— Должно быть, ошибочка вышла. Я еще живой.
— Ну, это ненадолго, — заметил второй Хадден.
— Вы, ребята, кажется, плохо знаете апачей, — сказал я. — Не важно, какие сложились между нами отношения, но выслушайте добрый совет. Катенни — старый воин, вам лучше держаться от него подальше. Вон он там, почти один, но он не одинок. В этих скалах дюжина индейцев, и вскоре подъедут еще. Если хотите выбраться отсюда живыми, отпустите его женщину.
— Нам и прежде доводилось сражаться с индейцами, — подал голос тот, что сидел в скалах. — Мы ее не отдадим, она — лакомый кусочек.
Теперь я знал, что карты раскрыты. Краем глаза я следил за происходящим, думая о том, как долго я не практиковался выхватывать револьвер левой рукой. Они сейчас надеются воспользоваться своим превосходством, мнимым, потому что я положил правую руку подальше от кобуры на луку седла и накрыл ее левой совсем не случайно. Я рассчитывал, что это даст мне преимущество — хотя бы даже и маленькое. Потому что существует такая штука, как быстрота реакции. Чтобы отреагировать на случившееся, человеку требуется хотя бы мгновение — увиденное должно зафиксироваться, и только после этого мозг даст команду действовать.
— Если вы действительно умные люди, а я вас такими считаю, — продолжал я, — вы отпустите индейскую девушку. А также вон ту молодую леди. Вы же знаете, что произойдет, если вы причините беспокойство белой мисс.
— Ничего не произойдет, — заявил парень с винтовкой. — И никто ничего не узнает.
— Ты забыл про моих ребят, — проронил я. — Они скоро узнают все.
— Испанец Мерфи уже ничего никому не расскажет, — сказал Арч Хадден. — Мы нашли его привязанным к седлу, и он был не жилец, так что мы его пристрелили, чтобы не мучился.
Дорсет тем временем встала за спиной индианки. Я ни минуты не сомневался, что она сделает все как надо. У этой леди была отличная голова, и я мог побиться об заклад, что в этот самый момент она развязывает руки скво.
Я понимал, что необходимо тянуть время.
— Не стоит вам искать себе на голову неприятностей, — сказал я. — Отпустите скво, и у нас появится шанс пробиться. Если, конечно, мы будем действовать быстро, пока Катенни не собрал сорок — пятьдесят индейцев.
— Ты так и не понял, — сказал Вольф Хадден. — Мы собираемся тебя убить, парень.
Я усмехнулся. Мне надо было заставить их продолжать разговор, чтобы протянуть время и хоть немного отвлечь, поскольку мне требовалось преимущество, любое, какого удастся добиться.
— Большинство людей, которые намереваются воевать с апачами, учатся на собственных ошибках. Правда, возможности воспользоваться уроком практически не остается. Послушайтесь моего совета, ребята: отпустите индианку, и, может быть, Катенни на радостях уедет и оставит вас в покое.
— Ты что, испугался? — опять встрял в разговор парень, сидевший в скалах. Он начинал меня раздражать, как будто комар жужжит над ухом.
— Конечно, испугался, потому что видел их в деле. И вот…
— Арч! Эта чертова скво… — неожиданно крикнул кто-то из его подручных.
Она избавилась от пут и бежала что было мочи. Парень в скалах услышал крик и изготовился стрелять, но я выхватил левой рукой шестизарядник из-за пояса, и мой выстрел прозвучал на мгновение раньше.
Он стрелял в скво, но я попал ему прямо в грудь и тут же повернулся к Вольфу, который как раз взводил свой «ремингтон».
Дорсет внезапно подскочила к парню, стоящему на верхушке небольшого холма, и подсекла ему колени. Парень покатился лицом вниз по каменистому склону.
Человек у костра, вместо того чтобы схватиться за оружие, кинулся к Дорсет, а я тем временем выстрелил в Вольфа и бросил коня на Арча.
Он отшатнулся, но споткнулся о камень в тот момент, когда вытаскивал из кобуры револьвер. Оружие выскользнуло у него из рук.
