Она не имела права спрашивать его о том, о чем только что спросила! Она опять совершила ошибку, опять!
      Но на следующий день он сказал ей:
      — Возможно, ты уже слышала загадки Толкователей, йоз Сати?
      — Вряд ли.
      — Дети учат их наизусть. Это очень старые загадки. Дети ведь всегда любили спрашивать одно и то же: "А какой у истории конец? А когда ты нам ее растолкуешь?" Такова, например, одна из этих загадок.
      — Это скорее парадокс, чем загадка, — сказала Сати, обдумывая его слова. — Значит, события должны произойти и завершиться, прежде чем начнут свою работу Толкователи?
      Одиедин, казалось, был немного удивлен ее словами; как, впрочем, и почти все мазы, когда она пыталась интерпретировать какое-нибудь их высказывание или историю.
      — Но это не то же самое, что исходное значение той или иной истории, — сказала она уже менее уверенно.
      — Нет, но может означать и то же самое, — возразил Одиедин. И прибавил:
      — Пенан спрыгнул со спины ветра и умер: такова история Терана.
      И Сати вдруг пришло в голову, что он отвечает на ее старый вопрос о том, почему мазы никогда не рассказывают о Корпоративном государстве и тех бедах, которые обрушились на Аку в период завоевания им абсолютной власти. С другой стороны, какое отношение эти герои древности имеют к истории Корпоративного государства?
      Между ее мировосприятием и мировосприятием Одиедина пролегала такая огромная пропасть, что даже свету понадобились бы годы, чтобы пересечь ее.
      — Значит, та история происходила по правилам, и это правильно, что мазы толкуют ее и в наши дни, — сказал Одиедин. — Ты меня поняла, йоз Сати?
      — Пытаюсь понять, — ответила она.
      ***
      Шесть дней они прожили в той деревне, отдыхая и набираясь сил, а потом снова двинулись в путь, запасшись провизией и двумя новыми провожатыми, и шли теперь уже точно на север и все время вверх. Все вверх и вверх. Сати уже перестала вести счет дням. С рассветом они вставали и выходили в путь; солнце ярко светило, освещая крошечные фигурки людей среди бесконечных скал и снегов. Потом наступали сумерки, умолкал звук бегущей талой воды, которая с наступлением ночи снова замерзала, они разбивали лагерь, ели и ложились спать.
      Воздух был разреженный, подъем крутой. Слева, нависая над ними, громоздились плечи той горы, на которую они сейчас поднимались. За спиной и справа из тумана торчали бесчисленные вершины гор и скал, тянулись к свету, точно растения из камня и льда  –  неподвижное море обледеневших надломленных волн до самого далекого горизонта. Солнце слепило глаза и гремело в ярко-синем небе, как белый барабан. Стояло лето, самая его середина, время схода лавин. Они шли очень осторожно, молча пробираясь среди этих нетвердо стоявших на ногах ледяных великанов. Все чаще и чаще днем тишина вокруг нарушалась долго не смолкавшим гулом и грохотом, и эхо умножало звуки, лишая их конкретного источника.
      Сати не раз слышала, как люди произносили название той горы, по плечу которой они ползли сейчас: Зубуам. Это было слово из языка рангма, означавшее "громовик", "громовержец".
      Силонг перестала быть видна, как только они покинули ту деревню, расположенную в глубокой долине. Громада Зубуам, покрытая грубой шкурой, заслонила весь западный край неба. А они все продолжали ползти на север и вверх, то вползая в очередную гигантскую морщину на щеке горы, то выползая из нее.
      Дышать становилось все труднее.
      Однажды ночью пошел снег. Снежинки были легкие, но падали и падали до рассвета.
      А вечером Одиедин и двое проводников, которые присоединились к их отряду в той деревне, присели в сторонке на корточки и принялись совещаться, рисуя на снегу какие-то линии и зигзаги спрятанными в перчатки пальцами. На следующее утро из-за туч выглянуло солнце, ослепительно сверкавшее на ледяных валах восточных вершин. И они снова двинулись в путь, изнемогая от усталости  –  на север и все выше, выше...
