Сэкетты (№12) - Одинокие мужчины

Я медленно поднялся и указал на край каньона.

— Я найду выход.

— Крылья, — невнятно произнес Рокка, держа во рту сигарету, которую зажгла для него Дорсет, — тебе нужны будут крылья.

— Испанец, — сказал я. — Вы с Баттлзом отгоняете апачей. Я иду наверх.

Они осмотрели стену.

— Подъем может оказаться тяжелее, чем кажется со стороны, — заметил Испанец. — Но там нужен кто-нибудь, чтобы не подпустить апачей.

Я начал подниматься по склону выемки, двигаясь не по прямой, а наискосок, чтобы было полегче. До стены каньона я добрался только минут через десять.

У скалистого обрыва направился к одной из трещин, которую приметил еще издали; внизу она была шириной в один фут и постепенно расширялась вверху футов до трех. И тут и там в ней торчали застрявшие обломки скал. Человек сквозь такую трещину наверняка может выбраться наверх, но раненого никак не удастся вынести, поэтому я пошел дальше.

Первое, что я заметил, — это следы пумы, а может быть, и ягуара. В Соноре водилось много этих больших пятнистых кошек, иногда их можно было увидеть даже в Аризоне и Калифорнии.

Следы лап, оставленные несколько дней назад, вели вдоль стены, и я последовал за ними, тщательно оглядывая каждую встречавшуюся на моем пути трещину. Когда я почти обогнул выемку, следы неожиданно исчезли.

Ясное дело, даже кошки, какими бы хитрыми они ни были, не могут просто так взять и раствориться в воздухе, а потому мне пришлось задуматься.

Эта кошка пришла снизу, из каньона, и не собиралась возвращаться обратно. Последними в цепочке следов были глубокие отпечатки задних лап — похоже, отсюда она куда-то прыгнула. Затем я увидел камень, на который она, вероятно, приземлилась. Там, где я стоял, скала была отвесной, но ее края, возвышавшиеся футов на шесть над моей головой, растрескались.

Я понял, что, даже подпрыгнув, не смогу уцепиться за край скалы, но, встав на камень, увидел царапины на ней. Их было много. Похоже, кошка пользовалась этой дорогой не один раз.

Немного поискав, я обнаружил заполненную камнями широкую трещину, круто поднимавшуюся кверху, и через несколько минут я был уже на вершине столовой горы, простиравшейся на много миль во все стороны. Здесь росла опунция и зеленая трава, на которой остались следы кошки, ушедшей на северо-запад.

С того места, где я стоял, мне не была видна выемка на склоне каньона, только его дальний край и часть дна. Апачей я не увидел, а значит, они тоже не видели меня.

Я вернулся к трещине и внимательно осмотрел ее. Подъем по ней предстоит трудный, но мне приходилось водить лошадей и по более крутым склонам. Если бы только суметь как-нибудь переправить их на первую скалу…

Осторожно спускаясь и прячась от апачей, я вдруг услыхал внизу выстрел. Он меня не встревожил. Никакой индеец не полезет на этот склон, зная, что там его ждут винтовки — не такие уж они дураки. Скорее всего какой-то апач решил нас проверить, а Испанец или Баттлз показали, что мы не спим.

Теперь предстояло обдумать, как спасти остальных. И это была моя задача, поскольку друзья отправились за мной в Сонору только потому, что хотели помочь мне, а других дел у них здесь не было.

Загвоздка состояла в скале, ведущей на вершину. Она почти полностью растрескалась, но трещины были неглубокими, и я решил еще раз ее осмотреть, а осмотрев, начал подкапывать, надеясь, что сумею расшатать несколько обломков.

Вначале извлек застрявшие в трещине большие камни, футов по пятьдесят или шестьдесят, и, крикнув вниз: «Поберегись!» — сбросил со склона. Трудился я больше часа.

Апачи не напоминали о себе, и это меня вполне устраивало. Ни один из них не объехал вход в каньон и не поднялся наверх. Поскольку они хорошо знали местность, наверное, были уверены, что мы не выберемся из западни.

