Хейнский цикл - Толкователи

      Теперь она хорошо понимала: все, что отныне будет ей дано узнать о Толкователях и Толковании,  –  это лишь незначительная часть необходимых знаний. Однако она не огорчалась; так, собственно, и должно быть, пока все эти знания хранятся в Лоне Силонг.
      Двое мазов, с которыми Сати познакомилась в Библиотеке, составляли каталог книг, работая над этим уже двадцать лет. Ноутер Сати оказался для них незаменимым помощником, и они с энтузиазмом обсуждали возможность скорейшего решения поставленной задачи, если Сати удастся подключить свой портативный компьютер к тому, что имелся в их распоряжении, и "перелить" собранную ею информацию.
      Хотя эти мазы обращались с ней неизменно вежливо и уважительно, их беседы все же носили довольно формальный характер, а зачастую им и вовсе не удавалось понять друг друга, поскольку говорили они на языке довзан, который для обеих сторон не был родным. Хотя всем аканцам полагалось прилюдно говорить только на этом языке, во всяком случае, "там, внизу", он далеко не всегда был тем языком, на котором они думали и разговаривали дома, и самое главное, он не был языком Толкователей. Скорее он был языком их врагов. Непреодолимым барьером. Сати чувствовала, как сильно ей удалось сблизиться с жителям Окзат-Озката благодаря упорному изучению разговорного рангма. Некоторые из мазов, трудившихся в Библиотеке, знали, правда, хейнский язык, который преподавали в Университете и который Корпорация воспринимала как некую мерку истинного образования. Но в целом здесь от знания хейнского Сати было мало толку; только раз, пожалуй, он сослужил ей хорошую службу  –  во время весьма важного разговора с одной молодой женщиной, мазом Унрой Киньо.
      В тот день Сати и Унрой вместе выбрались из пещер наружу, чтобы часок полюбоваться светом дня, а потом снова нырнуть во мрак, заметя за собой все следы. С тех пор, как тот вертолет сумел подобраться к Лону Силонг так близко  –  это, как узнала впоследствии Сати, случилось впервые,  –  обитатели пещер стали вести себя еще более осмотрительно, старательно засыпая снегом все следы и тропинки, хорошо видимые с высоты и способные привести внимательного наблюдателя ко входу в умиязу. Молодые женщины, закончив с помощью веников и легкого пушистого снежка заметать собственные следы, что обе считали делом весьма приятным, отдыхали, присев на валуны возле хлева с миньюлами.
      — А что такое "история"? — вдруг спросила Унрой, использовав хейнское слово. — И кто такие историки? Ты что, одна из них?
      — Да. Во всяком случае, на Хейне меня считают именно историком, — ответила Сати, и неожиданно они погрузились в долгую и бурную лингво-философскую дискуссию о том, могут ли история и Толкование пониматься как одно и то же или, по крайней мере, как нечто сходное или же это вещи совершенно различные. Заодно они поговорили и о том, чем занимаются мазы и чем  –  историки и какова главная цель тех и других.
      — По-моему, история и Толкование — это практически одно и то же, — заявила наконец Унрой. — Ибо это способы сохранять и поддерживать то, что является священным.
      — А что в вашем обществе считается священным?
      — То, что истинно. То, что выстрадано. То, что прекрасно.
      — Значит, Толкователи пытаются отыскать истину в событиях? Или в боли? Или в красоте?
      — Да не нужно ничего искать! — воскликнула Унрой. — Все это и так священно  –  истина, боль, красота. А потому и Толкование их тоже священно.
      Ее партнер, Киньо, находился в исправительной колонии близ Доя. Его арестовали и приговорили к заключению в лагерь за то, что он толковал людям атеистические представления о мире и служил проводником "реакционной идеологии". Унрой знала, где он работает: на огромном сталелитейном комплексе, построенном такими же, как он, заключенными, но какую бы то ни было связь с ним установить оказалось невозможно.
