Хейнский цикл - Толкователи

Знает Одного и Множество, знает Дерево и Листву. А мы, люди, знаем лишь то, что нам нужно многому учиться. Учиться понимать окружающий мир, слушать его, разговаривать с ним, толковать его. И если мы, Толкователи, не будем рассказывать людям о мире, то они не узнают его как следует. Да и сами мы его не узнаем. И потеряемся в нем, вымрем. Но толковать наш мир нужно правильно, правдиво. Понимаешь? И нужно непременно заботиться о нем. Только тогда его и поймешь. Только тогда и сумеешь рассказать о нем правду. Вот что в нашем мире пошло не так  – там, внизу, когда довза стали говорить о мире не правду. Начали лгать. Выдумали всяких "верховных мазов", всяких фальшивых мунанов! Сказали всем, что истина ведома только им одним, что правильно толковать умеют только они, а остальные должны молчать или рассказывать людям ту ложь, которую они, довза, выдумали. Предатели, лихоимцы! Они сбили людей с пути ради собственного обогащения! Они богатеют за счет своей лжи, эти "хозяева жизни"! Ничего удивительного, что весь мир будто замер. Ничего удивительного, что вся власть оказалась в руках полиции!
      Лицо старика побагровело от гнева. Его здоровая рука так дрожала, что он чуть не уронил свою палку. Тогда Оттьяр быстро подошла к нему и сунула в руки барабан и палочки, сама не умолкая ни на минуту.
      — Простите меня! — сказала Сати, когда Оттьяр, закончив занятие, пошла ее проводить. — Мне очень жаль, что Маз Уминг так расстроился. Честное слово, я совсем этого не хотела!
      — О, это не страшно, — молвила старуха, улыбаясь. — Самое страшное случилось еще до того, как мы с ним появились на свет  –  там, в стране довза.
      — Так вы не считаете себя частью их государства? Я хочу сказать, в вашем горном краю ведь не только довза жили раньше, верно?
      — Здесь жили и живут в основном рангма.
      И мой  –  наш  –  народ всегда говорил на языке рангма. А наши деды и вовсе едва умели объясниться на языке довзан; а потом явились полицейские и заставили всех позабыть родные языки. О, как наши деды ненавидели чужой язык! Как они его коверкали! Какие немыслимые ударения делали в словах!
      Оттьяр озорно улыбнулась, и Сати тоже улыбнулась невольно ей в ответ. Но позже, медленно бредя по улице, вновь глубоко задумалась. Гневная тирада Уминга, в которой он недобрым словом поминал "верховных мазов", относилась, насколько можно было судить, к периоду, когда Корпорация еще не успела повсеместно захватить власть. То есть ДО насильственного насаждения языка довзан с помощью полиции, ДО создания единого Корпоративного государства и, возможно, даже ДО появления на Аке первых Наблюдателей! Пока Уминг кипятился, Сати невольно вспомнила, что ни в одной из сотен исторических преданий и легенд, которые она успела услышать от Толкователей, не говорилось о тех событиях, которые произошли в Довза-сити пять-шесть десятилетий назад и имели глобальное значение для всей планеты. Она ни разу не слышала также, чтобы мазы рассказывали о том, как на Аку прилетели инопланетяне, как было создано Корпоративное государство  –  вообще о том, какие события сотрясали планету в последние лет семьдесят, а то и больше.
      — Изиэзи, — спросила Сати в тот вечер, — а кто такие верховные мазы?
      Они чистили на кухне какие-то съедобные грибы, которые весной, в начале таяния снегов, как раз появлялись в горах, у самой кромки вечных льдов. Эти грибы-подснежники назывались "демиеди", то есть "первые весенние", пахли растаявшим снегом и прекрасно сочетались с перечным вкусом ростков банама и маслянистой сытной ойлфиш. Изиэзи говорила, что эти грибы разжижают кровь и успокаивают сердце. Уж что она действительно знала и умела отлично, так это как, когда и с какой целью готовить то или иное кушанье!
      — Ну, это было очень давно! — откликнулась она на вопрос Сати. — Когда довза еще только начинали командовать всеми на свете.