Внизу из впадины доносились звуки одиночных выстрелов, один или два раза ответили индейцы. Они не могли меня видеть, а значит, не знали, чем я занимаюсь. Апачи понимали, что помощи нам ждать неоткуда и что бы мы ни предприняли, рано или поздно они снимут с нас скальпы; я, однако, надеялся заставить их попотеть — если они хотят получить мой скальп, пусть сначала попробуют меня поймать.

С этими мыслями я продолжал очищать трещину. Одну ее сторону образовывал длинный и тонкий обломок высотой шесть — восемь футов и весом в добрую тонну. Расчистив основание скалы, я обнаружил, что он свободно двигается в трещине.

У меня родилась идея, с которой я не собирался так просто расставаться: в таких обстоятельствах и в таком месте приходится использовать любой, даже самый незначительный шанс. Мы попали в ловушку. Апачи намеревались взять нас измором. Воды нам хватило бы на день-два, а патронов — на одну серьезную схватку.

Солнце припекало вовсю, моя рубашка взмокла от пота, но я привык к тяжелой работе. К тому же мы, Сэкетты, — упрямые парни. Мы не из тех, которые быстро сдаются, мы всегда боролись до последнего… Что я и делал сейчас.

Наконец, очистив трещину от мелких обломков, я поднялся к ее вершине. Упершись ногами в один край, а спиной и руками в другой, я начал потихоньку раскачивать обломок скалы. Лицо взмокло от напряжения, а злополучный обломок даже не шелохнулся. Отдохнув, я попытался еще раз. Только с третьей попытки я почувствовал, что обломок чуть качнулся. Я поднатужился, в трещину со стуком посыпались камешки и галька, и осколок подался еще чуть-чуть.

Вскоре внизу появился Баттлз — решил посмотреть на мою работу. Посмотрел, покачал головой:

— Ну и дальше что? Даже если тебе это удастся, что дальше?

— Наши шансы увеличиваются, — сказал я. — Пусть у нас с тобой ничего не выйдет, но девушка с детьми получит возможность бежать — им нужно спастись во что бы то ни стало. Ну а наши скальпы дорого обойдутся индейцам.

Он присел на корточки.

— Как это?

— Наша маленькая лошадка — горный мустанг, если понадобится, она заберется и на дерево. Такая же лошадь у девушки, обе они маленькие, быстрые и умные. Мне кажется, если мы постараемся, мы вызволим ее и детей. А быть может, и нам удастся спастись.

Баттлз вновь оглядел скалу. Если повалить обломок, откроется пологий склон, усыпанный гравием и мелкими обломками скал, по которому с помощью парочки дюжих парней может вскарабкаться наверх первая лошадь. Когда она будет на вершине, мы накинем на ее седло веревку и вытянем остальных.

Баттлз спустился в трещину, уперся ногами в землю, а плечом налег на обломок. Мы стали толкать его вдвоем, и он сдвинулся с места. Я спустился пониже, устроился поудобнее, и мы опять навалились. Обломок еще наклонился, но не двигался, невзирая на все наши старания.

Мы отошли в сторонку и попытались оценить ситуацию. Джон Джей поглядывал на трещину, прикидывая что-то в уме. Трещина стала много шире, а внутри мелкие камешки образовывали довольно крутой спуск.

Баттлз взглянул на меня:

— Ну что, попробуем?

Склон был достаточно крутой, но другого не было. Мне приходилось видеть, как дикие лошади взбираются на кручи, правда, поменьше, но мы им поможем…

Мы спустились в выемку, где находились остальные, и я жадно припал к фляжке. А когда взглянул туда, где мы только что были, вздрогнул — нам всем не помешали бы крылья.

Над Роккой соорудили подобие навеса: пончо, подпертое палкой. Я подошел и присел рядом.

— Меня основательно продырявили, амиго, — сказал он.

— Ничего, сдюжишь.

Он посмотрел на скалы.

— Что вы задумали?

— Это единственное спасение для двух горных лошадок, девушки и детей. Дорсет знает пустыню. Если мы вытащим ее отсюда, она почти наверняка доберется до границы.

