Сборники рассказов - Когда говорит оружие

— Может, повезет!

Он поехал по следу Флорена, но не очень спешил. Впереди были отвесные скалы Колорадо. Скоро Флорен упрется в каньон. Спек долго жил в пустыне, а она учит терпению. Там, в каньоне, ему просто некуда деться.

В последние дни Том устраивал дымовые завесы, чтобы загонять этих негодяев все дальше и дальше на север. И вот один из них в тупике, из которого можно выбраться только по тому пути, по которому туда попал. Флорен не мог этого знать. Поэтому попусту терял время, ища спасение на севере.

Был тихий жаркий день, когда Спек достиг наконец своей цели. Высокое солнце отражалось от поверхности скал, играло на ветвях кедров, покрывающих склоны холмов. Даже ящерицы попрятались в тень и, широко раскрыв рты, раздувая бока, тяжело дышали горячим воздухом.

Флорен был напуган, у него провалились глаза. Он подъехал к обрыву каньона. Во фляге оставалось несколько капель воды, лошадь измучена. Он вылез из седла, каблуки стукнулись о твердую землю. Заглянул вниз за край каньона. Вода была далеко внизу.

Пойман… Семь раз он пытался отыскать новый путь и каждый раз натыкался на скалу. Семь раз терпел поражение. Теперь знал: нет другого пути, он должен повернуть назад. Посмотрел на лошадь, она, будто ожидая этого, упала сначала на колени, потом легла на бок. Флорен в отчаянии выругался. Ударил лошадь ногой. Но она не поднялась, просто не смогла подняться. Может быть, теперь можно обойтись без него? Забрать золото, найти тропинку вниз по скалам. А потом плот… Флорен подскочил к лошади, отвязал мешок с золотом. Хотел было взять винтовку, но передумал. К чему она теперь?

Взвалив золото на плечо, подошел к краю скального обрыва. В этом месте не было спуска. Повернулся, но тут же остановился как вкопанный. В сотне ярдов от себя он увидел Спека. У золотоискателя на сгибе руки лежал винчестер.

Том ничего не говорил. Просто молча стоял, один.

Флорен облизал пересохшие губы кончиком языка. Мешок с песком был в его правой руке. А винтовка… Он посмотрел на нее. Лежит чересчур далеко.

Спек выстрелил с бедра, мешок дернулся в руке Флорена. Еще один выстрел и одновременно шаг вперед. Выпустив из руки мешок, Флорен выхватил из-за пояса револьвер. Поспешно спустил курок, но промахнулся.

Спек выстрелил вновь, на этот раз зацепив рубашку Флорена. Тот поспешно отступил, выстрелил. Но опять промахнулся. А Спек, подняв винтовку, прицелился и выпустил новую пулю. Осколки скалы впились в щеку Флорена, заставив откинуть голову и попятиться.

Спек молчал. Передернув затвор, просто выжидал. Флорен шагнул вперед, и тут же еще одна пуля подняла фонтанчик песка прямо перед ним. Он сделал шаг назад.

Обрыв… сзади. Уже совсем близко. Оглянулся, но Спек тут же трижды выстрелил. Пули раздробили скалу у Флорена под ногами, осколки рикошетом опалили лицо. До края обрыва осталось не более шести футов.

— Ты не заставишь меня прыгнуть! — зло закричал он, поднял револьвер и выстрелил.

Спек немного подождал, потом медленно шагнул вперед, поднял мешок с золотом. Вновь отошел назад, отпустил мешок и выстрелил. Винчестер имел одиннадцать зарядов, выстрелы он считал. И свои, и его.

Пуля коснулась лица Флорена, на нем выступила кровь. Он испугался по-настоящему. Лицо исказилось, побледнело, глаза широко раскрылись, рот дергался. Спек поднял мешок с золотом и подошел к лошади. Привязал его к седлу, впрыгнул в него сам. Сделав это, отпустил поводья одного из индейских пони.

— Вот, бери! — сказал и не торопясь отъехал.

Флорен с криком бросился за ним. Том Спек не повернул головы, не оглянулся. Он просто ехал, вспоминая Тусон и «Шу-Флай». Вот теперь уж всласть там поест! Может быть, через неделю или около того…

У него прорва времени. Теперь.