      — Лет сто назад?
      — Да, пожалуй.
      — А кого вы все-таки здесь называете "полицейскими"?
      — Как же, ты и сама прекрасно знаешь: этих, сине-коричневых.
      — Только их?
      — Да нет, наверное... Мы всех тамошних полицейскими называем. Всех, кто оттуда, снизу. Довза, в общем... Между прочим, сперва они частенько и своих верховных мазов под замок сажали. Потом принялись хватать всех Толкователей подряд. А потом прислали сюда, в горы, солдат, которые сажали в тюрьму всех, кто ходил в умиязу. Вот люди и стали называть их полицейскими. А еще люди называют полицейскими скуйенов. Говорят:
      "Эти скуйены на полицию работают!"
      — А кто это, скуйены?
      — Доносчики. Они рассказывают сине-коричневым, если кто-то делает что-то незаконное. Или просто книги читает... За деньги рассказывают! А некоторые  –  из ненависти к мазам... — Тихий голос Изиэзи стал громче, когда она произносила эти слова, в нем явственно слышался гнев. А лицо точно окаменело от боли.
      "Или просто книги читает..." Что ты готовишь на обед? С кем занимаешься любовью? Как пишешь слово "дерево"? На любого здесь можно донести  –  за деньги, из ненависти...
      Ничего удивительного, что их Система столь фрагментарна, думала Сати. Ничего удивительного, что тот мир, о котором говорил Уминг, будто замер. Удивительно, что от этого мира вообще что-то осталось!
      И уже на следующее утро, словно эти ее открытия вызвали его из небытия, мимо нее на улице проследовал Советник! На нее он, впрочем, даже не посмотрел.
      Через несколько дней она пошла навестить Аптекаря, Сетью Анга. Магазин его был закрыт, чего прежде никогда не случалось. Сати спросила У соседа, подметавшего свое крыльцо, скоро ли Сотью Анг вернется. "По-моему, этот производитель-потребитель куда-то уехал", — осторожно ответил сосед.
      Как раз в это время Маз Элайед дала Сати почитать прекрасную старинную книгу  –  а может, подарила, Сати так и не поняла этого. Во всяком случае, Элайед сказала ей: "Возьми, девочка, у тебя она будет в безопасности". Это была изумительная антология древней поэзии Восточных островов. Настоящая сокровищница! Сати с головой ушла в ее изучение, стараясь как можно больше текстов перенести в память компьютера, так что прошло несколько дней, прежде чем она вспомнила, что пора снова навестить своего старого друга Аптекаря. Она легко взбежала по крутой улочке к его лавке. Каменные плиты мостовой нестерпимо блестели на весеннем солнце. Весна пришла поздно, но была бурной. Пьянящий воздух был весь пронизан солнечными лучами и удивительно светел, и Сати прошла мимо магазина Аптекаря, не узнав его.
      И через несколько домов, разумеется, спохватилась, повернула назад, ругая себя за рассеянность, остановилась перед входом в лавку и остолбенела: фасад был покрыт несколькими слоями побелки и сверкал чистотой; он больше никому и ничего не мог поведать о прошлом. Все идеографические знаки, все мудрые старинные слова, все рецепты и поэтические цитаты  –  все, все исчезло! Слова, умевшие говорить, силой заставили замолчать! Их точно засыпало глубокими снегами... Дверь в лавку была распахнута настежь. Сати заглянула внутрь. Прилавки и стенные шкафы с ящичками были разнесены в щепки. В комнате царил жуткий беспорядок, точно после бандитского налета. Грязный пол был весь истоптан и заплеван. Стены, на которых раньше жили слова, дышали, двигались, говорили, были от пола до потолка вымазаны отвратительной темно-коричневой краской...
      "Дважды раздвоенное дерево-молния..."
      Когда она вышла на улицу, то заметила, что тот же сосед снова подметает свое крыльцо, и уже хотела что-то спросить, но вовремя удержалась. А что, если это скуйен? Откуда тебе, инопланетянке, знать, кто он?