— Я все думаю о том ранчо, — сказал Рокка, — о зеленых деревьях и сочной траве.

— Хорошее место.

— Если уж суждено умереть, то лучшего места не найти. Оно похоже на рай, во всяком случае, так я его себе представляю, хотя вряд ли туда попаду. — Он посмотрел на меня. — Когда начнете?

— Скоро вечер, думаю, тогда и начнем.

Подошла Дорсет, и я изложил ей наш план: мы вытащим на вершину двух лошадей и ее с детьми, и они поскачут к границе, прячась днем и путешествуя вечером или ранним утром. Дорсет не задавала вопросов: она понимала, какие опасности грозят ей и детям, как понимала и то, что сейчас ей необходимо везение.

— Когда вернетесь, — сказал я ей, — напишите письмо Тайрелу Сэкетту в Мору. Расскажите обо всем, и о Лауре тоже — как она послала меня на смерть.

— Обязательно это сделаю, — спокойно ответила Дорсет. — Могу даже лично с ней встретиться.

— Не стоит. Она хуже, чем отрава.

Для Дорсет, Гарри Брука и остальных детей не составило никакого труда взобраться наверх. Дети хорошо лазают по кручам. Пока Баттлз присматривал за индейцами, мы с Испанцем подняли лошадей.

Наша гнедая была быстрой и проворной, она ловко взобралась по усыпанному камнями склону, хотя разок все-таки упала на колени, и мне пришлось тянуть ее под уздцы. И тем не менее, осмотрев трещину в скале, я испытал сомнение.

Поскольку я знал путь, то пошел вперед, ведя мустанга в поводу. Испанец шел сзади. Однако когда я забрался в трещину и гнедая увидела, что ей предстоит, она заупрямилась.

Испанец стоял за ней, он снял сомбреро и шлепнул гнедую по крупу. Лошадь с перепугу прыгнула и, прежде чем поняла, что с ней происходит, зацепилась передними ногами за скалу, а задними заскребла по склону.

Я изо всех сил тянул за поводья, Испанец еще раз шлепнул ее по крупу своей шляпой, и она очутилась в трещине. Здесь мы оставили кобылу в покое, чтобы она перевела дух, а заодно отдохнули и мы.

Спустилась вечерняя прохлада. В той стороне, куда ушло солнце, небо было все еще бледно-голубого цвета, но на нем кое-где уже начали проступать звезды. Сидя на скале и держа в руках поводья, я глубоко вдыхал свежий горный воздух.

Неожиданно кобыла решила, что стоять в трещине, широко расставив все четыре ноги, не слишком удобно, и по собственной воле поднялась на несколько футов выше. Здесь она снова остановилась, но до вершины было еще далеко.

Передохнув немного, мы снова начали карабкаться наверх, и это была тяжелая работа. Мы поднимались понемногу, пока не взобрались на вершину столовой горы. К этому времени совсем стемнело, а предстояло вытащить еще одну лошадь.

Баттлз снизу остался один, если не считать Рокку, который вряд ли в случае чего смог бы помочь Джону Джею отбить нападение индейцев. Вообще-то апачи, как правило, ночью не воевали, поскольку верили, что если человека убьют в темное время суток, его душа вечно будет скитаться в темноте. Но если бы они полезли вверх по склону, Баттлз не сдержал бы их.

Оставив Дорсет наверху вместе с кобылой и детьми, мы с Испанцем вернулись во впадину. К тому времени, как спустились, устали настолько, что ноги буквально подкашивались, и мы прилегли отдохнуть.

Джон Джей не заметил внизу никакого движения. Рокка спал. Он потерял много крови, а как следует обработать рану мы в этих условиях не могли. На вершине столовой горы, может, и попадется какое-нибудь растение, которое используют индейцы, но здесь у нас ничего не было под рукой.

Испанец поудобнее устроился в песке и заснул. Я занял место Джона Джея, и он последовал примеру Мерфи.

