— Может, нам здесь остановиться? — умоляюще спросила она.
— Это бесполезно. От дюжины бандитов не отобьешься! — ответил он. — Погоняй, старина!
Лошади упорно тащили повозку вперед. Оставалось еще около полумили до следующей лощины. Джонни Саттон криками подбадривал лошадей и нахлестывал их веревкой.
Теперь перед ними смутно вырисовывалась новая лощина, шириной не менее шестидесяти ярдов, дальний конец ее едва был виден в полутьме. Их уши заполнил надвигающийся низкий грохот, но Саттон продолжал нахлестывать лошадей в упряжке и свою кобылу. В конце крутой насыпи он добрался до тупика, повозка грохотала вслед за ним. Лощина круто поворачивала на запад и продолжалась еще ярдов на двести, и когда они достигли ее дна, то увидели перед собой воду.
Это был катящийся навстречу черно-серый вал высотой не менее трех метров! Он несся вниз прямо на них со скоростью пассажирского экспресса.
Испуганные лошади понесли по колее и выскочили вверх на крутой склон, а фургон подпрыгнул, наскочив на камень. В следующее мгновение они были уже на другой стороне и почти в тот же миг водяной вал с грохотом пронесся мимо них.
— Все в порядке! — закричал Саттон. — Натяните вожжи, остановитесь!
Найт послушно натянул вожжи, и лошади развернулись на скаку. Лощина до краев заполнилась водой. Тут Саттон, стоя в стременах, показал пальцем вниз, где небольшой отряд всадников был захвачен водной стихией в ловушке между двумя лощинами.
— Попались! — заорал Саттон; дождь заливал его лицо. — Я знал, что они где-то близко!
Он подъехал к фургону.
— Езжайте дальше, но теперь можете не спешить. Направляйтесь на ранчо в Пейнт-Гэп. Там бы будете в полной безопасности.
— А как же ты? — требовательно спросила Сторми.
— Я побуду здесь. Хочу понаблюдать за этими парнями. Особенно за одним, с которым хотел бы потолковать!
Он развернул своего коня и поскакал прочь сквозь дождь. Сторми долго смотрела ему вслед, потом вдруг села. Взгляд ее был мрачен.
Джонни Саттон любил дождь. Вот и сейчас, хотя на нем был непромокаемый плащ, он все-таки вымок с головы до ног и получал от этого удовольствие. Он поехал обратно к лощине. Увидев, что всадники повернули лошадей и пытаются ехать вверх по течению, он засмеялся от удовольствия, предвидя заранее, что ждет их дальше. Однажды, когда ему было шестнадцать лет, он пас в этих местах скот и точно так же, как эти бандиты, попал в ловушку. Теперь он повернул коня и последовал за ними. Внезапно они остановились на небольшой площадке, которая оказалась островом, зажатым между потоками воды, устремившимися по двум глубоким лощинам. Дождь шел такой стеной, что у них не было другого выбора, как оставаться там и переждать, пока вода в лощинах начнет спадать, а на это должно было уйти часов пять при условии, что дождь стихнет.
Они остановились у подножия крутого склона красноватой горы, который был совершенно лишен травяного покрова. Он вел вверх к столовой горе. Последние двадцать футов представляли собой гладкую скалу, протянувшуюся от одной лощины к другой. Лошадь, пожалуй, могла вскарабкаться по склону, но никто не мог бы добраться до вершины отвесного утеса. Джонни Саттон, сидя в седле, только посмеивался.
С того места, где они находились, он был им хорошо виден, и он им помахал. Один из бандитов спустил с плеча ружье и выстрелил в него, но расстояние было слишком велико и, конечно, он не попал. Саттон подъехал поближе, не совсем уверенный в том, найдет ли то, что нужно, но когда он подъехал к каменному мосту, то засмеялся от удовольствия.
Сам он теперь далеко отъехал от холма, который загораживал бандитам выход с западной стороны, а каменный выступ, под которым проносились потоки воды, на самом деле был частью того же склона. Здесь поток подмыл большую скалу и тем самым образовал естественный мост шириной не менее пятидесяти футов и длиной, по крайней мере, в двадцать ярдов — вполне достаточно, чтобы перейти через лощину в этом месте.