Я развернул коня и еще раз пальнул в Вольфа, ответная пуля обожгла мне плечо. Он как раз целился в меня, когда его настигла моя вторая пуля. Вольф упал навзничь. Вороной чуть было не раздавил его, но он увернулся. Вокруг свистели пули.
Дорсет каким-то образом сумела раздобыть револьвер. Она выстрелила в одного из парней Хадденов и бросилась к лошади, прижимая к груди ребенка.
В этот момент я увидел на холме индейца, тот стрелял в нас. Я повернул коня и помчался за Дорсет.
Она не теряла времени. К счастью для нас, пара лошадей стояли оседланными. Дорсет развязала одну из них и усадила ребенка в седло, затем вспрыгнула сама, и мы, как сумасшедшие, погнали лошадей через пустыню.
А может, мы и впрямь были немножко сумасшедшими. Мне казалось, что бегство невозможно, однако каждый прыжок вороного приближал нас к свободе. Позади слышались выстрелы, кто-то скакал справа.
Вдруг перед нами открылся глубокий овраг шириной футов восемь — десять. Я увидел, как Дорсет перемахнула его, пришпорил вороного, и умный конь преодолел препятствие, словно всю жизнь учился летать. Мы приземлились, даже не споткнувшись, на всем скаку спустились во впадину, промчались через нее, рванули вверх по склону и влетели в кактусовый лес. Лошади принялись петлять между колючими растениями.
Мы выбрались на открытое пространство и опять погнали лошадей. Когда мы, наконец, замедлили шаг, то поняли, что никто за нами не гонится.
Оглянувшись, я не заметил ничего подозрительного. Мы оторвались от апачей на несколько миль и теперь ехали в кедровнике. Я вынул винчестер, проверил его и снова убрал в чехол. Потом перезарядил оба шестизарядника. Я помнил, что нажимал на курок четыре или пять раз, однако пустых гильз оказалось восемь, значит, я сдваивал выстрелы.
Приведя в порядок оружие, подъехал к Дорсет. Ребенок сидел в седле впереди нее.
— Что случилось с остальными? — спросил я.
— Им удалось уйти. Гарри оказался не хуже любого апача. Когда появились эти люди, они просто растворились в лесу.
— Будем надеяться, что они в безопасности.
Местность, по которой мы ехали, постепенно менялась. Она стала холмистой, и растительности побольше. Недавно прошел дождь, ливень в пустыне, который обрушивается на небольшом пространстве, а затем вдруг прекращается, и через некоторое время вам кажется, будто его и вовсе не было. Но дождевая влага сохранилась кое-где в руслах высохших ручьев, а также пополнила естественные водоемы, так что мы сможем напоить своих лошадей.
Глаза были словно засыпаны песком, болели, и я мучился, когда надо было тщательно оглядеть местность. Пальцы закостенели, их приходилось постоянно сжимать и разжимать, чтобы вернуть гибкость. Во рту пересохло так, что я никак не мог утолить жажду.
Неожиданно на меня навалилась усталость. Давало о себе знать напряжение всех тех дней, когда нам приходилось без конца лавировать, убегать от погони и вступать в единоборство с хитрым и отважным врагом.
Лошади выбились из сил. Несколько раз я ловил себя на том, что засыпаю в седле, и каждый раз вздрагивал, очнувшись, и принимался судорожно оглядываться по сторонам. Я был почти в отчаянии. Испанец мертв… Тампико Рокка мертв… А что с Джоном Джеем?
Скоро стемнеет, и, если мы хотим сегодня добраться до границы, необходимо сделать привал. Мы-то еще, может, как-нибудь продержимся, но не лошади. Они нуждаются в отдыхе.
— Думаете, за нами гонятся? — спросила Дорсет.
— Не знаю, — ответил я и больше не произнес ни слова.
Солнце скрылось за горизонтом, и складки холмов стали заполнять тени. В вечерней тишине переговаривались куропатки, ветер шелестел в высохших от жары листьях кустарника, мягко уходили в песок копыта лошадей.