      Сати двинулась к дому, но потом, увидев блеснувшую в конце улицы реку, свернула и, огибая холм, вышла к тропе, ведущей из города вниз, к реке. Она уже однажды спускалась по этой тропе  –  давно, еще в самом начале осени, когда думала, что Посланник вот-вот отзовет ее в столицу.
      Она прошла немного вверх по течению реки мимо густых зарослей кустарника, покрытых молодыми листочками, мимо карликовых деревьев, которые еще попадались здесь, почти на границе альпийских лугов. Эреха гордо несла свои молочно-голубые воды, запас которых значительно пополнился за счет таяния снегов. В ямках на тропе еще похрустывал ледок, но солнце сильно грело голову и спину. Во рту у Сати пересохло от пережитого потрясения. Горло саднило.
      "Вернись в столицу!  –  слышала она голос собственного разума.  –  Тебе необходимо вернуться в столицу. Прямо сейчас. Немедленно! И отвезти три мнемокристалла и компьютер, в памяти которого тоже немало всякой всячины  –  поэзии, сказок и прочего. Тебе нужно успеть передать все это Тонгу. Пока до твоих записей не добрался Советник".
      У нее не было возможности переслать собранную информацию. Все придется везти самой. С другой стороны, подобная поездка должна быть оправдана каким-нибудь официальным запросом или разрешением. О, Рам! Интересно, где ее браслет СИО? Она уже много месяцев даже в руки его не брала. Здесь никто этими пропусками не пользовался, разве что чиновники, которые работали в местных учреждениях Корпорации. Она вспомнила, что браслет у нее дома, в портфеле. Пропуск СИО непременно понадобится ей, чтобы позвонить с Прибрежной улицы Тонгу и попросить прислать официальный запрос, чтобы она имела полное право поехать в столицу. На пароме она доберется до Элтли, а оттуда уже можно и самолетом долететь. Нужно спешить, но делать все придется открыто, в полном соответствии с законом, чтобы никто не мог ни помешать ей, ни обмануть ее. Чтобы нельзя было, например, обманным путем конфисковать ее записи. Заставить ее замолчать. Где теперь Маз Сотью? Что с ним? Неужели это из-за нее?
      Нет, сейчас нельзя слишком много думать об этом! Сейчас в первую очередь необходимо любым способом спасти ту информацию, которую она получила от Сотью Анга. От Оттьяр, от Уминга, от Одиедина, от Элайед, от Изиэзи.., от ее дорогой, милой Изиэзи! Господи, да невозможно даже подумать о том, чтобы с ней расстаться!
      Сати повернула назад, быстро прошла берегом реки и вернулась в город. Затем отыскала в портфеле свой пропуск, сходила на Прибрежную улицу и позвонила Тонгу Ову в его столичный офис.
      Секретарша сняла трубку и надменным тоном сообщила, что у Посланника Экумены в данный момент важная встреча.
      — Но мне совершенно необходимо с ним поговорить, я  –  его Наблюдатель, — рассердилась Сати и совершенно не удивилась, когда секретарша тут же сменила тон и смиренно согласилась соединить ее с Тонгом.
      Услышав знакомый голос, Сати заговорила по-хейнски, и слова этого языка показались ей совершенно чужими, иностранными:
      — Посланник, я слишком долго не имела с вами никаких контактов. Мне кажется, нам необходимо встретиться и поговорить.
      — Я понимаю, — ответил Тонг и прибавил еще какие-то ничего не значащие слова, поскольку ни он, ни она не знали, как сказать друг другу то, что поняли бы только они двое: телефон, безусловно, прослушивался! Если бы Тонг владел хотя бы одним из тех языков, которые знала она! Если бы она знала его родной язык! Но, к сожалению, единственными общими для них языками были хейнский и довзан.
      — Надеюсь, никаких особых неприятностей? — на всякий случай спросил он.
      — Нет-нет, ничего особенного. Но я бы хотела передать вам материалы, которые мне удалось собрать... Ничего особенного, правда; просто записи о повседневной жизни этого провинциального городка...
