ГЛАВА 15

Я стоял, глядя на Попрыгунью, и думал о том, что если у меня и был когда-то здравый смысл, то теперь я явно его лишился. В самом ли деле я настолько спешил добраться до Плавучей Заросли?

– Восемь сету, – сказал мне перевозчик.

Я заколебался.

Горное озеро, от которого начиналась Попрыгунья, наполнялось потоком воды, вырывающимся из-под скалы на склоне горы; было такое впечатление, что река начинает свою жизнь, вырвавшись из темницы и яростно плюясь белой пеной и брызгами. Покой горного озера немного умиротворял ее, но все равно даже скалы и узкие протоки Попрыгуньи не могли помешать ей страстно рваться вниз.

Я затратил три дня на то, чтобы подняться на хребет Килгар, вместе с другими путниками, в основном торговцами, пробираясь по узкой тропе.

– Восемь сету? – переспросил я, и мне даже не понадобилось притворяться возмущенным; хоть Анисти и предупредила меня, что путешествие вниз по Попрыгунье обойдется дорого, я все же не ожидал такой несусветной цены.

Перевозчик пожал плечами.

– Это еще без иллюзий. Иллюзии обойдутся в одно сету сверх того.

– Нет, иллюзии мне не нужны, – рявкнул я, хотя и не представлял себе, о каких иллюзиях он говорит. Восемь сету! Просто грабеж за путешествие, которое и длится-то всего один день!

– В цену входит кормежка, – утешил меня перевозчик, – и ночлег.

– Сколько времени займет спуск?

– Два дня. Только сегодня мы не отправимся.

Я не мог удержаться от того, чтобы не бросить взгляд на бурный поток и на плоты, привязанные к причалу на озере. Они представляли собой просто поплавки из нескольких слоев бамбука с настеленным поверх них полом… если хоть один из поплавков напорется на камень, пассажиры могут оказаться в воде.

– Ты берешь восемь сету за то, чтобы спустить меня вниз по такой реке на хлипком плотике? Это же гиблое место!

Перевозчик ухмыльнулся.

– Ты так думаешь? То, за что ты платишь, ты получишь, сир-путешественник. За восемь сету у тебя будет опытный плотовщик: мой брат Маки. Он в этом деле лучший. Да еще и я – рулевой. Ищешь смерти? Найми кого-нибудь, кто возьмет меньше. У меня есть родич, который еще только учится, – попробуй договориться с ним.

Торговаться было бесполезно, с опозданием сообразил я. Перевозчик прекрасно знал, что я не смогу проделать обратный путь по горным тропам до Амкабрейга, а потом отправиться в обход хребта Килгар. Я выбрал этот маршрут, чтобы добраться до Плавучей Заросли быстро, и перевозчик это понимал, хоть и не знал, зачем мне туда нужно.

Я сунул руку в кошель и вытащил монеты.

– А почему мы не можем отправиться сегодня?

– Вода стоит слишком высоко, в горах шли дожди. – Видя мою растерянность, перевозчик пожалел меня и добавил: – Мы не начинаем спуск, пока он не станет более безопасным.

Он снова усмехнулся, а я вздохнул. Люди обожали дурачить простофиль-горцев с Крыши Мекате. Иногда мне казалось, что рыжие волосы и веснушки воспринимаются как признак слабоумия.

– Меня зовут Келвин Гилфитер, – сказал я, тем самым подтверждая свое согласие занять место на его плоту.

– А я – Джакан Тассини. Вон видишь домик с новой соломенной крышей? – Перевозчик показал на ряд домиков на сваях у кромки воды. – Ты можешь там расположиться – бесплатно, – пока мы не будем готовы. Одеяла – за отдельную плату. Кормежка, если согласен на обычную еду, – пять медяков.

– Ты же только что сказал…

– Кормежка бесплатная только после начала спуска.

Я еще раз вздохнул, вскинул на плечо свой мешок и пошел к указанному мне домику. Это было примитивное строение с деревянным каркасом, стенами из плетенных из панданы циновок, соломенной крышей и бамбуковым полом. Одна-единственная комната: ни мебели, ни уборной, ничего. Само селение было даже меньше, чем тарн на Небесной равнине, но все же, похоже, имело собственного патриарха-менодианина. Он сидел на земле рядом с домиком, окруженный деревенскими ребятишками, и что-то им рассказывал. Когда я проходил мимо, вся малышня вытаращила на меня глаза: должно быть, рыжие волосы были здесь в новинку.