      Однажды, когда они утром снова вышли на невидимую тропу, Сати поняла, что они постепенно поворачиваются к солнцу спиной. Два дня затем они ползли на северо-запад, медленно огибая гигантское плечо Зубуам, а на третий день в полдень тропа резко свернула вбок, за какую-то обледенелую скалу, и перед ними возникла бездонная пропасть и немыслимой высоты стена, уходящая в небеса по ту сторону пропасти: Силонг, гигантской белой волной вознесшаяся из немыслимых темных глубин к свету. Солнце искрилось на льду алмазными брызгами, ветра не было. Раздвоенная вершина Силонг казалась донжоном, возвышавшимся над мощными крепостными валами. От нее куда-то на север тянулся тонкий, как паутинка, пучок серебристого света.
      Дул южный ветер, тот самый ветер, со спины которого соскочил Пенан, чтобы умереть.
      — Теперь уже недалеко, — сказал Сиэз, когда они снова двинулись в путь; теперь тропа вела на юго-запад и вниз.
      — Мне кажется, я могла бы идти здесь вечно, — промолвила Сати, и душа ее откликнулась:
      "Хотела бы..."
      Еще в той деревне Киери перебралась в ее палатку. Они были единственными женщинами в отряде, если не считать Тобадан. До этого Сати ночевала в одной палатке с Одиедином. Овдовевший маз, соблюдающий обет безбрачия, молчаливый, аккуратный, уже сам по себе служил Сати ободряющим примером, и ей не хотелось с ним разлучаться, но Киери настояла. До того Киери спала в одной палатке с Акиданом, и ей это, по ее собственному признанию, уже осточертело.
      — Ки уже семнадцать, — жаловалась она Сати, — и он постоянно сексуально озабочен. Не люблю я мальчишек! Мне нравятся взрослые мужчины и женщины! Я бы, например, хотела спать с тобой. А ты? Маз Одиедин ведь запросто может жить вместе с Ки.
      Киери довольно оригинально использовала слова: "жить с кем-то" у нее означало всего лишь пребывание в одной палатке, зато "спать" означало "спать в одном спальном мешке".
      Когда до нее это дошло, Сати еще больше заколебалась; однако пассивность, которую она старательно культивировала в себе в течение всего этого долгого путешествия, в данном случае не сработала, и она согласилась. Настоящего секса для нее не существовало с тех пор, как умерла Пао. Но иногда тело требовало любви и ласки. И теперь секс для нее был всего лишь физиологической потребностью. Она могла ответить на такую "любовь"  –  но только в том случае, если у нее не просили большего.
      Киери была очень сильной и одновременно очень мягкой и теплой; что касается чистоплотности, то она была такой же "чистой", как и все они после столь длительного путешествия. "Давай-ка сперва согреемся!"  –  говорила она каждую ночь, залезая в их общий спальный мешок. Она всегда была инициатором этого быстрого "согревания", а потом так же быстро засыпала, крепко прижавшись к Сати. Мы похожи на две хворостины в костре, которые, медленно отдавая друг другу тепло, догорают дотла, думала Сати, проваливаясь в сон.
      Акидану выпала честь делить палатку со своим господином и учителем, однако он был рассержен и страшно огорчен предательством Киери. Он еще день или два таскался за ней по пятам, а потом вдруг стал уделять знаки внимания той женщине-проводнику, что присоединилась к ним в деревне. Новые проводники оказались братом и сестрой; оба были длинноногие, круглолицые, неутомимые; обоим было лет по двадцать. Звали их Наба и Шуи. Прошел еще денек, и Ки перебрался в палатку к Шуи. Одиедин, проявив чрезвычайное терпение, вежливо пригласил Набу к себе.
      Сати то и дело вспоминала слова Диоди, того человека с тележкой, сказанные им, казалось, много лет  –  причем световых!  –  назад на улице Окзат-Озката, где жили люди, много людей... "Секс на три сотни лет! После трехсот лет сплошного секса кто хочешь полетит!"
      Я могу летать, думала Сатти, бредя вместе с остальными все в том же направлении  –  на юг и вниз. Собственно, на свете и нет больше ничего, только камень и свет. Все остальное растворяется в них, в камне и свете, а они сами превращаются в одно: в умение летать... Здесь все умеет летать... А потом все на свете родится вновь, и рождается вновь каждый миг, но постоянно существует только оно, умение летать... И Сати брела и брела, не чувствуя под собой ног, в этом бесконечном сиянии, среди бесконечных скал.
      Они добрались до лона этой земли.