      — В исправительных колониях содержатся сотни тысяч людей, — рассказывала Унрой. — Их труд Корпорации почти ничего не стоит!
      — А что вы собираетесь делать с вашим пленником? — спросила ее Сати. — С тем человеком, что прилетел сюда на вертолете?
      Унрой только плечами пожала.
      — Лучше бы он тоже разбился, как тот, второй! — сказала она сердито. — Потому что теперь перед нами стоит такая проблема, для которой у нас пока нет решения.
      Сати промолчала, в душе соглашаясь с нею.
      Впрочем, мазы заботливо ухаживали за раненым Советником; ведь многие из них были профессиональными целителями. Его поместили в совершенно отдельную маленькую палатку, где всегда поддерживалась постоянная температура, и кормили больного в соответствии с оздоровительной диетой   –  в меру здешних возможностей, разумеется. Вокруг палатки Советника, стоявшей в одной из больших пещер, разместились еще семь или восемь палаток, в которых ночевали проводники и погонщики миньюлов. Там постоянно кто-нибудь находился и мог присмотреть за раненым или позвать на помощь, если понадобится. Так или иначе, пока что опасности, что Советник попытается сбежать, даже не возникало: слишком серьезно были у него повреждены спина и коленный сустав.
      Одиедин каждый день навещал его. А вот Сати так и не сумела заставить себя это сделать.
      — Его зовут Яра, — сказал ей Одиедин.
      — Его зовут Советник! — презрительно бросила она.
      — Больше уже нет, — сухо возразил Одиедин. — Он ведь преследовал нас, не имея на это приказа от властей. Так что, если он вернется в Довза-сити, его посадят в тюрьму или сошлют в лагерь.
      — В лагерь? Но почему?
      — Чиновники не должны превышать своих полномочий, не должны действовать, не получив на то указаний свыше.
      — Разве вертолет принадлежал не Корпорации?
      Одиедин покачал головой.
      — Нет. Он был собственностью погибшего пилота. Этот человек возил на нем продукты для скалолазов с Южной гряды. Яра просто нанял его, желая отыскать нас.
      — Как странно... — пробормотала Сати. — Значит, он все-таки выследил меня?
      — Да. И пошел за тобой, как за проводником.
      — Господи, я так этого боялась!
      — А я  –  нет. — Одиедин вздохнул. — Корпорация так велика, а ее аппарат настолько неуклюж, что нам, маленьким людям, ничего не стоит затеряться в этих огромных горах, стать для них престо невидимыми. Проскочить в ячеи невода. Во всяком случае, до сих пор нам это удавалось. Так что я не слишком беспокоился. Но он не из их полиции. Он одиночка. Одинокий фанатик.
      — Фанатик? — Сати рассмеялась. — Он верит лозунгам? Он любит Корпорацию?
      — Он ненавидит нас. Мазов, Толкователей. И очень боится тебя.
      — Потому что я инопланетянка?
      — Он считает, что ты можешь убедить Экумену перейти на сторону мазов и стать врагом Корпорации.
      — Но что заставляет его так думать?
      — Не знаю. Он странный человек. По-моему, тебе стоило бы поговорить с ним.
      — Зачем?
      — Чтобы выслушать то, что ему необходимо тебе сказать, — пожал плечами Одиедин.
      ***
      Но Сати снова отложила визит к Советнику. Хотя на этот раз совесть не давала ей покоя. Одиедин не принадлежал к числу ученых мазов-мудрецов с центральной равнины, но у него был ясный ум и чистое сердце. За время их долгого путешествия Сати стала доверять ему полностью, без оглядки, а увидев, как он плачет над книгами в Библиотеке, поняла, что любит этого человека и безгранично уважает его. И она решила поступить так, как он ее просил, даже если это сведется к выслушиванию нудных проповедей Советника.
      Интересно, почему ему так уж необходимо поговорить с ней? Впрочем, ей тоже найдется что ему сказать. Пусть послушает, ему это будет полезно. Все равно рано или поздно они столкнутся лицом к лицу. И возникнет все тот же вопрос: что с ним делать? А также вопрос о том, что именно на ней лежит ответственность за то, что Советник оказался здесь.
