— Из вампирских болот? — Спросил с нажимом Шайтис: — К западу от Темной стороны лежат большие болота, и к востоку тоже, согласно легенде. Я слышал о них, но никогда не видел. Не об этих ли болотах ты говоришь?
Шайтан все еще находился в грезах и как бы отсутствовал. Но тем не менее кивнул.
— Да, именно те болота. Я пал на землю на западе.
Шайтис еще раньше слышал от него это выражение “пал на землю”.
— Я ничего не понимаю. — Сказал он, нахмурившись и помотав головой: — Как может человек упасть на землю? Ты хочешь сказать с небес? Или из лона твоей матери? Но не зовут ли тебя Нерожденный? Откуда ты упал и как?
— Ты — вонючка, — отрезал Шайтан, — и твои вопросы — сплошное невежество! Хорошо, я отвечу как смогу. Сперва запомни вот что: моя память началась с болот, но тогда она была слабая и неполная. До болот я... я не знаю. Но когда я явился в этот мир, нагой, меня переполняли большая боль и большая гордость. Я уверен, что меня сослали в это место, вышвырнули, подобно тому, как Вамфири сослали меня потом в Ледники. Вамфири сослали меня потому, что я мог бы обрести Власть. Тогда, наверное, я тоже пытался взять Власть в том месте, откуда меня изгнали и низвергли на эту землю. Это для меня остается тайной. Но этот мир я знаю: в сравнении с тем, другим миром, этот мир — просто ад!
— Или в мире, который мог стать адом по моей вине. Это вопрос воли: нечто может произойти, если я пожелаю или позволю этому случиться. Я повторяю: все произошло потому, что я был упрям и горд, именно потому я здесь. Во всяком случае, это все, что, как мне кажется, я помню.
— Ты в самом деле не помнишь момент падения? Только то, что ты внезапно оказался там, в вампирских болотах?
— Да, рядом с болотами, и там мой вампир вошел в меня.
Шайтис остро заинтересовался последним фактом.
— В свое время, — размышлял он, — мы оба, случалось, убивали своих врагов и вырывали из них их вампиров, чтобы затем уничтожить. Фесс Ференц и Аркис Прокаженный — только последние из них. Мы знаем, как выглядят эти паразиты: во взрослом состоянии это покрытые шипами пиявки, которые прячутся в теле человека и управляют его мыслями и побуждениями. Спустя долгое время, они могут настолько “сплавиться” с “хозяином”, что их уже невозможно будет разъединить.
— Да, как во мне, — ответил Шайтан. — Но во мне, конечно, осталось, правда, уже совсем немного, и от оригинала, хотя мой вампир и вырос в то, что ты видишь перед собой.
— Да, это так, — сказал Шайтис. — Ты, вернее, твой вампир — в результате продолжительного метаморфоза — теперь обрел свою форму и не прячется в чужом теле. Но как было тогда? Он вошел в тебя как яйцо, а существо-родитель осталось в болотах? Или, может, паразит вошел в тебя, будучи уже взрослым, выждал момент и целиком проник в тебя?
— Он пришел ко мне из болот, — повторил Шайтан. — И это все, что я знаю... а как — мне неизвестно.
Эта тайна дразнила Шайтиса (и его предка — не меньше), но в тот момент они начисто позабыли про свои вопросы и ответы.
Спустя несколько дней Шайтис трудился в углу мастерской над созданием бойца, надеясь на одобрение своего предка:
— Вот как все было! — сказал, войдя. Шайтан. Он был несколько возбужден. Он подошел к углу, где работал Шайтис, и навис над ним, словно полуночная тень. — В то, прежнее свое существование, о котором я уже рассказывал, я служил Ему или Им, хотя хотел служить только себе самому. И вот в награду за мою гордость — то есть за мой ум и красоту, которыми я был наделен в избытке и о которых никогда не забывал, и за все мои труды, я был низвергнут. Меня не погубили, меня просто использовали! Я стал для Них... орудием! Семенем Зла, которое Они посеяли между сферами. Ты понимаешь? Я стал наказанием. Я был Мраком, который предполагает и Свет!
