Тайные тексты (№1) - Дипломатия Волков

Иди по главной дороге. Спустись к реке. А когда дойдешь до нее, переберись на другой берег и поверни направо вдоль утесов.

Она уже успела довольно хорошо ознакомиться с местностью. Нужно было хоть чем-нибудь заняться, и она предложила свои услуги деревенским жителям… Через несколько дней, с опаской, карганезийские женщины попросили ее вместе с ними носить припасы из далеких потайных складов в подземные дома. Она согласилась, и нагруженная пищей процессия уже возвращалась в деревню, когда на женщин набросилась стая лоррагов.

Звери эти, точнее Шрамоносные чудовища, прежде — до изувечившей их Войны Чародеев — были, наверное, медведями или волками, а может, и кроликами. Они рыли себе норы под снегом — и там, где такое было возможно, и там, где этого нельзя было даже заподозрить, и разгуливали по насту на четырех широких лапах, почти незаметные в своих плотных белых зимних шубах. Жуткие были звери, куда страшнее и коварнее волков — правда, чуточку поменьше, постройнее, побыстрее и покрепче. Четверо лоррагов, вынырнувших из проделанных под снегом ходов, ничем не предупредили о своем появлении и, не окажись здесь Даня с ее клыками и когтями, погибла бы не одна карганезийская женщина.

Спасение женщин — как, впрочем, и то, что селение не потеряло ни крохи еды, — помогло Дане снискать всеобщее доверие и благодарность. Теперь уже никого не смущало, что она покрыта Шрамами, не похожими на их собственные. Она стала участвовать во всех походах за провиантом; ее начали приглашать на обработку шкур и шитье, хотя Данины руки не были способны удержать крошечную костяную иголку или вставить в ушко тонкую жилку. Физическое сложение ее теперь более соответствовало занятиям охотой, и посему мужчины-карганы всегда рады были взять свою гостью с собой. Она обладала более острым обонянием и на коротких дистанциях успевала перехватить дичь, которая вполне могла бы уйти от хозяев здешних мест. Присутствие Дани положительно сказалось на благосостоянии поселка, и карганы, в свою очередь, были очень признательны ей. Женщины приносили ей подарки, старшие приглашали на советы. Ее приняли в племя, совершив положенный ритуал в дымовой хижине, и юноши, коим рано было ходить на охоту, вместе со стариками и искалеченными на охоте обновляли для нее заброшенный дом, как делали это для взрослых детей, остававшихся жить в деревне.

Ну а покуда жилье еще не было готово и очищено по традиции, ей приходилось делить кров с семейством Гоерга, копить подарки и то охотиться с мужчинами, то работать с женщинами.

Горечь не покидала ее. Даня не могла простить собственную Семью, не могла простить Сабиров; ей не удавалось забыть о Шрамах, превративших ее в чудовище, и не рожденном еще ребенке, плоде насилия. Горечь лишь усугубилась от того, что Даню приняли в племя карганов: ей трудно было забыть, что сами они являлись подобными ей чудовищами. Ее неотступно преследовала мысль, что ей никогда не вернуться домой, что она навечно извергнута из общества людей и что те из прежних знакомых, кто наверняка обрадовался бы встрече, никогда более не попадутся ей на жизненной тропе. Тем не менее… если б только она могла пройти через всю Иберу, не погибнув от рук людей в своем нынешнем облике; если бы только она сумела добраться до Волков, Семьи Галвеев, они приняли бы ее в свое общество, и она вышла бы в круг, где Увечные вершат свои чары. Ей пришлось бы таиться во тьме и видеть прежде любимый мир лишь глазами молодых Волков, еще не побывавших в кругу и поэтому свободных.

Впрочем, все знакомые ей в прошлом люди были теперь отобраны у нее, и она не могла ничего сделать, чтобы вернуть назад хотя бы одного из них. Она умерла для них… и они для нее.