      На следующий день перед ужином Сати все-таки пошла его навестить. В большой пещере, где стояла палатка раненого, двое погонщиков миньюлов играли в какую-то игру при свете фонаря, подбрасывая вверх раскрашенные разноцветные палочки. На дальней стене пещеры с трудом можно было различить вырезанное в камне много веков назад изображение Древа метров в десять высотой: ствол с развилкой, две крупные ветви и пять мелких, с листьями, символизирующими крону.
      Золотая инкрустация все еще поблескивала в выбитых в камне бороздках, а среди "листьев" посверкивали капельки горного хрусталя, яшмы и лунного камня. Сати так долго смотрела на это изображение на темной стене, что даже свет маленького карманного фонарика показался ей ослепительно ярким.
      — А где тот довза? — спросила она у игроков, и один из них молча мотнул подбородком в сторону освещенной палатки.
      Полог в палатке был опущен. Сати постояла рядом, но потом все же решилась и окликнула Советника:
      — Можно войти?
      Полог чуть шевельнулся, и она осторожно заглянула внутрь. В палатке было светло и тепло. Для раненого было устроено специальное удобное ложе с приподнятой спинкой. Веревка от закрывавшего вход полога, электрический светильник с причудливой ручкой, маленький масляный обогреватель, бутылка с водой и маленький ноутер  –  все было у него под рукой.
      Он сильно пострадал во время катастрофы и поправлялся медленно. Вся правая сторона его лица была покрыта сине-черно-зелеными синяками, правый глаз почти полностью скрывала здоровенная опухоль, обе руки по локоть испещрены какими-то страшноватыми сине-коричневыми отметинами. Два пальца на левой руке, явно сломанные, были уложены в легкий лубок. Но Сати видела перед собой одно: ноутер.
      Протиснувшись в палатку, она осторожно опустилась на колени на крошечном свободном пространстве и, присев на пятки, взяла в руки ноутер и стала внимательно его рассматривать.
      — Он не может быть использован как передатчик, — заметил Советник.
      — Это вы так считаете, — сказала Сати и пробежалась по клавиатуре. Через некоторое время она иронично заметила:
      — Вы уж простите, что я ваши личные файлы просматриваю. Советник. Уверяю вас, меня они совершенно не интересуют. Мне просто приходится их извлекать, потому что я хочу проверить, на что ваша машина годится.
      Он не ответил.
      Это было довольно примитивное устройство на редкость безвкусного дизайна и, как всегда у аканцев, обладавшее серьезными недостатками. Недопереваренная технологическая жратва, сердито думала Сати. Ноутер абсолютно не способен был ни передавать, ни принимать информацию. Она снова положила его на прежнее место, где Советник легко мог до него дотянуться.
      "Выключив" этот сигнал опасности, она впервые почувствовала вдруг, в каком пребывает смятении из-за того, что вдруг оказалась в тесном, замкнутом пространстве с человеком, который ей крайне неприятен. Сейчас ей больше всего хотелось одного: оказаться от Советника как можно дальше! Однако она могла как-то отгородиться от него только с помощью слов.
      — Что вы пытались сделать?
      — Я пытался преследовать вас.
      — Но ведь вам приказали этого не делать! Помолчав, он ответил:
      — Я не мог с этим согласиться.
      — Значит, спица в колесе оказалась мудрее самого колеса?
      Он не ответил. И ни разу не пошевелился с тех пор, как поднял полог и впустил ее в палатку. Впрочем, его неподвижность могла означать, что ему просто очень больно двигаться. Сати думала об этом, не испытывая абсолютно никаких эмоций, никакого сочувствия.
      — А если б аварии не произошло? Что вы предприняли бы дальше? Слетали в Довза-сити и сообщили бы... о том, что видели какие-то пещеры?
      Советник молчал.
