Глава 3

Мы отогнали скот домой, однако мама так и не забыла и не простила того, кого мы знали как Генри. Он предал доверие, а мама считала, что это самый страшный из всех грехов. И вот он сидел теперь по другую сторону стола — слепой старик, всего лишь оболочка того прежнего красивого молодца, каким я его помнил.

Конечно же его работники не знали его другим, и им можно простить их поведение. Обыкновенные пастухи, они честно отрабатывали свое жалованье: гоняли скот, и преданность хозяйскому клейму стала основным правилом их жизни. Они готовы были терпеть лишения, драться и умирать за его скот и за свое жалованье — тридцать долларов в месяц… если вообще получали его.

Они понятия не имели о его прошлом, а я знал, но что собирался делать?

На этот вопрос я не находил ответа. Решение за меня принял Бэлч — тогда еще, при нашей первой встрече. Его готовность переступить через кого угодно меня раздражала.

Угодий здесь вполне хватало на всех, и не было никакой необходимости вытеснять остальных.

— Я останусь, Розитер, — сказал я. — Хинг говорил, вы скоро будете собирать скот.

— Да. В Котловине только шесть ранчо, если тебе нравится их так называть, однако мы намерены собрать свой скот, заклеймить его и отогнать на станцию. Останешься — пригодишься. Нам нужны любые работники, каких мы только можем заполучить.

Когда я вошел в барак, там шла игра в шашки. Шашек не хватало, поэтому Хинг играл пробками от бутылок, которых на ранчо, похоже, скопилось в избытке.

При моем появлении Хинг метнул на меня быстрый, испытующий взгляд, но ничего не сказал. Ропер углубился в изучение шашечной доски и даже не поднял глаз.

Денни растянулся на койке с потрепанным журналом в руках.

— Вы остаетесь? — спросил он.

— Похоже на то, — ответил я, развертывая скатанное одеяло и принимаясь устраивать себе постель на коровьей шкуре.

Сделав ход, Хинг бросил:

— Тогда будешь выполнять мои указания. Стадо, которое пасется к западу отсюда, мы оставим напоследок. У нас есть еще один работник, — добавил он. — Сегодня ночует в хижине к востоку от ранчо. — Он взглянул на меня. — Ты не имеешь ничего против, чтобы работать вместе с мексиканцем?

— Нет, черт возьми. Если он знает, что делать. В последнем хозяйстве, куда я нанимался, их было четверо или пятеро. Отменные работники… из самых лучших.

— Этот хорошо разбирается в скоте и отлично владеет лассо. Он пришел к нам пару недель назад, его зовут Фуэнтес. — Хинг сделал ход дамкой. — Утром начнем сгонять скот. Гони все, что попадется. Соберем стадо на равнине, что по эту сторону ручья. Тебе надо всего лишь осмотреть расселины и пригнать скот сюда. В хижине есть еда, и вы с Фуэнтесом можете готовить по очереди. Большую часть времени ты будешь находиться за восемь-десять миль от дома в глубине холмов.

— Как насчет лошадей?

— Когда к нам пришел Фуэнтес, он с Денни пригнал шестнадцать голов, к тому же на ранчо бегает еще несколько объезженных лошадей. — Хинг помолчал. — Тут дикие места, того и гляди, наткнешься на старого бодливого бугая, которого никто не беспокоил много лет. Можно также набрести на стадо, которое никто не клеймил, но если очутитесь в непролазном кустарнике, то уступи там управляться Фуэнтесу. Ему не раз доводилось пробираться сквозь кустарник, и он привык передвигаться по густым зарослям.

На рассвете работники разъехались, а я принялся упаковывать вещи. И пока не пристроил на вьючную лошадь свернутую постель и поклажу, не пошел завтракать.

Генри Розитера не было видно. Но на кухне меня встретила Барби-Энн.

— Вы не пришли к завтраку, поэтому я оставила его для вас на плите.

— Спасибо. Я собирал вещи.

Она поставила на стол еду, потом налила кофе. Две чашки.

— Едете в хижину?