Было тихо. Над головой звезды светили так, как светят они только в пустыне. Со дна каньона поднималась прохлада, и я прислушивался к каждому звуку, борясь с усталостью и сном. Даже легкая дремота могла означать смерть для всех нас. Я полагался лишь на природную настороженность, да еще поддерживала мысль о том, что на меня надеются друзья.

Прошло много времени, прежде чем меня сменил Испанец.

— Хорошо бы тебе поспать, — сказал он. — Но если ты по-прежнему намерен поднять наверх вторую лошадь, то отдыхать особенно некогда.

Мне не надо было повторять одно и то же дважды: я закрыл глаза и отключился, а проснулся от того, что меня трясла чья-то рука.

— В лагере индейцев началось какое-то движение, — сказал Испанец. — К тому же уже светает.

— Обороняйте лагерь, — сказал я, поднимаясь, — я сам вытащу лошадь.

— Один? Ты не сможешь.

— Если надо, смогу. Пока мы будем ждать, апачи разгадают нашу затею. Может, уже разгадали.

Джон Джей с револьвером в кобуре и винчестером в руке стоял рядом.

— В крайнем случае отходите сюда, к Рокке, и бейтесь до последнего. Я спущусь, как только все сделаю.

Баттлз указал на лошадей.

— Как думаешь, мы сможем вырваться? Рванем вниз по склону, стреляя из всех стволов.

Мысль была стоящая, я ему так и сказал, но добавил, что думать об этом пока рано. Затем поймал второго мустанга и направился вверх. Как ни странно, лошадь Дорсет не упиралась, словно я вел ее домой — скорее всего, она учуяла следы другой лошади. А может, присутствие Дорсет. Дикие лошади могут идти по следу не хуже любого волка — в этом я сам убеждался не раз. К тому же, поднимая первого мустанга, мы утрамбовали тропу и сделали ее более удобной.

Лошадке приходилось туго, но у нее был отличный характер: она упорно карабкалась, а я помогал ей изо всех сил, натягивая поводья. Когда на краю неба разлилась алая заря, мы выбрались на вершину.

И тогда зазвучали выстрелы — кто-то внизу взялся за винчестер.

Вначале стрельба была беспорядочной, потом последовало несколько отдельных выстрелов, сменившихся тишиной, и после небольшого интервала — еще один выстрел.

Дети испуганно озирались, но недаром они были потомками первопроходцев — никто не знает, через какие испытания им уже довелось пройти. Дорсет вскочила в седло, я взял ее за руку.

— Поезжайте, не останавливаясь. Днем прячьтесь, а ночью пускайтесь в путь, — повторил я. — Не стреляйте, пока индейцы не подойдут совсем близко — тогда стреляйте наверняка. Мне кажется, вы благополучно доберетесь до границы. Мы задержим апачей на день или два.

Она крепко сжала мне руку.

— Телль, скажите им всем спасибо. Всем, ладно?

— Обязательно.

Теперь перестрелка не прекращалась ни на минуту. Я был нужен внизу. Представил себе, как апачи поднимаются по склону. Их ведь невозможно поймать на мушку; появившись в одном месте, они исчезают подобно тени и тут же возникают в другом, уже ближе.

Дорсет тоже это знала. Она развернула лошадь, взмахнула рукой, и они помчались навстречу новому дню. Я взглянул им вслед и бросился — то бегом, то вскользь — вместе с осыпающейся землей вниз по склону.

Баттлз лежал на краю выемки за обломками скал. Далеко внизу, у ручья, я увидел лошадей апачей, но на склоне движения не было. Позади Баттлза Испанец сооружал из камней подобие стены между Роккой и склоном каньона. Возводил укрепление для решающей битвы.

Вдруг из-за скалы выскочил индеец и кинулся вперед. Винчестер сам прыгнул мне в руки, я прицелился и выстрелил.

Со склона мне хорошо было видно, что делается внизу. Этот индеец бежал на расстоянии в триста ярдов, да еще внизу, но я все правильно рассчитал, и пуля угодила ему точно в грудь.

Он остановился, и Баттлз успел всадить в него еще две пули. Индеец упал, перекатился по земле и застыл, лицом к солнцу.