Погруженная в тягостные раздумья, она топала в темноте по хрустящей корочке слежавшегося снега, лишь изредка проламывая ее, и быстро добралась до реки. Карганы называли ее Солема, что означало «Наше благословение». Река оставляла незаживающую рану на сплошной белизне тундры — темную линию, заметную даже во мраке. Ветер нес тонкие струйки снега по скользкому, как зеркало, черному льду, однако снежинки не задерживались на нем. Даня вступила на лед без раздумий — не опасаясь того, что он может не выдержать ее вес. Ей приходилось помогать деревенским жителям рубить лед, чтобы добраться до текущей под ним воды — из этих прорубей здесь доставали воду для питья и приготовления еды; в них опускали также бечевки, снабжавшие племя свежей рыбой, разнообразившей обычную пищу: вяленую рыбу, копченое мясо, а иногда и свежую дичь. Даня по собственному опыту знала, что толщина льда превышает ее рост.

Чувство новизны, вызванное снегом и льдом, быстро притупилось. Они превратились в дополнительные препятствия: на гладком льду скользили не только ее когтистые, покрытые жесткой чешуей ноги, но и сапоги. Она цеплялась за лед широко расставленными когтями, она разводила пошире руки для равновесия. Ей снова захотелось овладеть искусством скольжения по льду с помощью узких, вырезанных из кости пластин, которыми пользовались карганы… Впрочем, ее неподатливое, изувеченное тело наверняка не было способно воспроизвести нужные для этого изящные и плавные движения.

Словом, чтобы добраться до утесов на том берегу, потребовалось немало труда и усилий, и она даже запыхалась, когда очутилась там.

Даня успела забыть указанное Луэркасом направление.

— Куда теперь?

Поверни направо и поднимайся на утесы, но не на самую верхушку. Иди вдоль берега, но держись чуть пониже гребня — чтобы тебя не было заметно на фоне неба, если кто-нибудь вдруг решит посмотреть.

Даня удивилась словам Луэркаса… Кому она может понадобиться? Насколько она могла судить, местные жители ценили право на уединение. Раз уж она отправилась погулять, значит, никто не будет расспрашивать ее, куда она ходила и что с ней случилось во время отлучки… ее даже не спросили, откуда она и, наконец, что собой представляет. Знакомясь, они называли собственные имена, но не просили, чтобы она назвала свое. Когда она впоследствии открыла его, жители деревни отнеслись к нему как к дару. Она просто не могла представить, чтобы ее взялись разыскивать — если только не решат, что она попала в беду. Даня сообщила об этом Луэркасу.

Сюрприз, который я приготовил для тебя, известен и местным жителям, только как бы отчасти. Никто из них не видел его, никто не решился на это. Суеверия внушают им страх перед этим местом, хотя ни сами они, ни их родители, ни деды, ни прадеды не посмели проверить истинность своих суеверий. Если карганы догадаются, что ты пошла в Ин-Канмереа, как называют это урочище, то будут опасаться и за твою жизнь, и за твою душу. Сделав паузу, он добавил: Ин-Канмереа означает «Обитель призрачных демонов». Я мог бы рассказать тебе некоторые их легенды, однако на деле у них нет никакой основы — и посему не стану тебя утруждать.

Тебе лучше увидеть все своими глазами. В новой его паузе угадывался вздох. Не знаю, посмеет ли хотя бы один из карганов попытаться спасти тебя, узнав, куда ты идешь… Впрочем, не стану гадать; похоже, за очень короткое время они просто влюбились в тебя.

Даня ничего не ответила. Карабкаясь вдоль края утесов, она пыталась представить себе, какого рода суеверия могут завестись в головах у карганов — сколь бы удивительным ни являлось заповедное место. Подобная идея противоречила всему, что доселе удалось ей узнать о них. Карганы боялись того, что представляло реальную угрозу для них… скажем, лоррагов или леденящих шквалов, один из которых погубил юношу уже после ее появления в селении. Однако люди противоречивы. Такова человеческая природа. И Даня решила, что правило это должно распространяться даже на существа, являющиеся людьми лишь отчасти, — на Шрамоносцев.