Джонни проехал по каменному мосту и направил лошадь под дождем к вершине горы. Она здесь, с северной стороны, круто обрывалась вниз и была доступна для пешехода, но недосягаема для всадника ни с юга, ни с востока.
Джонни Саттон стоял теперь у края, а прямо под ним в сорока ярдах находились попавшие в западню бандиты. Вынув из чехла свое ружье, он спрятал его от дождя под плащ, потом вскарабкался повыше и спрятался за валунами, не переставая следить за всадниками.
Усмехнувшись, он сделал первый выстрел в землю, метя под ноги их лошадям. Несколько животных испуганно взбрыкнули, пытаясь сбросить седоков. Все головы повернулись, и дула револьверов направились в его сторону.
— Брось оружие, Пинк! — крикнул Джонни. — Все бросайте оружие! Вы все у меня на мушке, и я могу убрать каждого поодиночке, как диких гусей. Ты там, — Саттон показал на одного из мужчин, — собери все оружие. И я имею в виду действительно все!
Они не пошевельнулись, уставившись на него. Перед ними и за их спинами рокотали две реки, которые невозможно будет перейти еще в течение многих часов. На востоке отвалился целый пласт земли и перегородил проход. Спешившись, они могли бы вскарабкаться по каменной стене, возвышавшейся перед ними. Другого пути не было, но избежать направленного на них оружия они тоже не могли. Они были пойманы в ловушку.
— Чего ждете? Соберите оружие! — снова приказал Саттон.
Один из бандитов стал неохотно собирать оружие, переходя от одного к другому. Саттон вытащил веревку и стал спускать ее вдоль по стене.
— Обвяжите его веревкой, — велел он.
Когда все было выполнено, он вытянул веревку наверх, так что теперь все оружие бандитов оказалось у него. Развязав веревку и сложив оружие, он снова вернулся к краю пропасти.
— Ладно. Теперь оставьте своих лошадей и по одному карабкайтесь наверх! — крикнул он.
— Как можно оставлять лошадей? Что с ними будет? — запротестовал Лукас. — Как мы будем дальше двигаться?
— Пешком.
В ответ ему послышался поток самых отвратительных ругательств, и один из бандитов прокричал отказ. Повернув свою лошадь, он опустился низко в седле и пришпорил ее, направляясь в сторону обвала. Но лошадь успела сделать лишь два прыжка, как Саттон выстрелил. Мужчина сполз с седла и упал на землю. Тут же вскочив на ноги, он схватился за окровавленное плечо, громко ругаясь.
— Давайте по одному! — повторил Саттон. — Начинайте!
Один за другим они стали послушно карабкаться вверх и так же одному за другим он последовательно связывал за спиной руки, а потом похлопывал по телу в поисках спрятанных ножей и другого оружия. Последним поднялся Пинк Лукас. Его всегда красное лицо стало от злости и усилий еще краснее, а полные ярости глаза чуть не вылезали из орбит.
— Я тебя уничтожу! — сказал он Саттону.
Лишь пожав плечами в ответ на эту реплику, Джонни Саттон заставил их идти на северо-запад. Примерно через час ходу он разрешил им пятнадцатиминутный отдых. К этому времени дождь лишь слегка моросил, и небо стало медленно очищаться. Затем они снова двинулись в путь. Часа через четыре, насквозь промокшие, заляпанные грязью и бесконечно усталые, они ввалились во двор ранчо Пейнт-Гэп и были там встречены пастухами во главе с хозяином ранчо Чарли Уорнером, а также Сторми и Па Найтами.
— Будь я проклят! — воскликнул Уорнер. — И Пинк Лукас тоже в этой компании! Как, черт возьми, тебе удалось собрать этот букет?
Джонни только устало пожал плечами:
— Им просто надоело жить по-старому. Решили сдаться. Разве не так, Пинк?