      — Что вам известно об этом месте? Уже задав эти вопросы, Сати поняла, что он практически ничего и не успел увидеть. Да и теперь видит разве что эту вот пещеру, кое-кого из мазов и еще погонщиков миньюлов. Впрочем, ему и не нужно знать, ЧТО здесь находится. Ему, например, можно просто завязать глаза (а может, даже и этого не потребуется) и вывести или вынести его отсюда сразу же, как только он станет транспортабельным. Что он видел тогда? Как они устраивали привал? Что еще сможет он доложить своему драгоценному правительству?
      — Это умиязу "Лоно Силонг", — сказал вдруг Советник. — Самая последняя библиотека.
      — Почему вы так думаете? — спросила Сати, страшно раздосадованная тем, что он это знает.
      — Потому что вы направлялись именно туда. Управление Этической Чистоты уже давно ищет эту библиотеку. То место, где они прячут свои книги. Вот это она и есть.
      — А кто "они", Советник?
      — Враги государства.
      — О, Рам! — вздохнула Сати. И отсела от него как можно дальше; даже ноги под себя подобрала. А потом заговорила  –  очень медленно, после каждого предложения делая паузу:
      — Вы все здесь отлично научились делать именно то, что мы на Терре делали и делаем не правильно, однако понятия не имеете о том, что мы там делаем правильно! Если бы вы знали. Советник, как мне жаль, что мы когда-то вообще появились на Аке! Лучше бы мы этого не делали. Но и у нас имеются определенные заблуждения, так что, когда мы все-таки сюда попали, нам следовало либо пока отказать вам в доступе к той информации, которой вы требовали, либо сперва прочесть вам подробный курс земной истории. Впрочем, вы бы, конечно, слушать не стали бы. Вы же не верите в историю. Ведь вы умудрились даже собственную историю выбросить на помойку, точно мусор!
      — Это и был мусор.
      Его смуглая кожа была сейчас сероватого оттенка  –  в тех местах, где ее не покрывали чудовищные синяки и кровоподтеки. Голос у него был хриплым и срывался. Этот человек серьезно ранен и совершенно беспомощен, думала Сати, но по-прежнему не испытывала при этой мысли ни сострадания, ни стыда.
      — Я знаю, кто вы, — сказала она спокойно. — Вы мой враг, ибо вы  –  один из истинно верующих. Тот самый правильный человек с единственно правильной целью. Тот самый, который взял на себя право бросать людей за решетку только за то, что они читают запрещенные книги. Тот самый, кто эти книги сжигает. Кто может жестоко наказать тех, кто делает зарядку не так, как положено. Кто может выбросить на помойку чужое лекарство, которое давало человеку облегчение, да еще и помочиться сверху. Кто запросто нажмет на кнопку и пошлет радиоуправляемые бомбардировщики, чтобы они сбросили бомбы на других людей, а сам в это время спрячется в удобном бункере и останется невредим. Ибо его защитит бог. Или Государство. Или еще какая-нибудь ложь, за которой он скрывает свою зависть, свой эгоизм, свою трусость и свою безмерную жажду власти. Хотя, надо признаться, я не сразу вас разглядела. Советник. Зато вы меня сразу. Вы сразу поняли, что я ваш враг. Что я не такая, как вы, что я "не правильная". Как вам это удалось?
      — Вы были посланы в горы, — ответил он, по-прежнему глядя прямо перед собой. Потом вдруг с трудом повернулся и посмотрел Сати прямо в глаза. — А там вы непременно встретились бы с мазами. Но зла я вам не желал, йоз.
      Сати поперхнулась и в полном изумлении воскликнула:
      — Йоз?
      Но Советник больше уже на нее не смотрел. Некоторое время она растерянно следила за его потухшим, безжизненным взглядом.