Услышав эти излияния, Шайтис бросил все, прекратил работу у резервуара. Он мало что понял и лишь покачал головой.
— Нет, будь ты проклят! — закричал Шайтан. — Мне все это приснилось; и я знаю, что это правда, но я сам ничего не понимаю! Я рассказал тебе для того, чтобы ты попытался понять — или не понять, как и я!
С этими словами, разъяренный, он устремился прочь и исчез в лабиринтах вулкана.
После этого Шайтис долго его не видел, он едва ощущал его присутствие, настолько призрачным оно было. Но наступил день, когда, придя к своим резервуарам, он увидел своего наставника, с угрюмым видом рассматривающего результаты его опытов, тварей, корчившихся и постепенно твердеющих в своих растворах.
— Меня изгнали из многих сфер, а сюда я был сброшен сквозь множество миров. О, и других, таких же, как я, тоже сбросили через мириады конусообразных вселенных Света. Вот и все.
“Безумец! — Шайтис скрыл эту и другие мысли, которые не предназначались ни для кого, кроме него самого. — Но это даже хорошо, что здесь бродит безумный, пока я занят своей работой. Меньше всего я хотел бы, чтобы ты заинтересовался тем, что я делаю сейчас”. Потому что сам он как раз собирался ввести мозговое вещество в свое новое творение, чтобы ускорить и направить дальнейший рост нервных узлов эмбриона. Только вот... это вещество можно было добыть лишь из особого источника и только с помощью умеющего бурить лед монстра Шайтана.
Отложив на время работу, он, потакая безумию Шайтана (если оно действительно таковым являлось), произнес:
— Когда мы выступим против Темной стороны с этими бойцами, усовершенствованными мною, месть твоя будет самой сладкой! Ничто не устоит перед нами; и если потребуется завоевать другие миры, более высокие, они тоже скоро падут так же, как ты упал на землю.
Его слов, похоже, оказалось достаточно, чтобы Шайтан пришел в себя — его временное помрачение ума прошло.
— Конечно, это хорошие бойцы, сын мой! — Произнес он. Редкостный комплект, — а потом добавил: — Если они будут так хороши, на Темной стороне у тебя будет достаточно великолепной глины, чтобы всласть напрактиковаться перед следующими битвами. И после этого древний Вамфир больше уже не слабел рассудком.
Эта парочка сконструировала грациозного мощного летуна стремительных форм, снабдила его всасывающим рылом и дала ему мозг погибшего раба, одного из тех, кто служил Ментору Страшнозубому; мозг предварительно очистили как следует, стерли всю информацию. Наполнив зверюгу качественной плазмой, они отправили его в разведывательный полет, на Темную сторону. После чего на протяжении нескольких зорь они, казалось, напрасно ждали его возвращения. И вдруг, когда, казалось, угасла уже последняя надежда... летун вернулся, принеся с собой тощего дрожащего от страха мальчонку из рода Странников.
Мальчику было восемь-девять лет, летун схватил его на закате в лагере Странников в холмах. Странники больше не выходили под открытое небо после захода солнца. Почему бы это, ведь Вамфири там больше не было? Обратный путь был долгим, ребенок чуть не умер от переохлаждения.
Шайтан забрал его в свои личные покои для “допроса”; почти сразу же после этого Шайтис в мастерской услышал его мысленный призыв и оторвался от своих резервуаров.
Одно-единственное слово, но для возбужденного Шайтана оно значило больше, чем многие тома...
Глава 5Перед схваткой. Сны. Первичный Свет
Шайтис стоял — высокая, суровая фигура у черной, изъеденной стены кальдеры — и смотрел на юг, туда, где простиралась Темная сторона. Над его головой в черном небе развевался занавес северного сияния, но Шайтис знал, что на Темной стороне сейчас восходит солнце. Вершины гор должны гореть золотом, а в замке Карен плотные шторы и гобелены с вышитой на них ее эмблемой защищают верхние окна от проникновения острых, словно кинжалы, лучей солнца.