Пинк Лукас ответил ему только потоком ругательств. Чив Понтиус молча смотрел на Саттона, и в глазах его читалось одно только желание — иметь оружие.
Джонни Саттон посмотрел на Сторми, и взгляды их встретились.
— Тебе бы надо поесть. Посмотри, ты промок и замерз.
— Это еще не самое страшное, — угрожающе произнес Пинк Лукас. — Скоро он навсегда останется холодным и мокрым.
Джонни Саттон отвел всю банду в сарай и оставил одного из пастухов присматривать за ними. Рыжего шулера нигде не было видно, и в глубине души Саттон был этому рад. Ему понравилось, как рыжий вел себя предыдущей ночью и помог Найтам.
Саттон вошел в дом и сбросил мешки с деньгами у стены.
— Мне нужен Лукас, — сказал он, глядя на Уорнера. — Он со своей бандой промышлял у границы. Я искал его след, когда наткнулся на Маклэри. И этот тип Понтиус, его разыскивают в Новом Орлеане и Далласе за убийства.
— Дождь прекратился, — неожиданно заявила Сторми. — Может, мы завтра сможем двинуться дальше.
Дождь действительно перестал. Джонни прислушался и не услышал знакомого шороха, зато до него донесся отдаленный топот копыт.
— Кто-то к нам едет. Может, кто-то из твоих парней?
— Может быть. Двоих еще нет. Сейчас я посмотрю, — поднялся Уорнер.
С этими словами хозяин ранчо подошел к двери, но тут она распахнулась, и он отпрянул: на пороге с ружьем в руке стоял Джордж Табачный Нос. У него было целых два шестизарядных револьвера, но Джонни Саттона остановила направленная на него двустволка.
— Не валяй дурака, Джордж, — только и сказал он, — тебе не надо в это ввязываться.
— Я это знаю. Я и не ввязывался, пока мне не пришло в голову, что десять тысяч долларов — это огромная сумма! На нее можно очень долго продержаться, если использовать ее с умом, особенно где-нибудь в Южной Америке. Я старался не думать об этом, но не мог себя заставить, вот я и спросил сам себя: а куда мог направиться Саттон? И отгадал правильно.
— Джордж, — терпеливо повторил Саттон, — если ты немедленно отсюда уберешься, то я обо всем забуду.
— Это справедливо. Не правда ли, мистер Уорнер? Не часто человеку выпадает такой шанс. Однако я не собираюсь им воспользоваться. Десять тысяч долларов! Боже, я никогда не видел такого количества денег! И никогда уже в своей жизни больше не увижу. Я не такой нервный, как этот Пинк Лукас и его шайка, но почему я должен сидеть в этом чертовом баре, когда я могу сидеть на широкой площади где-то в Гватемале? Я знаю тут одного, что приехал из Гватемалы. Он говорит…
Его голос постепенно стих, и он замолчал.
— Эй, ты! — Он показал на Сторми. — Я же знаю, что деньги, которые ты унесла, в этом вьюке. Поставь его сюда. Потом перенеси вон те вьюки. Сейчас я вас свяжу и заберу их. Я так и знал, что вы поедете сюда, поэтому я и не поехал в Торнилло-Флэт. Я поехал сразу прямо на запад, не поворачивая на север, а потом повернул на юг и пересек ручей.
— Подумай еще раз, Джордж, — мягко предложил ему Саттон. Мы все равно тебя поймаем.
— Я уже давно все обдумал. Я беру двух вороных лошадей Уорнера. Ни одна другая лошадь с ними не сравнится. Сменяя их, я доскачу до границы. Это не так уж далеко, и, как только я пересеку границу, я сяду на поезд и отправлюсь в Гватемалу или куда-то еще. И ты никогда больше меня не увидишь.
Левой рукой он собрал вместе все мешки. Его двустволка лежала на спинке стула, ярдах в трех от Саттона.
— Ну а теперь свяжи этих джентльменов, — сказал он, обращаясь к Сторми. — Свяжи их получше и покрепче, я потом проверю. Конечно, мне неловко брать твои деньги, юная леди, но они мне понадобятся, а ты еще молода.