Таких, как она.

Путь к утесам вел ее вдоль излучины, и деревня скрылась из виду. Луэркас немедленно посоветовал ей: А теперь поднимайся на гребень. Но иди вдоль реки — иначе можешь пропустить Ин-Канмереа.

Пропустить Ин-Канмереа было очень просто — при всех непрерывных наставлениях она едва не миновала вход, до которого спокойно сумела бы дотянуться левой рукой. Белый на белом снегу, обсыпанный теми же снежными искрами, он мог бы показаться большим, страшным на вид утесом. Снег, припорошивший углы длинной, изгибающейся лестницы, уходящей в недра покрытой снежной коркой тундры, лишь укреплял эту иллюзию.

Спускайся медленно: лестница, возможно, обледенела. Когда-то ступени охраняло согревающее заклинание, но раз на ней собирается снег, значит, чары рассыпались.

Даня с нелегким чувством посмотрела вниз, во тьму. Карганы опасались всего, что казалось им опасным; они выжидали, стремясь обнаружить заключенную в неизвестном угрозу, прежде чем страшиться ее. Если б они поступали иначе, Даня погибла бы в тот самый миг, когда провалилась сквозь кровлю в жилище Гоерга. Помедлив возле входа в Обитель Призрачных Демонов, она вполне логично представила Луэркасу причину своих колебаний.

— Если заклинание когда-то действовало, оно работает и теперь. В соответствии с Законом Магической Инерции чары сохраняют свою силу до тех пор, пока не подвергнутся противоположному воздействию.

Ты точно процитировала своего учителя. Однако правило в данном случае неприемлемо. Вспомни чары, искалечившие тебя и отшвырнувшие из Иберы в эти края. Вложенная в это заклинание энергия сотрясла ударными волнами почти весь материк. Аможет, и всю планету. При этом они возродили к жизни множество дремлющих чар и пригасили немало действующих. Готов держать пари, что заклинания Ин-Канмереа действовали до твоего появления здесь. Иначе ступеньки эти растрескались бы столетия назад.

Тем не менее она оставалась наверху лестницы. Колеблясь. Опасаясь.

Луэркас начал волноваться. Поспеши, девочка. Тебя ожидает истинное чудо.

Хотела ли она увидеть истинное чудо? Поставив ногу на первую ступеньку, Даня остановилась. Однако более колебаться не стала. Все-таки она уже пришла сюда; кроме того, очертания лестницы и гладкий белый материал, из которого были изготовлены ступени, чуть приободрили ее: такими были лестницы в Доме Галвеев. Итак, решила она, лестница ведет ее вниз, в одну из обителей Древних или какое-нибудь их общественное сооружение. И в том и в другом случае она получит возможность хотя бы на короткое время оказаться среди предметов, напоминающих о Доме.

Даня упорно спускалась, и постепенно глаза ее приспосабливались к почти непроницаемой тьме. Впрочем, когда, судя по ощущениям, она совершила три полных оборота вокруг спирали, свет вовсе погас, и даже при своем немыслимо остром зрении Даня остановилась.

— Ты хочешь, чтобы я шла дальше?

Внутри ты найдешь и свет. Тебе осталось пройти совсем немного, и никакая опасность тебе не угрожает.

Даня не знала, верит ли на самом деле Луэркасу, однако это ничего не значило. Она вела правой рукой по стене, левой прикрывала лицо, чтобы не удариться о твердую стену, а ногой всякий раз нащупывала ступеньку внизу, прежде чем сделать шаг… Таким образом она спустилась еще на один виток лестницы.

Как оказалось, лицо можно было не прикрывать. Звуки шагов ее изменили громкость и тон, становились тише, предупреждая об окончании спуска… так что дверь перед собой Даня обнаружила скорее слухом, ощутив, как застыл перед ней воздух, и только потом коснулась ее пальцами.