Он смотрел на юг, сузив свои глаза алого цвета, чтобы получше разглядеть едва видимую линию горизонта, горящую огнем на всем своем протяжении, узкую золотую дымку, отделяющую тот далекий мир от голубого внизу, а выше — черного, как чернила, пространства, где, казалось, все звезды ночи своим блеском гипнотизировали его и манили к себе. Это был зов, на который он ответит. Скоро.
Да, конечно, он должен ответить, потому что, когда мерцание сияния в небесах сойдет на нет, а юг погрузится во мрак, наступит закат, но еще раньше Шайтис вместе со своим низвергнутым и мстительным предком проведут смотр воинам, подготовят летунов и ринутся вместе с этим маленьким чудовищным войском с залитых застывшей лавой склонов вулкана. Для них это будет осуществлением мечты, а для Темной стороны — кошмаром. Мечта Шайтана, которую тот лелеял сотни лет, становилась явью, приобретала отчетливые очертания после того, как с Темной стороны вернулся летун со своей ношей, похищенным безродным мальчишкой-Странником.
Шайтис помнил все в деталях: как его злорадствующий предок внес истощенного, полумертвого мальчишку во мрак своих серных пещер; а потом (почти сразу же) его телепатический призыв: “Приди”!
Все это до сих пор стояло перед глазами Шайтиса: ликующий Падший, возбужденно шагал, вернее, плавно струился взад-вперед по черному зернистому полу своего жилища. И прежде чем Шайтис успел задать свой вопрос, Шайтан выпалил, повернувшись к нему:
— Этот Обитатель, о котором ты мне столько рассказывал, этот чужак, молокосос, использующий энергию самого солнца, потерял всю силу Вамфири.
— Неужели? Что же с ним?
— Что с ним? — булькнул с нескрываемым черным восторгом Шайтан. — Деградировал, вот что! Ему досталось, как и мне когда-то, — но гораздо круче. Ты говорил, он залил всех вас пылающим светом солнца, да? И этим превратил плоть Вамфири в дым и пар? Отлично, но он тоже обжегся! Должно быть, он искалечил своего вампира; он не может восстановиться; его метаморфическая человеческая плоть осыпалась с него, словно струпья прокаженного. И тогда... не видящий иного выхода его вампир вернул его к раннему образу, к образу самого первого носителя. Меньших размеров, способного легче переносить свою утрату, понимаешь? Теперь твой Обитатель... волк!
— Волк? — Шайтис в восторге тут же вспомнил все свои недавние грезы.
— Да, зверь, передвигающийся на четырех лапах. Серый вожак стаи, обладающий силой дикого зверя, и не более. Его передние лапы остались человеческими; Странники боятся его. Что-то, впрочем, еще осталось от человека в его мозгу, может быть, память. Его вампир остался жив, хотя и пострадал, и только это спасло его. А во всем остальном — это волк.
— Волк! — выдохнул Шайтис. Уже не впервые случалось так, что его сон оборачивался явью. Таково было свойство Вамфири. — А его отец, Гарри Киф из Адских Краев?
— Он вернулся на Темную сторону.
— Вернулся?
— Да, ведь после битвы за сад Обитателя он отправился на родину. Конечно, ты не мог знать об этом, поскольку уже был в изгнании.
— На родину? В Адские Края?
— Адские Края! Адские Края! Они вовсе не адские! Ну сколько можно твердить тебе: этоместо является адом, с его серной вонью, вампирскими болотами, с испепеляемыми солнцем землями, что лежат за горами! А мир Гарри Кифа... для таких как мы — это рай!
— Откуда ты знаешь?
— Я не знаю, я предполагаю.
— Этот Гарри Киф, — задумался Шайтис, — ему было многое дано, но он не был Вамфиром.
— Ну, а теперь он стал им, — тут же опроверг его Шайтан. — Но пока что его сила неизвестна. Да и кто здесь способен испытать его в споре или в сражении? Более того. Странники не боятся его, ведь он пока не вкусил человеческой крови.
— Что-о-о?!
— Если верить мальчишке, — произнес Шайтан, — отец Обитателя питается только мясом животных. Если сравнить его вампира с твоим, сын мой, то он всего лишь младенец.
— А так называемая леди Карен?
— А, да, — кивнул Шайтан, — леди Карен — последняя из Вамфири Темной стороны. Ты имеешь на нее виды, не так ли? Я помню, ты что-то говорил о ее предательстве, и даже теперь ее имя, словно кислота, капает с твоего раздвоенного языка. Карен и Гарри Киф вместе. Они делят ее замок. Если она так красива, как ты говоришь, то не сомневайся, он уже по самую рукоятку вошел в нее, а может быть, и еще дальше.
Это была намеренная насмешка, Шайтис понял это, но не смог удержаться и клюнул на приманку.
— Пускай себе наслаждаются, пока могут, — мрачно ответил он. И наконец посмотрел на детеныша-Странника. — Умер, — сказал ему Шайтан. — Человеческая плоть, свежая и удобоваримая. Мне ужасно надоела метаморфическая каша за все эти тысячелетия. Мальчишка — лакомый кусочек, прошу, съедим его.
— Целиком?
— На Темной стороне таких целые племена, — ответил Шайтан с клокотанием в горле. — А за ними целые миры!
И они начали подготовку к вторжению.
Теперь Шайтис вместе с Шайтаном Падшим, своим предком, ждали появления на свет своего последнего творения — бойца. Когда чешуя, когти и прочее боевое снаряжение зверюги оделись в хитиновый панцирь, твердый, как железо, военная авантюра против Темной стороны стала делом всего лишь нескольких часов.
Можно ли было ее назвать будущей “битвой”? Шайтис не был уверен. Потому что про себя он твердо решил: только единоличное управление. Только тогда он сможет потягаться с Карен и ее любовником, да и со всеми союзниками, которых они сумеют привлечь.
Что, только баба? Стая волков? И лорд Вамфири, который боится человеческой крови? Это же не армия — шайка бродяг! Пускай Киф призовет мертвых, если сумеет; это годится для трусливых трогов и Странников, но у Шайтиса нет страха перед рассыпающимися мертвецами. А что до других граней мастерства Кифа — его хитроумного трюка с появлением и исчезновением по желанию, — то он ему не поможет. В этот раз — нет. Если он исчезнет, то скатертью дорога, если появится — то пусть это станет его смертью!
И все же...
Шайтиса продолжали посещать тревожные сны, они были столь же странными, как сияние, бахромой извивающееся в небе над головой. Да, надо бы еще раз проанализировать их, и те сны, что были прежде, — тоже... но пока не время, не сейчас.
Вдруг он почувствовал, как кто-то пытается проникнуть в его разум. Вероятно, это Шайтан обосновался в его голове. Хорошо хоть не в теле!
— В чем дело? — спросил он.
— Надо же, до чего ты умен! — отчетливо прозвучал телепатический голос. — И какая чувствительность! Не ожидал, сын мой.
— Тогда какого дьявола ты не прекратишь? — холодно спросил Шайтис.
— Срочно приходи. — Шайтан проигнорировал его вопрос: — Наши создания мяукают в своих резервуарах, Они скоро выберутся наружу. Их надо проверить. Нам пора начинать подготовку, впереди много дел.
Он был прав.
— Буду немедленно, — ответил Шайтис, начиная опасный подъем из глубин вулкана. Да, его предок был не одинок в своем желании поскорее покинуть это место. Впрочем, бывает свобода и свобода. Не обязательно это понятие означает одно и то же для всех.
Шайтан просто хотел освободить себя из заключения в Ледниках, а вот его потомок... он хотел освободиться еще кое от чего. Или от кого.
* * *
Незадолго перед тем в нескольких тысячах миль к югу некроскоп проверял охрану Карен: систему оповещения, специально изготовленных существ-бойцов (вернее, бродячее стадо, в которое они, оказывается, превратились), которых она оставила у самой кромки скованного льдом океана, чтобы предупредить любое вторжение из Ледников. Гарри попал туда с помощью дверей Мёбиуса стомильными скачками; они привели его в ледовую пустыню, залитую светом северного сияния. На огромных белых ледниках там лежал снег. Впереди угрюмо вздымался покрытый струпьями льда океан.
Создания Карен находились здесь уже довольно долго, и скоро Гарри убедился, что они хорошо приспособились к окружающей среде. Поскольку они обладали способностью к метаморфозу, их эволюция не потребовала смены поколений. Они оделись белым мехом, который защищал их от холода и являлся естественной маскировкой. Когда Гарри послал мысленный импульс, пытаясь выявить малейшее движение в бугристом леднике, а потом осторожно подошел поближе, он убедился, насколько тщательно была продумана их конструкция. Он и впрямь был обескуражен, когда три зверюги встали на дыбы и преградили ему путь: три слаженно действующих смертельно опасных зверя!
“Еще секунда, и эти три огромные кошки растерзали бы меня, — подумал Гарри, отпрянув. — Каждой бы досталось по кусочку”.
— Заметь, как они ловко спрятались, —отреагировала Карен из своего замка несколькими тысячами миль южнее. — Их разум, может быть, и слаб, но они сумели так спрятать свои мысли, что ты их не обнаружил. Более того, ты лорд, хозяин — но даже это не смутило их!
С какой гордостью подумала об этом Карен! Это были ее творенья, она хорошо поработала над ними.
Увы, потом она позволила им стать сворой. Сфокусировавшись на нем, она уловила и эту его мысль.
— Было очень большое расстояние, —пожала она плечами. — Теперь я это поняла. Нам дан особый дар телепатии. Наш, в основном человеческий, разум велик и мы хорошо можем, концентрироваться, поэтому контакт между нами несложен. Но их разум слаб и, в основном, предназначен для того, чтобы помочь им выжить. —И снова она пожала плечами. — Немудрено, что они забыли меня.
— Сейчас вспомнят, — ответил Гарри. Он повторил мысленно инструкции и передал их мощным импульсом непосредственно в отупевшие головы этих созданий. Когда он вновь появился среди них, бойцы отнеслись к нему уже с большим уважением.
— Браво! А ты храбрец! —сказала Карен несколько нервозно. — Проверять их на таком маленьком расстоянии! И дурак, ко всему прочему. Уходи оттуда, Гарри, пожалуйста, а? Возвращайся сейчас же домой, хорошо?
Домой... в ее замок? Был ли он теперь его домом? Может, только убежище: чудовищный менгир, вознесшийся над каменистыми равнинами Темной стороны, жилище, мебель в котором была из волос и меха, хрящей и костей, которые когда-то принадлежали людям или монстрам. И впрямь, подходящее место для человека, чей жизненный путь так тесно переплелся с самой Смертью!
Горькие мысли. И все же Гарри чувствовал, что "Карен беспокоится о нем; в ее голосе звучала мольба. И наконец любой дом лучше чем ничего.
Так или иначе, он закончил свое дело. И он замерз. А Карен согреет его...
* * *
В другой вселенной, на Урале:
Майор Алексей Базарнов прибыл в центр Печорска, чтобы провести компьютерную имитацию боевого пуска ракет Токарева. Его заместитель, капитан Игорь Клепко, был в составе группы, производившей проверку. Он был невысок, крепкого сложения, с острыми чертами лица; темные глаза и обветренная кожа выдавали его степных предков. Во время подготовки к испытанию капитан давал текущие комментарии нескольким молодым офицерам, находившимся там. Здесь же присутствовал и внимательно наблюдал за происходящим, стоя отдельно от всех у подножия изогнутой дугой гранитной стены, директор проекта Виктор Лучев. Он напряженно слушал, буквально растворился в монологе Клепко, который приближался к кульминации.