ОДИНОКАЯ И БЕЗЗАЩИТНАЯ

Туда, откуда падали большие капли, мы подставили деревянное ведро, которое разыскали в углу старой бревенчатой хижины. Воздух в ее единственной продолговатой комнате с земляным полом пропитался запахом мокрой одежды, дровяным дымом и сыростью от непрерывного дождя. Но дров было достаточно, и огонь в очаге пылал ярко, постепенно просушивая влажное помещение и наполняя его теплом и уютом.

Нас было семеро. Хэйвен, управляющий дилижансом; Рок Вилсон, управляющий шахтами из Хэнгтауна; Генри, бандит из Чероки-Стрип; незнакомый мне худой человек со светло-каштановыми волосами, болезненно-желтым лицом и холодным взглядом; сидевшая поодаль парочка и я сам.

Шестеро мужчин и одна женщина.

Вернее, совсем еще девушка — ей было лет восемнадцать — девятнадцать, не больше, и она обещала стать редкой красавицей. Худенькая, она была вместе с тем прекрасно сложена, и во всех ее движениях присутствовала неслышная музыка, а в каждой ее улыбке сквозило что-то сокровенное, глубоко личное, адресованное только тебе. Каким образом она очутилась здесь с этим типом, которого мы все знали? А знали мы его потому, что он любил поговорить, и говорил много и громко. Я сразу же проникся к ней жалостью, а ее манера держаться — спокойно и с достоинством — вызвала у меня восхищение.

Ей предстояло стать его женой. Она была одной из многочисленных девушек и женщин, приехавших на Запад, чтобы подыскать себе мужа, но я недоумевал, почему она-то среди них очутилась. Такая девушка была рождена для жизни в довольстве и роскоши, в каждом ее слове и движении чувствовалась культура и хорошее воспитание. И все же она оказалась здесь, угодив каким-то образом в лапы Сэму Толмену.

Это был здоровенный парень — широкоплечий, с мощным торсом, большими руками и вызывающей манерой держаться. Он обладал своего рода агрессивной привлекательностью, а когда ему это было удобно, мог даже казаться нежным и задумчивым, но это была лишь поза, не имевшая никакого отношения к его внутренней сущности. Он являлся полной противоположностью девушке: грубый, неопрятный и готовый слишком откровенно поведать первому встречному подробности своей личной жизни.

Эта Кэрол Хьюстон явно расставалась со своими иллюзиями. Если, конечно, они у нее когда-то были. Время от времени она бросала на него недоумевающий взгляд, такой, каким обычно награждают докучливых незнакомцев. И неловкость ее все росла.

Дилижанс направлялся на север и должен был высадить кое-кого из нас здесь, оставив дожидаться другого дилижанса, идущего на Запад. Однако мы опоздали на день, поскольку за три мили отсюда повозка перевернулась и упала в грязь.

Потрепанные и помятые, мы под проливным дождем поставили дилижанс на колеса и ухитрились добраться до этой хижины. Продолжать путь ночью мы не могли, а здесь было, по крайней мере, тепло и сухо, чем мы и воспользовались.

Дождю не видно было конца, и в редкие минуты затишья слышалось, как размеренно падают капли в ведро, которому скоро предстояло наполниться.

В подобных случаях всегда рано или поздно наступает момент, когда разговор медленно замирает. Мы произнесли все обычные банальности, обсудили ливень, сравнив его с другими ливнями и грозами, поцокали языком по поводу происшедшего и высказали предположения насчет длительности нашего пребывания в хижине. Еще мы успели поведать друг другу о том, кто куда направляется, и, привирая не больше обычного, обменяться рассказами о своем прошлом.

Голландец Генри извлек откуда-то кофе, а я, обследовав неприветливые закоулки хижины, раздобыл кофейник и кружки. И густой аромат крепкого кофе разнесся по комнате, наполнив ее атмосферой доброго домашнего уюта.

Добавлю, кстати, что мое имя — Генри Дюваль. Я родился на Мартинике, этом чудесном далеком острове, горы и женщины которого известны своей склонностью к вулканическому извержению. Я происхожу из старой, уважаемой и, пока дело не дошло до меня, состоятельной семьи. Я — профессиональный картежник.

Эта профессия на протяжении почти целого столетия была не редкостью для молодого человека из хорошей семьи, но без средств. И все же, отложив карты, я взялся за оружие, точнее, посвятил свое время обоим этим занятиям. К первому меня подтолкнули речные пароходы, а ко второму — начавшиеся в Латинской Америке революции и освободительные войны. Теперь, к тридцати пяти годам, я бросил и то и другое, сколотив небольшое состояние на горных разработках.

Но давайте посмотрим правде в глаза. Разве я, скажем так, не подыгрывал судьбе в дни моего картежного прошлого? Человек неглупый и с хорошей памятью, неплохо разбирающийся в картах и в людях, обычно выигрывает даже по-честному, если к нему идет карта — но без приличных карт ему, разумеется, не обойтись. Поэтому, если они сами ко мне не шли, я, как уже сказал, их слегка подталкивал.

С Хэйвеном, возничим дилижанса, я был немного знаком. Он представлялся мне человеком надежным и основательным, бесстрашным и честным. Такого же плана был и Рок Вилсон — оба они являлись лучшими представителями той породы сильных, храбрых и зачастую малообразованных переселенцев, тех, что, подобно мне, отправились на Запад в растущие здесь как грибы города.

Голландец Генри? Вы, возможно, о нем слыхали. По-моему, его в конце концов повесили. Как я уже сказал, он был не в ладах с законом. Воровал лошадей, уводил скот, иногда грабил банки и дилижансы, но все это проделывал беззлобно и без необходимости не стрелял. Этакий добродушный гуляка, способный сегодня украсть сотню долларов, а на следующий день ее растратить.

Мужчина с болезненно-желтым лицом представился сам. В его голосе ясно слышался южный акцент.

— При рождении меня нарекли Джоном. Когда-то я занимался медицинской практикой. — Он достал серый от грязи носовой платок и закашлялся глухим надсадным кашлем туберкулезника. — Но мое… м-м-м… состояние превратило это занятие в насмешку, которую я не в силах более был выносить. — Он смахнул пятнышко корпии с потертой манжеты своего выцветшего сюртука. — Теперь я — джентльмен удачи, понимайте это как хотите.

Генри сварил кофе. Крепкий, ароматный ковбойский кофе — что может быть лучше в дождливый вечер? Он наполнил наши чашки, самую большую порцию оставив для дамы. Она наградила его быстрой улыбкой, и этот отчаянный джентльмен с весьма сомнительной репутацией вспыхнул, как мальчишка.

Толмен громко рассказывал:

— Я, можно сказать, сорвал банк! Из всех этих женщин мне досталась лучшая. Их там, наверное, человек двадцать было, одна краше другой. Они сказали, что мне там нечего делать, но я говорю, ладно, если найдется среди вас какая-нибудь лишняя, то я и на нее согласен. И вот она оказалась лишней!

Будущая миссис Толмен зарделась и опустила глаза на свои руки.

— Как это случилось, мисс Хьюстон? — спросил я. — Почему они вас к себе не приняли?

Она с благодарностью подняла на меня глаза, радуясь возможности оправдаться и объясниться. Она имела на это право.

— Я ехала отдельно от них — сначала. Мы с отцом направлялись на Запад — в том же обозе, но он умер от холеры, а те небольшие деньги, что он имел, куда-то делись. У меня ничего не было, кроме долгов… ну, и что мне оставалось делать?

— Совершенно верно, — согласился я. — Я знаю немало благовоспитанных женщин, которые таким образом приехали на Запад и здесь удачно вышли замуж.

Мне не следовало говорить про удачное замужество. При этих словах она изменилась в лице и снова опустила глаза.

— Слышали бы вы, как взвыли остальные, когда увидели, что мне досталось! — ликующе воскликнул Толмен. — Мы тут, на Западе, ребята неотесанные, она к этому, ясное дело, не привыкла, да и работать, как я слышал, не умеет, но ничего — научится! Уж я об этом позабочусь!

Хэйвен сердито заерзал на скамеечке, а Рок Вилсон помрачнел и, сверкнув глазами, спросил:

— Ты, говоришь, еще на ней не женился? Я бы на твоем месте глядел в оба. Дама может передумать.

Лицо Толмена скривилось в безобразной усмешке. Его маленькие глазки сузились, а подбородок напрягся.

— Передумать? Навряд ли. Вы что думаете — я это допущу? Я же заплатил ее долги. Тут один щенок было сунулся, так я быстро выбил из него эту блажь! А вздумай он схватиться за револьвер, так я бы его тут же пришлепнул. — Толмен похлопал по своему шестизарядному. — Я — не снайпер, — объявил он, — но с оружием обращаться умею.

Произнося последнюю фразу, он свирепо обвел глазами присутствующих.

Скорее для того, чтобы отвлечь внимание от девушки, чем с какой-либо другой целью, я предложил сыграть в покер.

Джон, неудавшийся доктор с желтыми щеками, резко вскинул голову, и его губы скривились в легкой усмешке. Остальные придвинулись к столу, а девушка отсела в сторону. Но наши глаза все же встретились поверх их голов. В ее взгляде была робкая просьба о помощи, отчаянная мольба сделать что-нибудь… что угодно… чтобы вызволить ее. Проговори мы друг с другом целый час, она не могла бы яснее высказать своего желания.

В ту же минуту я принял решение. Когда Джон взял свои карты, я положил руку на стол ладонью вниз, подавая старый, общепринятый знак того, что я с картами в ладах. Легким наклоном головы я указал на Толмена — предполагаемый объект — и краешком глаза уловил его согласие.

Толмен играл в той же напористой манере, что и разговаривал, и зорко следил за картами. Мы то открывали карты без торговли, то немного повышали ставку, и Толмен поначалу оставался в выигрыше.

Когда у него была хорошая карта, он старался выжать из нее, сколько можно, и ставки шли высокие. И в то же время его не покидали подозрительность и настороженность. Вначале он пристально наблюдал за каждым движением, но по мере того, как игра все больше и больше захватывала его, бдительность Сэма ослабела. И все же он внимательно изучал свои карты и долго раздумывал.

Для меня теперь не существовало других игроков, кроме Джона и Толмена. Один раз, выйдя из торговли, я подошел к очагу, подкинул туда несколько поленьев, затем добавил в кофейник кофе и поставил его на огонь. Повернув голову, я заметил, что Кэрол Хьюстон следит за мной. Сняв со стула свою теплую куртку, я принес ее девушке.

— Если вам станет холодно… — прошептал я.

Она благодарно улыбнулась и поглядела на пляшущие в очаге языки пламени.

— Не хочу вмешиваться не в свое дело, — произнес я, словно обращаясь к огню, — но мне кажется, что, освободившись от этого человека, вы, возможно, чувствовали бы себя лучше.

На ее губах появилась печальная улыбка.

— Вы еще в этом сомневаетесь? Но он оплатил мои векселя. Я должна ему деньги, и я подписала обязательство, что выйду за него замуж.

— Никто не сможет заставить вас выполнить это обязательство.

— Он сможет. К тому же я должна выплатить свои долги тем или иным способом. Пока я другого выхода не вижу.

— Поживем — увидим. Не бойтесь, подождите немного. — Подложив в огонь еще одно полено, я вернулся к столу. Толмен бросил на меня подозрительный взгляд, поскольку до него, видимо, донесся наш разговор, хотя слов он, скорее всего, не разобрал.

Была моя очередь сдавать, и, собирая сброшенные карты, я запомнил их, положив вниз колоды, и перемешал колоду, не трогая нижних карт. Я протянул колоду Генри, чтобы тот снял, затем аккуратно сдвинул снятые карты обратно и начал раздачу. Джон поднял со стола карты, взглянул на них и снова положил перед собой. Толмен внимательно изучил свои и начал отсчитывать деньги. Я сделал первую ставку, и мы взялись за Толмена. Мы знали, что, когда к нему приходит хорошая карта, он выжимает из нее все, что можно, и не стали ему мешать. Наконец я вышел из торговли, предоставив действовать доктору.

С этого момента мы стали медленно, но верно делать Толмена. Хэйвен и Вилсон вскоре сообразили, что происходит. Когда к ним приходило что-нибудь приличное, мы с Джоном быстро выходили из игры, однако и он, и я пасли Толмена. Первым вышел из игры Хэйвен, затем Вилсон. Генри продолжал играть, и мы время от времени подкидывали ему небольшой банк. Толмен тоже иногда выигрывал, но ровно столько, чтобы удержаться на плаву.

Как-то раз, подняв голову, я встретился глазами с Кэрол. Я слегка улыбнулся ей, а она продолжала наблюдать за мной с серьезным и сосредоточенным видом. Догадывалась ли она о том, что происходит?

— Ваше слово, миста-ар Дюваль, — это был мягкий южный выговор Джона. Я поднял карты, поглядел в них и повысил ставку. Толмен метнул взгляд в мою сторону и сравнял. Генри, увидев, что ему сдали, пожал плечами и сбросил карты.

— Это мне не по зубам, — с улыбкой произнес он.

Джон снова накинул, а за ним и Толмен. Его прошиб пот. Я заметил, как он провел языком по губам и как в его взгляде, брошенном на Джона, мелькнула паника, когда он решил, что тот не блефует. Теперь он напряженно ждал, что же сделаю я, и я дал ему хорошенько пропотеть. Я держал на руках три туза и пару шестерок, и этого, по моим соображениям, было явно недостаточно. Карты сдавал Джон.

Доктор немедленно ответил на мой сигнал. Его ладонь опустилась на стол, из чего я понял, что у него на руках туз.

Толмен нетерпеливо заерзал. Неуверенным движением, словно колеблясь, я добавил еще двадцать долларов. Южанин сбросил карты, а Толмен, увидев, что я повысил, полез в карман за деньгами и ничего там не обнаружил. На мгновение оцепенев от испуга, он открыл свои карты.

У него на руках были четыре дамы и тройка.

Мгновение помешкав, я собрал карты в стопку и положил их на стол.

— Покажите, что там! — нетерпеливо потребовал Джон и, потянувшись рукой через стол, открыл мои карты — незаметно добавив в них туза, чтобы у меня получились четыре туза и шестерка.

Глаза Толмена выкатились из орбит. Он тяжело сглотнул, и его лицо налилось кровью. Он так уставился на карты, словно это могло что-то изменить. Потом в сердцах выругался.

Я спокойно сгреб банк, добавив попутно спрятанную в ладони шестерку в сброшенные карты, и начал тщательно составлять из монет стопку. Джон тем временем собрал карты в колоду.

— Все, проигрался вчистую! — Толмен положил свои большие руки на стол ладонями книзу и обвел глазами комнату. — Кто мне одолжит денег? Я отыграюсь и расплачусь.

Никто не ответил. Хэйвен, судя по всему, задремал. Рок Вилсон, покуривая, глядел в огонь. Генри, зевнув, бросил взгляд на единственное окно, сквозь которое что-то было видно. За ним начинал брезжить грязно-серый рассвет.

Собравшаяся на потолке капля звучно шлепнулась в ведро. Никто не произнес ни слова, и в наступившей тишине мы только сейчас осознали, что дождь почти прекратился.

— Что это на вас вдруг нашло? — возмущенно спросил Толмен. — Мои денежки вы быстро прибрали к рукам. Дайте мне шанс отыграться.

— Кто же будет играть против собственных денег? — резонно возразил Вилсон.

Часть выигрыша я убрал, но то, что оставалось на столе, шестьсот долларов — ни много ни мало, — мы вытащили из Толмена.

— Верно, и впрямь рановато кончать игру, — небрежно заметил я. — У вас найдется, что поставить вместо денег?

Он пребывал в нерешительности.

— У меня найдется!.. — Он схватился было за револьвер, но вдруг передумал. Я похолодел при мысли о том, что ему могло прийти в голову.

Толмен окинул нас хмурым взглядом.

