Глава 21

Я в одиночку въехал в эти бескрайние земли. Далеко-далеко впереди зеленое море равнины смыкалось с небом. Поскольку мне и раньше приходилось покрывать такие расстояния, то я знал, что здесь нет ни конца ни края и только горизонт убегает в еще более таинственную даль.

Тут водились антилопы, изредка попадались небольшие группы бизонов, оставшиеся от бесчисленных стад, которые несколько лет назад перекатывались по прерии как грозные волны.

Мой каурый скакал, насторожив уши, настроившись на большое расстояние, потому что был таким же привычным к седлу бродягой, как и я сам. Он всегда смотрел вперед, всегда жаждал новых троп, новых подъемов, новых спусков.

Я не шел по следу, поскольку дождь ничего не оставил. А подчинился собственной интуиции, предоставив ей отыскивать путь, а коню угадывать направление. Родившись мустангом, каурый остался таким же чувствительным к запаху следа, как гончие, и таким же осторожным, как волки. Скот увели куда-то на юго-восток, и хотя следы исчезли, но остался помет.

Кроме того, по земле ведут определенные пути, и будь то путешественник или стадо, они используют предоставленные им природой возможности. Очень редко человек взберется на горный пик, если только ему не надо осмотреть окрестности. И скот тоже не станет этого делать. Бизоны умеют отыскивать легчайший путь, и в этом деле они так же сообразительны, как какой-нибудь проектировщик дорог.

Стадо пойдет в обход холмов, через невысокие перевалы и спустится в некрутые проломы. Поэтому, до известной степени, я должен следовать тем же принципам. Проблема заключалась в том, что этими же путями мог следовать и индеец — пока не добрался бы до желаемой цели. Хотя временами индеец мог взбираться и на гряду, чтобы осмотреться вокруг.

Я ехал по земле миражей. Как случайный мираж предоставлял человеку возможность разглядеть, что там за горизонтом, точно так же он мог позволить обнаружить самого человека. Привычные к миражам люди извлекали для себя много полезного, наблюдая за ними. И никто не знал миражи лучше индейцев, разъезжавших по этим диким землям, простиравшимся севернее Мексики.

Горные пики Лопеса находились на юго-востоке, и я придерживался их в качестве ориентира, чтобы не сбиться с направления. Прямо передо мной протекал ручей. Я спустился к нему и остановился под пеканами, прислушиваясь.

Налетевший издалека ветер оказался слишком слаб, чтобы все время шелестеть листвой. После дождя ручей бежал куда веселее. Все выглядело необыкновенно спокойным.

Попадались следы антилоп и оленей, даже секачей — диких кабанов, которых я до сих пор не видел так далеко на северо-западе. А они, должно быть, давно уже здесь обосновались.

Встречал я и отпечатки коровьих копыт и даже совсем свежий громадный след Старого Бриндла — я уже научился отличать его следы от всех остальных.

Я был уверен, что где-то здесь перегоняли через ручей краденый скот. Конечно, дождь все смыл, но там, где скот шел по грязи, что-то должно остаться. Похоже, и Денни в поисках Лизы переправлялся где-то здесь. Да и она сама тоже, если только… если только направление, в котором мы тогда ехали, не было выбрано для отвода глаз. Когда я оставил ее у ручья, она могла направиться как на восток, так и на запад.

На запад? Вполне возможно… но не похоже. Чем дальше на запад, тем более дикой становилась местность. И все меньше встречалось воды. Кроме того, открытая степь простиралась на многие мили до самого Пекоса и была сухой… совершенно сухой.

Все указывало на то, что Лиза поехала на юг или на восток… А как же индейцы?

Станция почтовых дилижансов, известная как Бен-Финклин, расположена не менее чем в сорока милях отсюда.

А где же жилище Берта Харли?

Вряд ли от ранчо «Стремени» до него больше десяти миль. Значит, оно тоже где-то дальше по ручью или в каком-нибудь ущелье, выходящем к нему. Бог с ним, я искал не его.

Неожиданно меньше чем в пятидесяти ярдах от меня возник из кустов… ну конечно же, Старый Бриндл.