      — Я очень надеялся сам приехать в Окзат-Озкат и повидаться с вами, но сейчас, увы, для этого возникли некоторые препятствия. Когда окно такое узкое, что его хватает только на одного, особенно жаль спускать шторы... Но я понимаю вас: вы ведь так любите Довза-сити и, должно быть, очень соскучились по этому замечательному городу. К тому же, как я и думал, вы ничего особенного обнаружить в горах не смогли. В общем, если вы выполнили все, что наметили, то, разумеется, имеете полное право вернуться и немного развлечься в столице.
      Сати, с трудом подыскивая нужные слова, ответила:
      — Ну, вы ведь знаете, что здесь..., что в Корпоративном государстве культура весьма гомогенна, и в плане ее развития здешние власти добились поистине удивительных успехов. Так что и в Окзат-Озкат все.., да практически все примерно такое же, как в столице. Возможно, впрочем, мне стоило бы еще немного задержаться, чтобы.., закончить обработку кое-каких фольклорных записей, которые я очень хотела бы также вам представить. Они, собственно, не так уж и интересны, но все же...
      — Насколько вам известно, — сказал Тонг, — наши гостеприимные хозяева всегда интересовались нашими делами, так что им все известно о наших успехах и неудачах, и между нами происходит постоянный и плодотворный обмен информацией. Должен сказать, что сейчас в столице имеется огромное количество свежих материалов, в высшей степени познавательных и очень привлекательных для вас как исследователя и Наблюдателя. В этом смысле сбор фольклорных материалов в Окзат-Озкате, по-моему, не так уж и важен, и вы можете совершенно не беспокоиться, если даже не закончите запланированную вами работу. Впрочем, решайте сами. Не сомневаюсь, вы сумеете сделать правильный выбор. Я прав?
      — Да-да, конечно, Посланник, вы правы, — поспешила заверить его Сати. — Не беспокойтесь обо мне. У меня все хорошо, правда хорошо!
      Она вышла с переговорного пункта, предъявив в дверях свой пропуск, и поспешила назад, домой. Ей казалось, она поняла все, что хотел сказать ей Тонг Ов, и все же невысказанные вслух мысли расплывались, временами становясь неуловимыми. Видимо, он все же хотел, чтобы она осталась и даже не пыталась передать ему собранную информацию, потому что в таком случае собранные материалы придется незамедлительно предъявить столичным чиновникам, которые, разумеется, их тут же конфискуют. Однако она не была до конца уверена, действительно ли это имел в виду Тонг. А что, если для него собранная ею информация и в самом деле не так уж важна? А что, если он сейчас никак и ничем не может ей помочь?
      Пока Сати вместе с Изиэзи готовила на кухне обед, она окончательно пришла к выводу, что зря звонила Тонгу, зря поддалась панике и зря этим звонком привлекла к себе внимание властей  –  и не только к себе, но и к своим здешним друзьям, и информантам. Нужно вести себя осторожнее и осмотрительнее! И она ничего не стала рассказывать Изиэзи об оскверненной лавке Аптекаря.
      Изиэзи знала Сотью Анга уже много лет, но и она тоже ничего Сати о нем не сказала и ничем не показала, что ей что-то известно. Зато она научила Сати правильно нарезать свежий нумием: по косой и очень тонко, чтобы сохранить его замечательный аромат.
      В тот вечер Маз Элайед как всегда проводила свои занятия. И Сати, пообедав вместе с Изиэзи и Акиданом, попросила разрешения выйти из-за стола и поспешила по Речной улице в ту часть города, где жили в основном бедняки и куда Корпорация так и не удосужилась провести электричество. Здесь, в "порт-сити", улицы освещались лишь слабым отблеском масляных светильников, горевших в хижинах и палатках. Было довольно холодно, но это была уже не та пробирающая до костей стужа, что терзала людей зимой. Наполненный влагой воздух пахнул весной и пробуждающейся землей. Однако сердце Сати сжималось от страха и ужасных предчувствий, когда она подходила к знакомой скобяной лавке. Обнаружить и это убежище знаний опустошенным, изнасилованным, с выбеленными стенами...