Джонни Саттона связали последним. Девушка обвязала его веревкой, потом завязала узел и, раскрыв ладонь Джонни, вложила в нее конец веревки. В ту же секунду он понял, что она сделала. Она рисковала и завязала свободную петлю. Табачный Нос позвал ее и собственноручно связал ей руки. Потом он подобрал все вьюки и, перекинув двустволку через плечо, вышел во двор.
Как только за ним закрылась дверь, Саттон рванул веревку. Так как его запястья были туго перетянуты, он мог тянуть лишь понемногу. От натуги он весь вспотел, но продолжал бороться, стараясь развязать узел.
Он услышал ржание, потом цоканье копыт сначала одной, потом другой лошади. Он слышал, как один из бандитов позвал из сарая и Джордж ему ответил.
Внезапно петля поддалась, и ему удалось ослабить узел на руках и на запястьях; он быстро развязал ноги и схватил пояс с револьверами. Надев его, выскочил за дверь. Джордж уже оседлал вороных, приторочил к седлу одной все мешки с деньгами, а сам взобрался на вторую.
Джонни услышал, как в сарае ругается Лукас и как Джордж отказывается им помочь. Потом Джонни вышел во двор, громко хлопнув дверью. Табачный Нос резко повернулся, в руках у него была двустволка. Он стоял где-то в пятидесяти ярдах, и его рот был широко раскрыт, а в глазах застыл ужас.
Внезапно он закричал:
— Нет! Нет! Ты же не собираешься меня остановить!
Потом он сделал шаг вперед и выстрелил, Саттон тоже сделал несколько выстрелов. Джордж пошатнулся и выронил ружье. Саттон видел его толстый, нависший над кожаным ремнем живот. Видел внезапную бледность, разлившуюся по лицу. Видел, как он сделал шаг вперед, неловко шаря рукой на поясе в поисках револьвера. Он успел его вытащить, глаза его были широко раскрыты.
— Брось его! — закричал Саттон. — Брось его, Джордж!
— Нет! — Толстяк с трудом глотал воздух. — Нет, я его не…
Он поднял револьвер и стал стрелять. Сначала он промахнулся, следующая пуля ушла в землю у ног Саттона, и тут он увидел дуло, направленное прямо на него. Джонни Саттон выстрелил в третий раз. Джордж сделал короткий шаг вперед и начал падать лицом вниз, потом перекатился и остался лежать на спине, глядя в небо, на его носу осталось пятно грязи.
Саттон подбежал к нему. Тот был еще жив. Глаза их встретились.
— Мне следовало понять, что мне никогда это не удастся сделать, — прошептал Джордж. — Меня как собаку убивает рейнджер, Джонни Саттон! Пусть они вспомнят меня! Пусть помнят, что я сразился с Джонни Саттоном. Пусть они помнят, я умираю… игра кончена.
Джонни Саттон не мог отвести от него глаз, от этого толстого, неряшливого человека, который сейчас лежал в грязи у его ног. Черты его лица заострились, но, несмотря на грязь, он не казался нелепым. Просто в эти последние минуты, в это мгновение смерти, по крайней мере, по его собственным понятиям, он обрел известное благородство.
Сторми Найт вышла из дома, остановилась рядом с Саттоном и взяла его за руку. Он положил ладонь на ее руку и отвернулся. Почему такие люди за всю жизнь не могут осознать, что главное все-таки не деньги. Главное — это удовлетворенность. Или Джордж Табачный Нос нашел удовлетворение в эти последние мгновения своей жизни, когда он знал, что ему придется стоять перед дулом револьвера, и он не дрогнул?
— Как ты думаешь, ничего, если мы уедем завтра? — спросил Сторми.
— Конечно, — ответил Саттон, — думаю, нормально. Когда вы доберетесь до ранчо, ты мне, может быть, напишешь. Я приеду.
— Я бы этого хотела, — ответила Сторми, и, когда она улыбнулась, Джонни понял, что она именно так и думала.