Он стоял, наблюдая за мной, задрав голову и раздувая ноздри. Когда он так стоял, я мог бы вытянуться под его рогами в полный рост — такой он был здоровый. И в такой замечательной форме.

На какое-то мгновение мы просто замерли и смотрели на него — я и мой каурый. Потом, повернув коня в сторону, я небрежно махнул рукой.

— Успокойся, приятель, — крикнул я ему дружески, — никто за тобой не охотится.

Пока я как можно дальше объезжал Бриндла, он не спускал с меня глаз, следя за мной, как кот за мышью.

Вдоль моего пути еле слышно журчал ручей, и я петлял между пеканами, изредка попадавшимися дубами, грецкими орехами и меските, которые росли немного поодаль от воды.

Неожиданно, примерно в полумиле от того места, где мне повстречался Старый Бриндл, я натянул поводья.

Следы скота — целого стада — пересекали ручей и тянулись дальше на юг. Эти следы были оставлены несколько дней назад, но я разглядел и слабые отпечатки более ранних перегонов, почти стертые дождем и временем. Мой каурый двинул вперед, но неожиданно запнулся, и я увидел, как гремучая змея переползла след. Остановившись, она подняла голову и без малейшего дружелюбия посмотрела на меня. Змея оказалась в пять футов длиной и дюйма на полтора толще моего запястья.

— Держись подальше от моего пути, — шепнул я, — а я постараюсь держаться подальше от твоего.

Развернув каурого, я переправился через ручей. Вода достигала ему только до колен. Коровий след вывел меня на равнину.

Здесь, на границе степей, я осадил коня. Пики Лопеса по-прежнему маячили на юго-востоке. Значительно ближе — прямо на юге — возвышался еще один пик, который мог оказаться достаточно высоким. Подобное в этих местах называют горами, но только не в такой горной стране, как Колорадо. И тем не менее передо мной лежала пересеченная местность.

Одинокий пик на юге находился милях в двадцати пяти от меня, однако не более чем в пяти-шести милях виднелась какая-то зелень, которая могла оказаться деревьями, росшими вдоль ручья. Неприятность заключалась в том, что как только я окажусь на равнине, то сразу же попаду в поле зрения любого наблюдателя… Конечно, местами встречались низины, но они были совсем не так глубоки, как мне бы хотелось.

Еще раз осмотрев берега ручья, я не обнаружил следов подкованной лошади. Но перегонявший скот человек на чем-то ехал!.. Если только не верхом на индейском пони!

А что, это мысль.

Но лошадиных следов я не нашел никаких. Значит, он передвигался по воздуху, рассердился я.

Озадаченный, я снова осмотрел землю. Ничего, однако скот редко сам по себе собирается в такое большое стадо, если его не гонят. Обычно коровы бредут небольшими отдельными группами.

И вдруг меня осенила совсем другая мысль. Я слышал о шести ранчо, но ничего не знал о фермах… Откуда же тогда приехала Хина Бенн?

На танцы ее доставил кузнец Бэлча и Сэддлера… Была ли она родственницей кого-нибудь из них? У меня почему-то не возникло такого впечатления.

Размышления о Хине Бенн повернули ход моих мыслей к Энн Тимберли. Вот это девушка! Не просто очаровательная — она обладала независимым характером. Быстрая, уверенная, всегда в центре событий, она никогда не теряла времени на долгие раздумья, что делать. Даже когда замахнулась на меня арапником! Я усмехнулся, и каурый прянул ушами, кажется, от удивления.

Коровьи следы вели на юг, и я следовал по ним. Один раз за все время попался отпечаток лошадиного копыта. Но, кроме того, появились признаки тропы, по которой не раз перегоняли скот. Скот, собранный в стадо.

Забравшись в тень под выступом небольшого, высотой около двадцати футов утеса, я остановился отдохнуть. Отсюда начиналась вражеская территория — и не только страна скотокрадов.

Где-то к югу от меня, недалеко от пиков Лопеса, находилось среднее Конхо. Этот район называли страной мертвецов, и только настоящий глупец мог отправиться туда.