      И хотя Сати понимала, что этого быть не может, что это попросту глупо, ее богатое воображение твердило одно: целью их путешествия является огромный замок, таинственная крепость, город под самой крышей мира, и вскоре они увидят могучие предмостные укрепления, реющие на ветру флаги, услышат голоса жрецов, звон гонгов, увидят золотые купола, пышные процессии... И она представляла себе древнюю Лхасу, развалины Мачу-Пикчу и прочие великие памятники земного прошлого.
      Они спускались по крутому западному склону Зубуам целых три дня. Небо было затянуто тучами, и далеко не всегда была видна монолитная стена Силонг по ту сторону бездонной пропасти, где ветер гонял и свивал в кольца туман и рассыпал легкие снежинки, не способные долететь до земли. В течение одного из дней они с рассвета до заката следовали за проводниками в густом тумане по узенькой тропке, идущей по острому гребню горы, по сплошным камням, чуть припорошенным снежком, а по обе стороны тропы зияли пропасти с отвесными стенами.
      Потом погода неожиданно прояснилась, облака куда-то уплыли, в небесах засияло солнце. Сати совсем утратила ощущение направления, когда  –  при ярком солнечном свете!  –  неожиданно не обнаружила перед собой знакомой стены Силонг. Вид у нее, должно быть, был совершенно ошарашенный, потому что Одиедин подошел к ней и, улыбаясь, пояснил:
      — Мы уже на Горе.
      Оказалось, они каким-то образом перебрались через ту пропасть! И теперь Зубуам, казавшаяся отсюда немыслимой каменной глыбой, покрытой снегом и льдом, осталась позади. Снежная лавина сползала, клубясь, по ее дальнему склону, но прошло довольно много времени, прежде чем они услышали глухой рокот: голос Громовержца.
      Зубуам и Силонг  –  две великих горы, соединившиеся вместе. Две в одну. Словно два маза, ставшие единым целым. Словно старинные любовники.
      Сати, задрав голову, смотрела на Силонг. Высоченная отвесная стена вздымалась теперь прямо над ними, скрывая двурогий пик. А сияющее небо было как бы разрезано зигзагообразной линией  –  гребнем хребта  –  на две части от севера до юга.
      Одиедин показал Сати на юг. Она посмотрела туда и увидела только камни, лед, сверкание талой воды, но.., никаких башен, никаких знамен.
      Путешествие продолжалось. Теперь они шли по тропе, довольно хорошо очищенной от камней и относительно ровной; рядом с ней то и дело встречались аккуратные кучки плоских камней, а также  –  сухой помет миньюлов.
      К середине дня Сати разглядела два каменных шпиля, которые торчали из-за загораживавшего их плеча горы, словно клыки из нижней челюсти. Тропа постепенно становилась уже и вскоре превратилась просто в узкий выступ на голой стене утеса. Они осторожно завернули за угол этого утеса, и два красноватых шпиля-клыка вдруг выросли перед ними, огромные, точно некие таинственные ворота. Тропа проходила прямо между ними.
      Отряд остановился. Тобадан вытащила свой барабан и принялась тихонько отбивать ритм, а три маза одновременно заговорили и запели на языке рангма, но язык этот был таким старым или настолько формульным, что Сати оказалась не в состоянии уловить смысл произносимых мазами слов. Двое проводников из деревни и те проводники, что шли с ними с самого начала, порывшись в своих мешках, извлекли оттуда маленькие связки прутиков, перевязанных красными и синими нитками, и передали их мазам, которые приняли "подношение", благодарственным жестом сложив руки под грудью и обратясь лицом к Силонг. Затем мазы подожгли прутики и спрятали их от ветра меж камней у тропы, ожидая, пока они догорят до конца. Тонкий и голубоватый дымок, пахнувший шалфеем и какими-то сухими благовониями, лениво вился среди скал, тянулся вдоль тропы. Мимо просвистел ветер, с бешеной скоростью несущий холодные воздушные массы над горами; однако здесь, у этих загадочных ворот, от ветра путников скрывала Силонг, и он почти не чувствовался.
      Совершив необходимый обряд, люди подобрали свои заплечные мешки и снова двинулись гуськом по тропе меж двумя скалами, похожими на клыки саблезубого тигра. Потом тропа, сделав петлю, повела их назад, снова по направлению к Горе, и Сати увидела прямо перед собой то, что называется горным амфитеатром  –  полукруглую "нишу" в склоне горы с удивительно ровным "полом". В почти вертикальной, чуть изгибавшейся внутрь стене "ниши", примерно на расстоянии километра от них, виднелись какие-то черные пятна или дыры. На "полу" горного амфитеатра лежал снег, весь исчерченный арабесками тропинок, которые вели в разных направлениях от тех черных дыр в каменной стене.