В домике уже находились несколько человек: все они ждали, когда вода спадет и можно будет спуститься по реке. Это были по большей части те самые торговцы, которые со своими нагруженными ослами поднимались вместе со мной по тропе. Им нужно было поскорее распродать свой товар: время – деньги.

Все жители Небесной равнины с детства пасут селверов, и это учит их терпению, но сидеть в ожидании в этой захолустной деревушке было тяжело. Теперь, когда я убедил себя, что принял правильное решение, я хотел только догнать своих друзей вовремя, чтобы от меня была какая-то польза, чтобы Блейз, Флейм и Деку не пришлось бороться с дун-магом без той помощи, которую мог оказать им мой нос. К тому же меня все время преследовало странное чувство: нечто чрезвычайно важное, что мне следовало знать, было совсем рядом и тем не менее ускользало от меня.

К счастью, когда на следующее утро мы проснулись, выяснилось, что вода спала до уровня, который делал спуск возможным. Джакан велел мне собрать вещи и идти на причал, но перед отплытием попытался выжать из меня еще сету за иллюзии.

– Иначе ты перепугаешься, а то и сделаешь какую-нибудь глупость, – убеждал он меня. – А благодаря иллюзии спуск на плоту покажется тебе таким же легким, как поездка на осле.

– С какой стати мне платить за то, чего я даже не увижу? – спросил я.

– Ах, так ты обладаешь Взглядом! В таком случае… – Джакан пожал плечами, – дополнительной платы я с тебя не возьму. – Он привязал мой мешок к плоту и показал, куда я должен сесть. С боков плота имелось несколько веревочных петель, и Джакан обратил на них мое внимание. – Держись за них, когда начнет болтать, и не отпускай. Лучше еще и ноги продень тоже. – Он усмехнулся, ожидая от меня вопроса о том, какова вероятность перевернуться вместе с плотом, но я промолчал.

Первый плот с торговцами и их товарами отчалил раньше нас, и я следил, как мощное течение подхватило его, вынося из озера на стремнину. Напор воды был такой, что плот даже выгнуло…

К этому времени подошли и остальные пассажиры нашего плота. Первой явилась женщина с двумя детишками – мальчиком лет восьми и грудным младенцем – и большим узлом. Она сообщила, что зовут ее Стеласс и что она везет малышей к бабушке и дедушке на Плавучую Заросль. Как выяснилось, она вышла замуж за жителя Амкабрейга и не была дома шесть лет. Ее, похоже, совершенно не смущала перспектива путешествия с двумя детьми по бурной реке, буквально усеянной порогами.

Вторым пассажиром оказался патриарх. Он тоже направлялся на Плавучую Заросль, где, как я предположил, проживает его паства. Прежде чем сесть на плот, он снял свой коралловый медальон – символ его ранга – и черную мантию, оставшись в обычной дорожной одежде. Это меня озадачило: может быть, он ожидал, что окажется в воде, и потому решил избавиться от мантии – не самого удобного одеяния в таком случае? У меня появилось еще больше опасений по поводу спуска по реке. Менодианин вежливо кивнул мне, и мы с ним обменялись ничего не значащими замечаниями о погоде.

Путешествие оправдало мои самые худшие ожидания. Как только мы оказались за пределами озера, нас подхватило быстрое течение, и мы помчались с устрашающей скоростью, иногда скользя по кипящей воде, как ласточки в воздухе, иногда протискиваясь между камнями и прыгая по порогам с безрассудством шпорцевой утки. Джакан, расставив ноги, стоял на носу с шестом, которым он отталкивался от скал; иногда, упав на колени, он с яростной энергией греб, чтобы направить плот прочь от водоворотов. Не прошло и нескольких минут с момента отплытия, как все мы промокли насквозь от брызг; мокрыми мы оставались все время пути.