Скорее всего, Денни убили, если он только не убрался отсюда. Добавлять к его костям, оставшимся на равнинах Конхо, еще и свои не имело смысла.

Мой каурый в нетерпении рванул вперед. Однако не успел я проехать и пятидесяти ярдов, как провал, по которому я ехал, врезался в другой широкий пролом, ведущий на северо-восток. Еще не достигнув входа в него, я заметил следы.

Два всадника…

Озадаченный, я принялся изучать отпечатки…

Один все время шел впереди другого. Второй вышагивал чуть сбоку и сзади. Следы оставили прошлой ночью — я видел это по сохранившимся на песке тропкам насекомых, несколько раз пересекавшим их в течение ночи.

Я встревоженно осмотрелся… Ничего. Еще несколько следов… Я узнал этот длинный, как бы летящий шаг первой лошади — невидимый наездник, возможно, тот самый снайпер, что гонялся за моим скальпом… Следы были отчетливыми и в нескольких местах совершенно ясными — недавно подкованная лошадь с новенькими подковами.

Несколько раз попадались места, где обе лошади могли бы идти рядом, но этого не происходило.

Обе лошади подкованы… и тут до меня неожиданно дошло. Вторую вели в поводу!

Конечно, это не более чем догадка, но она вполне соответствовала тому, что я видел. Лошадь в поводу! По тому, как она двигалась, я понял, что на ней сидел всадник.

Чего мне не хватало, так это ясно различимых следов второй лошади. Наконец я обнаружил их, когда проезжал по влажному песку, где просачивалась вода…

Дыхание мое перехватило, и я резко осадил коня.

Ошибки не могло быть… Я шел по следам лошади Энн Тимберли.

Были времена, когда люди отлично разбирались в следах, и какой-нибудь ковбой, ранчеро, индеец или представитель закона мог читать их с той же легкостью, как жители востока страны читают печатный текст. Когда вы замечаете следы, то они сами собой как-то оседают в вашей памяти, чтобы в дальнейшем всплыть, если понадобится.

Я следовал за Энн Тимберли на ранчо ее отца и запомнил шаг ее лошади, запомнил, какой она оставляла след.

Именно эту лошадь и вел в поводу человек, который — я был уверен в этом — крал скот.

Она все время носилась по окрестностям и, должно быть, наткнулась на него или его след и попала ему в руки. Очевидно, заметив ее приближение, он устроил засаду. Это были всего лишь догадки, но оставался факт, что он захватил ее.

Года три или четыре этот человек крал скот, подготавливаясь к осуществлению задуманной цели. А теперь он попался, а значит, его планы могли разлететься ко всем чертям — если Энн уедет и расскажет обо всем.

В любом случае он никак не мог позволить ей уехать. И вынужден покончить с ней.

Тогда почему он этого не сделал? Не хотел, чтобы нашли тело? Скорее всего так. Убийство женщины — особенно дочери майора — взорвало бы всю округу. Каждый, кто мог держаться в седле, отправился бы на поиски убийцы.

Увезти ее подальше отсюда и потом убить? Это имело больше смысла. Хотя, конечно, у него могли возникнуть и другие планы.

А теперь шутки в сторону. Я должен следовать за ними. Более того, я должен оставаться в живых и спасти Энн, а для этого нужно кое-что предпринять.

След оставили вчера вечером, возможно, ближе к сумеркам. Они разбивали лагерь… вскоре я наткнулся на него. Может быть, путники где-то поблизости, в чем я сомневался. Этому джентльмену предстояло возвратиться за много миль и как можно быстрей.

Я достал винчестер.

Слегка успокоившись, послал легким галопом каурого вперед и поскакал по неглубокому ущелью, готовый к любым неожиданностям.

Теперь я находился в семи-восьми милях от ручья, где повстречался со Старым Бриндлом, и в двенадцати-пятнадцати от хижины.

Выбравшись на равнину, я галопом понесся по следу, влетел в еще одно неглубокое ущелье и неожиданно, вспомнив кое о чем, остановился. Спешившись, положил один плоский камень на другой, потом еще один так, чтобы он указывал направление. Если со мной что-нибудь случится, а майор и его ребята кинутся на поиски, им понадобится знать, куда я направился.