СМЕРТЬ ИДЕТ ПО ПЯТАМ
Когда повалил снег, Харлей был уже в тридцати шести часах езды от той кучки жалких хижин, которую с трудом можно было назвать городком. Впереди до самого горизонта расстилалась плоская, пустынная прерия.
Хмурые облака сыпали крупу на бурую землю, поросшую короткой, пыльной, серой травой. Снегопад усиливался, горизонта уже не было видно, Харлей был один во всем этом белом безмолвном мире.
Если бы он только осмелился, то повернул бы назад, но за ним следовала сама смерть. Харлей был напуган. Прибыв в тот городок, он тут же увидел, как какой-то мужчина слезает с лошади, которую украли с его ранчо всего месяц назад.
Он прошел за этим человеком в салун и потребовал вернуть ему лошадь, а тот сразу же потянулся за револьвером. В панике Харлей судорожно схватился за свой.
Его первый выстрел выбил щепки из пола, второй угодил прямо в грудь вора. Он убил его.
Харлей неуклюже убрал револьвер в кобуру. Потрясенный тем, что сделал, невидящим взором окинул салун, словно внезапно проснулся в незнакомой обстановке. Смутно понял, что окружающие от него чего-то ожидают.
— Сам напросился, — проговорил он уверенным тоном, который должен был убедить каждого: он не из тех, кто обращает внимание на всякие мелочи. Но внутри его трясло от ужаса. Понемногу стал соображать, что все же сумел с успехом постоять за себя в перестрелке. От этого ощутил чувство подъема и возбуждения.
Харлею еще ни разу не приходилось прибегать к оружию, хотя при себе всегда имел револьвер. Потому что так было принято и потому что порой приходилось иметь дело с полудикими лошадьми, но он никогда и мысли не допускал, что может убить человека.
Время от времени в магазинчике или на почте он слышал всякие истории о перестрелках, но для него подобное происходило словно в каком-то другом мире. Он, вероятно, мог бы припомнить некоторые имена героев этих историй, но уж никак не подробности.
Харлей приехал на запад из Огайо, где занимался хозяйством и перебивался случайными плотницкими работами. Сначала взялся за сезонные перевозки грузов. Но как-то раз его караван атаковали индейцы. Все кончилось прежде, чем он успел сделать хотя бы один выстрел. Тогда он бросил перевозки, купил стадо скота и обосновался на месте, где был хороший источник. Следуя своим огайским привычкам, посеял несколько акров пшеницы, ячменя, развел огород, наверное, первый в этом краю. Косил траву в соседних с ранчо лугах, заготавливал на зиму сено.
Он не хотел неприятностей, да и не ожидал их, потому что был тихим, работящим человеком, который никогда в жизни никому не причинил зла.
— Сам напросился, — повторил Харлей.
— С этим никто не собирается спорить, — сказал Пирсон, бармен, которого владелец ранчо часто видел, но с которым никогда раньше не разговаривал. — Но что вы скажете насчет его братьев?
Пирсон посмотрел на него холодным оценивающим взглядом, так, как смотрел на многих мужчин, чтобы понять, чего они стоят. А поскольку не нашел ничего особенного, одним из первых находящихся в салуне мужчин догадался, что этот успех был порожден чистой паникой и неправдоподобным везением.
Слова бармена сначала не дошли до сознания Харлея, но он, когда уяснил сказанное, заволновался.
— Братья? Что еще за братья?
— Вы застрелили Джека Тэлбота, а у него четверо братьев. Все знают, какие это крутые парни. Они сейчас здесь, вниз по улице, у Рейнольда. Они будут мстить за смерть брата.
Возбуждение от удивительной победы моментально улетучилось, Харлей сразу же потерял всю свою амбицию и уставился на Пирсона, словно перепуганное, угодившее в западню животное.
— Этот человек украл мою лошадь. — Он попытался еще протестовать. — Я могу доказать это.
— Никто не спрашивает про доказательства. Вам предстоит выбор, мистер. Ввязаться в драку или удрать.