Я цеплялся за веревочные петли, словно от этого зависела моя жизнь; возможно, так оно и было. Меня поразили Стеласс и ее сын: они сидели в середине плота, продев ноги в петли, как и советовал Джакан, но хватались за веревки лишь по распоряжению Джакана или его брата Маки – а это случалось только в самых опасных местах. В остальное время они сидели спинами вперед, по-видимому, не замечая того, что творилось вокруг. Можно было подумать, что они сидят в собственной кухне, обсуждая события спокойного, ничем не примечательного дня. Даже когда плот подпрыгивал на перекатах или им приходилось наклоняться, чтобы не задеть за камни, они воспринимали это с равнодушием, граничащим с безрассудством. Маки создал иллюзию, это я мог определить по запаху, но мне трудно было поверить в то, что она могла рождать полное спокойствие, какое, судя по всему, испытывали Стеласс и ее сын. Я оглянулся на патриарха. Он держался невозмутимо, но выражение его глаз выдавало его: он так же ясно видел все вокруг, как и я. Должно быть, он из обладающих Взглядом, решил я, хотя его запах говорил мне так же мало, как и запах Блейз.

Через несколько часов мы причалили к берегу, чтобы плотовщики могли отдохнуть. В полдень мы сделали еще одну остановку, на этот раз в прибрежной деревушке, чтобы пообедать; еду нам приготовили местные жительницы. Тут я воспользовался возможностью спросить патриарха, что видели Стеласс и ее сын и что делало их такими спокойными. Он бросил на меня странный взгляд.

– Они видят спокойную реку, медленно текущую между берегов: ни камней, ни стремнин, ни перекатов.

– Это же безумие, – сказал я. – Разве они не чувствуют толчков? Разве на них не попадают брызги?

– Иллюзии в руках искусного силва обладают большой силой.

– Тогда я рад, что у меня к ним иммунитет.

Взгляд патриарха сделался пристальным.

– Любопытный выбор слов…

– Я врач. – Должно быть, мой ответ был таким же ворчливым, как голос пьяницы, страдающего от похмелья; впрочем, примерно так я себя и чувствовал.

– Ты обладаешь Взглядом?

– Нет, просто у меня иммунитет. Я никаких иллюзий не вижу.

Как раз в этот момент нас позвали плыть дальше, и у меня больше не было возможности поговорить с патриархом, пока мы не остановились на ночлег. На ужин, как и на обед, нам подали по большей части дичь из окрестных лесов и рыбу из реки. Я не мог заставить себя есть все это, но, к счастью, у меня еще оставался сыр, сушеные бананы и ямс, купленные в Амкабрейге, так что, добавив к этому вареные листья папоротника, приготовленные местными жительницами, я вполне смог насытиться.

Потом, когда я готовился ко сну в отведенном нам домике, менодианин поманил меня наружу. Он, по-видимому, наставлял своих единоверцев и выслушивал их жалобы, потому что спросил меня:

– Ты сказал, что ты врач? Здесь есть ребенок, нуждающийся в лечении. У него какое-то скверное кожное заболевание.

«Скверное» оказалось явным преуменьшением. Сыпь покрывала все тело бедного мальчишки и вызывала нестерпимый зуд, а расчесы только ухудшали дело. Ничего подобного я раньше не видел, хоть и знал, что в тропических районах Мекате дети страдают тяжелыми болезнями кожи, в основном грибковыми. К несчастью, у меня с собой не было необходимых трав. Я долго объяснял родителям мальчика, какие растения нужно найти и как делать из них припарки. Они как будто слушали внимательно, так что можно было надеяться, что ребенок вылечится.

Когда мы вышли из хижины, патриарх поблагодарил меня и добавил:

– В этих глухих углах жители никогда не видят силвов-целителей, да они, наверное, и не приняли бы помощи от магов. Они консервативны, а их менодианская вера учит, что магия греховна. Наши плотовщики зарабатывают лишние сету благодаря таланту Маки, но бьюсь об заклад: от деревенских они это скрывают. В эти дальние селения обычные врачи тоже не заглядывают… и в этом ужасная трагедия. – Глубина его сочувствия страждущим тронула меня: я видел, что он и в самом деле беспокоится за этих людей, словно за собственных родственников.

– Нельзя же заботиться разом обо всех, – сказал я и тут же пожалел о своих словах. Все это меня не касалось… И когда только я научусь правильно вести себя с людьми, которые так откровенно выплескивают свои эмоции?

Ответом мне был еще один странный взгляд.

– Давай прогуляемся к реке, – предложил мне патриарх. – Я хотел бы поговорить об этом твоем иммунитете.

Я не видел причины отказать ему; менодианин казался мне приятным человеком, и пахло от него добротой. Так что я объяснил ему, что не вижу силв-магии – ни ее сияния, ни созданных ею иллюзий, хотя запах ощущаю. Впрочем, углубляться в описание особенностей обоняния жителей Небесной равнины я не стал.