— Здесь только одна хижина?

— Было две. Кто-то сжег одну — на запад отсюда — всего несколько недель назад.

Она помолчала.

— Это какая-то дикость. Недавно Фуэнтес убил медведя. И видел еще нескольких. Медведь ел теленка.

— Наверно, волки загрызли. Обычно медведи не трогают домашний скот, но подъедают падаль.

На окнах висели занавески, а сам дом имел до болезненности аккуратный вид. В нем, по крайней мере, должно быть еще три комнаты, хотя эта, похоже, самая большая.

— Вы встречались с мистером Бэлчем? — Слово «мистер» удивило меня, но я только кивнул в ответ. — У него очень хорошее и большое ранчо, у него и мистера Сэддлера. Он привез лес из восточной части штата, чтобы построить дом. Со ставнями и всем остальным.

Как мне показалось, я уловил нотку восхищения, однако не был в этом уверен. Женщины высоко ценят дома и благоустройство. Особенно дома со всеми удобствами.

Ей стоило посмотреть на наш дом в Колорадо, подумал я. Это самый большой дом из тех, какие я когда-либо видел. Мой папа, строитель по профессии, сам спроектировал его — и сам выполнил большую часть работ. С маминой . помощью.

— Роджер говорит…

— Роджер? — перебил я.

— Роджер Бэлч. Сын мистера Бэлча. Он говорит, что они завезли племенной скот издалека, с востока, и теперь их ранчо самое лучшее в округе.

Ее тон раздражал меня. На чьей она стороне?

— Может, поскольку вы с ним так дружны, вы бы попросили его оставить в покое работников вашего отца и дать им собрать ваш скот в тех местах, куда он забрел.

— Роджер утверждает, что здесь нет нашего скота. Его отец не хочет, чтобы кто-то болтался вокруг их владений. Я говорила об этом отцу и Джо, но они не желают даже слушать.

— Мэм, хоть это и не мое дело, но, судя по тому, как действует ваш мистер Бэлч, правда на стороне вашего отца и Джо. Бэлч поступает как человек, который способен переступить через что угодно и кого угодно.

— Неправда, Роджер говорит, что все изменится, когда он расскажет отцу о…

Она запнулась.

— О себе и о вас? Не рассчитывайте на это, мэм. Лучше не рассчитывайте. Я встречал людей подобного рода в разных местах, и ваш мистер Бэлч не похож на того, с кем бы я захотел иметь дело. И если у него есть планы относительно собственного сына, то вы в них не входите. — Она сначала побледнела, потом побагровела. Я никогда не видел такой рассерженной женщины. Барби-Энн встала, и ее глаза стали еще больше от гнева. На какое-то мгновение мне показалось, что она отвесит мне пощечину. — Мэм, я ничего не имею против вас. Просто Бэлч вряд ли захочет, чтобы его сын связывал себя с кем-нибудь, над кем он может взять верх. И если он начнет искать невесту для своего сына, то она будет из семьи достаточно сильной, чтобы одержать верх над ним самим. Этот человек не уважает ничего, кроме денег и силы.

Отъехав от дома, я решил, что говорил с предубеждением и поспешил с выводами. Возможно, я не прав насчет Бэлча, но он показался мне одним из тех, кто не ставит ни в грош никого и, не очутись я случайно у костра ковбоев, мог бы вести себя значительно агрессивней.

Я задумался. Знают ли Хинг и ребята, что Барби-Энн встречается с Роджером?

Почему-то меня не оставляла мысль, что они об этом в полном неведении.

Нынешний год выдался засушливым, однако, проезжая мимо пастбищ, я видел, что они выглядели зелеными, а кое-где в низинах можно было даже косить сено.

Я внимательно изучал местность, где мне предстояло работать, старался запомнить ее, отмечал каждую возвышенность, каждый ручей. Я хотел проследить русла и определить, где вероятней всего можно обнаружить воду. Конечно, это мог бы показать мне Фуэнтес, но нет ничего интересней, чем исследовать самому. Любая местность имеет свои приметы, и если они вам знакомы, то отыскать путь гораздо проще.