      Здоровой рукой он немного подкачал свою лампу на длинной ручке, и маленькая квадратная лампочка внутри тут же вспыхнула ярче. И Сати в сотый раз про себя удивилась: интересно, почему аканцы делают квадратные лампочки? Но эта "нормальная" мысль сразу погасла, а остальные были исполнены мрака, гнева, ненависти и презрения. Взяв себя в руки, она спросила:
      — Значит, ваши люди пропустили меня в Окзат-Озкат, полагая, что я послужу отличной приманкой? И невольно стану винтиком вашей официальной идеологии? Неужели они надеялись, что я сама приведу их сюда?
      — Да, я думал именно так, — признался он, помолчав.
      — Но вы же сами все время твердили мне, чтобы я держалась подальше от мазов!
      — Мне казалось, что они опасны.
      — Опасны  –  для кого?
      — Ну.., для Экумены. И для нашего правительства... — Он использовал старое слово и тут же поправился:
      — Для Корпорации.
      — Что-то у вас концы с концами не сходятся, Советник!
      Глядя прямо перед собой, он сказал, будто не слыша:
      — Пилот крикнул: "Вон они!" — и мы полетели следом за вами вдоль тропы, и я успел увидеть ваш отряд на тропе и какой-то странный дым у вас за спиной... Он выходил прямо из тех скал... И тут нас швырнуло в сторону, прямо о скалу. И вертолет упал. Я знаю, кто его толкнул.
      Он крепко стиснул свою раненую левую руку правой, пытаясь унять бившую его дрожь. Сати стало жаль его.
      — Это был просто очень сильный порыв ветра, йоз, — тихо сказала она. — Там ветры стекают вниз, по склону горы, как бешеный поток. Да и для вертолета на такой высоте воздух слишком разреженный, а это опасно.
      Он кивнул. Он, несомненно, то же самое твердил про себя множество раз.
      — Они, правда, считают это место священным, — сказала она.
      Откуда только взялось это слово? Она ведь его здесь практически никогда не употребляла! Зачем она мучает этого человека? Снова она ведет себя не правильно!
      — Послушайте, Яра — вас ведь так зовут, верно? — не позволяйте допотопным суевериям овладевать вашей душой. Я не думаю, чтобы Матери Силонг по большому счету было дело хоть до кого-то из нас.
      Он не ответил, только головой покачал. Возможно, он и это тысячу раз себе повторял.
      Сати не знала, что еще сказать. Они долго молчали, и наконец он заговорил первым.
      — Я заслуживаю наказания, — промолвил он. Это ее потрясло.
      — Ну что ж, вы уже и так наказаны, — сказала она примиряющим тоном. — И, возможно, это далеко не все, и посланное вам наказание еще не исчерпано. Что нам, например, теперь делать с вами? Это, между прочим, еще нужно решить. Лето уже кончается. Говорят, что через несколько недель отсюда придется уходить. Но, по крайней мере, до этого момента вы можете быть совершенно спокойны. И обязательно постарайтесь научиться ходить. Потому что, куда бы вы отсюда ни пошли, вряд ли, по-моему, вам удастся оседлать южный ветер.
      Он снова посмотрел на нее. Даже как-то испуганно, пожалуй. Неужели она что-то не то сказала? Но какая страшная вина заставила его произнести эти слова: "Я заслуживаю наказания"? А может, ему просто страшно лежать, беспомощному, среди врагов?
      Он один раз кивнул  –  точно так же, словно у него шея гнулась с трудом,  –  и сказал:
      — Мое колено скоро заживет.
      Когда она возвращалась от Советника по лабиринту пещер, то думала о том, что как ни странно, а есть в этом человеке нечто детское, некая глубинная простота и чистота... И тут же одернула себя: "Не простота, а упрощенность! Да и какая там еще "чистота"? Ты еще скажи "святость"! ("Не воображай себя Матерью Терезой, детка!" — услышала она негромкий голос дяди Харри). Он просто тупой фанатик со своим дурацким министерским жаргоном и нелепыми "врагами государства". Правильно назвал его Одиедин. Конечно, фанатик! И чересчур прямодушен. Из таких получаются отличные террористы. С "чистой и простой" душой!"