— Это две ракеты, — продолжал Клепко, — спаренная система. В полевых условиях их запуск может быть как превентивным ударом по району боевых действий, где еще не применялось ядерное оружие, так и возмездием в ответ на применение противником аналогичного оружия. Первый “Токарев” накроет штаб противника за передним краем боевых действий, второй же обрушится на концентрацию войск противника в зоне битвы.
В нашем случае, здесь, в Печорске, — говорил Клепко, — мы имеем дело с несколько необычными мишенями. Об их природе приходится только гадать. Мы полагаем, что первая ракета взорвется в том мире, за пределами Врат, — взмахом руки он обозначил сияющую белым светом сферу за своей спиной, — а второй “Токарев” — в “проходе” между вселенными. Механика очень проста. Бортовые компьютеры связаны друг с другом по радио; как только первый “Токарев” пробьет Врата и попадет в дальний мир, связь прервется; через одну пятую секунды оба устройства взорвутся.
Эта система, если она будет применена, полностью обезопасит нас. Всем вам показывали фильмы о существах, прорвавшихся с той стороны в наш мир. Вас не надо, я думаю, убеждать в том, какое значение наша система имеет для безопасности Земли!
Теперь я затрону несколько вопросов по личной безопасности персонала и по командам.
Это оружие будет применено только по приказу директора проекта, удостоверенному майором Базарновым или, в его отсутствие, мной. Никто другой не имеет на это права.
Боеголовки заряжены. Между моментом нажатия кнопки и зажиганием существует интервал в пять минут; любой, кто останется в Печорске к этому времени, будет предупрежден непрерывным сигналом сирены. Смысл этих сигналов один: ВСЕМ УБРАТЬСЯ! Выхлоп “Токаревых” токсичен. В случае непредвиденного выхода из строя системы вентиляции Печорска, каждый боец должен использовать для защиты противогаз, пока не покинет территорию комплекса. Здоровому человеку понадобится четыре минуты, чтобы выбраться из центра в лощину.
“Токаревы” — это оружие; их применение — не эксперимент, оно обязано быть эффективным. Нельзя рассчитывать на авось. После старта систему уже не остановить, до взрыва остается не более, чем шестьдесят секунд. Итого шесть минут с момента зажигания. Взрыв устройства на той стороне не должен иметь негативных последствий здесь, но взрыв в “проходе”... он может иметь таковые. Может случиться так, что взрыв принесет радиоактивные газы и осколки назад в Печорск. К сожалению, вся эта отрава осядет здесь, в центре. Вот почему центр должен быть покинут, а выходы опечатаны.
Клепко выпрямился.
— Есть вопросы?
Вопросов не было.
— Взрыв промоделирован на компьютере. — Он расслабился, почесал кончик носа и пожал плечами, словно извиняясь. — Должен разочаровать вас, боюсь, вы ожидали фейерверка. Вместо этого все произойдет на маленьком черно-белом экране, тихо и без субтитров. И без спецэффектов!
Аудитория прыснула.
— Главное! — Клепко поднял предостерегающе руку, чтобы успокоить их, — это, чтобы вы убедились, насколько мал отрезок в шесть минут. — И он нажал красную кнопку на ящике, установленном прямо на трибуне.
Майор Базарнов уже видел имитацию. Она его больше не интересовала, но ему было интересно наблюдать за выражением лица Виктора Лучева. На нем было восхищение. Базарнов отступил на два шага, подошел к тощей фигуре ученого и легонько коснулся его рукой.
Лучев повернул голову и посмотрел на майора.
— Вы по-прежнему думаете, что все это какая-то игра, не так ли? — спросил он.
— Нет, — ответил Базарнов, — и никогда так не думал.
— Я хочу отметить, что любой приказ по применению этого оружия, который я отдам, еще должен “оцениваться” вами или вашим замом. Неужели вы думаете, что я могу отдать приказ, не взвесив все?
— Вовсе нет, — майор покачал головой, а сам подумал о нескольких плотно исписанных, сложенных листках бумаги, лежащих в его кармане: психологическая характеристика Лучева, выполненная психиатром проекта. Возможно, и безумен, но не легкомысленен.
Глаза Лучева вдруг стали пустыми.
— Иногда мне кажется, что это моя вина, — сказал он.
— Да?
— Да, мое участие во всем этом. Ведь, я помогал строить Печорск. Тогда директором был Франц Айваз, но он погиб во время катастрофы и тем заплатил за свое участие. С тех пор вся ответственность лежит на мне.
— Тяжелая ноша для любого, — кивнул Базарнов, немного отодвигаясь. Он решил переменить тему разговора. — Я видел, что вы пришли снизу, когда Клепко начал демонстрацию. Вы были... внизу, в заброшенных помещениях, залитых магмассой?
Лучев вздрогнул и прошептал:
— Боже, там ужасная мешанина! Там была уйма народу, их замуровало! Я вскрыл “кисту”. Это было похоже на мумию неведомого существа из иных миров. Кошмарное переплетение плоти, она еще не начала гнить, резины, пластика, камня... Какие-то органы торчали наружу. Это нельзя описать, это... это...
Базарнов почувствовал себя виноватым. Лучев здесь так давно. Но если Москва быстро отреагирует на информацию майора, директору недолго осталось находиться здесь.
— Все это там внизу ужасно, товарищ Лучев, — согласился он. — Может, лучше вам держаться подальше от всего этого?
Что было в голосе и интонации Базарнова? Сожаление? Лучев посмотрел на него, всмотрелся и вдруг резко повернул прочь, бросив через плечо:
— Пока я директор проекта, майор, я буду поступать так, как считаю нужным. — И он ушел.
Базарнов подался к Клепко. Две стремительные тени с грохотом пронеслись по экрану компьютера и канули в небытие: имитация завершилась. Клепко заканчивал свой комментарий.
— ...Скоро наполнится радиоактивными токсичными продуктами и газами, образующимися в результате работы двигателей. Так что лучше держаться подальше от этого.
Майор подождал, пока Клепко не распустит всех, отвел его в сторону и стал говорить с ним — о Лучеве.
* * *
Некроскоп спал.
Ему снился мальчик по имени Гарри Киф, который умел говорить с мертвыми и был их другом, их единственным лучом света в потустороннем мраке. Ему снились любовь и молодость, разумы, которые он посещал, тела, в которых он жил, места, где он бывал в прошлом и в будущем, в обоих мирах. Это был странный, фантастический сон — ведь он был правдив, — и, казалось, все, что снилось некроскопу о нем самом, о его жизни, происходило как бы не с ним, а с кем-то другим.
Наконец ему приснился его сын, волк... и это было настолько реально, как будто и не снилось ему. Его сын пришел к нему, его язык болтался в оскаленной пасти, и он сказал: “Отец, они идут!”
Гарри сразу проснулся, выбрался из постели Карен, быстро прошел, слегка пошатываясь, к амбразуре окна и отодвинул в сторону портьеры. Он был готов в любую минуту вскинуть руку — прикрыть лицо. Но солнца не было — был закат. Тени поползли на горы, вытесняя золото с их вершин. Звезды, сначала едва заметные, с каждой секундой становились все ярче. Было темно, но становилось еще темней.
Карен вскрикнула во сне, проснулась и села в полуразвалившейся постели.
— Гарри! — Ее лицо было мертвенно бледно, как у привидения: треугольник и три отверстия: глаза и рот. Она огляделась и увидела некроскопа, стоящего у окна. — Они идут!