Спустившись в очередное ущелье, я почувствовал запах дыма. Сжимая в руке винтовку, шагом провел коня сквозь заросли меските и увидел дым… он исходил от угасавшего костра под большим старым пеканом.

Небольшой костер… Я видел, где привязывали лошадей и где она спала между двух деревьев. Он спал в пятнадцати-двадцати футах от костра, возле лошадей. Вокруг того места, где для нее устроили постель — я разглядел отпечатки ее каблуков и следы ее шпор, — валялись сухие листья. Ему пришлось из предосторожности наломать сухих веток и набросать вокруг импровизированного ложа Энн. Если бы ей удалось освободиться ночью, то она не смогла бы двинуться, не наделав шума.

Хитер… очень хитер. Но я знал о таком приеме раньше. Кем бы он ни оказался, он был жителем равнин и прекрасно представлял свой путь по этой дикой местности.

Он варил кофе… возле костра осталось немного гущи… И когда они тронулись в путь, трава почти высохла от росы.

Они поздно выехали, но это мне мало помогло — прошел почти целый день, пока я наткнулся на лагерь. И все же я двинулся дальше, желая до конца использовать дневное время. До наступления полной темноты я держал курс прямо на юг и покрыл еще добрых пять миль.

Я ехал по совсем незнакомым местам. Хотя по вечерам в хижине о них велись разговоры, а кое-кто из парней пару раз побывал здесь. И если я правильно ориентировался, то находился где-то рядом с Кайова-Крик, несколькими милями ниже впадающего в среднее Конхо.

Похоже, он не спешил. Во-первых, был уверен, что его не преследуют. Во-вторых, это была его страна, которую он хорошо знал. И, как мне казалось, он еще не решил, что ему делать.

Когда Энн Тимберли наткнулась на него, почва начала уходить из-под его ног. Без малого четыре года у него все получалось. Он крал скот и прятал. За это время клеймения не проводилось, поэтому все шло как по маслу, никто не обращал внимание на происходящее. И вот, когда он приблизился к задуманному, его обнаружила эта девушка. Возможно, он и не был убийцей… по крайней мере, не убивал женщин. А может быть, просто тянул время, пытаясь найти выход.

Уже зажглись звезды, когда я спешился на небольшой лужайке, среди старых пеканов, грецких орехов и разного вида кустарников.

Я дал каурому поваляться, сводил к воде, а потом привязал за колышек на траве и между двумя поваленными деревьями устроил себе постель.

Усевшись, я послушал, как мой конь хрустит травой, потом поужинал парой сухарей и холодным мясом, которое прихватил с собой. Меньше всего мне хотелось сидеть тут и без толку терять время. Оставалась одна надежда, что Энн и тот, кто ее захватил, уже добрались до места назначения… И все-таки я кое-чего не понимал.

Пропали следы скота.

В погоне за Энн я начисто позабыл о скоте и не заметил, где след раздвоился. Но мне сейчас было не до него.

Накрывшись пончо и чепраком, измотанный за день, я быстро заснул. И открыл глаза, когда на небе еще висели утренние звезды, готовый снова двинуться вперед.

Напоив и оседлав коня, я пожалел, что у меня нет с собой кофе. Рассвет еще только разгорался, когда мы тронулись в путь. Я сжимал в руках винтовку, запасные патроны рассовал по карманам.

Вокруг меня все выглядело чудесным. От всадников осталась всего лишь пара примет — сломанная зеленая ветка да примятая копытами трава…

Неожиданно след резко свернул в сторону от ручья, прошел пару сотен ярдов, а затем по большому кругу снова вернулся к ручью…

Почему?

Осадив коня, я оглянулся.

Вдоль берега ручья проходила старая тропа, которой регулярно пользовались. Так зачем этот неожиданный маневр? Ловушка? Или еще что-нибудь?

Возвращаясь назад по петле, я вглядывался в гущу кустов и деревьев — и ничего не увидел. Уже у ручья, там, где следы свернули в сторону, послал коня медленным шагом по старой тропе. Внезапно каурый попятился.

Это был Денни Рольф.