      Беседа с Советником травмировала Сати неожиданно сильно. Лучше бы она к нему не ходила!
      Беспокойство и тяжкие предчувствия охватили ее душу, сделали нетерпеливой даже с друзьями.
      Киери, с которой она по-прежнему жила в одной палатке, хотя с недавних пор уже не спала в одном спальном мешке, была по-прежнему весела и мила, но самоуверенность ее казалась поистине непреодолимой, и это порой раздражало Сати. Киери прекрасно знала, что именно ей нужно знать. А от Толкователей ей требовались только разные развлекательные и "интересные" истории и сведения о старинных суевериях и предрассудках. Ей было совершенно не интересно учиться чему-то у здешних мазов, и она никогда не ходила в те пещеры, где хранились книги. Она пришла сюда исключительно ради самого полного приключений пути в Лоно Силонг.
      Акидан, напротив, пребывал в состоянии эйфории, смешанной, как ни странно, с несчастной любовью и страстью. Дело в том, что проводники, в том числе и Шуи, вернулись в свою деревню вскоре после того, как проводили их отряд до пещер, и Акидан, в очередной раз оставшись в палатке один, немедленно влюбился в Унрой Киньо. Он таскался за ней следом, точно детеныш миньюла, смотрел на нее обожающими глазами, запоминал и повторял каждое ее слово. К несчастью, единственными людьми, которые следовали старым законам, строго регламентировавшим их сексуальную жизнь, были мазы. И главным законом для них являлась пожизненная моногамия, был ли рядом их партнер или нет. Все знакомые Сати мазы свято соблюдали это правило  –  насколько она могла судить, конечно. И Акидан, по характеру очень мягкий и послушный, даже намерения не имел подвергать это правило каким-то сомнениям или испытаниям. Однако был просто ошарашен свалившейся на него любовью  –  несчастная жертва гормонов и юношеской гиперсексуальности.
      Унрой было жаль мальчишку, однако она не позволяла ему это почувствовать. И резко пресекала любые поползновения с его стороны, взывая к тому, что он обязан сдерживать свои порывы, что он пришел сюда учиться, что у него есть все, чтобы стать настоящим мазом. Когда же Акидан совсем утратил контроль над собой, Унрой сердито накричала на него, цитируя известнейшее высказывание из "Древа": "Двое, что составляют единое целое,  –  это не два отдельных человека, а два, слившиеся в одном..." С точки зрения Сати, это был, пожалуй, чересчур мягкий упрек, но Акидан тем не менее побледнел от стыда и убрался, точнее уполз, прочь. И с тех пор перестал преследовать Унрой и выглядел совершенно несчастным. Киери много с ним беседовала и, похоже, была не прочь снова его утешить. И Сатти этого почти хотелось. Ей надоели эти юношеские метания и кипение страстей и были ей совершенно не нужны; ей был нужен совет взрослого опытного человека, его зрелая уверенность в себе. Она чувствовала, что нужно идти вперед, но сейчас она, похоже, зашла в тупик и никак не могла решить, как же ей быть дальше.
      Лоно Силонг было полностью отрезано от остального мира и лишено каких бы то ни было Средств связи с ним. Сюда никогда не приносили ни радиоприемников, ни чего бы то ни было подобного  –  чтобы не было возможности выследить источник сигналов. Новости доставлялись только по северо-восточным тропам или же по тому долгому и трудному пути с юго-запада, который пришлось преодолеть Сати и ее спутникам. Лето кончалось, вряд ли сюда собирался прибыть кто-то еще. Люди действительно, как она и сказала Советнику, уже собирались покидать пещеры.
      Сати часто слушала, как обсуждают планы возвращения отдельных отрядов. Уходили отсюда обычно небольшими группами, через неопределенные промежутки времени и непременно в разные стороны  –  от того места, где горные тропы расходились в разные стороны. А потом при первой же возможности такая группа старалась присоединиться к караванам, спускавшимся из летних становищ в большие деревни предгорий. Только так вот уже сорок лет удавалось держать в тайне путь к Лону Силонг.