— Я пришла, — сказала она.

Да, открой дверь и войди.

— Там есть какие-нибудь ловушки?

Разумная мысль, только ловушек нет. Дверь откроется — как любые входные двери в доме твоей семьи, ты, наверное, заметила…

— …что здесь обитали Древние? — прервала она сей голос. — Да, я это заметила.

Даня провела пальцами по двери, нащупав ее среднюю линию. Потом заскользила рукой вверх, пока не наткнулась на холодную, скользкую рукоятку; подняла ее, ладонью другой надавив на пластину под нею.

После недолгого раздумья дверь отворилась. Даня шагнула внутрь. Пахнуло пылью и затхлостью. Она чувствовала, что оказалась в огромном зале, однако не могла ничего видеть: абсолютная темнота не предлагала ей никаких ориентиров.

— Еще один шаг, и я совсем потеряюсь, — сказала она, — я могу развернуться не в ту сторону, потерять дверь, могу заблудиться в темноте и умереть…

Конечно, можешь, если не включишь свет. Ощупай правую от тебя стену, на ней есть панели. Протяни руку.

Даня так и поступила. Рука ее коснулась чего-то мягкого, рассыпавшегося в пыль от ее прикосновения, и обнаружила несколько выступов. Она нажала на них, и тысячи теплых, мерцающих огоньков зажглись в полудюжине длинных коридоров, уходивших в разные стороны. Свет отражался в искрящихся призмах, многочисленных словно звезды, и покрывал пол фантастическими радугами. Сработан он был в основном из ценного темно-синего камня с золотой искрой. Отраженные искры делали пол живым, ей казалось, будто она идет по воде.

Даня охнула.

— Как прекрасно!

Древние не задумывали Ин-Канмереа как личную резиденцию. Просторный зал мог бы вместить тысяч десять гостей за один раз и предназначался для движения транспорта по широким ветвящимся коридорам. На колоссальном полу там и сям возвышались изящные кораблики фонтанов. Воды в них не было, но Даня подозревала, что они работают — как в Доме Галвеев, — и для включения их следует нажать панель, находившуюся возле основания.

Ей очень хотелось это сделать, однако она сдержала себя. Луэркас собирался что-то показать ей… едва ли он так стремился привести ее в Ин-Канмереа лишь для того, чтобы показать красивые фонтаны. Он имел в виду нечто более существенное.

И в самом деле он заговорил: Иди в первый коридор слева. Повернешь по нему в обратную сторону и пойдешь до конца, где поперек будет новый коридор. Когда ты достигнешь места, откуда начнется разветвление, ступай направо. И поспеши — у нас много дел.

В будущем у нее найдется время, чтобы подробнее исследовать все сооружение.

Коридоры тянулись на невероятное расстояние. Должно быть, она миновала не менее сотни дверей по обе стороны коридора, прежде чем добралась до конца первого из них. Обернувшись, она увидела лишь коридор… никаких признаков существования огромного зала, оставшегося за спиной. Поглядев же налево, а потом направо, Даня не заметила обоих концов коридора.

Она ощущала себя здесь крохотной, юной, равной мгновению — столь велики были размеры и возраст оставшегося от Древних сооружения. Даня заспешила, стремясь попасть в ту часть здания, размеры которой в большей степени соответствовали бы ее собственным. И к тому времени, когда она попала туда, торопливая походка превратилась в рысцу, а та, в свой черед, уступила место паническому бегству. Задыхаясь, Даня припала к последней двери с правой стороны коридора и, наконец, услышала приказ Луэркаса открыть ее. В голосе его звучал снисходительный смешок, вовсе не понравившийся ей.

Даня вошла, нащупала панель и нажала на нее — тотчас все помещение наполнилось светом. Даня огляделась. В отличие от зала и коридоров эта комната не была столь красиво убрана. Просторный округлый зал рядами уходил в землю. В центре самого нижнего круга на помосте находилось круглое сиденье под куполом с колоннами. Все, что находилось в этом помещении: ряды простых сидений, скромный купол над центральным сиденьем, плоские, чересчур яркие фонари над головой, — свидетельствовало о том, что место это предназначалось для работы.