Чем дальше я продвигался на восток, тем круче и массивнее становились горы. Обернувшись в седле, я увидел позади себя на фоне неба плоскогорье. То, что распростерлось за мною, неудачно называлось Котловиной, а далеко-далеко виднелась небольшая группа строений — центральная усадьба «Стремени».

Уже наступил полдень, когда я обнаружил хижину. Она находилась во впадине горного отрога, окруженная зарослями меските, рядом с ней располагался загон из жердей.

Следы всадника спускались с горы и сливались со следами, ведущими в жилище, — на вид совсем свежие следы. В загоне стояло несколько лошадей — не боле полудюжины, — и одна из них еще потная от быстрого бега.

Хижину срубили из бревен, которые, должно быть, откуда-то привезли, потому что вокруг не росло деревьев. Бревна когда-то уложили, не сняв коры, но со временем она отвалилась сама. Возле двери висел умывальник и чистое белое полотенце на крючке.

Привязав лошадь к жердям загона, я с винчестером в правой руке, седельными сумками и свернутым одеялом в левой подошел к хижине.

Ничто не шевельнулось. Слабая струйка дыма поднималась в небо. Я постучал в дверь стволом винчестера, затем толчком отворил ее.

Худой мексиканец с насмешливым выражением лица лежал на койке с шестнадцатизарядным револьвером в руке.

— Buenos dias, amigo… [2] как я надеюсь, — улыбаясь, произнес он.

Я улыбнулся в ответ:

— Я тоже на это надеюсь. У меня нет настроения драться. Хинг прислал меня проследить за твоей работой. Он сказал, что тут у него ненадежный мексиканец, который не станет делать больше, чем может.

Улыбнувшись, Фуэнтес перекатил в своих великолепных белых зубах сигару.

— Из всего, что он мог сказать, вряд ли он сказал именно это. Меня послали собирать скот. Иногда я этим и занимаюсь, а иногда лежу и думаю, где он может находиться — как и человеческие грехи. Однако по большей части я разыскиваю коров, чтобы согнать их в стадо. Вот пытаюсь вычислить, — он спустил сапог на пол, — сколько миль нужно проскакать, чтобы поймать каждую корову. Потом, если я подсчитаю расходы на содержание лошадей и сравню их с жалованьем, которое мне платят, я смогу вычислить, выгодное ли это дело — отлавливать коров. — Он помолчал, стряхивая пепел с сигары на пол. — Кроме того, некоторые из этих бугаев довольно здоровые — очень, очень здоровые и страшно коварные. Поэтому я ложусь, чтобы поразмыслить, как же вытаскивать этих самых бугаев из каньонов.

— Проще простого! — усмехнулся я. — Ну совсем просто. Ты посылаешь на ранчо за винтовым домкратом. Если там не окажется, едешь в город. А поскольку ты едешь в город, то всегда можешь выпить и поболтать с сеньоритами. Потом ты берешь винтовой домкрат… ну, знаешь, тот, каким приподнимают здания, когда собираются их передвинуть? Так вот. Берешь такой домкрат. А еще лучше — несколько. Возвращаешься к восточному краю плато, заводишь домкрат под край и начинаешь крутить, крутить, а когда плато наклонится достаточно круто, скот сам посыплется из каньонов. А ты стой с большой сетью и жди, пока он падает, только успевай отлавливать. Все очень просто.

Он подобрал чапсы.

— Меня зовут Тони Фуэнтес.

— А я — Майло Тэлон, когда-то выехал из Колорадо, а теперь отовсюду, где я вешаю свою шляпу.

— А я из Калифорнии.

— Наслышан. Не там ли наваливают лучшие земли, чтобы океан не затопил пустыню?

Фуэнтес указал в сторону угасающих углей и закопченного котелка.

— Там бобы. Под углями еще парочка кур с шалфеем, которые должны быть уже готовы. Сумеешь сварить кофе?

— Постараюсь.