Тотчас же последовали ответные выстрелы, но пули ложились ярдов на пятьдесят ниже. Я решил не менять укрытия.

Перестрелка стихла, день тянулся медленно. Испанец подогнал лошадей ближе к Рокке. Наша позиция представлялась мне выгодной — если только апачи не рискнут атаковать нас ночью — однако я продолжал искать выход. Он обязательно должен быть.

Привычку думать я унаследовал от отца. Он, бывало, без конца повторял, что в любой, самой трудной ситуации необходимо улучить момент, чтобы поразмыслить. «Люди отличаются от животных тем, что умеют думать, — говаривал он. — У человека нет когтей гризли или быстрых ног оленя, зато у него есть мозги».

В данный момент мы находились в патовой ситуации, но она обеспечивала индейцам преимущество, поскольку у них была и вода, и трава.

Апачи больше не станут ждать. Они полезут на вершину. Без лошадей они вполне могут забраться, хотя на это потребуется много времени. Можно не сомневаться в том, что к следующему рассвету они поднимутся наверх, и тогда наше убежище станет нашей могилой.

Нам во что бы то ни стало надо уходить, и не мешкая. Нельзя рассчитывать на вечную жизнь, но свою укорачивать не стоит. Конечно, никто не знает часа своей смерти. Когда мы ходили на войну, один парень из нашей компании откупился, чтобы остаться дома. Все вернулись живыми-здоровыми, а он уже был на том свете: упал с лошади, на которой ездил три года. Ее испугал заяц, она прыгнула, а он упал и сломал себе шею. Так что судьбу не обманешь.

Я внимательно осматривал местность, понимая, что поднять на вершину всех наших лошадей — дело безнадежное. Во-первых, они были крупнее и тяжелее, чем те два мустанга; во-вторых, совладать с ними будет непросто. Допустим, мы сможем ценой невероятных усилий поднять одну или даже двух, но трех или четырех — никогда.

Значит, не стоит об этом и думать. Нам нужно каким-то образом выбраться, спустившись вниз по склону, а это значит, что придется прорываться сквозь банду апачей.

Ну-ка, ну-ка, сказал я себе. Что это там, справа? Похоже на песчаный оползень, поросший кустарником. Кажется, там нет больших камней. Я тщательно разглядел это место.

Если бы можно было… У меня стала зреть мысль, как выбраться из западни — если не всем, то хотя бы некоторым. Останься мы здесь, до утра не доживет ни один.

Нужно спуститься и рассказать друзьям. Только вот сначала разделаюсь с индейцем, который уже полчаса упорно подкрадывается ко мне с левой стороны, переползая с места на место, прячась за камнями. Сейчас он двинется.

Устроившись поудобней, я прицелился и стал ждать. Индеец двинул ногой — я ждал. Он рванулся вперед, и я выстрелил. Индеец упал как подкошенный.

Глава 14

— На твоем месте я бы уже смотался, — сказал Испанец, когда я приблизился к ним. — Похоже, нам отсюда живыми не выбраться.

— У меня идея, — ответил я.

Он испытующе взглянул на меня.

— Ну, у вас, Сэкеттов, иногда возникают неплохие идеи. Я слыхал, что когда кто-нибудь из вас попадает в переделку, остальные тут же приходят ему на помощь. Хотелось бы мне, чтобы так произошло и на сей раз. Очень хотелось бы.

Джон Джей набивал трубку, он осунулся и выглядел усталым. У меня до сих пор не хватало духу проведать Рокку.

— Что за идея? — спросил Джон Джей. — Готов принять любую.

— В одном месте на склоне, недалеко отсюда, — сказал я, — нет крупных скал. Там растет трава и кустарник, а песок плотный на вид.

— Ну и что?

— Когда стемнеет, садимся на коней, гоним остальных лошадей по склону прямо на лагерь апачей и уходим.

Баттлз задумался, а Испанец взглянул на меня.

— И сколько человек, по-твоему, сможет уйти?

— Может быть, ни одного, может быть, один.

Баттлз пожал плечами.

— Хуже, чем здесь, не будет. По крайней мере, мы хоть попытаемся спастись.