— Лучше поговорю с шерифом.
Пирсон посмотрел на него безо всякого сожаления. Человек, стоящий за стойкой бара, не может позволить себе принимать чью-то сторону. Он просто наблюдатель, зритель. Пирсон не собирался нарушать это правило, поэтому отстраненно взирал на жизнь, если только что-то не касалось его лично.
— Шериф никогда не покидает Спрингфилда, — пояснил. — Здесь люди сами решают свои проблемы.
Харлей подошел к стойке бара, оперся на нее. Тэлбот… Братья Тэлбота… В этом городке кругом свои. Кажется, слышанные истории о стрельбе и поножовщине крутились вокруг этих имен. Он не помнил подробностей, но все было связано с насилием.
Их четверо… Как сражаться сразу с четырьмя мужчинами? Харлей вовсе не был смелым человеком, никогда даже не старался таким казаться. Его обдало страхом, подвело живот. Быстро повернувшись, он вышел и какое-то время -постоял на пороге, глядя вдоль стоярдовой пыльной улицы на открытую прерию. Против четверых Тэлботов у него не было никаких шансов. Он много работал, приехав сюда, но так и не приобрел друзей, которые могли бы помочь или посоветовать.
Если братья не найдут его сейчас в городе, то поедут к нему на ранчо, прикончат его там. Харлей сел в седло и направился на запад, прочь от города и от своего ранчо.
Все это случилось тридцать шесть часов назад. И вот повалил снег. Уже тридцать часов он в седле. Его гнедой мерин был отличным конем, но выбился из сил и очень нуждался в передышке.
Харлей слез с коня, пошел рядом, перекинув поводья через руку. Пусть он мало знал об оружии и схватках, зато хорошо разбирался в погоде. Он понимал, что попал в опасную ситуацию. В это время года буран может закончиться через несколько часов и ясное солнышко в момент расправится со снегом. Но может продолжаться и несколько дней, тогда снег останется на недели.
До этого момента он не думал ни о чем, только о том, как бы уйти подальше, скрыться от безжалостных пуль, готовых пролить его кровь, и из-за чего?
Харлей вспомнил мертвое лицо Тэлбота, вообразил себя на его месте. То, что он попал в него вторым выстрелом, было чистейшей случайностью, потому что и в этот раз целился ничуть не лучше, чем в первый.
А снег все падал и падал. Дорога, по которой он ехал, уже не была видна, только время от времени он спотыкался о замерзшие колеи от колес. Это была не узкая дорога, а настоящий тракт шириной в несколько сотен ярдов или даже больше, проложенный бесчисленными повозками. По сторонам, где они не ездили, прерия была ровной. Но пока можно было нащупывать верный путь ногами…
Ночь спустилась безо всякого предупреждения, потому что в этом белом крутящемся мире снега не было ни постепенно сгущающихся теней, ни угасающего света, долго вообще казалось, что не темнело. Только вдруг наступила ночь — и все.
От слабого порыва ветра его охватила дрожь. Если поднимется ветер, то будет снежная буря, а он одет так, что нет ни малейшего шанса выжить. Харлей никогда не бывал западнее того городка, да и в городок заезжал редко с тех пор, как купил ранчо. Однако по обрывкам разговоров в магазинчике и платных конюшнях знал — в этом направлении нет ничего на расстоянии нескольких дней пути верхом.
Но вот он качнулся раз, потом другой. Устало повернулся к коню, вытер седло, сел верхом. Больше не было смысла отыскивать ногами колею, ее занесло глубоким снегом, и он решил просто положиться на своего гнедого.
Может, прошел час, может, два, когда конь вдруг остановился, что заставило Харлея очнуться от дремы. Он вгляделся в падающую пелену снега. Сначала ничего не увидел, но потом рассмотрел ворота и кучку строений за ними. Не дома — просто занесенные снегом крыши.
Его ноги настолько онемели, что, спустившись с седла, Харлей чуть не упал. Однако собрал силы, открыл ворота, провел коня, снова их закрыл. Он пробыл фермером и владельцем ранчо достаточно долго, поэтому инстинктивно закрывал за собой ворота.