      "Там пещеры!"  –  прозвучал в ушах Сати голос Адиена, того желтолицего мужчины с покрытым шрамами лицом, с которым она познакомилась в первый же день своего пребывания в Окзат-Озкате и который этой зимой умер от желтухи.  –  "Пещеры, полные жизни!"
      Воздух вокруг них, казалось, странным образом сгустился, как сироп, и дрожал. Голова у Сати кружилась. Ей казалось, что неистовый ветер ревет у нее в ушах, гудит и визжит, силится помешать им... Но ведь там, где они сейчас стояли, на залитой солнцем площадке с видом на горный амфитеатр, никакого ветра не было! Сати, смущенная, обернулась и в ужасе увидела, что прямо на нее с высоты несется по склону камнепад. Черные тени замелькали в воздухе, послышался оглушительный грохот. Она присела на корточки, сжалась, закрыла голову руками...
      Нет, вокруг стояла тишина.
      Сати подняла голову, посмотрела вверх, встала. Все остальные стояли в прежних позах, точно застыв в ярком солнечном свете, и черные полдневные тени, точно черные лужицы тьмы, сосредоточились у их ног.
      А у них за спиной, между теми скалами-клыками, повисло нечто неопределенное, бесформенное, ослепительно сверкавшее, но все же бывшее таким же черным, как тени у их ног, как корабль-лоцман, когда увидишь его в космосе в иллюминатор большого звездолета. Это определенно был какой-то летательный аппарат.., флаер.., вертолет... Сати успела заметить, как винт вертолета задел за внешнюю сторону одной из скал.
      — О Рам! — вырвалось у нее.
      — Мать Силонг! — прошептала и Шуи, прижав стиснутый кулачок к груди.
      И они дружно бросились назад, к тем скалам, к упавшему там летательному аппарату. Впереди всех бежал Акидан.
      — Погоди, Акидан! Стой! — кричал ему Одиедин, но мальчишка был уже там и что-то крикнул в ответ. Услышав это, Одиедин тоже бросился бежать.
      Сати задыхалась. Ей пришлось даже немного постоять, ожидая, пока успокоится бешено бившееся сердце. Старший из проводников, проделавший с ними весь путь от самых предгорий, добрый застенчивый человек по имени Лонг, тоже остановился с нею рядом; он весь дрожал и хватал ртом воздух, пытаясь отдышаться. Они, конечно, в последние дни немного спустились, но все же были на высоте не менее 18000 пьенг  –  Сати слышала, как Сиэз называл эту высоту; значит, не менее 6000 м. Воздух здесь был страшно беден кислородом. Сати еще раз про себя повторила обе цифры.
      — Ты как себя чувствуешь, йоз Лонг?
      — Хорошо. А ты, йоз Сати?
      И дальше они пошли уже вместе.
      Вскоре она услышала голос Киери:
      — Я видела, видела! Я как раз оглянулась.., и просто глазам своим не поверила! Он ведь пытался между Столбами пролететь...
      — Нет, это я видел! — перебивал ее Акидан. — Он сперва был вон там, поднимался вдоль прохода и прямо над ним. Он гнался за нами! А потом его, видно, подхватил сильный порыв ветра, и он отклонился в сторону, а ветер взял, да и бросил его прямо на скалу!
      — Она все взяла в свои руки! — усмехнулся Наба, молодой проводник из последней горной деревни.
      Все трое мазов уже осматривали обломки вертолета.
      Рядом с ними Шуи, опустившись на колени, что-то яростно и методично долбила острым каменным осколком. Останки радиопередатчика, Догадалась Сати. И холодно заметила про себя, вот вам месть Каменного века!
      Разум ее, казалось, полностью отделился от чувств, и голова оставалась ясной и холодной, даже, пожалуй, какой-то подмороженной.
      Она подошла поближе, чтобы рассмотреть рухнувший вертолет. Он как бы лопнул, и все его внутренности от удара о землю вывалились наружу. Пилот, перевернувшись почти вверх ногами, свисал со своего кресла на пристяжных ремнях. Лицо его было закрыто пропитавшимся кровью шерстяным шарфом, но глаза были видны: странные и страшные, точно кровавое желе.