Но какой?

Спустись к помосту. Сядь на край круга, но так, чтобы твоя голова оказалась под куполом.

Странные наставления. Пожав плечами, Даня повиновалась.

И вдруг ослепительно ясно открылась ей причина. Чувство непрерывной слежки, прикосновения неизвестных и нежелательных наблюдателей исчезло полностью. Она пока ощущала как будто из великой дали ее связь с ребенком, которого она носила в своем чреве, однако соприкосновение это стало безличностным и неопасным.

Ты еще слышишь меня?

— Да.

Хорошо. Не шевелись… Если твое тело окажется целиком под куполом, следящие за тобой преступники тут же поймут, что потеряли контакт с тобой. А пока они так привязаны к твоему ребенку, что просто не могут заметить, что ты укрылась от их слежки, и если ты позволишь им понять, что способна, хотя бы временно, исчезнуть для них, они сдвинут звезды небесные, дабы вернуться к прежнему положению дел. Возможно, они уже сейчас настолько сильны, что ты ничем не способна помешать им.

— Кто они?

Шайка скрывавшихся волшебников, которые вынашивали свою идею — низвержение мирового порядка — целую тысячу лет. Теперь они нашли своего вождя и сделают все что угодно, лишь бы добраться до него.

— Но какое все это имеет отношение ко мне? Ты носишь этого чародея в своем чреве, Даня.

Она не хотела слышать об этом. Довольно с нее и беременности. Мало ли пережитых ужасов, которые привели к ней? А теперь еще стая мошенников Волков претендует на проклятый плод, в котором они видят своего будущего спасителя, сумев найти способ взять его под свой контроль и следить за нею.

— Есть травы, которые избавляют от беременности, — промолвила Даня.

Есть, но такой поступок будет ошибкой. Если ты попытаешься принять подобные травы, эти колдуны увидят в тебе угрозу и помешают тебе воспользоваться ими, более того, они могут полностью стереть твой разум… Им он не нужен, ведь твое тело способно само произвести надобного им героя. Вот почему мне пришлось в такой спешке доставить тебя сюда: ты начала слишком явно проявлять свое неудовольствие их вторжением, и могла бы воспротивиться ему, еще не узнав от меня о той опасности, которую они представляют для тебя. Они способны погубить тебя, Даня, но я не позволю им этого, если только сумею остановить их.

Ей стало дурно.

— При чем тут этот ребенок? При чем тут я? Разве я еще недостаточно претерпела?

Именно это и является причиной. Младенец, которого ты понесла, зачат Волком-Сабиром, являющимся также Карнеем, от волчицы Галвеев — подобное сочетание несет в себе колоссальный магический потенциал даже при обычных обстоятельствах. Однако обстоятельства, при которых ты зачала, нормальными назвать никак нельзя. Ты стала каналом для самого большого импульса магии со дня Войны Чародеев. Импульс этот искалечил и тебя, и еще не рожденное дитя. Полученные им Шрамы могут быть незаметны снаружи, однако они способны превратить его тело в идеальный дом для давно упокоившегося вождя этих чудовищ, пытающихся овладеть тобой и миром.

— Что же мне делать?

Пока ничего. Твое время придет, когда ты сможешь полностью овладеть собственным телом и, быть может, вырвать дитя у них. Возможно, ты не сумеешь спасти ребенка, несмотря на все усилия, но ты можешь спастись сама — если будешь осторожна. Прикинься, что не замечаешь их, а в тех случаях, когда присутствие их станет таким навязчивым, что его нельзя будет не заметить, веди себя так, как если бы не обращала на них внимания… Более того, делай вид, будто даже рада им. И никогда не забывай о том, что ониопасны.