      Теперь для них уже слишком поздно, сказал Сати Одиедин, возвращаться тем же путем, каким они пришли сюда: то есть на юго-восток. Даже тех проводников из горной деревни, с которыми они пришли сюда и которые давно уже покинули пещеры, вполне могли встретить на склонах Зубуам сильные ветры и метели. Так что членам их группы оставалось только спуститься в Амарезу, город у подножия Силонг, расположенный на северо-востоке, и оттуда снова подниматься по отрогам Водораздельного хребта в Окзат-Озкат. Если идти пешком, на это потребуется месяца два. Но Одиедин полагал, что, добравшись до Амарезы, они выйдут на шоссе и сумеют воспользоваться попутными грузовиками, хотя для этого им придется разделиться на пары.
      Подобная перспектива несколько тревожила Сати. Следовать за провожатыми по тайной горной тропе к находящейся в заоблачных высях святыне  –  это одно, а скитаться, как нищие, по дорогам и тропам, добираться на попутных грузовиках, скрывая свое имя, безо всяких средств и защиты  –  это совсем другое. Да, конечно, она полностью доверяла Одиедину, но ей очень хотелось посоветоваться с Тонгом.
      И как все-таки они поступят с Советником? Отпустят на свободу? Позволят донести властям, где находится последнее хранилище запрещенных книг? Разумеется, карьере Советника конец. Но, прежде чем сослать его на соляные копи, начальство с удовольствием выслушает, что он может и хочет ему сообщить.
      И что она скажет Тонгу, если такая возможность ей вдруг представится? Он ведь послал ее на поиски аканской истории, утраченного, запрещенного законом прошлого этой планеты, ее НАСТОЯЩЕЙ жизни, и она все это нашла! Но что дальше?
      Сати было совершенно ясно, чего хотели от нее мазы: чтобы она спасла их сокровище. И только это она действительно хорошо понимала в том мутном водовороте мыслей и чувств, который закрутил ее после разговора с Советником.
      Сама же она больше всего хотела  –  ах, если бы только это было возможно!  –  остаться здесь. Жить в этих пещерах, полных жизни, читать, слушать Толкователей, слушать их именно здесь, где их искусство расцветало и имело полную отдачу, где их беседы со слушателями были целостными, а не фрагментарными. Ей хотелось стать частью этого леса слов. Слушать. Учиться. Это было именно то, для чего она была лучше всего приспособлена, чем всегда мечтала заниматься. Но не могла. Как и мазы  –  мечтали, но не могли. — До чего же глупо мы поступили, йоз Сати! — говорила ей Маз Гоири Эньянке, прибывшая сюда из большого города Каньенье, расположенного в самом центре Континента. Гоири была настоящим ученым, философом; она четырнадцать лет провела в сельскохозяйственном исправительном лагере, куда ее бросили "изживать в себе реакционную идеологию". Эта женщину жизнь достаточно потрепала, она порой казалась уставшей от вечных мытарств, но характер у нее был по-прежнему упрямый и резкий. — Это была такая глупость  –  притащить книги сюда, в горы! Их нужно было оставить там, внизу, тем, кто хотел иметь и хранить у себя хотя бы несколько книг. Нужно было сделать с них копии и спрятать где-нибудь там. Да-да, потратить время на копирование, а не тащить свое сокровище сюда, где они одним махом могут уничтожить ВСЮ БИБЛИОТЕКУ! Но мы, видите ли, старомодны! Мы думали о том, как много времени потребуется, чтобы скопировать книгу, как опасно заниматься ее перепечаткой! Мы даже не глядели на те копировальные устройства, которые уже научилась производить Корпорация и которые способны были в один миг скопировать целую книгу. Да что там, целые библиотеки можно было "загнать" в память компьютера! А теперь наше последнее сокровище, самое дорогое, что у нас есть, находится в таком месте, где мы достижениями современной технологии даже воспользоваться не можем. Даже если б и сумели притащить сюда компьютер, то к какому источнику энергии его подключить? И сколько времени потребуется, чтобы все это убрать в память компьютера?
