. При виде знакомого только по легендам чудовища сердце Геда учащенно забилось. Он громко рассмеялся и крикнул:
– Эй, ты, червяк небесный, скажи Старику, что я его жду!
Это был один из молодых драконов, рожденный несколько лет назад, когда на Пендор с дальнего Запада прилетала дракониха и, отложив среди руин восемь гигантских кожистых яиц, улетела обратно. Вылупившихся малышей взял под свое покровительство Старый Дракон Пендора.
Молодой дракон не ответил Геду. По размерам он еще не превосходил сорокавесельной галеры, и весь, от головы до кончика хвоста, был совершенно черен. Он не обладал пока ни даром речи, ни драконьей хитростью. Раскрыв зубастую пасть, бросился он подобно стреле прямо на маленькую лодку. Так что Геду не составило труда одним быстрым и резким заклинанием связать ему лапы и крылья… Камнем врезался дракон в море, и серые волны навеки сомкнулись над ним.
От подножия самой высокой башни в воздух взмыли еще два дракона. Подобно первому, ринулись они на мага и тоже нашли свою смерть в морских глубинах. А ведь Гед пока что даже не пускал в дело свой посох.
Через некоторое время с острова поднялись еще три дракона. Один из них был значительно крупнее остальных, из его пасти вырывалось пламя. Двое устремились на Геда спереди, а здоровяк, сделав быстрый круг, бросился в атаку сзади, чтобы сжечь мага вместе с лодкой своим огненным дыханием. Никакие чары не смогли бы остановить их всех сразу – слишком велико было расстояние между ними. Как только Гед понял это, он тут же соткал заклинание Изменения и в образе дракона взвился в небо.
Распростерши свои широкие крылья и выставив вперед когти, он встретился с первыми двумя драконами лицом к лицу, испепелил их одним сгустком пламени и сразу же развернулся, чтобы встретить третьего, который был крупнее его и тоже вооружен огнем. В порывах ветра, над бурлящим морем, раз за разом бросались они друг на друга, сталкивались, рвали когтями, пока все вокруг не заволокло дымом, сквозь который сверкали кроваво-красные отблески их дыхания. Внезапно Гед рванулся вверх, и противник устремился на него снизу. Подняв крылья, Гед резко остановился, как это делают соколы и, выставив вперед когти, обрушился на врага. Он вцепился ему в голову и шею. Черные крылья затрепетали, и капли черной драконьей крови с шипением упали в море. Последним усилием дракон с Пендора вырвался и, стелясь над водой, медленно и неуверенно полетел к берегу, мечтая спрятаться в какой-нибудь пещере или разрушенном доме.
Увидев это, Гед постарался как можно быстрее принять свой обычный облик и вновь оказаться в лодке – опасно быть драконом дольше, чем необходимо. Руки его были ошпарены черной кровью, волосы на голове обгорели, но он не замечал этого. Гед перевел дыхание; и снова разнесся над островом его голос:
– Я видел шестерых, пятерых лишил жизни! Говорят, вас девять! Выползайте, черви!
Но ничего не двигалось на острове и ответом ему был только гул прибоя. Но вот Геду показалось, что самая высокая башня на берегу начала менять свои очертания, вспучиваясь с одной стороны, словно в этом месте у нее росла рука… Гед боялся драконьей магии, ибо старые драконы коварны и очень сильны в этом искусстве, совершенно непохожем на человеческое волшебство. Но это не было магией – Геда подвели собственные глаза. То, что он принял за выступ башни, оказалось плечом Дракона Пендора, который медленно приподнимал свое чешуйчатое тело.
Его голова с раздвоенным языком, украшенная остроконечным выступом, поднялась над разрушенной башней, когтистые лапы попирали развалины города. Чешуя дракона напоминала полированный гранит. Он был строен, как гончая, и огромен, как гора. Гед смотрел на него с благоговейным ужасом – никакие песни и легенды не в силах передать подобного великолепия. Он смотрел, не отрываясь, и едва не совершил роковой ошибки – чуть было не заглянул в глаза Дракону. Усилием воли отвел Гед свой взор от маслянисто-зеленых зрачков и высоко поднял посох, казавшийся сейчас не более, чем лучиной.
– Восемь сыновей было у меня, маленький волшебник, – раздался хриплый голос исполина. – Пятеро погибло, еще один вскоре умрет, – этого достаточно. Убивая их, ты не получишь моих богатств!
– Твои богатства меня не интересуют!
Из ноздрей Дракона с шипением вырвался желтоватый дымок – исполин рассмеялся.
– А ты не хочешь сойти на берег и полюбоваться моими сокровищами, маленький волшебник? Там есть на что посмотреть!
– Нет, Дракон.
Драконы рождены для ветра и огня, и не любят морских просторов. Пока Гед не ступал на сушу, преимущество оставалось на его стороне. И он не собирался терять его, каким бы хрупким оно не казалось.
Трудно, очень трудно было не смотреть в эти внимательные зеленые глаза…
– Ты очень молод, – молвил Дракон. – Я и не подозревал, что столь юные волшебники могут обладать таким могуществом.
Как и Гед, Дракон Пендора говорил на Древнем Наречии, на котором до сих пор объясняются драконы. Человек, пользуясь им, может говорить только правду, но к драконам это не относится – это их родной язык. Они могут лгать, смешивая правду с ложью, запутывая неосторожного слушателя в лабиринте слов-зеркал, в каждом из которых отражается истина, в конце концов искажаясь до неузнаваемости. Зная об этом, Гед был настороже и слушал Дракона недоверчиво. Но его слова казались простыми и ясными:
