ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Воздух кафе Уиллз, которое располагалось в Ковент Гарден, был наполнен сотней различных запахов — заманчивых, дразнящих и приятных. Их смесь можно было безошибочно определить как аромат модного места развлечений и встреч в Лондоне.

Джон Уэстон вошел в длинную комнату, разделенную на ряды кабинетов, и бросил мантилью поверх других, мокрой кучей лежащих у огня. Для него этот аромат был символом города, столицы, куда он раньше приезжал развлечься, чтобы снова вернуться домой и начать спокойно жить.

Здесь он встречался с писателями, политиками, финансистами, а потом, вернувшись в Саттон, часами мог стоять в своих полях, полной грудью вдыхая свежий воздух, слушая триумфальное пение птиц и наслаждаясь различными деревенскими запахами и звуками.

Но сейчас он уже собрался повернуться и уйти, когда кто-то дотронулся до его руки.

Бойкая и очень некрасивая девушка с выпуклыми глазами и ужасной фигурой в дерзкой позе стояла перед ним. Судя по чепцу и фартуку, это была здешняя прислуга, но, однако, смотрела она так, что Джон почувствовал себя совершенно голым. Затем девушка сделала реверанс и сказала:

— Сквайр Уэстон, сэр? Капитан Воган просил обратить на вас внимание. Он сказал, что вы приедете из пригорода, что вы высокий, широкоплечий и хорошо воспитаны.

Она была совершенно не привлекательна, и даже не оригинальна, но Джон не мог не ущипнуть ее за щечку.

— Правда? Я бы никогда не описал себя такими словами. А где я могу найти капитана?

— За четвертым столиком слева, сэр. Вы его сразу узнаете — такой большой и жизнерадостный парень, как и вы сами. В наше время очень редко встречаются мужчины ваших пропорций, скажу я вам. Черт, мне иногда кажется, что вокруг одни пигмеи.

Джон закашлялся, а она многозначительно закатила свои лягушачьи глаза.

— Позовите меня, как только я вам понадоблюсь. Я появлюсь, вы и до трех не успеете сосчитать, сэр. Меня знают под именем Долли, Долли Лакомая Ножка.

Откуда-то раздался громкий смех, и чей-то голос сказал:

— Она обслужит вас не только кофе, вы и глазом не моргнете, мистер Уэстон.

Джон обернулся и увидел капитана, который поднялся с сиденья с высокой спинкой, образующей одну из стенок их кабинета.

— Долли просто помешана на высоких мужчинах, — добавил он уже тише. — Мне кажется, она верит, что это свидетельствует о таких же размерах всего остального.

Незнакомец расхохотался, и у Джона появилось несколько секунд, чтобы рассмотреть его повнимательнее.

Осанка Чарльза Вогана была довольно надменной, а густые черные волосы и сверкающие голубые глаза выдавали в нем ирландца. Джон понял, что предки капитана действительно приехали из Ирландии, но, конечно, пообтерлись на английской земле. Когда-то давно они примкнули к партии роялистов, которая противостояла партии Кромвеля и Содружеству. И теперь их потомок продолжал начатое ими дело. Во время восстания якобитов 1715 года, когда толпа приверженцев Джеймса III уверенно атаковала войска короля Георга I, жизнь Вогана висела на волоске. Он был, без сомнения, одним из самых отважных деятелей якобитского движения. И теперь — Джон глазам своим не верил — этот великий человек сидел перед ним, потирая бедро и промокая лоб рукавом. Он обратился к нему весьма помпезно:

— Имею ли я честь разговаривать с капитаном Воганом?

Человек, сидящий напротив него, выпрямился и засмеялся:

— Ну, зачем же так официально? Сегодня моя голова высоко ценится.

Что-то заставило Джона сесть рядом с ним и сказать:

— Простите, я забыл.

Но когда Долли принесла им кофе и ушла выполнять поручение Вогана, заказавшего трубку, Джон спросил:

— А как же Долли? Ведь она знает, кто вы такой.

Воган улыбнулся.

— Долли совершенно безвредна, она просто любит все большое. — Он снова развеселился, но все же пояснил: — Она скорее предаст собственную мать, чем меня. У нас весьма… родственные отношения.

Он широко улыбнулся, и Джон громко рассмеялся.

— А вы, оказывается, проявляете доблесть не только в сражениях.

Чарльз кивнул.

— Да, обо мне так говорят, сэр, и я горжусь этим.

— Но что за срочное дело, по которому вы вызвали меня из Саттона?

Прежде чем ответить, Воган огляделся вокруг и затем тихо сказал:

— По поводу того, кто сейчас находится в Риме, сэр. Я думаю, вы и сами догадались.

— Да. — Джон совсем понизил голос. — Разве там не все в порядке?

В ответ капитан еще раз щедро улыбнулся.

— Напротив! В ближайшее время он задумал жениться.

— Давно пора! Он уже довольно долго собирается это сделать. А на ком?

— Полагаю, у него большой выбор. Но в любом случае не сомневайтесь: она будет лучше всех и самого благородного происхождения в Европе. Не забывайте, что когда-нибудь эта женщина будет носить английскую корону.

На мгновение сверкающие голубые глаза Вогана засветились фанатичным огнем, и Джон понял, что он не привык сдаваться и будет бороться до конца.

— А что хочет от меня тот, кто обитает на воде?

Воган ответил:

— Думаю, того же, что и обычно. Чтобы победить, у нас должна быть полная казна. Он просит его сторонников позаботиться о материальной стороне дела.

— Я выпишу вам чек на немедленное получение ста гиней. Этих денег ему хватит, чтобы заплатить портному за новый жилет.

Оба многозначительно улыбнулись. Стройный и элегантный молодой человек, живущий в Риме, был их надеждой на будущее, и, если для продолжения династии Стюартов понадобится пожертвовать чьей-то женой или отцом, они огорчились бы, но одобрили это. А в том, что их король должен безупречно выглядеть, когда придет время поцеловать принцессу Европы, они даже не сомневались. И если бы у Джона не попросили денег для короля, он бы очень удивился.

Деловая часть разговора была закончена, поэтому они просто молча сидели, попыхивая трубками и отпуская свои мысли клубиться вместе с дымом. Но вдруг из соседнего кабинета послышался пронзительный голос:

— Ну, конечно, он сумасшедший. По-моему, Джозеф Гейдж определенно рехнулся!

Эта реплика сопровождалась тоненьким, похожим на женский, смешком, за которым последовал громкий смех собеседника, человека, начавшего разговор.

— Его последний подвиг, — продолжил первый, — переходит всякие границы. По-моему, это просто оскорбительно.

Джон напрягся и стал прислушиваться к разговору, оставаясь незаметным за высокой спинкой своего сиденья. Чарльз Воган вопросительно посмотрел на него. Джон нацарапал на счете: «Он говорит о брате моей жены», и жестом попросил его помолчать.

Тем временем говорящий продолжал: — Он нашел себе невесту, совсем ребенка. Это он-то, объездивший больше публичных домов, чем можно себе представить, собирается жениться на девочке, которой едва исполнилось шестнадцать. И даже говорят, что он буквально сходит по ней с ума.

Очевидно, кто-то спросил, что же это за девочка, так как незнакомец пояснил:

— Кажется, подопечная какого-то богатого господина. Он живет где-то в пригороде. Ее приданое, конечно, ничего не значит для нашего Джозефа, ведь он несказанно разбогател, получив свою долю от миссисипской сделки, и мог бы купить самого короля… Это он как раз и пытается сделать, дорогие вы мои.

— Что? — переспросил кто-то.

— Да-да, — повторил мужчина возбужденно, — об этом уже ходят слухи при дворе, а очень скоро заговорит и весь Лондон.

— Он пытался купить короля?

— Да не нашего короля. — Голос говорящего звучал очень нетерпеливо. — Он был в Польше, а тамошний монарх очень слаб, и в его казне совсем пусто. Джозеф Гейдж предложил ему продать королевскую корону.

На какое-то время наступила полная тишина, а потом раздался оглушительный хохот.

Чарльз Воган приподнял брови и написал на счете: «Это правда?»

Джон покачал головой и пожал плечами, разведя руками.

— Но это еще не все. — Незнакомец явно упивался произведенным впечатлением. — Он съездил в Испанию и предложил продать ему Сардинию, поскольку испанцам уже порядком поднадоело это несчастное место, которое приносит им одно расстройство. Они готовы расстаться с ним в любой момент. Вы не поверите, но это самое место понадобилось нашему другу Гейджу под огород.

— Не может быть! — громко воскликнул кто-то. — Целую Сардинию использовать под выращивание овощей?!

— Таков наш мастер Джозеф. А я за все свадебные подарки той девочке не дал бы и гинеи.

Джон стремительно вскочил на ноги, и не успел Воган и глазом моргнуть, как этот высоченный человек уже стоял рядом с теми людьми. Не говоря ни слова, он схватил за плечо довольно женственного юношу с пухлыми надутыми губами. На его парике и туфлях красовались бордовые ленты. Тот ахнул и удивленно посмотрел на Джона.

— Вы можете говорить о Джозефе Гейдже все, что угодно, так как он сам себе хозяин и ни перед кем не отчитывается за свои действия, и, замечу, я очень рад, что пол-Лондона завидует ему, его богатству и некоторым странностям. Но вы пятнаете доброе имя моей подопечной, сэр, а этого я не потерплю! Я настаиваю, чтобы вы немедленно извинились, сэр.

— В таком случае считайте, что я уже извинился, — ответил молодой человек, враждебно глядя на Джона.

Джон замялся, не зная, как вести себя дальше, и в конце концов сказал, поднеся указательный палец к самому носу своего обидчика:

— И больше ни слова о ней! Через две недели они должны пожениться, и я не хочу, чтобы кто-то помешал этому.

Он повернулся к капитану Вогану, но место, где еще недавно сидел его собеседник, было пусто. Крайне удивленный, Джон подошел к столу и увидел записку, краешком подсунутую под подсвечник. В записке было следующее: «Дорогой друг, я возмущен не меньше вас, но все же не могу привлекать к себе излишнее внимание. Вышлите свой чек по адресу, который я указал ниже, на Эссекс-стрит. Друзья направят ваш подарок тому, кто оценит вашу щедрость по заслугам. А я остаюсь вашим верным и преданным слугой. К. В.»

Джона очень поразило то, насколько опасна была служба агента Джеймса III, когда Англией правил Георг Ганновер. Эта мысль необыкновенно взволновала его. И очень хотелось знать, может ли он еще чем-нибудь помочь осуществлению плана женитьбы короля.

Накануне свадьбы Сибеллы и Джозефа в поместье Саттон царило полное спокойствие. Только Гиацинт с самого утра пребывал в каком-то странном настроении и чувствовал себя хуже, чем когда бы то ни было.

Голова болела с каждым часом все сильнее и сильнее, и он заставил себя начистить медные украшения и привести в порядок кожаную упряжь — все это должны были надеть на лошадей наутро, в день свадьбы Сибеллы. Он все еще надеялся, что физический труд поможет ему снять напряжение.

И тогда это произошло. В ушах начал нарастать шум, голова, казалось, вот-вот разорвется на части, и в медном наглазнике, который он держал в руках, отразилась неясная картинка. Гиацинт прищурился, и картинка, к его ужасу, прояснилась — даже своими слабыми глазами он смог разглядеть, что изображение двигается: Джозеф и Сибелла шли к алтарю рука об руку: она, такая нежная, и он — изысканный, роскошный, в белом атласном сюртуке и черных брюках. За ними шла Мелиор Мэри, похожая на зимнюю розу. Картинка растаяла, оставив тяжелое ощущение несчастья, словно невидимая рука сдавила Гиацинту горло.

Наглазник выпал из разжавшихся пальцев, ноги ослабели, и юноша присел на солому. Тихий звук заставил его обернуться. В дверях стояла Сибелла и в упор смотрела на него.

— Вы все ясно видели? — спросила она так быстро, что слова показались Гиацинту произнесенными на чужом языке.

— Что?

Ее голос стал немного громче:

— У вас видения, Мэтью?

— Я… я не знаю. Просто увидел странное отражение, вот и все.

Сибелла повернулась к нему спиной.

— Со мной такое тоже случается, с раннего детства. Сначала я пугалась, хотя мне известно, что этим даром обладала вся моя семья на протяжении многих столетий.

— А кто относится к вашей семье?

Он никогда не спрашивал ее об этом, сам не зная почему.

— Фитсховарды. Наш род происходит от цыганки, которая родила ребенка от графа из Норфолка. Говорят, что ее сожгли на костре. Она обладала могуществом древних, а ее сын, умевший читать по звездам, тоже знал много великих истин. Его дочь могла быть самой могущественной из них, если бы не онемела.

— Что с ней произошло?

— Она отреклась от мира и стала Христовой невестой — монахиней. А род продолжил ее брат Джаспер.

— А он обладал этой силой?

— Нет. Он был очень умен и стал придворным королевы Елизаветы. Хотя, по слухам, он был в Кале во время осады и бесстрашно защищал королеву Мэри.

— И я родился в Кале, — тихо сказал Мэтью.

— Да, я знаю. Предок Мелиор Мэри тоже защищал эту крепость. Его звали Генри Уэстон. Возможно, все наши предки были знакомы друг с другом.

— Возможно, но мне никогда не узнать об этом, ведь я незаконнорожденный. Фамилию Бенистер я получил только по милости семьи, воспитавшей меня.

— Может быть, пробудившееся в вас новое восприятие мира поможет вам и когда-нибудь вы обо всем узнаете.

— Надеюсь, так и будет, хотя и боюсь этого. Мне кажется, я услышу совсем не то, что хотел бы услышать.

Сибелла обернулась и посмотрела на него.

— По-моему, вы предназначены для Господа, Гиацинт.

— Что вы имеете в виду? Что я умру?

— Со всеми нами это когда-нибудь случится, но я подразумевала другое: вы должны старательно изучать истинное назначение вещей.

Они смотрели друг на друга в тусклом свете конюшни, и волосы Гиацинта отсвечивали медью в лучах заходящего солнца.

— А вы знаете, кто я? — спросил он.

— Нет. Я часто спрашивала об этом, но почему-то никогда не получала ответа. Вы очень таинственны.

Гиацинт пристально посмотрел на нее.

— Вы любите Джозефа Гейджа?

— Я всегда его любила. Но и вас я люблю, вы и сами знаете.

Он кивнул.

— Да.

— Это непостижимо. Я пошла бы с вами на край света, если бы вы позвали меня с собой. Как же еще объяснить, чтобы вы поняли? Похоже, будто две души живут в одном теле.

— Да, то же самое чувствую и я. — Он резко отвернулся. — Это постоянно мучает меня из-за Мелиор Мэри.

Внезапно вспомнив об отражении в наглазнике, Гиацинт добавил:

— Но, когда вы выйдете замуж, наши пути больше не должны пересекаться. У вас будет своя жизнь, а у меня — своя. Если наша странная привязанность друг к другу не исчезнет, то это станет опасным для всех нас.

— И даже для Джозефа и Мелиор Мэри?

— Да.

Она сделала шаг навстречу ему.

— Вы меня поцелуете?

Как ему было знакомо ощущать в руках ее тело, чувствовать на своем плече золотисто-розовую головку, прикосновение к шее ее губ. Он целовал Сибеллу только однажды и тогда сразу понял: они — одно целое. А сейчас поцелуй должен был разрушить это очарование, на мельчайшие частицы расколоть их невозможную связь.

Гиацинт грубо оттолкнул ее; рот сжался, подбородок затвердел, что не соответствовало его мягкой красоте.

— Идите готовьтесь к свадьбе, Сибелла. На карту поставлено слишком многое.

Девушка выпрямилась, и ее взгляд стал таки же, как всегда, — она уже простилась с ним.

— Я молюсь, чтобы никакая древняя магия не угрожала нам.

— Сначала пусть она попробует поборот меня, — угрюмо ответил Гиацинт.

В замке Саттон царило оживление — из церкви Хоули Трайнити в Гилфорде доносился колокольный звон, каждый удар которого оповещал все графство Суррей, что, согласно древней традиции, в этот день из дома должна выйти невеста. И, как двести лет назад, когда Энн Пиккеринг, всем известная под именем Роуз, выходила замуж за сына хозяина этого дома, во всех комнатах суетились до самого рассвета. Особенно много хлопот было с оформлением Большой Залы цветами, которыми так богат июньский сад. Розы были вплетены в гирлянды из гвоздик, в воздухе стоял неповторимый аромат жасмина, среди серебристо-серой лаванды виднелись светло-голубые незабудки, и редкой красоты изысканный венец потряхивал своими колокольчиками в беседке из свежей зелени, сооруженной главным садовником прямо в доме.

На кухне, как и всегда перед свадьбой, повара трудились всю ночь, и огромный торт в виде причудливого фонтана, хитро украшенный с помощью проволоки и льда, уже стоял на отдельном столе под газовой накидкой. В последний момент, когда торт надо будет нести на стол, в самом конце торжества, известного под названием «свадебный завтрак», главный повар спрыснет пузыри фонтана шипучим вином, чтобы усилить эффект.

Галереи для музыкантов были тщательно вымыты и вычищены, и сейчас, когда до рассвета оставалось всего около часа, музыканты с инструментами в руках уже стояли на своих местах. На смену музыкальным инструментам, принятым двести лет назад, пришли французские арфы, немецкие флейты и английские трубы, звучавшие одновременно со скрипками, виолончелями и клавикордами. Заиграли «Музыку воды» маэстро Генделя. Джозеф Гейдж, который был сейчас женихом, год назад присутствовал на знаменитой вечеринке, где исполняли эту музыку, — тогда Георг I и его двор прибыли на Темзу, и изысканные звуки взлетали к небу, пока заря не осветила речные просторы. Великолепие того вечера произвело на него такое сильное впечатление, что теперь он заказал эту музыку специально в честь своей свадьбы.

В комнатах на верхнем этаже служанки кропотливо работали над платьями для дам. Они заглаживали каждую сборку и каждую складку большими тяжелыми утюгами, которые нагревали на плите и приносили с кухни завернутыми в толстую ткань, чтобы они не остыли по дороге. Но всеобщей гордостью было, конечно, платье невесты, украшенное валансьенскими кружевами, с искусно и богато расшитой юбкой; оно ниспадало к полу волнами роскошного шуршащего белого атласа.