Их алые глаза встретились и словно соединились. Гарри заглянул через глаза Карен в ее сознание и ответил ей вслух:
— Знаю, — сказал он.
Она встала из постели, нагая, двинулась к нему и утонула в его объятиях.
— Идут, они идут! — всхлипнула она.
— Да, и мы их разобьем, — прорычал Гарри: его тело реагировало на ее прикосновение, ее запах. Она была податливой, шелковистой, он вошел в нее, его плоть затвердела и стала расти.
Она поиграла мышцами, сжав его плоть, сделав ее еще тверже, и простонала:
— Пускай на этот раз все будет лучше, чем всегда, Гарри!
— Думаешь, это в последний раз?
— Может быть, — заурчала она и подалась всем телом, чтобы он вошел в нее еще дальше. А потом...
Так хорошо им никогда еще не было, они настолько устали, что просто не осталось сил, чтобы чего-то бояться.
— А если мы проиграем? — сказал Гарри.
— Проиграем? — Карен встала рядом с ним и выглянула из окна комнаты, выходящего на север, на Ледники. Как и раньше, там ничего не было видно, да они и не рассчитывали что-либо рассмотреть в такой темноте. Но они ощутили... что-то. Это распространялось с севера словно рябь на поверхности озера дегтя: что-то неторопливо направлялось к ним, черное от заключенного в нем зла. Карен вздрогнула.
— Если мы проиграем, — медленно произнес Гарри, — они убьют меня. И только.
Он вспомнил Джонни Найда, вспомнил, что он проделывал со своими жертвами. Кошмар. Но в сравнении с Шайтисом и иными старыми Вамфири Джонни был просто младенец, его фантазии не шли ни в какое сравнение с воображением монстров.
Карен догадалась, что некроскоп спрятал от нее свои мысли, не желая тревожить ее лишний раз. Но это была напрасная забота, она знала Вамфири лучше, чем он; Гарри не в состоянии был даже представить себе всей истинной глубины подлости Вамфири. Так думала Карен. Она пообещала ему:
— Если ты умрешь, то и я умру.
— Ты думаешь, они дадут тебе умереть? Так просто?
— Они не остановят меня. По эту сторону гор солнце заходит, но там, на Светлой стороне... любого вампира там ожидает смерть. Он сгорит, расплавится, как золото в небесах. Туда я и полечу, через горы, прямо к солнцу. Пускай они погонятся за мной, если посмеют, я не буду бояться. Я помню себя ребенком, помню, как солнце ласкало мою кожу. И я верю, что в самом конце, прежде чем умереть, я снова почувствую это. Я впущу его в себя, и мне будет приятно умереть!
— Даже слышать это и то больно. — Гарри выпрямился. — Думай об этом больше, и мы проиграем битву до того, как начнем ее. Должен же быть хоть один шанс на победу. Наверняка больше чем просто шанс. Могут ли они исчезать по желанию в пространстве Мёбиуса, как мы?
— Нет, но...
— Но что?
— Где бы мы ни были, — сказала Карен, — и сколько бы раз мы там ни прятались, все равно придется вернуться. Мы не можем оставаться там вечно. — Ее логика была неопровержима. И прежде чем Гарри нашел слова ответа, чтобы успокоить ее или себя, она продолжила: — Шайтис опасный противник. Он настолько изворотлив, — она покачала головой, — что ты даже и представить себе не можешь.
— Это правда, — голос ниоткуда внезапно проник в головы их обоих. — Шайтис изворотлив. Но его предок, Шайтан Падший, даст ему сто очков вперед.
— Обитатель! — воскликнула Карен, узнав своего телепатического гостя. А потом недоверчиво спросила: — Ты, кажется, сказал... Шайтан?
— Да, Шайтан Падший, — раздалось волчье рычание в их головах. — Он жив, он идет, и он куда страшнее Шайтиса.