      На каменистой земле между Одиедином и Сиэзом лежал еще один человек. У этого глаза были живыми. И смотрел он прямо на нее. Через несколько мгновений она его узнала.
      Тобадан быстрыми легкими прикосновениями опытной целительницы ощупывала его тело и конечности, хотя, разумеется, ей было трудно определить степень повреждений сквозь столько слоев теплой одежды. И она все время что-то говорила раненому, словно не давая ему погружаться в сон.
      — Шлем можешь снять? — спросила Тобадан, и раненый не сразу, но все же попытался это сделать. Он долго возился с застежкой, а Тобадан ему помогала. Время от времени раненый посматривал на Сати с выражением тупого недоумения. Его лицо, обычно такое твердое и решительное, сейчас было расслабленным и вялым.
      — Серьезно он ранен? — спросила Сати.
      — Да, — тихо ответила Тобадан. — Сильно повреждено колено. И спина. Надеюсь, хоть позвоночник не сломан...
      — Повезло вам, Советник. — Эти слова произнесла вслух не сама Сати; ее холодный разум заставил язык повиноваться.
      Советник некоторое время продолжал тупо смотреть на нее, потом отвел глаза и сделал слабый и нетерпеливый жест, пытаясь сесть. Но Одиедин мягко нажал ему на плечи и сказал:
      — Тихо, тихо. Лежи пока спокойно. Не давай ему вставать, Сати. А мы второго вытащим, пока люди подоспеют.
      И Сати, оглянувшись, увидела, что от горного амфитеатра к ним по снегу спешат крохотные человеческие фигурки.
      Она сменила Одиедина возле распростертого Советника. Он лежал спокойно, скрестив руки на груди. Время от времени по всему его телу пробегала сильная дрожь. Сати тоже вся дрожала. Даже зубы постукивали, и она крепко обхватила себя руками.
      — Ваш пилот погиб, — сказала она. Он не ответил. Но задрожал еще сильнее. Вдруг со всех сторон их окружили люди, действовавшие очень быстро и ловко. Одни привязали раненого к носилкам и бегом понесли к пещерам. Другие подхватили и понесли мертвого пилота. Несколько человек собрались возле Одиедина и молодого маза. Их голоса Сати воспринимала как негромкое, лишенное всякого смысла гудение  –  так, например, могли бы переговариваться между собой мухи.
      Она поискала глазами Лонга, нашла и двинулась вместе с ним по рыхлому снегу к пещерам. До горного амфитеатра оказалось не так уж и близко. Над головами людей парили геймы, лениво выписывая в воздухе гигантские спирали. Солнце уже скрылось за верхним краем гигантской горной стены. Огромная синяя тень Силонг легла на склоны Зубуам.
      Таких пещер Сати не видела никогда в жизни!
      Их было великое множество, сотни! Некоторые очень маленькие, похожие на лопнувшие в горной породе пузырьки воздуха, другие, напротив, очень большие; их открытый зев напоминал распахнутые двери какого-то огромного ангара. Пещеры были похожи на кружево, выбитое в скальной породе или, точнее, вплетенное в нее  –  кружево, в котором чувствовался определенный рисунок, определенный ритм. Входные отверстия по кромке были украшены резьбой в виде маленьких кружков, инкрустированных каким-то серебристым минералом и сверкавших на фоне темных стен, как мыльные пузыри.
      Вход в одну из пещер был закрыт невысокой решеткой. Проходя мимо, Сати заглянула туда и увидела белую морду молодого миньюла, который смотрел на нее своими темными спокойными глазами. Собственно, в нескольких просторных пещерах разместился целый хлев, множество животных. Оттуда доносился запах навоза и травы, теплый, мирный запах домашних животных. Входы в пещеры явно были специально расширены, а пол перед ними старательно вымощен подходящими плитами, однако все пещеры размещались по кругу анфиладой. Сати и Лонг, следуя за своими провожатыми, вошли в одну из пещер с гигантским округлым входом  –  Сати показалось, в самое сердце Горы!  –  и она быстро оглянулась, чтобы еще раз увидеть оставшийся далеко позади вход и дневной свет: ослепительный ровный круг света на непроницаемо черном фоне смыкающихся над головой стен.

Глава 7