— У меня, наверное, ничего…

Вот, наконец, настал момент — теперь или никогда. Я сам удивился тому, как у меня засосало под ложечкой от волнения.

— Она ведь вам должна? — Я показал на Кэрол Хьюстон. — Да и брачное соглашение тоже кое-чего стоит.

Произнося эти слова, я чувствовал себя последним подонком, но ведь ради этого я все и затеял. Толмен злобно воззрился на меня налившимися кровью глазами. Он собрался было что-то сказать, и тогда я пропустил сквозь пальцы поток золотых орлов — их металлический звон остановил слова у него в горле. Его взгляд опустился на золото. Он облизал губы.

— Только в качестве залога, — предложил я.

— Нет! — Он снова опустился на скамью. — Будь я проклят, если пойду на это.

— Как пожелаете. — Я пожал плечами с видом полнейшего безразличия. Достав кошелек из козлиной кожи, я начал медленно сгребать монеты. — Вы просили дать вам шанс отыграться. Я вам его предоставил. — Я играл всю ночь в ожидании этого момента, но, сдается мне, я свой шанс тоже упустил.

И все же звук падающих монет растревожил его. Он опять собрался было заговорить, но не успел открыть рот, как Кэрол Хьюстон вдруг поднялась на ноги и направилась к столу.

— Если он не хочет играть с вами на эту ставку, то, может, согласится сыграть со мной. — Она с обворожительнейшей улыбкой поглядела на Толмена. — Сыграешь, Сэм?

Он гневно сверкнул на нее глазами.

— Сядь! Не лезь не в свое дело! — рявкнул он. — Все равно у тебя нет денег! Что бы ты сейчас делала, если б я тебя не выкупил!

Голландец Генри, плотно сжав челюсти, начал подниматься на ноги. Джон вдруг переместился на краешек стула и тяжело, с присвистом, задышал, давая понять, что воспринимает сказанное как личное оскорбление.

— Сэр! Ну и мерзавец же вы!..

— Подождите! — остановил нас голос Кэрол Хьюстон.

Она обратилась к Джону:

— Будьте так любезны, одолжите мне шестьсот долларов.

Мы с голландцем Генри кинулись рыться в карманах, но она, проигнорировав нас, приняла деньги от доктора.

— Ну же, Сэм, откроем по карте. Сотня долларов против брачного контракта и моих долговых обязательств. Или у тебя духу не хватит?

Он издал было угрожающее рычание, но тут заговорил Джон:

— Если вы выиграете, сможете снова сразиться с Дювалем. — Он произносил слова медленно, слегка растягивая их. — А то он вам хорошую трепку задал.

Говоря это, Джон так же, как и я, не отрывал глаз от лица Кэрол Хьюстон. Что произошло с этой малышкой? Уж очень чудно она себя вела.

Толмен нерешительно пожал плечами.

— Да? Ну ладно, только предупреждаю вас. — Он погрозил Джону пальцем. — Я больше за свою жену долги не плачу. Если она проиграет, то плакали ваши денежки. Давай сюда эти проклятые карты.

Она протянула ему колоду, и он поднял карту — дама.

Толмен хихикнул.

— Кажись, я на сотню разбогател, — сказал он. — Ты меня вряд ли перебьешь.

Кэрол Хьюстон взяла в руки карты. Они рассыпались сквозь ее пальцы по столу, и мы помогли ей собрать их. Она неловкими движениями перемешала их, положила колоду на стол, сняла карту — туз!

Толмен, выругавшись, начал подниматься с места.

— Сэм, подожди! — Она взяла его за плечо. Он сдвинул брови, но все-таки снова опустился на стул и вперил в меня взгляд.

Кэрол Хьюстон повернулась ко мне; судя по ее глазам, она что-то спокойно прикидывала. В комнате стало очень тихо. На потолке снова собралась капля дождя и упала в ведро, звонко шлепнув. За окном стояла молочная белизна… наступил новый день.

— Сколько вы выиграли у Сэма, мистер Дюваль?

Лицо ее ничего не выражало.

— Шестьсот долларов, — ответил я. — Не больше.

Она собрала карты, неуклюже пытаясь их перетасовать.