В скалах появился на мгновение одинокий койот и тут же бесследно исчез подобно апачам. На небе стали зажигаться звезды — одна, очень яркая, неподвижно повисла над горизонтом. Время от времени я посматривал на нее и наконец сказал:
— Это огонь. Возможно, костер.
Дорсет повернула голову.
— Это не индейский костер, — сказала она.
Мы натянули поводья, я приподнялся в стременах.
— Возможно, это Хаддены.
Она взглянула на меня.
— Это после того, как вы с ними разделались? Вы уложили двоих, это точно, а может быть, и троих. Остальных наверняка прикончили апачи.
Может, и так. Я никогда не считал, не делал зарубки на рукоятке револьвера — это удел зеленых юнцов.
— Ну что, попробуем? — сказал я. — Огонь ближе, чем граница. К тому же граница для апачей ничего не значит. Только что к югу от нее армия их не преследует.
— Можно разведать, — отозвалась Дорсет. Она тронула лошадь и направилась к костру.
Желтое небо поблекло и сделалось серым, а потом стало подобно черному бархатному пологу. Еще на расстоянии я пришел к выводу, что это армейский лагерь — три больших костра были расположены в ряд. Какое-нибудь кавалерийское подразделение человек в сорок. Мы осадили лошадей, и я окликнул солдат.
— Эй, в лагере! Можно подъехать? Со мной женщина и ребенок.
Молчание…
Оно длилось довольно долго — видно, кто-то пытался разглядеть нас в бинокль, хотя было довольно темно.
— Ладно, — раздался ответ, — подъезжайте. Только осторожно.
Я узнал голос. Это был капитан Луистон. Рядом с ним стоял лейтенант Джек Дэвис.
Лейтенант перевел взгляд с меня на Дорсет Бинни и коснулся полей шляпы.
— Как дела, мэм? Мы за вас беспокоились.
— Со мной все в порядке. Благодаря мистеру Сэкетту.
— Вы не встречали других детей, капитан? — спросил
— Гарри Брука и детишек Крида?
— Они здесь, в безопасности. Поэтому-то мы вас и ждали.
Мы ввели лошадей в лагерь и спешились. Ощутив под ногами твердую землю, я пошатнулся, и Луистон поспешил меня поддержать.
— Знаете, приятель, вам лучше сесть.
— Надо позаботиться о лошадях, капитан. Вы займитесь леди и ребенком, а я…
— Нет, — неожиданно строго прозвучал голос Луистона. — Капрал, возьмите коня этого человека и проследите, чтобы о нем позаботились, как о моем. О другом тоже. — Он повернулся ко мне. — Жаль, но должен сообщить вам, Сэкетт, что вы арестованы.
Я недоуменно уставился на него.
— За то, что я перешел границу? Капитан, Лаура Сэкетт сказала, что апачи похитили ее сына.
— У нее нет сына! — бесцеремонно вступил в разговор Дэвис. — Вы нагло…
— Лейтенант! — резко оборвал его Луистон.
Дэвис покраснел.
— Вот что я вам скажу, капитан: этот человек…
— Молчать! Лейтенант Дэвис, проверьте посты. Все, что мистеру Сэкетту нужно узнать, он узнает от меня.
Дэвис повернулся кругом и гордо удалился.
— Простите его, Сэкетт. Он молод и, боюсь, увлечен Лаурой Сэкетт. Он очень гордый молодой человек и считает, что должен защищать ее честь.
— Пусть защищает, капитан, но держите его подальше от меня. Он новичок в наших краях, и в обычных обстоятельствах я не стал бы в него стрелять, однако если бы он посмел произнести, что намеревался, то недосчитался бы нескольких зубов.
— Никаких драк. Вы, кажется, забыли, Сэкетт, что находитесь под арестом.
Ничего не ответив, я отошел к костру и сел рядом со своими седельными сумками. Я пошарил в них, отыскал кружку и налил себе кофе.
— Ладно, капитан, — сказал я, — выкладывайте. За что меня арестовали?
— За убийство. За убийство Билли Хиггинса.
— Хиггинса?
— Мы нашли его труп на дороге в Юму. С пулей в голове.