Даня закрыла глаза. Это все равно, как если изображать, что ей безразлично — насиловали ее или нет. Хватит ли у нее воли сделать это — даже для того, чтобы спасти собственную жизнь.

Луэркас нерешительно вторгся в ее раздумья.

Я должен сказать тебе еще одну вещь.

— Что?

Я буду рядом с тобой. Буду следить за тобой, но разговаривать смогу, только когда ты будешь приходить сюда.

Итак, ей предстояло лишиться духа-хранителя и защитника, покорившись вторжению в тело и разум. Можно и не удивляться.

— Почему?

Потому что я смогу защищать тебя только в том случае, если мое присутствие останется тайным. Как только твои враги узнают обо мне, они тут же атакуют меня и — при моей нынешней слабости — уничтожат.

— Они никогда не узнают о тебе от меня. Тогда в конечном счете мы победим.

Свет вспорол Вуаль, закручиваясь внутрь как уничтожающаяся галактика, и Звездный Совет приступил к новой встрече.

На сей раз, однако, волнение и энтузиазм первой встречи рассеялись. Ритуальным приветствием Дафриль потребовала от собравшихся тишины и тут же спросила: Кто-нибудь обнаружил Луэркаса?

В прозвучавшем потоке отрицаний один голос произнес: Нам удастся найти его, если мы потребуем этого от своих аватар.

Терпение, возразила Дафриль. Моя аватара близка к Зеркалу Душ… Через какие-нибудь месяцы она сможет вернуть его цивилизации. Аватара Сартрига преследует ее, надеясь захватить Зеркало, чтобы развоплотить Сартрига, которого считает своим покойным братом. Если моя аватара ошибется или столкнется с неудачей, Сартриг захватит Зеркало. Перед нами большая проблема, чем собственное бессилие или длительное отсутствие Луэркаса… Проблема, заставившая меня собрать вас.

Веррис спросил: Что может быть хуже?

Соландер вернулся.

Члены Совета ответили на новость гробовым молчанием.

Наконец кто-то осмелился спросить: Ты уверена?

Уверена, как в собственном существовании. Вопрос показался Дафриль глупым и неуместным.

Но мы погубили Соландера, изгнали его за внешнюю Вуаль.

Прошло время, сказала Дафриль, и он нашел дорогу домой. Соколы его не погибли, они обнаружили своего вождя и уже отвечают на его призывы. Моя аватара вступила в контакт с ним. Он уже воплотился, хотя еще не рожден.

Вновь наступило полное ужаса молчание. На сей раз его некому было нарушить. Поэтому Дафриль сказала: Соландер здесь, и мы должны считаться с перспективой нашего поражения. Посему, не впадая в панику по поводу отсутствия Луэркаса или нашей собственной слабости, мы должны отыскать способ погубить Соландера. У нас нет более важного дела.

Глава 27

— Мне кажется, я смог бы простоять возле тебя целую жизнь, — молвил Ян.

Кейт улыбнулась и отвела с его щеки упавшую прядь волос. Они стояли на передней палубе «Кречета», наблюдая за тем, как корабль продвигается по узкому проливу меж двумя островами к пространству чистой воды за ними.

— Я тебе скоро надоем, — ответила Кейт игриво и непринужденно. — От меня быстро устают. Всем надоедают мои бесконечные причуды.

— Пока я не замечал их. — Ян обнял ее за талию и прижал к себе. Кейт не стала поддаваться печали, постоянно твердившей, что, если б Ян знал, какова она на самом деле, он тут же испытал бы отвращение. Мысль о том, что он действительно любит ее… что подобный Яну мужчина и впрямь способен полюбить ее, была столь приятна, что Кейт хотелось не расставаться с этой иллюзией как можно дольше.

— Не видел, — согласилась она. — Ты еще их не видел.

А потом решила переменить тему.

— Я еще не видела более прекрасной местности.