Его тело лежало примерно в десяти футах от тропы; его убили выстрелом в спину. Похоже, пуля перебила Денни позвоночник, однако для большей уверенности ему выстрелили в голову.

На Денни остался только один сапог… другой, видимо, слетел, когда он, падая с лошади, запутался ногой в стремени.

Бедный Денни! Одинокий мальчишка, отправившийся на поиски девушки, и вот теперь лежит на тропе мертвый, мертвее некуда.

Что-то в положении его тела обеспокоило меня. Рассмотрев след, я понял, что именно.

Денни застрелили, когда он возвращался назад!

Он побывал там, куда ездил, и направлялся домой… И тот, кто захватил Энн, знал, что здесь лежит тело, поэтому и сделал петлю, чтобы девушка не увидела его.

Так, значит, он и есть убийца.

Глава 22

Забравшись в тень деревьев, я обдумывал ситуацию. Если раньше у меня были сомнения, то теперь их не оставалось. Раз этот незнакомец с винтовкой уже совершил столько преступлений, значит, будет убивать и дальше. Однако он завез Энн так далеко! Колеблется? Убить мужчину — одно, а женщину — совсем другое дело.

К тому же он хитер и очень осторожен. В этой пустынной и девственной на первый взгляд стране имелось с десяток укромных секреток для стрелка, и каждый раз, оказываясь на открытом месте, я подвергался смертельной опасности. Как и жизнь Энн.

Впереди тропа раздваивалась, и убийца мог направиться по любому пути. Я зло выругался. Как меня угораздило попасть в такую переделку? То, что я умел хорошо владеть оружием, получилось случайно. Я обладал врожденной точностью координации движений, твердой рукой и холодным рассудком, а обстоятельства жизни развили мои способности. Я знал, что быстро выхватываю оружие, но для меня это значило не больше, чем умение хорошо играть в шашки или покер. Было бы больше пользы от умелого обращения с лассо, а я это делал весьма посредственно.

И вот теперь, когда мне хотелось заниматься только скотом и наслаждаться красотами края, я должен был готовиться к вооруженной стычке. Мне доводилось слышать о людях, которые сами напрашивались на приключения, но я считал это изрядной ерундой. Приключения — это не что иное, как романтическое название неприятностей, и никто старше восемнадцати и в здравом рассудке не станет искать их.

Существовала вероятность того, что убийца отвез Энн в то место, куда направлялся сам и где они, возможно, находились теперь. Но сейчас не время думать об Энн… она там, куда он ее завез, и либо мертва, либо пока в безопасности.

Мне следовало подумать о себе. Если я не доберусь до нее, то нам обоим грозит гибель. Конечно, я мог вернуться обратно, позвать на помощь майора и его людей, но не будет ли слишком поздно?

Я не герой и не рвался им стать. Мне хотелось любоваться новыми землями, глядя поверх ушей своего коня, засыпать по ночам под шум листвы или журчание воды, вставать по утрам, вдыхая запах костра и поджаривающегося бекона. Но что я мог поделать?

Нельзя долго следовать за человеком и ничего не узнать о нем. Незнакомец, за которым я шел, мне совсем не нравился.

Что я узнал? Что он хладнокровный, осторожный и безжалостный. Ему удалось украсть по меньшей мере тысячу голов скота, а может, и вдвое больше, и никто за эти четыре года не видел его и даже не подумал о его существовании.

Ему удалось возбудить взаимные подозрения среди ранчеро, населяющих котловину, так что постороннего они вовсе не брали в расчет. Он разъезжал по открытой местности, и никто не догадывался, что где-то поблизости — вор.

А что, если его все знают и тем не менее его поведение ни у кого не вызывает сомнений?

Эта мысль захватила меня. Если так… То кто он?

Он никого не убивал, пока не появился я и не вышел на него.

Возможно, Денни застрелили по ошибке — из-за рубашки в красно-белую клетку.

Однако погодите… Разве не рассказывали о другом ковбое, который отправился на юго-восток и не вернулся?

Видимо, скотокрад не убивал, пока ему не начинало казаться, что его план под угрозой раскрытия. На кон было поставлено слишком много, и вот теперь, когда он почти достиг успеха, что-то пошло не так.