— Между прочим, его ранили апачи, после чего стали закидывать горящими стрелами.
— Но вы убили его.
— Да, убил.
Вокруг костра собрались люди, и я, не опуская ни малейшей детали, поведал Луистону обо всем, что случилось в тот день. Кое-что ему уже было известно из нашего разговора в «Мухобойке», когда он предупредил меня о Катенни.
— Он умолял прикончить его. На его месте я бы тоже мечтал о смерти.
— Возможно. — Луистон не сводил с меня жестокого взгляда. — Сэкетт, разве неправда, что в течение многих лет между вашей семьей и семьей Хиггинсов существовала кровная вражда? Что вы охотились друг за другом и убивали без предупреждения?
— Когда это было… — медленно проговорил я. — Во всяком случае, я не бывал дома с того дня, когда началась эта вражда. Что же касается Хиггинса, я об этом даже не думал. Да и думать у меня никаких причин не было.
— Тем не менее Билли Хиггинс убит вашей пулей. Должен предупредить вас, Сэкетт, что эта история является достоянием гласности и в Тусоне ею недовольны. В городе у Хиггинса были друзья…
— Я же говорю…
— Скажете не мне, а судье.
Он отошел, а я остался сидеть у костра, уставившись в огонь. Я прошел много дорог и участвовал во многих сражениях. Дрался с апачами и Хадденами, и вот теперь арестован за преступление, которое, по сути, и не было преступлением, но за которое меня могли повесить.
В Тусоне был лишь один человек, знавший о кровной вражде Хиггинсов — Сэкеттов.
Лаура Сэкетт…
Глава 18
Можете мне поверить: тюремная камера — не место для парня с холмов Теннесси. Там, где я вырос, люди привыкли видеть над собой небо, а не низкий потолок.
В камере, куда меня поместили, было маленькое окошко — слишком маленькое, чтобы через него можно было вылезти, — и дверь, забранная прочной металлической решеткой. Когда я услыхал ее лязг, настроения у меня не прибавилось. Единственная отрада — смогу вдосталь выспаться, да и едой не обделят. В тот момент я был так голоден, что съел бы, пожалуй, и старое седло со стременами.
Первым меня посетил капитан Луистон. Он вошел в камеру рано утром. С ним пришел ротный писарь.
— Сэкетт, — начал он, — мне нужно, чтобы вы все подробно изложили. Я хочу помочь вам, если получится. Сейчас в городе мнения разделились. Одни желают повесить вас за убийство Билли Хиггинса, другие — дать медаль за спасение детей.
Я все ему изложил, начиная с того дня, как мы, мало» знакомые люди, решили вместе отправиться в Тусон. Рассказал и о драке с индейцами Катенни, о которой он уже знал. Умолчал лишь о выстреле в Билли Хиггинса, потому что мне неприятно было об этом вспоминать. Потом поведал, как встретил Лауру Сэкетт и как она умоляла меня спасти ее несуществующего сына.
— Вот что я узнал после вашего отъезда, — сказал Луистон. — Лаура Сэкетт развелась с мужем, а ваши братья и ее отец стали смертельными врагами.
— Не помню, чтобы я слышал об этом. Мы, Сэкетты, когда собираемся вместе, никогда не вспоминаем о прошлых неприятностях. Какой прок бередить душу.
— Вчера вечером я снова беседовал с ней, — продолжал капитан Луистон. — Она отрицает, что вообще когда-либо говорила вам о сыне или просила вас отправиться в Мексику.
Я молча уставился на него. Нет смысла говорить, что она врет, хотя на самом деле это так.
— Кстати, Лаура Сэкетт утверждает, что вы сбежали в Мексику, поскольку опасались, что станет известно об убийстве Хиггинса и о том, что вы воспользовались нападением апачей, чтобы расправиться с ним.
— Ребята, с которыми я был, знают всю правду, иначе зачем бы они со мной поехали?
— Боюсь, это вам не поможет, ведь вы сами говорили, что они мертвы.