В словах Кейт не было никакого преувеличения. Острова, находившиеся позади и по бокам «Кречета», напоминали неограненные изумруды, поднимавшиеся из гладкой словно стекло сапфировой глазури. Ониксовые утесы и пляжи, искрившиеся черными бриллиантами, лишь подчеркивали пышную красоту островов. Леса плотно укутывали подножия скал; прямо над макушками деревьев поднимались каменные столпы. В мягком и тихом свете этих широт листья трепетали и играли на ветру подобно серебряным монетам.

— Восхитительный край, — ответил Ян, тем не менее морща лоб и хмурясь. — Но такая тихая вода не внушает мне доверия.

Ветра, однако, хватало, чтобы наполнить паруса корабля, сохранявшего ровный ход. Кейт сказала об этом.

— Дело не в ветре… в островах. И воде. Мне уже приходилось видеть нечто похожее… — Оторвавшись от нее, Ян подошел к поручню и поглядел вниз на воду, потом снова на острова.

— Ворона! — выкрикнул он.

Перри Ворона отозвался из наблюдательного гнезда, устроенного высоко на мачте:

— Капитан?

— Мы уже вышли из этой цепи островов?

— Похоже.

— Скажи тогда, как она идет по обоим бортам.

Глядя из-под ладони, Перри повернулся сперва налево, потом направо.

— Севернее от нас острова уходят к норд-норд-осту, а южнее — к зюйд-зюйд-осту.

Кейт заметила, что моряки на корабле вдруг притихли; ей показалось, будто они разом затаили дыхание… да что там — вовсе прекратили дышать.

— Что случилось?

Ян, даже не посмотрев на нее, крикнул:

— Как там они загибаются?

Наступило молчание, за которым последовало:

— Ох, дерьмо! Капитан, мы в кругу! И в большом!

Ян отреагировал мгновенно.

— Разворачиваемся. Разворачиваемся и на всех парусах отсюда! Живо!

Экипаж повиновался, выдавая испуг невероятной быстротой движений.

Внутри круга существовали две вероятности. Первая — под ними лежал колоссальный потухший вулкан, иззубренный край которого образовывал кольцо островов. Это было бы не страшно. Истинный ужас вселяла возможность угодить в не нанесенные на карту Кольца Чародеев.

В сей миг Кейт невольно взмолилась, мечтая, чтобы хоть один из множества богов услышал ее. Однако уши какого бога внемлют молитвам проклятой? И если они попали в Кольца Чародеев…

«Кречет» не сумел развернуться. Он, казалось, обрел собственную волю… и направлялся прямо на восток по гладкой словно стекло воде.

— Разворачивайте корабль! — завопил Ян. — Разворачивайте, если вам дороги собственные шкуры!

Он рванулся к штурвалу, оставив Кейт на носу изучать поверхность воды, над которой уже курился туман. Прозрачный, бледный, опалесцирующий, он играл то розовым, то бледно-зеленым, то голубым цветом; клубясь, он уже образовывал на зеркальной поверхности океана крошечные облачка.

Один член экипажа, имевший человеческий облик, истошно звал парниссу; некоторые Шрамоносцы, распростершись на палубе, возносили молитвы на своих языках.

Не подчиняясь усилиям капитана и экипажа, «Кречет» сохранял курс — словно бы его вели на восток невидимые руки самих богов. Однако Кейт было известно, что длани сии принадлежат сущностям, отнюдь не доброжелательным.

Парнисса вылетела на палубу с целой охапкой священных предметов в руках. В окружении мужчин и женщин, Увечных и людей, она разложила святыни на алтаре, устроенном посреди дощатой палубы, и упала перед ним на колени. А потом трепещущим, певучим голосом завела «Прошение Лодан о Заблудившихся». Лодан, богиня любви и утраты, правила в этом месяце, и ее обязанностью было оплакивать мертвых и пропавших без вести. Кейт решила, что парнисса настроена чересчур пессимистично.