– И ты предполагаешь, что такое свойственно и остальным горцам? – спросил он, когда мы дошли до реки и уселись на причале.

Искренний интерес менодианина льстил мне, и я начал развивать свою теорию:

– Да, я так думаю, хотя и не могу доказать. По-моему, дело в иммунитете к болезни, которым все мы обладаем и который проявляется в неспособности видеть серебристо-голубое сияние, чем бы оно ни являлось, и иллюзии. Подозреваю, что и лечение силва мне не помогло бы, да и сквозь магическую защиту я прошел бы, даже ее не заметив – как вы, обладающие Взглядом.

Менодианин не стал отрицать, что обладает им, но посмотрел на меня изумленно.

– Болезнь? Ты считаешь силв-магию болезнью?

– Да.

Он постарался не рассмеяться – этот священник был человеком вежливым.

– Силвы с островов Хранителей были бы счастливы услышать такое. – Он улыбнулся. – А как насчет дун-магии? Она тоже болезнь?

– Возможно.

– У тебя есть доказательства? Если это болезнь, то как она передается? И почему ею не заражаются все подряд?

– По словам обладающей Взглядом, которая однажды присутствовала при родах женщины-силва, похоже, что младенец получил свой дар благодаря плаценте матери. Только все это ужасно трудно доказать, – с досадой признал я.

– Интересная теория. Если это болезнь, то ее можно излечить, верно?

Я засмеялся.

– Не все болезни излечимы, знаешь ли. Даже и силвы оказываются иногда бессильны, мне кажется. Конечно, я вовсе не убежден, что такая вещь, как исцеление силв-магией, существует. Больше всего меня озадачивает цвет, который видят обладающие Взглядом. Чем он может быть? Каким-то выделением? И почему другие его не видят?

Менодианин внимательно смотрел на меня, наполовину заинтересованно, наполовину насмешливо, как если бы считалменя несколько свихнувшимся.

– А дун-магия? – спросил он. – Что ты думаешь продун-магию?

– Подозреваю, что это одно и то же.

– Прошу прощения?

– Силв– и дун-магия – одно и то же. Именно описание родов женщины-силва навело меня на такую мысль. Та обладающая Взглядом говорила, что силв-магия в плаценте была настолько концентрированной, что почти приобретала цвет дун-магии.

– Ну, теперь я уверен, что ты не можешь говорить серьезно!

– Совершенно серьезно. Я подозреваю, что дун-магия – просто более тяжелая форма той же болезни, а Взгляд – менее выраженное проявление того иммунитета, которым обладаю я.

Мои слова его поразили. Я чувствовал сильный запах шока. Менодианин долго молчал.

– Это, кстати, может объяснить осквернение. Насколько мне известно, это может случиться только с силвом – не с обладающим Взглядом, не с обычным человеком. – Он молчал, так что я начал объяснять: – Осквернение – это когда…

– Я знаю, что такое осквернение, – резко перебил меня патриарх. – Меня более интересует то, что тебе об этом известно.

– Тот дун-маг, который может в одиночку осквернить силва, должен, как я думаю, быть особенно тяжело болен. Он заражает свою жертву собственной разновидностью болезни… может быть, каким-то образом отравляет ее кровь. Болезнь прогрессирует, и таким образом появляется еще один дун-маг. – Я умолк, почувствовав его отстраненность. – Да ты же ничему этому не веришь.

– Я священник, – медленно произнес он, – и к тому же человек, видевший много проявлений магии – как доброй, так и злой. Я убивал дун-магов, считая, что совершаю праведное дело, потому что это единственный способ бороться с ужасным злом, которое не должно существовать в мире. Теперь ты говоришь мне, что дун-маги могли стать тем, чем стали, из-за болезни… что это не их вина, что в один прекрасный день их даже можно будет излечить. Это… это очень тревожная мысль для менодианина. – Он повернулся и посмотрел на меня. В темноте я не мог видеть выражения его лица, но запах его беспокойства чувствовал отчетливо. – Я не ученый. Я предпочитаю смотреть на проблемы с духовной точки зрения и искать духовное решение, хотя достаточно практичен, чтобы принимать другие ответы, если духовное решение найти не удается. В конце концов, Бог дал нам всем мозги, чтобы мы ими пользовались.