— Я сам хоронил Рокку. Испанца Мерфи, по их словам, застрелили Хаддены. Что касается Джона Джея… по-моему, он так и не добрался до границы.
— Значит, у вас нет свидетелей?
— Нет, сэр. Ни одного. В любом случае, капитан, ни один из них не видел, как все произошло. В тот момент мы с Билли были одни.
Мы еще немного поговорили, он задал кучу вопросов, но и после этого надеяться было не на что. Лет десять до встречи с Билли я даже не вспоминал о кровной вражде с Хиггинсами, и его фамилия для меня мало что значила.
И вот я оказался в тюрьме, а Лаура Сэкетт, по чьей вине погибло по меньшей мере трое хороших парней, гуляет на свободе.
После того как капитан ушел, я улегся на койку и уставился в побеленную стену и попытался сообразить, как мне выкрутиться из этой ситуации. Так ничего и не придумав, в конце концов я повернулся на бок и заснул. А когда проснулся, был уже вечер. В дверях стоял охранник.
— К вам леди, — сказал он.
— Хорошо.
Я встал, все еще шатаясь ото сна и стараясь собраться с мыслями. Это, конечно, Дорсет.
Только это была не Дорсет, а человек, которого я меньше всего надеялся здесь увидеть, — Лаура Сэкетт.
Она повернулась к охраннику.
— Могу я поговорить со своим родственником наедине?
Когда тот ушел, она обратила на меня свои огромные голубые глаза.
— Никогда не думала, что ты вернешься, — холодно сказала она, — но рада, что так получилось. Теперь своими собственными глазами увижу, как тебя повесят.
— Не слишком же вы дружелюбны, — сказал я, решив, что слабости от меня она не дождется, не доставлю ей такого удовольствия.
— Жалею, что здесь нет Оррина, и он не увидит, как тебя потащат на виселицу, — сказала она, глядя мне в глаза. — А Тайрел… я ненавидела его больше всех.
— Это потому, что вы не смогли его надуть, — сказал я. — Но, мэм, неужели вам так хочется, чтобы меня повесили? Ведь я не сделал вам ничего плохого. Даже не был с вами знаком, пока не приехал из Юмы.
— Да, мне хочется, чтобы тебя повесили, и тебя повесят. Жаль, не увижу лицо Оррина, когда он узнает об этом.
— Может, и увидите, — сказал я. — Оррин хороший адвокат. Если он сможет приехать, то наверняка будет защищать меня в суде.
Это ей не понравилось. Оррин — видный мужчина с истинно уэлльским красноречием, и она знала, какими убедительными могут оказаться его доводы.
— Он никогда сюда не попадет. Если ты пошлешь за ним, я скажу Арчу Хаддену, чтобы он его убил.
— Арчу? Значит, в Мексике он охотился за мной? А я-то никак не мог понять, как это он узнал о нашем местонахождении, когда мы его тщательно скрывали.
— Да, я натравила его на тебя и натравлю на Оррина, если он здесь объявится.
— Стало быть, Арч в городе, верно?
Это стоило принять во внимание. Мне вдруг померещилось, что камера стала очень маленькой. Арч Хадден наверняка знает, что я в тюрьме, и придет за мной. Я кинул взгляд в окошечко и неожиданно обрадовался, что оно так высоко.
— Давай, посылай за Оррином, — продолжала Лаура. — Мне это даже нравится. Я прикажу его убить. — И мне показалось, что в ее голубых глазах таится безумие.
— Вы недооцениваете Оррина. Его не так просто убить, а в поединке Арч Хадден ему в подметки не годится.
Я говорил словно в пустоту — она меня не слушала, а если и слушала, то все равно ничего бы не поняла. Мысль о честном поединке между Арчем Хадденом и Оррином ей даже в голову не приходила. Она имела в виду выстрел в спину на остановке дилижанса или что-нибудь в этом роде.
После того как она ушла, я немного поразмыслил, потом позвал охранника.
— Передай, пожалуйста, капитану Луистону, что я хочу его видеть.
— Само собой. — Он некоторое время изучал меня. — Ты правда убил того парня, Хиггинса?