Я его выследил. Денни забрался в его владения. А потом на него наткнулась Энн Тимберли, носившаяся все время по выпасам.

Одно за другим я отвергал подозрения, рождавшиеся у меня в голове. Естественно, Розитер оказался первым, о ком я подумал, потому что он был умен, опасен и я знал его прошлое. К тому же я не верил, что он настолько слеп, насколько хочет казаться. Тем не менее из-за своей слепоты он не мог надолго отлучаться с ранчо без того, чтобы не обеспокоить своих людей.

Роджер Бэлч? Ловкий недомерок, который хочет, чтобы его считали крутым, и старается изо всех сил доказать это. Но он не умен и не осторожен.

Хотя все же это мог быть Роджер Бэлч. Или Сэддлер.

Харли? Он приезжал и возвращался к себе. Обращался с револьвером как с частью своего собственного тела, и, кроме того, он достаточно хладнокровен, осторожен и расчетлив. Харли мог — я в этом не сомневался — убить человека так же спокойно, как и цыпленка.

Фуэнтес? Он провел со мной слишком много времени. Нет, Фуэнтес не убийца.

Где-то в моей памяти смутно мелькнуло лицо, которое, как я ни старался, яснее не становилось. Этого человека я видел, запомнил. Зачем? Его лицо казалось тенью, неясной и ускользающей, за которую пытались ухватиться пальцы моих воспоминаний. Но они хватались за пустоту.

И все же воспоминание жило во мне, неясное и неотвязное… Странное дело, у меня появилось смутное ощущение, что это откуда-то из моего прошлого.

Всего несколько минут назад я обнаружил тело Денни. Ветер шумел в вершинах деревьев, Кайова-Крик еле слышно журчал рядом… Хотелось мне этого или нет, но надо было двигаться дальше.

А мне не хотелось. Стрелок, затаившийся в засаде, имел все преимущества передо мной. Ему оставалось лишь прицелиться в ту точку, в которой он ожидал мое появление. И подождать, пока я точно окажусь у него на мушке. Когда он увидит, что я приближаюсь, то легонько нажмет на спусковой крючок. А когда спустит его полностью — я уже мертвец, если мне только чертовски не повезет. А я не чувствовал, что мне везет.

В любом случае Энн находилась в опасности, и я никак не мог не считаться с этим.

Используя при любой возможности даже самое маленькое прикрытие и время от времени меняя манеру передвижения, я продолжал ехать параллельно Кайова-Крик. Лишь раз, в густых зарослях бузины и пеканов, я напоил коня.

Вскоре передо мной открылась другая лощина с ручьем, впадавшим в Кайова-Крик. Слившись, они давали начало среднему Конхо. Бен Ропер как-то говорил, что эту лощину называют ущельем Типи. Я разглядел тропу, поднимавшуюся из ущелья и ведущую вверх, на гору.

Свежий конский след шел по берегу, и я чуть было не двинулся по нему, но внезапно осадил коня. Не более чем в сотне ярдов от меня стояла хижина, рядом — загон, из трубы шел дым!

Развернув коня, я спустился с берега и бросился обратно в заросли бузины и пеканов. Там росло еще несколько больших меските.

Вытащив винчестер, я очень слабо привязал коня и отыскал среди кустарника место повыше, откуда смог бы понаблюдать за хижиной. Влажные заросли кустарника не предвещали ничего хорошего. Они словно были созданы для гремучих змей, которые любят прятаться от солнца в тень. Но, осмотревшись повнимательней, я все-таки вскарабкался наверх. И там, устроившись под корнями одного из самых больших меските, которых мне доводилось видеть, как следует изучил открывшуюся картину.

Хижина по здешним меркам казалась маловата. Неподалеку находились два загона из жердей и кузница под навесом. Вода из ручья поступала в желоб. Я даже видел — и почти слышал, — как она течет. В загоне стояло с полдюжины лошадей; одну из них, маленькую вороную, я сразу узнал — кобыла Энн, а на другой — долговязой, похожей на журавля — ездил Денни Рольф.