Ты о многом заставил меня задуматься, горец. Завтра ты должен будешь объяснить мне, откуда ты так много знаешь об осквернении. А сейчас, пожалуй, сюрпризов с меня достаточно. Пора отправляться спать.

Менодианин встал; я видел только силуэт высокого широкоплечего человека; на мочке его уха блеснул камешек в татуировке, говорящей о гражданстве Разбросанных островов.

Кто-то раньше описывал мне этого человека…

– Сотворение! – воскликнул я поражение – Ты вовсе не священник с Порфа…

Он снова повернулся ко мне и удивленно ответил:

– А я никогда и не говорил, что таковым являюсь.

– Ты Тор Райдер, верно?

Он замер на месте.

– Откуда, ради всех морских ветров, ты это знаешь? – тихо спросил он.

– Она… она тебя описывала. Я просто не ожидал встретить тебя здесь. Она говорила, что ты отправился на Спатты…

– Блейз, – еще более тихо пробормотал менодианин. – Ты знаешь Блейз. – Волна боли, исходящая от него, была так сильна, что у меня перехватило дыхание, но голос его оставался спокойным и твердым. – С ней все в порядке?

– Было в порядке… когда я видел ее в последний раз, несколько недель назад, в Амкабрейге. – Проклятие, он же любит ее! Это открытие меня смутило. Патриарх и Блейз? Это и был тот человек, о котором Блейз говорила, что любит кого-то?

– Она все еще там?

Я покачал головой. Мне приходилось делать усилие, чтобы находить нужные слова, и я не мог понять, в чем дело.

– Нет. Она с Флейм и Руартом отправилась на Плавучую Заросль.

Менодианин кивнул, как будто это и ожидал услышать, но рад получить подтверждение.

– Завтра… завтра ты расскажешь мне, кто, дьявол тебя побери, ты такой. Но не сейчас… не сейчас.

Он двинулся обратно к деревне, и его боль облаком тянулась следом, хоть он и не подозревал, что я чувствую это.

ГЛАВА 16

Значит, теперь снова моя очередь рассказывать, да? Надеюсь, ты отнесешься с доверием к моим словам, поскольку, как я понимаю, ты не всегда веришь тому, что говорит Келвин.

Брось, сир-этнограф, отпираться тут бесполезно! Нос Келвина сразу сообщает ему, когда на тебя нападает скептицизм. Раздражает, правда? Его никак не удается обмануть, уж я-то знаю. Я пыталась, только этот длинноносый тип видит меня насквозь.

Так о чем мне тебе рассказать? О путешествии из Амкабрейга к Плавучей Заросли? Ну да, неприятное было путешествие, что и говорить. Я не раз пожалела, что мы не выбрали более короткий путь через Килгарский хребет и вниз по Попрыгунье, только обошелся бы он нам, как я выяснила, наведя справки в городе, много больше того, что мы могли себе, позволить на мой жульнический выигрыш в карты.

Дело было не в том, что дорога оказалась долгой (хотя и это тоже имело место), и не в том, что непрерывно шел дождь (а шел он постоянно), и не в том, что всех нас измучили влажность и жара (можешь мне поверить, нет ничего приятного в том, чтобы день и ночь обливаться потом); отравляло нам жизнь поведение Флейм и наше с Руартом растущее убеждение в том, что с ней происходит что-то очень плохое. Отдых в Амкабрейге восстановил физические силы Флейм, так что проблема в основном была в ее психике. Флейм стала угрюмой. Ее настроение быстро менялось: она то была прежней, то делалась просто невыносимой. Иногда на нее нападала безумная ревность, и тогда она обрушивалась на Руарта, а то и на нас обоих с руганью, которая была не просто грубой: мы терялись и от нелогичности, и от пугающей злобности Флейм.

– Как ты думаешь, что с ней творится? – по нескольку раз на день спрашивал меня Руарт.

– Должно быть, это какие-то следствия заражения ее дун-магией, – вздыхала я в ответ. – Остаточные явления, которые со временем исчезнут. – Надежда ведь умирает последней…

– Ей становится хуже, а не лучше, – возражал мне Руарт. Ему не нужно было обращать мое внимание на поведение Следопыта: если раньше пес прыгал вокруг Флейм и норовил лизнуть ее в лицо, то теперь он проявлял в отношении ее ту же опаску, что и в отношении змей, которые кишели вокруг дороги.