Однако ситуация, и без того скверная, ухудшалась прямо на глазах. Из поверхности моря, словно призраки из могил, восстали белые искрящиеся туманы — они вздувались и расползались во все стороны. Паруса поникли, в них не было ветра, но корабль двигался все быстрее. А когда, на пределе своего слуха, Кейт уловила тоненький словно бритва вопль, по ее коже побежали мурашки, и сердце заколотилось.

Экипаж оставил все попытки развернуть корабль. Некоторые мореходы подобно Кейт стояли на палубе и наблюдали за происходящим вокруг, слишком поглощенные грозящим несчастьем, чтобы шевелиться. Многие стояли на коленях, плакали и молились. Ян находился возле штурвала и вовсю поносил богов, то угрожая им, то предлагая сделку.

Кольца Чародеев. Они относятся к числу мест, куда угодил заряд наихудших и самых весомых чар, созданных во время Войны Чародеев. Скорее всего там, где теперь проплывал «Кречет», некогда стоял город, послуживший мишенью для изголодавшихся по власти безумцев. Там, где теперь плескались неизмеримые воды океана, некогда жили люди… жили, трудились, любили, надеялись… в домах, построенных на холмах и равнинах, на прочной, сгинувшей ныне земле. Ушедшей в небытие вместе со всеми, кто сроднился с ней, со всем, что было им дорого.

Люди, не попавшие в область полного разрушения, получили Увечья, и потомство этих несчастных по сию пору оставалось Шрамоносным, превратилось в чудовищ, порожденных злом, к которому они не причастны. Внутри адских Колец исчезла земля, дома и люди. Что сделалось с ними — не ведал никто. Но Кольца сохраняли свою силу. Насколько было известно Кейт, вошедший в любое из них уже не выходил оттуда.

Возникавшие из туманов призраки закрывали небо, смыкались вокруг корабля, словно закутывая его в вату. До слуха Кейт донеслось несколько всплесков, за туманным пологом прозвучали голоса. Сотканное чарами облако сгустилось до черноты, превращая день в ночь. Лишь глянув вверх, Кейт смогла заметить свидетельство того, что солнце еще не померкло и свет его не погас. Туман изменил характер звуков… они казались одинаково далекими и близкими. Звуки молитвы на палубе, возгласы парниссы, оплакивавшей души мужчин и женщин, так и не принявших смерти, чудились не более близкими или далекими, чем текучие, булькающие, бурлящие голоса, которые пытались исторгнуть осмысленные слова. Голоса прятались в объятиях тумана, и воображение являло Кейт обличья, способные издавать столь жуткие звуки: прогнившие трупы, чьи голосовые связки давно распались, а легкие наполнились водой. Страх, рожденный в ней чарами Хасмаля, представлялся ничтожным по сравнению с бесформенным ужасом, поглотившим ее в этот миг.

Туман начинал наползать на корабль. Невесомые щупальца тянулись к палубе сверху, вползали на нее снизу. Произведенная туманом мгла превращала их в крепкие белые лианы… или щупальца трупа морского чудовища. Неразборчивая болтовня сделалась громче.

Однако пальцы тумана не тянулись к мореходам, не дотрагивались до них. Едва оказавшись на корабле, они теряли форму, рассыпаясь водными каплями.

Вновь и вновь наблюдая это, Кейт испустила вздох облегчения… и невольно затаила дыхание. Девушка едва не рассмеялась. Нечто, находившееся на корабле, удерживало за бортом этот ужас. Возможно, Хасмаль, укрывшись в самых недрах «Кречета», вершил великое оберегающее заклинание. Или… впрочем, не важно. Корабль торопился вперед, а одушевленный туман распадался прежде, чем успевал перейти в атаку, и скоро — очень скоро — они выплывут за пределы Колец Чародеев.

Кейт видела, что и остальные начинают ощущать бессилие их чар. Звуки плача смолкли, полные ужаса молитвы превращались в благодарственные, и обращения к небесам уже начинали сопровождаться первым смехом — так бывает после того, как смерть прошла мимо. Некоторые мореходы обнимались.