      Но здесь все было спокойно. На пороге Сати встретил самый младший из двоюродных правнуков Элайед, рыдая так, словно его жестоко и несправедливо наказали, отогнав от ящика с болтами. Племянницы Элайед ласково улыбнулись ей и проводили в знакомую дальнюю комнатку. Оказалось, что она пришла слишком рано: занятия еще не начались и в маленькой комнатке никого не было, кроме самой Элайед и ее очередного "внучка", очень тихого и спокойного мальчика, сидевшего на стуле возле нее.
      — Маз Элайед, вы знаете Сотью Анга, травника?.. Его лавка... — Сати с трудом сдерживала рвавшиеся наружу слова.
      — Да, конечно, — отвечала Элайед. — Он сейчас у дочери.
      — Но его лавка... коллекция ... гербарий!..
      — Ничего этого больше нет.
      — Но...
      У Сати перехватило дыхание. Она едва сдерживала слезы  –  слезы гнева и ярости, которые ей очень хотелось выплакать у ног этой старой женщины, годившейся ей в бабушки.
      — Это моя вина!
      — Нет, — возразила Элайед. — Нет, детка. Ты ни в чем не виновата. Как и Сотью Анг. Ни ты, ни он не совершали ошибок, и вашей вины тут нет. Просто таково положение дел. Очень скверное положение дел! Невозможно всегда все делать правильно, когда это так трудно.
      Сати молча стояла возле нее, в который раз рассматривая эту уютную и бедную комнату с высоким потолком и красным ковром на полу, на котором были разбросаны подушки и стояло несколько стульев. Здесь всегда было очень чисто; веточка с бумажными цветами торчала из стоявшей на низеньком столике вазы, довольно уродливой, надо сказать. Двоюродный правнук сполз со стула и складывал в кучу подушки на полу. Старая Элайед, кряхтя, тоже перебралась на пол, на тоненькую подстилку, лежавшую возле столика. На столике Сати заметила книгу. Старую, потрепанную, читаную-перечитаную.
      — Я думаю, йоз Сати, что это просто очередная уловка. Сотью еще летом догадался: кто-то, похоже сосед, донес в полицию, что он собирает травы и рассказывает о них. А потом в городе появилась ты, и полиция его не тронула.
      Сати не верила собственным ушам:
      — Так я стала залогом его безопасности?
      — Я думаю, да.
      — Потому что они не хотели, чтобы я видела... чтобы я узнала, как они это делают? Но тогда почему они сделали это сейчас?..
      Элайед пожала худыми плечами:
      — Они не знают, что такое терпение.
      — В таком случае мне нужно как можно дольше оставаться здесь, — медленно проговорила Сати, все еще пытаясь уразуметь случившееся. — А ведь я думала, что для вас будет лучше, если я уеду.
      — По-моему, тебе стоит отправиться на Силонг.
      У Сати просто голова пошла кругом:
      — На Силонг?
      — Последняя умиязу находится там. Сати потрясение молчала, и Элайед, поясняя свою мысль, заговорила снова:
      — Последняя, о которой известно мне. Возможно, умиязу еще остались на Восточных островах. Но только не здесь, не на Западе. Умиязу "Лоно Силонг" здесь последняя. Когда-то туда переправили много, очень много книг. Это было давно. Теперь там собрана, должно быть, огромная библиотека. Не такая, конечно, как была в Золотой Горе или в Красной Умиязу. Но все-таки то, что удалось спасти, по большей части находится именно там.
      Элайед остро глянула на Сати, склонив голову набок, точно старая нахохлившаяся птица. И точно птица крылья, расправила свою теплую вязаную кофту.
      — Я знаю, ты хочешь понять Толкователей, — сказала она. — Так что тебе необходимо пойти туда. Здесь.., здесь уже почти ничего не осталось. Так, кусочки, обрывки. Кое-что знаю я, кое-что некоторые другие мазы. Но не очень много. И нас становится все меньше и меньше. Ступай на Силонг, дочь моя. Возможно, тебе удастся там найти себе партнера, и вы станете мазами, а? — Лицо Элайед вдруг осветила широкая торжествующая улыбка. Она даже засмеялась негромко. — Ступай на Силонг, Сати...