— Если бы ты лежал, умирая, в пустыне под палящим солнцем раненный в живот, а апачи стреляли бы в тебя горящими стрелами, ты бы не попросил о смерти?
— Так вот как было дело? Я слыхал, будто он был твоим врагом.
Мне пришлось рассказать ему о древней кровной вражде Хиггинсов — Сэкеттов и повторить:
— Я больше десяти лет не вспоминал об этом, и, кроме того, если человека в безлюдном месте прижали апачи, думаешь, он стал бы тратить пулю на врага?
— Нет, я бы точно не стал, — сказал охранник.
Он ушел, а я остался сидеть один. Не знаю, сколько времени прошло, пока открылась дверь и вошла Дорсет. С тарелкой, накрытой салфеткой.
— Это вам прислала леди из «Мухобойки», — сказала она и гордо вскинула подбородок. — У меня нет денег, иначе я бы тоже что-нибудь принесла.
— Вы и так сделали для меня достаточно. Как дела у вас с сестрой? Есть где остановиться?
— Мы остановились у Кридов. Они придут поблагодарить вас. Дэн Крид сказал, что, если хотите, он вызволит вас отсюда.
— Лучше останусь. Может быть, я поступаю глупо, но еще ни один Сэкетт, кроме Нолана, не убегал от закона.
Мы немного поговорили, и она ушла. Вернулся охранник, сообщив, что капитана Луистона он не нашел, зато видел лейтенанта Дэвиса вместе с Лаурой Сэкетт.
Оставшись в одиночестве, я серьезно задумался. Тампико Рокка и Испанец Мерфи погибли, Баттлз, наверное, тоже, но, даже будь они живы, ни один не смог бы замолвить за меня словечко. Потому что когда я застрелил Хиггинса, рядом со мной никого не было. Я свалял дурака, рассказав все Лауре, однако в то время я терзался воспоминаниями и ко всему прочему считал Лауру членом нашей семьи.
Обвинение строилось на том, что я убил однофамильца тех людей, с которыми враждовала моя семья. Он был тяжело ранен, утверждал я, но свидетелей у меня не было. Горящие стрелы — это штучки из арсенала апачей, никто этого не отрицал. Однако по городу ходили слухи, будто я воспользовался нападением индейцев, чтобы расправиться со старым врагом.
У Билли Хиггинса в Тусоне было много друзей, но никто из них не был со мной знаком. Все знали меня понаслышке. Слухи разносил главным образом лейтенант Дэвис, веривший всему, что говорила Лаура.
Медленно прошли два дня, я провел их, валяясь на койке и играя в шахматы с охранником. Изменилось только одно: охранник почти все время находился со мной и держал двери тюрьмы на запоре.
Шерифа в городе не было, он будет отсутствовать еще неделю. Мне начинало надоедать в тюрьме, хотелось, чтобы суд состоялся как можно быстрее. Если они будут тянуть, кое-кто из жителей может потребовать суда Линча. Я скучал по горам, где нет никого, кроме орлов и снежных баранов. На стене за дверью камеры висели мое седло, уздечка, седельные сумки и оружие. Хотелось ощутить под собой коня, а в руках винчестер.
Меня пришел проведать Дэн Крид. Охранник знал его и пустил без колебаний.
— Давай я передам тебе револьвер, — сказал Крид, когда охранник оставил нас наедине. — В городе много всяких… Некоторые хотят тебя линчевать. Я уж и так уговаривал, и этак — никто не слушает, говорят: «Ну да, конечно, он же вернул тебе детей из Мексики. Ты будешь благодарен даже такому койоту, как он».
— Что еще говорят?
— Ну, еще говорят, что никто не знает, были ли в округе апачи, когда ты пустил в него пулю, или ты просто решил избавиться еще от одного Хиггинса.
Луистона, который хорошо относился ко мне, не было. Даже если мне удастся отправить весточку Оррину и Тайрелу, они и в самом деле находятся слишком далеко, чтобы помочь. Похоже, я действительно попал в переделку.