— А как быть с Роккой? — спросил Испанец.

— Ему не лучше, так ведь? Сколько у него шансов выжить в здешних условиях?

— Ни одного.

— В том-то и дело. Значит, он поедет с нами. Посадите этого мексиканца на коня, и он доскачет до самого ада, а то и дальше. Я его знаю. Если Рокка заберется в седло, он его уже не покинет, живой или мертвый.

— Ну ладно, — согласился Баттлз. — Что сейчас делать?

— Бери свою лучшую лошадь, а мы пока нагрузим вьючную — может, она не отобьется. А если даже отобьется, сможет отыскать нас по нашему следу. Ты ведь знаешь, лошади всегда норовят сбиться в кучу.

Мы сидели, Жевали вяленое мясо и обсуждали детали, однако в основном нам приходилось просто положиться на удачу. Время шло, но мы никак не могли начать подготовку к побегу из опасения, что индейцы наблюдают за нами. Седлать лошадей начнем, когда стемнеет, и будем молиться, чтобы индейцы до той поры не достали нас.

Когда я подошел к Тампико Рокке, он лежал с открытыми глазами.

— Я все слышал, — сказал он. — Можешь ничего не объяснять.

— Выдержишь гонку в седле?

— Только посади меня на коня — это все, о чем я прошу. И еще мне нужна пара револьверов.

— Ты их получишь.

Было так жарко, что пот струйками стекал по телу, хотя мы просто сидели и молчали. То и дело кто-нибудь открывал фляжку и пил. Решили еще раз поесть на дорогу, потому что никто не знал, когда еще выпадет такой случай.

Наконец я взял винтовку и отправился к гребню впадины. Пусть апачи думают, что мы ночуем здесь. По склонам каньона не было ни единого укрытия, откуда можно было бы подобраться к нам незаметно. Это можно сделать лишь ночью. А если кто-то из индейцев выедет из лагеря верхом, его будет видно как на ладони.

Лагерь апачей был достаточно далеко, больше, чем на расстоянии винтовочного выстрела, но я видел их костры и людей. Если ехать медленно, мы с лошадьми сможем подобраться к индейцам достаточно близко, а если повезет, ворвемся в лагерь и застанем апачей врасплох. Однако на такое везение я не рассчитывал.

Когда стемнело, я спустился с гребня, и мы развели костер, чтобы сварить кофе. Костер окончательно убедит индейцев в том, что мы остаемся еще на одну ночь, пусть даже иная возможность никогда не приходила им в голову. Они наверняка считали, что мы в ловушке.

Кофе пили молча, настороженно прислушиваясь к каждому звуку. Рокку усадили, положив за спину пару камней и седло.

Джон Джей был спокоен, почти все время молчал и вдруг начал рассказывать о доме. Кажется, он родом из Новой Англии, из хорошей семьи. Он сделал карьеру в родном городе и стал преуспевающим бизнесменом, а потом связался с одной девушкой. Ее ухажер — тоже из хорошей, состоятельной семьи — однажды спьяну стал угрожать ему расправой. Молодые люди решили разобраться друг с другом, дело дошло до перестрелки, и Баттлз убил своего соперника.

Состоялся суд, Баттлза признали невиновным, но ему отказали в доме девушки, и вообще в любом добропорядочном доме города. Он продал дело, уехал на Запад и стал странником. Работал возчиком дилижансов, охранником в конторе «Уэллс Фарго», где отличился, убив одного грабителя и ранив сообщника. Некоторое время служил помощником шерифа, потом перегонял стада на север и, наконец, был разведчиком в армейских операциях против шайенов.

— Что случилось с девушкой? — поинтересовался Испанец.

Баттлз поднял на него взгляд.

— То, что и должно было случиться. Вышла за кого-то замуж, не такого богатого, как я; к тому же постепенно он пристрастился к спиртному. Через пару лет его сбросила лошадь, и он умер. Она написала мне, просила приехать, хотела даже сама навестить, но знаешь? Как ни стараюсь, не могу даже вспомнить, как она выглядела.

— У тебя нет ее фотографии?