      Начинали собираться остальные слушатели. Элайед положила руки на колени и тихонько запела: "Два из одного, один из двух..."

Глава 6

      Сати решила посоветоваться с Одиедином Манма. Несмотря на то, что он был Толкователем всего лишь одной загадочной истории, несмотря на невероятное "хождение по воздуху" у него на занятиях (которое, как теперь была уверена Сати, она все-таки просто себе вообразила), она давно уже считала его самым опытным и самым осведомленным (во всяком случае, в отношении политической ситуации на Континенте) из всех здешних мазов, а посоветоваться с кем-нибудь из наиболее опытных своих друзей ей было просто необходимо. Причем нужен был именно практический совет, и она решила попросить его у Одиедина.
      — Маз Элайед считает, — сказала она, дождавшись конца очередного занятия, — что мне нужно отправиться в горы, в эту знаменитую умиязу на Силонг; она думает, что, если я туда попаду, это будет в какой-то степени гарантией сохранности тамошних сокровищ. Но, по-моему, она ошибается. По-моему, сине-коричневые меня и там не оставят в покое. Они последуют за мной, а ведь это потайное место, верно? А выследить меня им ничего не стоит  –  ведь у них для этого имеются самые различные приборы...
      Одиедин прервал ее, подняв руку  –  прервал не резко, хотя и без улыбки.
      — Не думаю, что они станут преследовать тебя. По-моему, здешние власти получили из столицы распоряжение пока что оставить тебя в покое. Не вести никаких наблюдений за тобой, не следить, куда ты ходишь.
      — Ты уверен?
      Он кивнул.
      И Сати поверила ему, вспомнив ощущение той невидимой информационной паутины, которое возникло у нее сразу после прибытия сюда. Одиедин, несомненно, был одним из соткавших ее пауков.
      — Да и в любом случае, — продолжал он, — путь на Силонг не так уж легок — особенно для преследователей. А уйти из города ты сможешь совсем незаметно. — Он задумчиво пожевал губу и прибавил, одарив Сати ласковым взглядом:
      — Если Маз Элайед считает, что тебе следует отправиться туда, и если ты сама этого хочешь, то я могу показать тебе туда дорогу.
      — Правда?
      — Я был однажды в Лоне Силонг. Мне тогда едва исполнилось двенадцать. Я ведь родился в семье мазов. Тогда наступили плохие времена. Повсюду сновали полицейские. Сжигали книги. Все рушилось! Сплошные аресты, страх... И мы ушли из Окзата, отправились в горы, прожили зиму в горном селенье, а летом, обогнув Зубуам, поднялись прямо в лоно Матери-Горы. Мне бы хотелось еще разок побывать там, йоз, прежде чем я покину этот мир.
      ***
      Сати старалась не оставлять следов. "Ив пыли дорожной за нами не останется следа..." Она ни словом не обмолвилась о предстоящем путешествии даже Тонгу, только сообщила ему, что в ближайшие месяцы постарается почаще на попутках посещать соседние селения. Она не говорила о своем намерении отправиться на Силонг никому из своих друзей и знакомых; об этом знали только Элайед и Одиедин. Ее, правда, очень беспокоила сохранность собранных материалов  –  четырех мнемокристаллов, потому что она на всякий случай выгрузила все из памяти самого компьютера. В доме у Изиэзи ничего оставлять было нельзя: сюда сине-коричневые нагрянули бы в первую очередь. И Сати все пыталась придумать, где бы спрятать записи и как это получше сделать, чтобы никто ничего не заметил, и вдруг Оттьяр и Уминг самым обыденным тоном сообщили ей, что, поскольку полицейские сейчас слишком возбудились к активности, они решили спрятать свою драгоценную "мандалу" в надежном месте, и спросили: не хочет ли и она спрятать что-либо из наиболее ценных своих вещей? Их интуиция сперва поразила Сати, но потом она вспомнила, что и эти старые мазы наверняка являются частью здешней "паутины". К тому же они всю жизнь таились сами и прятали то, что было им особенно дорого, так что делать это умели. Она передала им мнемокристаллы, а они в ответ сообщили ей, где находится их тайник. "На всякий случай", — ласково заметила Оттьяр. А Сати "на всякий случай" объяснила им, кто такой Тонг Ов, как его можно разыскать и что нужно будет сказать. На прощанье они нежно обнялись и расцеловали друг друга.