Домик, перед прочной дверью которого оказался Харлей, был построен на склоне небольшого холма, что обеспечивало хороший сток воды. Сквозь два замерзших окна просматривалось слабое мерцание огня. Он поднял руку, постучал кулаком.
Внутри заскрипел пол, дверь открылась, в ее проеме возник высокий пожилой мужчина с винтовкой наготове. За ним на столе была видна керосиновая лампа с привернутым фитилем.
— Можете приютить меня? Я заблудился.
Старик смерил его холодным оценивающим взглядом.
— Как можно прогнать человека в такой буран? Заводите свою лошадь.
Дверь захлопнулась перед его носом, Харлей оглянулся вокруг. Увидел рядом жалкий сарай, врытый в склон холма, прошел к нему, отгреб снег от двери, с трудом ее открыл, створки громко заскрипели на промерзших заржавленных петлях. Потом завел гнедого, зажег фонарь.
Внутри сарай оказался вполне приличным. Его фермерскому взгляду понравились хорошо построенные стойла, крепкие закрома и ясли, а также то, что здесь было тепло. Харлей привязал гнедого, расседлал его, снял уздечку, пучком сена обтер с крупа влагу и снег. Потом, задав сена и овса в ясли, пошел к дому.
Он состоял из хорошо построенной единственной квадратной комнаты. Чисто подметенный деревянный пол выглядел непривычным для такой хижины. На вбитых в стену гвоздях рядами висела одежда, на другой стороне виднелись две двухъярусные деревянные койки, но только одна из них была застелена. В очаге пылал огонь, на котором стоял чайник.
Старик был очень высоким, со слегка покатыми широкими худыми плечами. Лицо с выдающимися скулами избороздили морщины, придававшие ему угрюмый вид. Старик разогревал еду.
— Негодная погода для поездок, — сказал Харлей, принимая от него в обе руки чашку кофе. — Такая неожиданная метель.
— Дурацкий разговор! В это время года можно ожидать любую погоду.
Харлей подвинул стул к столу, сел. Стул плотно стоял на полу, так же как и стол. Оба были хорошо сработаны. Ему нечего было ответить на замечание старика, поскольку оно было абсолютно правильным. Тогда он произнес:
— Меня зовут Харлей.
Старик налил себе кофе, посмотрел на него поверх чашки.
— Я — Бентон. И от чего ты спасаешься?
Харлей онемел, немного рассердившись. Начал было отнекиваться, но Бентон пропустил его возражения мимо ушей.
— Ни один человек не заедет так далеко от поселений без необходимого снаряжения, если только не бежит от чего-то или от кого-то.
Харлей промолчал. Без слов принял предложенное стариком тушеное мясо. Ему не понравилось, что его назвали беглецом.
— Я застрелил человека, — выговорил это так, чтобы придать происшедшему большее значение. Хотел потрясти хозяина, непременно получить кров.
— Если он мертв, то какой смысл бежать? А если не мертв, то тебе надо поучиться стрелять.
— Это был Тэлбот… У него четверо братьев.
— Знаю этих Тэлботов, — ответил Бентон. — Стая койотов.
Несколько минут они ели в тишине. Харлей мрачно уставился в свою чашку кофе. Бентон сказал обо всем этом походя, будто ничего не случилось. То, что Харлей убил человека, не произвело на него впечатления, да и Тэлботы тоже.
— А ты что-нибудь оставил там?
— Да, — признался Харлей. — Бросил ранчо, у меня там хорошая пшеница и овес. Несколько голов скота.
— И куда же ты бежишь?
— Сам не знаю, — признался Харлей. — Их четверо, все крутые парни.
— Куда же ты теперь направишься?
Харлей отложил нож и вилку.
— Послушайте, вы…
Бентон даже не поднял глаз.
— Когда человек бросается бежать, он уже не останавливается. Если ты убежал один раз, убежишь снова. Может, в жизни больше никогда столько не заработаешь, сколько оставил там, но ты все бросил, удрал. Отлично… Случись еще что-нибудь, побежишь снова.