— Была одна. Потерял, когда шайены напали на дилижанс, в котором я ехал. — Он помолчал. — Хочется снова увидеть, как желтеют листья на вермонтских холмах. Хочется повидать семью.

— Я думал, у тебя нет семьи, — сказал я.

— У меня сестра и два брата. — Баттлз отхлебнул кофе. -Один — банкир в Бостоне, другой — учитель. Я занимался бизнесом, а вообще-то хотел стать учителем, но только когда подошло время, оказалось, что я стреляю лучше, чем следовало.

Некоторое время все молчали, потом Баттлз посмотрел на меня.

— А у тебя есть родственники в Новой Англии? В Мэне во время войны за независимость прославился некий Сэкетт. То ли его ранили, то ли он заболел и провел зиму на ферме с моим прадедом, помог ему пережить трудное время.

— Ага. Мой дед воевал за независимость. Участвовал в битве под Саратогой в служил под командованием Дирборна, когда генерал Салливан шел уничтожать города ирокезов.

— Скорее всего, это он и есть.

Баттлз поставил кружку и начал набивать трубку.

После осмотра индейского лагеря вернулся Испанец.

— Все спокойно, — сказал он. — Там все еще горит один костер.

Стараясь действовать как можно тише, мы оседлали коней и погрузили оставшиеся припасы на вьючную лошадь. Над головой ярко сверкали звезды, ночь выдалась тихой. Пока остальные готовили Рокку к путешествию, туже забинтовывая раны, я подкрался к месту, где мы наметили прорыв.

Узкая полоска земли, которая в обычное время не привлекла бы внимания, оказалась твердой. Конечно, апачи тоже могли о ней знать и, возможно, поджидали нас внизу, поскольку это было единственное место, где можно было спуститься на большой скорости. Но снизу мы ее не разглядели — только с вершины столовой горы.

Около полуночи, согнав свободных лошадей, мы собрались у гребня впадины. Тампико Рокка сидел в седле, рядом с ним для подстраховки находился Джон Джей Баттлз.

— Ладно, — сказал я. — Пошли!

Лошади почти бесшумно двинулись вперед, слышен был лишь шорох копыт на песке да легкое поскрипывание седел. Я чувствовал стеснение в груди и крепко сжимал рукоятку револьвера: предстоит ближний бой. Там, где все решает быстрота реакции, нет места винтовочным выстрелам.

Идущие впереди лошади перевалили через гребень и начали спуск. Когда они прошли треть пути, мы издали дикий вопль и с выстрелами погнали их вниз.

Испуганные, толком не объезженные лошади помчались вперед и выскочили на дно каньона. Сверкнуло дуло винтовки, кто-то вскрикнул, вспыхнул огонь. Апачи заранее сложили несколько костров, и сейчас их трепетное пламя высвечивало дикую сцену.

Пригнувшись к шее вороного, я гнал его в ночь, держа револьвер наготове. Ветер хлестал мне в лицо. Лошади на полном ходу ворвались в лагерь апачей.

Слева грохотал револьвер Рокки. Я увидел, как из темноты на него прыгнул индеец с лицом, искаженным гримасой, увидел вспышку выстрела, и лицо исчезло. Где-то дико заржала лошадь, вскрикнул Баттлз — его конь грохнулся на землю, но Джон Джей успел выдернуть из стремени ноги и побежал, на ходу восстанавливая равновесие. Он остановился, два раза пальнул по индейцам, затем развернулся и, бросая револьвер в кобуру, ухватился за развевающуюся гриву пробегавшей мимо лошади. Чуть не упал, но сумел закинуть ногу ей на спину и поскакал.

Отовсюду гремели выстрелы. Мы вылетели за пределы лагеря и поскакали по дну каньона.

Вороной мчался во весь опор, я чуть повернулся и посмотрел назад. Рокка все еще держался в седле, шляпу с него сбили, и она болталась на спине, удерживаемая пропущенным под подбородком шнурком. Испанец несся справа.