— Сыграете со мной на эти деньги?

Джон откинулся на спинку стула, прижимая ко рту носовой платок. Но даже кашляя, он не сводил с девушки глаз. Голландец Генри, не скрывая своего изумления, наклонился вперед. Вилсон с Хэйвеном не произнесли ни слова. Казалось, это была совсем другая девушка, совершенно непохожая на ту, что мы…

— Если хотите. — Я изо всех сил напряг голос, чтобы не выдать своего удивления. Я начинал понимать, что нас всех обвели вокруг пальца.

Она сдвинула все шестьсот долларов, которые заняла у Джона, на середину стола.

— Откроем по карте, мистер Дюваль?

Я вытащил карту и перевернул ее — девятка бубен.

Она взяла в руки колоду, подровняла ее, слегка похлопала по ней большим пальцем, вытаскивая и переворачивая карту — там быль король!

Пораженный не столько тем, что вытащила Кэрол Хьюстон, сколько профессионализмом, с которым она это проделала, я глядел, как она собирает со стола свой выигрыш. Она тщательно отсчитала шестьсот долларов и вернула их Джону.

— Спасибо, — поблагодарила она с улыбкой.

Джон положил деньги в карман, сохраняя на лице выражение глубокой задумчивости.

В дверь просунулась голова Хэйвена, который незадолго до того вышел из хижины.

— А ну, поднимайся, народ! Пошевеливайтесь. Мы отправляемся.

— Мистер Хэйвен, — быстро обратилась к нему Кэрол, — сюда ведь должен прибыть западный дилижанс?

— Где-то через часик, если не опоздает.

Выигранные у меня шестьсот долларов она подтолкнула к Сэму Толмену. Он удивленно воззрился сначала на деньги, а потом — на нее.

— Э-это мне?

— Тебе. И между нами все кончено. Верни мне долговые расписки и брачный контракт.

— Погоди-ка минутку! — рявкнул Толмен, вскакивая со стула.

Он потянулся к ней через стол, но я остановил его.

— Эти деньги — даже больше, чем вы заслуживаете, Толмен. На вашем месте я бы взял их и убирался.

Он прищурил глаза, и его упавшая рука обхватила рукоятку револьвера.

— Она поедет со мной! И чтоб мне пусто было, если я позволю вам мне помешать.

— Нет, сэ-эр. — Это был плавный голос Джона. — Вам в любом случае пусто будет. Если вы сейчас же не отправитесь в дилижансе.

Толмен свирепо обернулся к худышке доктору, готовый, очевидно, излить весь свой гнев на эту более доступную цель.

Не успел он заговорить, как с порога раздался голос голландца Генри:

— Оставь его в покое, Толмен, если тебе жизнь дорога. Это же Док Холлидей.

Толмен с дурацким видом замер на месте. Док стоял не двигаясь, держась правой рукой за отворот куртки и глядя прямо перед собой холодным взглядом серых глаз. Толмен ошарашенно повернулся и заковылял к двери.

— Генри Дюваль, ведь вы когда-то бросили играть в карты?

Она глядела мне прямо в лицо. Ее глаза были ясными, милыми, серьезными.

— Ну… да. Давно уже… Не играл много лет… до сегодняшней ночи.

— И снова взялись за карты из-за меня. Так ведь?

У меня загорелись уши.

— Так. Ну и болван же я.

До той минуты я и не подозревал, как может озариться лицо женщины и как много на нем можно увидеть.

— Не болван, — нежно проговорила она. — Там, у очага, я сказала то, что и вправду думала — в тот момент.

Мы услышали, как загромыхал, отходя, дилижанс, и тогда я поглядел на Кэрол.

По ее губам пробежала улыбка, а затем она взяла со стола карты. Сначала она развернула их пышным веером, затем снова собрала, разделила пополам, перетасовала на столе так, чтобы одна половина входила в другую, и протянула колоду мне.

— Откройте карту, — предложила она.

Я открыл туза, потом еще и еще раз того же самого туза. Она взяла в руки карты, снова перемешала их и, положив колоду на стол, открыла красного короля.