Что касается суда Линча, желающие поразвлечься всегда найдутся, а большинство просто не хочет ни во что вмешиваться. Конечно, есть люди, которые попытаются возражать, но это должны быть сильные люди, а их мало. Никогда не думал, что окажусь на том конце веревки, хотя всякий, кто носит оружие, рискует очутиться в подобной ситуации.
Опять пришла ночь. На улице слышалось бормотание голосов и сердитые возгласы. Вряд ли они пойдут дальше разговоров, но лежа на койке в тюремной камере я совсем не был в этом уверен.
Вдруг из темноты за окошком послышался голос:
— Мы тебя достанем оттуда, Сэкетт. Достанем и повесим!
Я, вне себя от злости, мгновенно вскочил.
— Иди, возьми меня, трус поганый! Теперь я запомню твой голос, и если не заткнешься, то получишь сполна!
Послышались удаляющиеся шаги.
Неожиданно я понял, что отдохнул. Попал я сюда усталым и изможденным, однако три дня при хорошем сне я питании сделали свое дело. Я встал и подошел к решетчатой двери.
— Джим! — позвал я. — Подойди сюда! Ты мне нужен.
Ответа не последовало, и я снова позвал. Опять никто не ответил, но потом я услышал гул голосов.
Охранник отлучился, и они пришли за мной.
Глава 19
Жители Тусона в большей своей части были законопослушными гражданами, я это знал, знала и толпа на улице перед тюрьмой. Вся штука в том, успеют ли мои доброжелатели помочь мне? Люди Снаружи хотели провернуть свое дело тихо, но я этого не допущу.
Встав, осмотрел камеру. Здесь не было ничего, что сошло бы за оружие, за исключением коечной рамы, сделанной из полудюймовых труб. Оторвав ее от стены, я разломал раму и подобрал пару обрезков — один прямой футов семь, второй — загнутый на конце и покороче, фута три длиной.
Поставив их рядом, стал ждать. Снаружи слышался разговор у окна, затем дверь из конторы отворилась и, толпясь в узком коридоре, вошли люди. Некоторые, не поместившись в камере, остались за дверью.
Я встал.
— Чего-нибудь ищете? — Я старался говорить беспечным тоном. — Если так, то здесь вам искать нечего.
— Мы собираемся повесить тебя за убийство Билли Хиггинса.
— Да, я убил его, как он и просил. На его месте или на моем, вы бы поступили точно так же.
От парней разило перегаром. Для храбрости они наверняка вылакали немало виски, но все они были неробкого десятка и очень даже крутыми. Я услышал, как кто-то зазвенел ключами, и понял, что нельзя терять времени даром.
— Вот что я вам скажу и повторять не стану: убирайтесь отсюда подобру-поздорову, и чем быстрее, тем лучше.
Они пришли без огня, а здесь было темно, как в подземелье. Они не подумали, что для того, чтобы вытащить меня из камеры, им потребуется свет, да и внимания привлекать не хотели, ведь я был один, а их было двадцать.
— Смотрите, как он распоряжается! — сказал кто-то. — Открывайте замок и давайте выволакивать его оттуда.
Иногда надо говорить, а иногда — действовать. Я никогда не был хорошим оратором. Услышав, как они пытаются вставить ключ в замок, схватил обеими руками длинную трубку и изо всех сил на уровне плеч всадил ее между прутьями решетки. В темноте это было страшное оружие — коридор тюрьмы был узким, и народу набилось в него, как сельдей в бочку. Послышался хруст и ужасный, прерывистый хрип.
— В чем дело? Что случилось? — заорал кто-то, в голосе звучала паника.
Перехватив трубу покрепче, я снова ударил ею в толпу, на этот раз ниже.
Еще один вопль и крик:
— Назад! Ради Бога, уходим!
— Что происходит? — закричал другой. — Вы что, сошли с ума? Отпирайте камеру!
Я отвел трубу подальше и с силой ударил ею еще раз, целясь туда, где только что звучал повелевающий голос. И тотчас же услышал дикий вопль:
— Выходите! Выходите!