Мы летели в ночь. Впереди, справа и слева скакали разбежавшиеся лошади. Каким-то образом они нашли извилистую тропу, ведущую вверх, и замедлили шаг, поднимаясь. Я окликнул друзей, но ответа не последовало. Наконец вороной выбрался на столовую гору, здесь, под яркими звездами, света было больше.

Я натянул поводья. То там, то тут появлялись лошади, все без всадников.

Я медленно поехал дальше, окликая лошадей, в надежде, что другие последуют за нами. До рассвета было еще далеко, но ни один не рискнет остановиться. Если кто-то остался в живых, он тоже будет идти вперед.

Искать друзей не имело смысла. Исчезнуть в ночи легко, а каждый из нас будет избегать встречи со всадниками — из страха столкнуться с индейцами.

Я ехал всю ночь, то рысью, то переходя на шаг. Перезарядил револьвер, проверил винтовку. Ненадолго задремал в седле.

Наконец в сумрачном свете наступающего дня я остановился. Не сходя с коня, поднялся в стременах и огляделся по сторонам. Вокруг меня расстилалась голая пустыня, а над головой — бескрайнее небо. Я осторожно повел коня на север.

К полудню, так никого и не встретив, я спешился и, ведя коня под уздцы, поплелся рядом с ним. Нужно было дать вороному передохнуть и восстановить силы, ибо в любую минуту могли возникнуть новые испытания.

Никаких следов на моем пути не встретилось, вокруг царила тишина. Высоко в небе кружил стервятник, он улетал и снова возвращался, и мне подумалось, что стервятники чуют поживу.

Солнце палило нещадно, ни малейшего дуновения ветра. Фляжку пробила пуля, и она была пуста. Покачиваясь от усталости, я продолжал тащиться вперед. В конце концов не выдержал и снова забрался в седло.

Мне показалось, что впереди, едва различимо, показались горы.

Вода… Мне нужна вода, коню тоже. Без нее под палящим солнцем пустыни долго не продержишься.

Столовая гора резко уходила вниз, но за этим обрывом следовала еще одна гора, заканчивавшаяся тридцатифутовым отвесным обрывом. За обрывом следовал крутой, усыпанный камнями склон.

Вдали, в складках гор, я различал зеленое пятно. Медленно продвигаясь по краю обрыва, я вдруг увидел отпечатки подкованных копыт.

Следы были знакомыми, это был конь Испанца Мерфи. Выросший в горах жеребец, который привык к суровым условиям, он был крупнее, чем обычный мустанг, и весил около тысячи фунтов. Я пошел по следу и скоро обнаружил обвалившийся край скалы и образовавшийся в этом месте легкий, хотя и крутой спуск в долину. Туда я и направил своего коня.

Вороной ускорил шаг, догоняя товарища. И точно — не проехали мы и пяти миль, как я увидел вдали гнедого мустанга. Он стоял, глядя вперед и насторожив уши.

Я выхватил винчестер, дернул затвор, и вороной приблизился к мустангу. Я заговорил с ним, тот сначала отступил, но потом узнал мой голос и успокоился. Он смотрел в сторону, я тоже взглянул туда.

В стороне раскинулись густые заросли кустарника, среди них с поникшей головой стояла лошадь, а на лошади сидел человек. Он просто сидел, положив руки на луку седла, с поникшей, как и у лошади, головой. Мы направились к нему, но он не шелохнулся.

Это был Тампико Рокка. Мертвый.

Уже издали я увидел у него на жилетке кровавое пятно: в него угодили как минимум две пули, однако Рокка еще успел ухватиться за луку седла и свернутое лассо.

Я сказал тогда в каньоне, что если Тампико заберется в седло, то останется там, живой или мертвый. Так оно и случилось.

Глава 15

Ближе к Рокке подъехать было нельзя — апачи вполне могли использовать труп моего друга в качестве приманки.

Неподалеку пролегал небольшой овраг, и я решил укрыться в нем. Быстро огляделся, спустился и стал ждать. В течение нескольких минут я держал в поле зрения Рокку, его коня и окружающие скалы. Особенно важно было следить за конем, поскольку по его поведению можно определить, не прячется ли кто поблизости.