      Только перед отправкой в горы Сати решилась наконец рассказать Изиэзи о предстоящем путешествии.
      — А я знаю! — весело улыбнувшись, сказала та. — И Акидан с тобой пойдет.
      Акидана дома не было, он гулял с друзьями.
      Женщины обедали вдвоем в застланной красным ковром и безукоризненно чистой кухне. В тот вечер они устроили себе маленький пир: несколько мисочек с изысканными тонкими приправами и кушаньями разместились вокруг блюда с горкой желтоватых зерен тузи, похожих на рис и напоминавших Сати ее далекое детство в Индии.
      — Тебе бы наверняка понравился наш рис "басмати"! — сказала она, пребывая в полном восторге от угощения, и до нее не сразу дошло, что Акидан, почти ребенок, тоже отправится в опасное путешествие на Силонг.
      — И ты отпустишь его в горы, Изиэзи? Но ведь это... Мы, возможно, задержимся там надолго.
      — Ничего, он уже несколько раз ходил в горы. Ему ведь летом будет семнадцать!
      — А как же ты! — Акидан выполнял для тетки множество различных поручений, ходил за покупками, убирал в доме, носил воду, помогал ей передвигаться и всегда готов был ее подхватить, если поскользнется костыль...
      — Пока что ко мне переберется дочка моей двоюродной сестры.
      — Мизи? Но ей же всего шесть!
      — Мизи  –  отличная помощница.
      — Знаешь, Изиэзи, я совсем не уверена, что это такая уж хорошая идея. Я ведь могу отсутствовать очень долго. Я, может быть, даже останусь на всю зиму в какой-нибудь горной деревушке.
      — Дорогая Сати, ты не должна отвечать за Ки. Это Маз Одиедин предложил ему пойти в горы. Отправиться вместе с кем-то из Толкователей в Лоно Силонг  –  заветная мечта Ки. Он ведь мечтает стать мазом. Разумеется, сперва ему нужно вырасти и найти себе партнера. И сейчас он, видимо, больше всего думает как раз о последнем... — Изиэзи улыбнулась, но уже не так весело. — Его родители были мазами, — прибавила она.
      — Твоя сестра?
      — Ее звали Маз Ариэзи Мененг. — Изиэзи воспользовалась запрещенным местоимением "она/он/они". Лицо ее слегка исказилось от боли и печали. — А отец Ки, Мененг Ариэзи... Знаешь, его все очень любили. Он был похож на одного из героев древности, на Пенана Терана  –  такой же красивый, такой же отважный... Он думал, что звание маза защитит его, подобно боевым доспехам... Он считал, что ему (опять "ему/ей/им", отметила Сати) никто не может принести никакого вреда. Тогда как раз была временная передышка, продолжавшаяся года четыре, и жизнь вдруг стала похожа на прежнюю. Никаких арестов. Никаких отрядов злобных и невежественных юнистов, присланных снизу, которые били уважаемым людям окна и все подряд мазали белой краской... Все как-то вдруг притихло. Даже полиция являлась сюда нечасто. Вот мы и подумали, что этот кошмар наконец кончился и теперь жизнь вернется на круги своя. А потом.., их снова набежало сюда великое множество. Они всегда так. Вдруг, сразу... И знаешь, как они заговорили? Они заявили, что слишком многие нарушают закон, читают запрещенные книги, толкуют их... А потому нужно очистить город от этих "вредных элементов". Они щедро платили скуйенам, чтобы те доносили на людей. Я знаю таких, кто охотно брал у полицейских деньги. — Лицо Изиэзи посуровело, замкнулось. — Тогда многих арестовали, очень многих. Мою сестру и ее мужа тоже. Их отправили в одно страшное место. Оно называется Эрриак. Это там, внизу... Маленький остров, а на нем  –  исправительная колония. Пять лет назад мы узнали, что Ариэзи умерла. В лагере. Нам передали весточку... Но о Мененге мы так ничего узнать и не смогли. Может быть, он еще жив...