Фуэнтес встал. Он был примерно пяти футов десяти дюймов ростом и передвигался с легкостью кнута погонщика.

— Они тебе что-нибудь рассказали? О Бэлче?

— Я встречался с ним… у костра Хинга и остальных. Он мне не понравился.

Мы поели, и он стал показывать мне местность. Вода была в основном солончаковая или почти солончаковая. Глубокие каньоны перерезали плоскогорье в самых неожиданных местах. На дне некоторых из них имелись поросшие сочной травой луга, другие заросли меските. Тут также хватало неровных, каменистых и пересеченных участков.

— В этих каньонах бродит скот, которому уже не меньше десяти лет и который никогда не клеймили. Попадаются даже бизоны.

— Насчет Бэлча, — напомнил я.

— Нехороший человек… и вся его компания не лучше.

— Давай поподробней.

— Джори Бентон, Клаус Ингерман и Накис Вансен получают сороковник в месяц. Обычные работники имеют тридцатку, и Бэлч пустил слух, что если они проявят себя, то тоже будут получать сорок.

— Проявят себя?

Фуэнтес пожал плечами.

— Будут решительно действовать против тех, кто стоит у них на пути… вроде нас.

— И майора?

— Пока нет. Сэддлер считает, что они не достаточно сильны для этого. Кроме того, есть и другие обстоятельства. По крайней мере, я так думаю, но ведь я всего лишь мексиканец верхом на лошади.

— Покажешь при дневном свете, насколько хорошо ты на ней ездишь.

— Почему бы и нет.

Москиты становились все злей, к тому же холодало, поэтому мы зашли в хижину. У дверей я обернулся, чтобы осмотреться.

Хижина стояла в небольшой живописной лощине, ничем особенно не примечательной, но приметной. Позади нас садилось солнце, оставляя за собой слабое розовое свечение облаков. Где-то ухала сова.

Сильно затоптанный пол в комнате был подметен. Очагом явно мало пользовались. Но и его тоже тщательно вычистили, и в нем горел огонь. Несомненно, на воздухе готовить приятней.

— У Бэлча есть сын? Роджер, кажется?

Лицо Фуэнтеса приняло настороженное выражение.

— По-моему, да. Я встречался с ним.

— Здоровый парень?

— Нет… скорее мелкий. Но очень сильный, очень проворный и… как вы это называете? Жестокий. — Фуэнтес помолчал, обдумывая сказанное. — Он здорово работает кулаками. Очень здорово. Любит задать перцу. Первый раз я видел его в Форт-Гриффине. Он там избил женщину из дансинга. Сильно избил, а ее парень, крупный и мощный, набросился на Бэлча… Роджер быстро двигается. Он наклоняет голову, чтобы подобраться поближе, а потом наносит короткие тяжелые удары в живот. Вот так малыш отделал детину, но в конце концов их растащили, а в Форт-Гриффине не принято просто так останавливать драку. Нехорошая драка, сеньор, очень нехорошая. — Фуэнтес вытащил еще одну сигару и прикурил. Он изобразил спичкой вопрошающий жест. — А у тебя есть причины интересоваться этим, амиго? Что-нибудь серьезное?

— Ну… вообще-то нет. Просто слышал о нем кое-что.

Фуэнтес затянулся сигарой.

— Он ездит… где только захочет. Много ездит. И напрашивается на неприятности. Думаю, старается показать, что он лучше всех остальных. Любит затевать драки с крупными мужчинами и одерживать над ними верх…

Это следовало запомнить. Бэлч наклонял голову и наносил короткие удары с близкого расстояния. Видимо, занимался боксом и научился драться с соперниками больше и сильнее, чем он сам, что давало ему значительное преимущество. Ведь большинство мужчин знают о драке очень мало. Поэтому тот, кто кое-что понимал в боксе, без особых трудностей расправлялся с ними.

Это я запомню.

Глава 4

Еще до того, как взошло солнце, мы миновали раскинувшееся у подножия белой растрескавшейся скалы скудное, иссохшее пастбище и оказались среди расколотых холмов. Пока мы не заезжали в каньоны, перед нами расстилалась бескрайняя высокогорная равнина, границей которой служило только небо. Меня остановили выбеленные солнцем и ветром человеческие кости; сквозь ребра грудной клетки — там, где когда-то билось сердце, — проросла трава. Рядом чернели остатки обгоревшего фургона.

— Какой-то пионер отыграл здесь вальс на скрипке. Ржавые ободья от колес фургона, мощные дубовые ступицы, разбросанные болты и обуглившиеся деревяшки. Не так уж много оставляет после себя человек.

Фуэнтес показал на кости.

— И мы с тобой также, амиго… когда-нибудь.

— Я как ирландец, Фуэнтес. Если бы знал, где умру, никогда бы не приблизился к этому месту.

— Умереть — ничто. Вот ты жив, и вот тебя уже нет. Одно лишь важно, чтобы перед концом ты смог сказать: «Я был мужчиной». — Мы двинулись дальше. — Жить по чести, амиго. Вот что имеет значение. Я — vaquero [3]. От меня ждут малого. Но сам я жду от себя многого. Что нужно мужчине? Немного еды, когда он голоден, и хотя бы раз в жизни —женщину, которая его любит. Ну и конечно, хороших лошадей, чтобы ездить.

— Ты забыл о двух вещах: лассо, которое не рвется, и револьвер, который не висит без дела, когда в тебя целятся.

Он усмехнулся:

— Ты слишком много хочешь, амиго. С таким лассо и таким револьвером можно жить вечно!

Мы принялись разыскивать скот. Я завернул нескольких животных, которые паслись поблизости, и начал сгонять их в кучу. Они бы и так не ушли слишком далеко, однако, когда мы вернемся сюда с большим стадом, их будет легче забрать.

Нам предстояла медленная и хлопотная работа: выгнать скот из каньонов и направить в сторону равнины.

Мы носились по пересеченной местности, где заросли меските чередовались с зарослями опунции. Некоторые экземпляры этого кактуса оказались такими большими, каких я никогда в жизни не видел.

Мне сразу захотелось иметь куртку из кожи или хотя бы плотной ткани. Фуэнтеса спасала куртка из оленьих шкур, поэтому ему было немного легче. Собирая скот, мы забрались в кустарник. Некоторые старые бодливые быки сновали в густых зарослях как черти и повиновались не лучше кугуаров.

Когда наконец нам удалось выгнать их из кустарника, они, сделав круг, стремительно рванули назад. Мы с Фуэнтесом ездили на хорошо объезженных лошадях, но и им пришлось потрудиться, заставляя скот двигаться.

У меня под рубашкой по груди и спине струился пот, кожа зудела от пыли. Стоило только остановиться, как тут же налетали оводы. Всю жизнь я имел дело со скотом, но эта работа казалась самой тяжелой.

Довольно часто в расселинах не оказывалось животных. Мы могли проехать до самого конца и ничего не обнаружить. В других попадались небольшие группы — пять-шесть коров, иногда чуть больше. К полудню мы погнали к равнине пятьдесят или шестьдесят голов, среди которых почти отсутствовал молодняк.

Солнце уже миновало полуденную отметку, когда Фуэнтес взобрался на возвышенность и помахал мне сомбреро. Замечательная шляпа. Я всегда восхищался мексиканскими сомбреро.

— Тут внизу тень и ручей, — указал он, когда я подъехал.

Мы свели лошадей по склону и оказались в низине между холмов. Там росли два огромных хлопковых дерева и несколько ив, а ниже по течению — множество меските.

Ручей оказался лишь струйкой воды, бьющей из-под скалы, возле которой собралась небольшая лужица, где могли пить лошади. Пробежав всего семьдесят ярдов, он исчезал под землей.

Спешившись, мы слегка ослабили сбруи и дали лошадям напиться. Потом напились сами. Вода неожиданно оказалась холодной и сладкой, а не солоноватой, как в большинстве источников и ям.

Надвинув на глаза шляпу, Фуэнтес разлегся в тени на поросшем травой склоне. Через несколько минут он внезапно сел и зажег окурок сигары.

— Ты заметил что-нибудь, амиго?

— Хочешь сказать, что маловато молодняка?

— Вот именно. Должны быть телята, годовалые, например. А нам совсем не попадались двухлетки и очень редко — трехлетки.

— Возможно, — заметил я преувеличенно серьезным тоном, — эти коровы, чтобы отелиться, перебираются к Бэлчу и Сэддлеру. А может, у них просто не было телят?

— Такое случается, — согласился Фуэнтес. Он уставился на огонек сигары. — Однако, сеньор, я почувствую себя несчастным, если мы обнаружим, что их коровы отелились двойнями.

Фуэнтес сходил еще раз к ручью напиться. Было очень жарко, даже здесь, в тени.

— Амиго, я что-то неожиданно проголодался. Хочу мяса. Тут попался отличный жирный бычок с тавром Бэлча и Сэддлера. И если мы…

— Нет.

— Нет?

— Может, именно этого они и дожидаются, Тони, чтобы потом заявить, что мы украли у них мясо. Возьми на заметку этого бычка и всех тех, у которых двойное тавро.

— А потом?

— Когда будем клеймить, сдерем шкуру. Прямо при свидетелях. Но сначала удостоверимся, что при этом достаточно свидетелей, которые все видят — вроде и случайно.

Фуэнтес уставился на меня:

— Ты намерен ободрать быка прямо перед Бэлчем? Ты и вправду собираешься так сделать?

— Ты или я… один обдирает, другой следит, чтобы никто не помешал этому.

— Он убьет тебя, амиго. Бэлч хорошо владеет револьвером. Я его знаю, у него есть люди, которые отлично стреляют, но лучше него — никто. Они этого не знают. Но я знаю. Он не станет палить, пока не появится острая необходимость, и он скорее предоставит другим сделать это вместо себя, но если понадобится…

— Он либо выстрелит, либо удерет, — спокойно закончил я фразу. — Потому что, раз мы сдираем шкуру с его тавром и все видят, что оно переклеймено, то он или удерет, или его шея окажется в петле.

— Он просто кремень, амиго. Он не верит, что кто-нибудь осмелится на такое, к тому же не допустит, чтобы кто-то хотя бы попытался.

Я встал и надел шляпу.

— Мое дело маленькое. Эти люди наняли меня сгонять их скот и клеймить… весь их скот.

Мы снова разделились, и каждый углубился в каньоны. Нам не попадались другие следы, кроме коровьих. Дважды встретились бизоны — один раз мы проехали мимо группы из пяти голов, а второй — мимо одинокого самца. У него не было настроения испытывать на себе чью-либо назойливость, поэтому я объехал его и продолжил свой путь, предоставив ему рыть землю копытом, издавая недовольное мычание, похожее на рык.

Один раз я накинул петлю на рога здоровенного быка, который сразу же напал на меня. Мой конь не раз уходил от опасности, но уже устал и едва смог уклонился от его рогов. А потом во весь дух мы поскакали к дереву, бык несся за нами по пятам. Сделав полный оборот вокруг ствола, я накрепко привязал его.

Он фыркал и ревел, рвался изо всех сил и сломал рог о дерево, но веревка выдержала и удержала его на месте. Он уставился на меня своими дикими глазами, несомненно думая о том, что бы он со мной сотворил, если бы освободился. Я отвел коня в тень и задумался, почему мы забрались так далеко без запасных лошадей, и тут же верхом на низкорослом гнедом с черными гривой и хвостом появился Фуэнтес, ведя за собой в поводу чалого.

— Я собирался привести лошадей еще до" полудня, — как бы извиняясь, заметил он. — Однако меня начало беспокоить это тавро.

Мы укрылись в жидкой тени, отбрасываемой кучкой меските, и я переложил свое седло на другую лошадь.

— Я отведу твоего коня. — Он ткнул пальцем. — Тут есть загон… старый… неподалеку.

— А вода?

— Si… питьевая. Старое место. Думаю, раньше оно принадлежало команчам.

Фуэнтес взглянул на бугая.

— Вот как? Ты отловил этого старого дьявола? Я раза три гонялся за ним!

— Лучше бы ты его поймал. Он чуть не достал меня.

Фуэнтес засмеялся:

— Вспомни кости, амиго! Никто не живет вечно!

Он отъехал, увлекая за собой моего коня, а я смотрел ему вслед.

— Никто не живет вечно, — повторил он, — никто… но мне бы хотелось!

Конь оказался хорошим, но ему выпал тяжелый денек. К тому времени, когда вернулся Фуэнтес, он уже выдохся.

Теперь Фуэнтес привел большого старого быка — медлительного и мускулистого.

— Амиго, это Бен Франклин. Он стар и неповоротлив, но необычайно мудр. Мы привяжем его к твоему дикарю, а потом посмотрим, что будет!

Хороший тягловый бык — каким, вне всякого сомнения, был Бен Франклин — ценился на вес золота в тех хозяйствах, где приходилось вытаскивать из зарослей кустарника одиноких бугаев, а Бен Франклин знал свое дело. Связав быков вместе, мы оставили их разбираться между собой. Если только дикарь не сдохнет, Бен доставит его через несколько дней в родной загон на ранчо. А если сдохнет, нам придется отправиться на их поиски, чтобы освободить Бена.

К вечеру мы устали настолько, что не разговаривали и, даже толком не поев, рухнули на кровать. Однако на рассвете я уже умывался ледяной водой, когда, протирая глаза, вышел Фуэнтес.

— Как ты думаешь, сколько у нас голов? — спросил я.

— Сотня… может, больше — вместе с теми, что на подходе.

— Давай пригоним их сюда.

Он не стал возражать. Фуэнтес оказался неплохим поваром — лучше, чем я, хотя Барби-Энн готовила вкуснее. Мы поехали, пригнали скот и, перекусив на скорую руку, отправились обратно.

— Старый загон? — Фуэнтес присел на корточки и начертил в пыли план. — Он вот здесь, видишь? Я что-нибудь приготовлю, а ты отгони туда лошадей и приведи свежих. Лучше забрать с собой наших коней, чтобы мы могли оставить их на ранчо.

Вскочив в седло, я поскакал, уводя за собой его лошадь. До загона было всего несколько миль, но я не хотел оставлять каурого так далеко от дома. Во-первых, мне его подарила мама, а во-вторых, этот замечательный конь угадывал любые мои намерения.

Путь, который указал мне Фуэнтес, оказался короче, чем тот, который мы проделали, собирая бычков, поэтому не более чем через полчаса я взобрался на холм, поросший густым кустарником, и не далее чем в полумиле увидел загон. Неожиданно я потянул за узду и привстал на стременах.

Мне показалось, будто кто-то…

Нет, наверное, я ошибся. В загоне никого не должно быть. К тому же…

И все же я приближался осторожно и выехал на открытое место, принюхиваясь к запаху пыли… Моей собственной? Или кто-то здесь побывал? Лошади стояли, подняв головы поверх перекладин загона, и смотрели на восток, в сторону старой тропы, уводившей к поселениям, находившимся на расстоянии одного перехода отсюда. Мне показалось, что я кого-то заметил, но так ли это? Не обман ли зрения? Или игра воображения?

Расстегнув кобуру, я вошел в загон и взглянул в сторону старой хижины. Удерживая лошадь, расседлал ее, заарканил свежую, потом подозвал каурого.

Пока я занимался всем этим, мои глаза шарили по земле. Следы… свежие следы. Подкованная лошадь — и очень хорошо подкованная.

Седлая свежую лошадь, почти белую, но с черными гривой, хвостом и ногами, я, как бы невзначай, наблюдал и прислушивался.

Ничего.

Направив уставшую лошадь в загон, проверил лоток, по которому тек ручей, чтобы удостовериться, есть ли в нем вода.