Люди толкались и дрались, стараясь поскорее выбраться из тесного коридора. Тем временем я просунул трубу в решетку на уровне колен, и несколько человек попадали на пол. Кто-то выхватил револьвер и вслепую выстрелил в камеру. Пуля прошла в нескольких футах от меня. В ответ я еще раз двинул трубой и наконец услышал очередной вопль и удаляющийся топот ног. Коридор опустел, только кто-то, стеная, лежал на полу.
— Так вам и надо, — спокойно сказал я. — Вы получили то, к чему стремились.
— Помоги! Бога ради, помоги мне!
— Как, по-твоему, я это сделаю? Я же за решеткой. Ползи наружу, там кто-нибудь из твоих дружков поможет…
В коридоре раздался еще один душераздирающий стон. Я прислонил трубу к стене и ждал. Если они придут опять, наверняка будут стрелять, однако у меня было предчувствие, что больше никто сюда носа не сунет.
На улице послышались сердитые голоса, затем дверь открылась. Чиркнула спичка, и кто-то зажег лампу. В коридоре появились люди, среди которых я узнал Оури, почтенного и уважаемого гражданина.
— Что случилось? Что здесь произошло? — спросил он.
Один человек без движения лежал на полу, за другим, который полз, тянулся кровавый след. Перед камерой валялись распущенное лассо и револьвер.
— Ко мне приходили посетители, — сказал я, облокотившись на решетку. — Хотели пригласить на пикник с веревкой, только я не согласился, и им пришлось уйти.
Лицо Оури было суровым.
— Прошу прощения, молодой человек. Это была шайка бродяг, а не жители Тусона.
— Я так и подумал, — сказал я. — Мистер Оури, как вы считаете, мне могут принести из «Мухобойки» кофейник и что-нибудь поесть? Я ужасно проголодался.
— Я сделаю даже больше. Джим, — он повернулся к охраннику, — дай мне ключи. Я угощу этого молодого человека обедом. -
Он оглянулся. Лежащего на полу человека осматривал доктор.
— У него три сломанных ребра и пробитое легкое, — тихо сказал доктор.
— Это его заботы, — грубовато отозвался я. — Каждый, кто имеет дело со скотом, должен знать, что коровы бодаются.
— Я тоже так считаю, — сухо ответил Оури.
Звякнули ключи, и замок открылся.
— Выходите, мистер Сэкетт. Я угощаю.
— Не возражаю, — сказал я, — но предупреждаю, что люблю поесть, у меня как раз пробудился аппетит.
Когда мы вошли, в «Мухобойке» почти никого не было, но через несколько минут там не осталось ни одного свободного места.
Поев, я откинулся на спинку стула. Один из горожан подошел ко мне с моим винчестером и патронной лентой.
— Если останетесь в городе, лучше ходить с оружием.
— Останусь, — ответил я, — пока все не прояснится. Я не сделал ничего дурного. Убил тяжело раненного, хорошего человека, крепкого парня. На том солнцепеке, под стрелами апачей он мог бы протянуть в мучениях несколько часов.
— Я бы попросил о том же, — сказал кто-то.
После этого я замолчал. Настроение улучшилось: я хорошо поел, мне вернули оружие, и единственное, чего мне хотелось, — это поскорее покончить с этим делом.
Вошел доктор и жестко посмотрел на меня.
— Должен признаться, что вас опасно загонять в угол. Вы уложили четверых: у одного раздроблена скула, не хватает девяти зубов и изуродовано лицо, у другого порваны мышцы плеча, у третьего проломлен череп и на пять дюймов раскроен скальп. У человека с пробитым легким есть шанс выжить, если ему повезет. Кроме того, шестеро или семеро отделались легкими ранениями.
— Они пришли, чтобы убить меня, — сказал я.
Дверь на улицу открылась, и вошли двое — капитан Луистон и Токлани, индейский разведчик. Они обвели взглядом помещение и, отыскав меня, подошли к моему столику.
— Сэкетт, — сказал Луистон, — Толкани говорил с Катенни, они подтвердили вашу историю. Катенни и еще пара апачей подробно рассказали, при каких обстоятельствах вам пришлось убить Хиггинса.