      — Как давно это было?
      — Двенадцать лет назад.
      — Значит, Ки было тогда всего четыре года?
      — Почти пять. Он немного помнит родителей. А я стараюсь ему в этом помочь. Рассказываю ему о них. Часто.
      Сати не в силах была что-нибудь сказать. Она молча убрала со стола, сходила зачем-то в свою комнату, но снова вернулась и села за стол.
      — Изиэзи, ты мой друг. Акидан  –  твое дитя. И ты как хочешь, а все-таки и я отвечаю за твоего мальчика! Это путешествие, возможно, будет довольно опасным. Нас могут преследовать...
      — Никто не может преследовать жителей горы, когда они поднимаются на ее вершину, дорогая Сати.
      Все они обладали этой неколебимой дурацкой Уверенностью, когда говорили о горах! Там некого винить. Там нечего бояться. Может быть, они вынуждены были так думать, просто чтобы продолжать жить?
      Сати купила чудесный, почти невесомый и очень теплый спальный мешок для себя, а потом точно такой же для Акидана. Изиэзи по этому поводу, правда, немного поворчала  –  больше для проформы,  –  а Акидан страшно обрадовался и, словно ребенок, сразу же улегся спать в новом мешке, хотя в доме было очень тепло и он буквально изнемогал от духоты.
      Сати снова вытащила меховые сапоги и куртку из выворотки и уложила все это в заплечный мешок. Рано утром они с Акиданом направились к месту сбора. Была поздняя весна, канун лета. Улицы в предрассветных сумерках казались светло-голубыми, а высоко на северо-западе сияла отвесная стена Силонг, вся залитая ярким солнечным светом; над нею гордо, как знамя, реял снежный пик. Сейчас мы пойдем туда, думала Сати, ТУДА! И она даже под ноги себе посмотрела, чтобы убедиться, что все еще ступает по земле, а не по воздуху.
      ***
      Кругом вольно раскинулась горная страна; скалы вздымались вверх к сползавшим им навстречу ледникам, к сиянию вечных льдов. Их отряд состоял из восьми человек. Люди шли медленно, гуськом и выглядели такими маленькими среди гигантских нагромождений каменных глыб и скал, что, казалось, они не идут, а топчутся на месте. Высоко над ними парили два гейма  –  огромные стервятники с широченными крыльями, обитающие только на больших высотах, среди голых скал. Геймы охотились исключительно парами.
      Из Окзат-Озката они вышли вшестером: Сати, Одиедин, Акидан, молодая женщина по имени Киери и мазы Тобадан и Сиэз, оба лет тридцати на вид. На четвертый день, еще в предгорьях, в одной из деревень к ним присоединились двое проводников, застенчивые милые люди с морщинистыми лицами, хотя на самом деле возраст их определить было трудно: им легко могло быть и тридцать, и семьдесят. Звали их Иейю и Лонг.
      Целую неделю брели они по бесконечным холмам предгорий, то взбираясь на очередную вершину, то спускаясь с нее, пока не добрались до того, что здесь называлось "настоящими горами". Теперь им предстоял еще более трудный путь. И вот уже одиннадцать дней они неустанно, упорно карабкались вверх.
      Светящаяся стена Силонг и отсюда, впрочем, выглядела столь же далекой. Парочка малозначащих гор-пятитысячников к северу от Силонг давала, правда, какое-то ощущение пространства и как бы уменьшала расстояние до цели. Проводники, а также трое мазов, обладавшие тренированной памятью на мелкие детали и разнообразные числа, знали, разумеется, названия всех здешних, вершин и их высоту, пользуясь такой мерой, как "пиенг"  –  насколько помнила Сати, 15000 пиенгов равнялись примерно 5000 метров. Она, впрочем, была не совсем в этом уверена и записывала все значения высот в пиенгах.