Взяв в руки колоду, я повертел в руках короля и туза.

— Скользкий король и подрезанный туз, — сказал я. — Если слегка постукивать пальцем по колоде, то всякий раз будет выпадать король. Но откуда вы их взяли?

— Из своей сумочки. — Она слегка сжала мои ладони. — Генри, вы помните Тома Теннисона из Натчиза?

— Конечно. Мы с ним не раз вместе промышляли на пароходах. Хороший был человек.

— Это был мой отец, и это он научил меня тому, что я сегодня проделала. И тому и другому.

— Тому и другому?

— Как обращаться с картами и всегда отдавать долги. Я не хотела ничем быть обязанной Сэму Толмену, даже теми деньгами, что вы у него отобрали; и быть девушкой, которую вы выиграли в покер, мне тоже не хотелось.

Голландец Генри, бандит из Чероки-Стрип, хлопнул себя по бедру.

— Вот бабы! — воскликнул он. — Любого, черт возьми, облапошат!

До прибытия дилижанса на Запад прошло еще почти два часа, но ожидание почему-то не показалось нам таким уж долгим.

НАСЛЕДСТВО ТОМА КИРБИ

В усадьбу на Пайнон-Хилл они прибыли в июне. С тех пор как Энн Кирби приезжала сюда в последний раз, почти ничего не изменилось… Деревья, посаженные Томом Кирби за год до смерти, чуть подросли, а на месте лужайки пробивались пучки травы.

Энн Кирби выбралась из джипа и поглядела на Боба. Дорога утомила его… Тяжелое ранение и год пребывания в плену в красном Китае подорвали его здоровье. Ему нужно солнце, сказали ему, а также покой и отдых. Ну что ж, возможно, он все это здесь найдет. Возможно, это единственное, что здесь можно найти.

— Теперь у нас есть крыша над головой, милая, — тихо произнес Боб. — Как-нибудь устроимся. — Он взял ее за руку, и они поднялись на вершину холма.

— Мне всегда здесь нравилось, — сказала она.

Перед ними раскинулась широкая долина, пятнистая от теней плывших по небу облаков, за долиной вставала неровная каменистая гряда, за ней — еще холмы, еще долины, еще вершины и хребты.

— Том обосновался здесь из-за вида, — сказала Энн Кирби. — И можешь себе представить? Когда его объявили ненормальным, это послужило одним из аргументов. Он, видите ли, построил дорогой дом в уединенном месте, а потом не разрешал, чтобы к нему подвели дорогу.

— Добрый был старик, — ответил Боб. — Он мне нравился.

Боб давно уже заснул, а Энн все лежала и вспоминала. Эта постройка досталась ей от двоюродного дедушки Тома. Он внес ее в свое завещание до того, как внуки объявили его невменяемым и взяли дела в свои руки.

Они захватили его городской дом, сад, который он насадил собственными руками, ранчо и рудник. На самом деле они охотились за серебром, и его старший внук, Блейк, считал, что оно было найдено на давно заброшенном серебряном руднике Кирби на окраине города.

Из-за усадьбы споров никогда не возникало. Никому не нужен был дом в таком уединенном месте. И все-таки, в первый раз приехав сюда, она обнаружила, что они и здесь тоже успели побывать, переломали весь двор и искорежили взрывами каменистый склон холма в лихорадочных поисках серебряной жилы. В поисках места, где был добыт замечательный дар земных недр — серебряный слиток, который он продал банку в Тоне.

После похорон Блейк Бидвелл был вне себя от ярости.

— Старый осел! Его давным-давно уже нужно было признать невменяемым!

— У него всегда было не в порядке с головой, — уныло подтвердил Арчи Мултон, — но я и подумать не мог, что он умрет, не рассказав нам…

— Он даже Энн не сказал ни слова! — негодовала Эстер. Эстер вечно негодовала. — А она для него так много сделала!

Энн Кирби тогда молча сидела перед чашкой остывающего кофе. Хоть бы один из них что-нибудь хорошее сказал о несчастном старике, умершем в этой пропахшей дезинфекцией тесной комнате без окон, умершем с мыслями о горячо любимых им холмах и долинах.