Щеки Харлея вспыхнули от гнева. За кого этот старый дурак его принимает? Если бы не буран, сейчас же оседлал бы коня и уехал.
— Их четверо, — повторил он тихо.
— Ты уже это говорил, но это не играет никакой роли. Ведь ты даже не встретился с ними. Поверь мне, выйдешь на четверых — один из них должен будет получить пулю, только никто не захочет им быть. Я предпочитаю четверых одному тертому парню.
— Легко сказать…
Бентон пошел к очагу за кофейником.
— Достань ружье. Возвращайся туда и выходи на них. Не дай им рта раскрыть. Говори сам: если хотят иметь неприятности, то с лихвой их получат. Увидишь, они смоются так быстро, что у тебя голова пойдет кругом.
— А если нет?
— Тогда стреляй.
Харлей презрительно хмыкнул. Старик живет здесь как отшельник, что он может знать?
— Мужчина, который не дерется за свое добро, не много стоит, — продолжил Бентон. — Можешь мне поверить.
Харлей, возмущенный, начал подниматься из-за стола.
Бентон поднял на него твердый и холодный взгляд.
— Ну-ка, сядьте, мистер Харлей. Давай садись! Меня не испугает человек, который может вот так бежать, бросив все из-за какой-то пустой угрозы. — Старик язвительно ухмыльнулся. — Да и как ты оставишь теплое местечко у очага в такую метель?
Харлей снова сел, беспомощный и злой. Бентон собрал посуду, отнес ее в лоханку, налил туда горячей воды из чайника, принялся мыть.
Тепло и усталость сказывались — Харлей клюнул носом. Он изо всех сил старался держать глаза открытыми. Так заманчиво отдохнуть после такой продолжительной борьбы с бураном! Было слышно, как за стенами домика завывал ветер. Он понял: если бы не нашел этого убежища, то к утру был бы мертв.
Бентон указал на выдвижной ящик в старинном шкафу:
— Там одеяла. Занимай вторую нижнюю койку.
Бентон все еще суетился по комнате, когда Харлей провалился в сон. Последней его мыслью было: «На рассвете… Когда настанет рассвет, я отсюда уеду».
Его разбудил порыв ледяного ветра, и мгновение он лежал, стараясь сообразить, где находится. Было темно, по комнате кружились снежные вихри, все казалось незнакомым. Потом вспомнил, вскочил с койки, захлопнул дверь.
— Что случилось? — задал вопрос в пустоту, но не получил ответа. Тихо постоял, вслушиваясь, но ничего не смог расслышать, кроме шума ветра.
Нащупав свою рубашку, нашел спички, зажег лампу.
Койка Бентона была пуста, но было видно, что на ней спали.
Харлей поспешно натянул брюки и сапоги, накинул куртку. Потом надел пояс с револьвером, открыл стоящий у дверей фонарь, зажег его. На какой-то момент вдруг заколебался.
Братья Тэлботы могут быть здесь, снаружи. Могут быть… Но здравый смысл подсказывал, что их нет. Где-нибудь затаились, пережидая бурю.
Харлей открыл дверь, шагнул в темноту, задохнулся от сильного порыва ветра. Опустив голову, сделал шаг вперед и чуть не споткнулся о тело, наполовину занесенное крутящимся снегом.
Харлей наклонился, потащил человека к двери, толкнул ее одной рукой, занес его внутрь. Потом вернулся за фонарем.
Это был Бентон. И одного взгляда было достаточно, чтобы понять — старик сломал ногу.
Положив его на койку и прикрыв одеялами, Харлей подошел к очагу, который погас за долгие ночные часы. Убрал уголь, добавил дров, разжег сильный огонь, чтобы согреть комнату. Он работал быстро, понимая, что для пострадавшего сейчас самое главное — тепло. Затем прошел к нему, разрезал штанину брюк, вправил сломанную ногу. Уже перевязывал наложенную на перелом дранку, когда Бентон пришел в себя, попытался сесть.