      — При учете аканских технологий — долгие годы, — сказала Сати. — А с помощью того, что имеется в распоряжении Экумены, максимум одно лето. — И, глядя Гоири прямо в глаза, прибавила:
      — Если, разумеется, Корпорация разрешит нам это. И если это разрешат экуменические Стабили.
      — Я понимаю.
      Они сидели "на кухне"  –  в той пещере, где обычно готовили еду и ели за общим столом. Это была одна из внутренних пещер, и там всегда было более или менее тепло; она также служила местом общих сборов, здесь можно было поговорить в любой час суток, здесь же проводились всякие дискуссии и беседы. Сати и Гоири только что позавтракали и сидели за столом, сжимая в ладонях чашки с горячим, но довольно жидким чаем безит. "Безит разгоняет жизненные соки и объединяет людей", — прозвучал у Сати в ушах тихий голос Изиэзи.
      — А нельзя ли попросить вашего Посланника, чтобы он испросил такое разрешение, йоз Сати?
      — Да, конечно, — сказала Сати, помолчав. — Именно об этом я и собираюсь его попросить. Но не знаю, сочтет ли он мою просьбу исполнимой. И не слишком глупой. Ведь если подобная просьба окажется всего лишь свидетельством для ваших властей, что Библиотека действительно существует и находится в Лоне Силонг, то мы же своими руками погубим ее, открыв врагам доступ в эту святыню.
      Гоири только усмехнулась, забавляясь тем, какие пафосные слова выбирает Сати. Они, разумеется, говорили на языке довзан.
      — Мне кажется, уже сам тот факт, что Экумена знает о существовании Библиотеки и заинтересована в ее спасении, сможет защитить наши книги, — сказала она. — Сможет помешать полиции явиться сюда.
      — Возможно.
      — Высшие лица нашего государства весьма уважают мнение Стабилей Экумены.
      — Да, безусловно. В той же степени они уважают и мнение нашего Мобиля, Посланника Экумены на Аке. До того уважают, что не допускают к нему никого, кроме министров и высших чиновников! Корпорация получила от Экумены огромное количество полезной информации, поистине неоценимый дар. А Экумена получила взамен огромное количество бессмысленной пропаганды!
      Гоири некоторое время обдумывала ее слова и наконец спросила:
      — Если вы это понимаете, то почему допустили подобную сделку?
      — Видите ли, Маз Гоири, у Экумены очень дальний прицел. Такой дальний, что людям, существам с очень короткой продолжительностью жизни, с ним зачастую просто невозможно смириться. Основной принцип, на котором строится наша работа, заключается в том, что утаивание знаний недопустимо. Это всегда ошибка, которая с течением времени непременно проявится. Так что, когда нас просят поделиться информацией, мы всегда это делаем. В этом отношении мы очень похожи на мазов.
      — Теперь уже нет, — горько усмехнулась Гоири. — Мы теперь все стараемся спрятать!
      — У вас просто нет выбора. Ваши бюрократы  –  опасные люди. Истинно верующие. — Сати с наслаждением глотнула горьковатого чаю. В горле у нее пересохло. — На моей планете, когда я была еще девочкой, существовала могущественная группа таких вот истинно верующих. Они считали, что их верования должны господствовать во всем мире, а все иные системы мышления просто недопустимы. Они заносили различные вирусы в компьютерные сети, в которых хранилась информация; они по всей планете уничтожали библиотеки и учебные заведения... Разумеется, они не все успели разрушить. Но разрушенное пришлось складывать снова из разрозненных кусков. Ущерб был огромен. После таких ударов поправиться труд" но  –  как человеку после тяжелого инсульта. Человек, конечно, поправляется  –  но все же не совсем. Впрочем, вы и сами все это знаете.