Была… Но тут сразу обнаружил еще кое-что. Несколько зеленых нитей, застрявших в щепках на краю лотка, — так бывает, когда человек наклоняется, чтобы напиться из трубы, а его шейный платок цепляется за щепку.

Взяв нити, я сунул их в карман рубашки.

В загоне кто-то побывал. Кто-то здесь пил, но почему тогда не подошел к хижине? В стране, где разводят скот, даже враг может оказаться желанным гостем за обеденным столом, а многие скотоводы в овцеводческих районах ели в повозках овечьих пастухов. В стране, где трапеза и сама пища могут находиться за сотни миль друг от друга, за обеденным столом нередко утихала вражда.

Бэлч не колебался, подходить или нет к нашему огню, да и его люди, скорее всего, не засомневались бы. И все же кто-то побывал здесь и торопливо уехал. Кто-то преднамеренно избегал нашу хижину, о которой наверняка знали все в округе.

Ведя в поводу своего коня, коня Фуэнтеса и свежую лошадь для него, я отправился назад.

Поразмыслив над моим рассказом, Фуэнтес заметил, что Роджер Бэлч любит напрашиваться на неприятности, уж он-то непременно остановился бы, проезжая мимо. Как и сам Бэлч.

Сэддлер? У меня сложилось впечатление, что он мало бывает на пастбищах. А тот другой? Тот, который показался мне знакомым?

Я вернулся в плохом настроении. То, что происходило, мне не нравилось. Перед тем как уехать, я сделал еще одно — посмотрел, в какую сторону ведут следы, а они вели на восток; человек скакал на лошади изящным, почти летящим галопом… на лошади, подкованной намного лучше, чем большинство коней на Западе, которых мне доводилось видеть.

— Бэлч не трогает майора? — неожиданно спросил я.

Фуэнтес взметнул на меня взгляд.

— Конечно, нет. Не думаешь же ты… — Он осекся, а потом сказал: — У Бэлча могут быть и другие виды на этот счет. Понимаешь, у майора есть дочь.

— Дочь? — Я не уловил связи, а Фуэнтес, заметив мою недогадливость, снисходительно улыбнулся:

— У майора есть дочь и самое большое в округе хозяйство. А у Бэлча есть сын.

— Значит…

— Ну конечно… Почему бы и нет?

Действительно, почему бы и нет? Но что тогда с Барби-Энн?

Глава 5

Наконец мы погнали домой собранный скот. Большинство животных уже успокоилось, однако несколько тупоголовых быков все время отставали, пытаясь скрыться в каком-нибудь каньоне, но больше всего хлопот нам доставляла старая тощая корова с единственным рогом, который почему-то вырос прямо на лбу и был идеально приспособлен для бодания, о чем эта тварь прекрасно знала. Но пока в массе своей животные не понимали толком, что с ними происходило. Оставалось надеяться, что когда до них что-то дойдет, они уже окажутся на ранчо и смешаются со стадом, выросшим на равнине.

Пока мы добирались, спустились сумерки. Денни и Бен Ропер пригнали на равнину примерно шестьдесят голов. Я внимательно осмотрел их стадо, потом перевел взгляд на Фуэнтеса, который подошел ко мне.

— У них то же самое, — заметил я. — Опять нет молодняка.

Джо Хинг стоял перед бараком рядом с человеком, которого я раньше не видел, — худым, изможденным мужчиной с винтовкой в руках. Его голубые глаза смотрели внимательно, а весь облик вызывал расположение.

— Тэлон, это Берт Харли. Он наш сосед и время от времени помогает нам.

— Очень приятно, — произнес тот, слегка наклонив голову. Мне показалось, что его глаза на какое-то время застыли, когда Хинг назвал мое имя, но может, мне просто померещилось.

— Он поможет нам при ночном перегоне гурта. Нам понадобится любая помощь.

Харли не спеша прошел в загон и взмахнул лассо, заарканивая лошадь. Налив в оловянный таз воды, я закатал рукава.

— Видел, что мы собрали? — спросил я Хинга.

— Ты имеешь в виду количество? Вы с Тони, должно быть, изрядно вымотались.