- Я настаиваю! -дошел почти до визга Цератод. - Что вы там такое от меня скрываете?.. Какие ящики?..
      И тогда Фремденгут, поняв, что действительно не сегодня-завтра Егорычев раскопает ящики и что отнекиваться и в самом деле бессмысленно, устало и зло отвечает зашедшемуся в крике Цератоду:
      - Вы когда-нибудь слыхали об атомной бомбе, мистер Цератод?..
      Вот этого уже Эрнест Цератод меньше всего ожидал.
      Между тем речь, насколько мы можем сейчас судить, шла не более и не менее как о немецком варианте атомной бомбы, вернее, о ее первом, пробном экземпляре. Перед тем как налаживать серийное производство, надо было произвести контрольные испытания. И тут, когда первая бомба ценой огромных затрат была изготовлена, возникла новая трудность: как произвести испытания так, чтобы о них до поры до времени не узнала союзная разведка? Любое место в самом райхе решительно исключалось - даже в самых пустынных районах было все же слишком людно. Выселять Население? Потребовалось бы обезлюдить такую огромную площадь, что уже это одно привлекло бы самое пристальное внимание союзнической и в первую очередь советской разведки. А ведь именно от русских, против которых гитлеровская атомная бомба должна была быть применена, нужно было особенно тщательно скрывать это «новое оружие». Это требовалось для должного «психологического эффекта». Над вопросом о том, где произвести испытания, бились в германском генеральном штабе еще задолго до того, как был готов пробный экземпляр бомбы. И вдруг одна из «прогулочных» яхт бразильского разведывательно-пропагандистского центра, совсем по другому заданию рыскавшая в пустыннейших и никогда не посещаемых местах Атлантического океана, натыкается на необозначенный на карте идеально уединенный остров с готовым для опытного убоя туземным населением.
      Даже сейчас Фремденгут не был откровенен до конца со своими новоявленными союзниками. Вряд ли в скрытых им от его подчиненных трех ящиках хранились все элементы опытной бомбы. Судя по всему, ящики заключали в себе только урановый заряд, легкую металлическую оболочку и механизм для уничтожения этого заряда в случае возникновения неотвратимой угрозы, что он попадет в руки противника. Основная, массивная оболочка бомбы и все громоздкие и тяжелые детали установки для опытного взрыва должны были, видим», прибыть впоследствии на «Кариоке» или каком-нибудь другом не внушающем подозрения судне вместе со всем необходимым в таком сложном деле техническим, научным и военным персоналом. Если это было именно так, то становятся понятными и сравнительно незначительные результаты взрыва, происшедшего вскоре на острове Разочарования.
      Теперь уже и Цератоду стало понятно, почему командиром эсэсовской группки, высаженной на остров Разочарования, был назначен такой значительный в эсэсовском и деловом мире человек, как майор фон Фремденгут.
      Согласно инструкции, в случае непосредственной угрозы захвата этой бомбы противником майор Фремденгут отвечал головой за то, что она будет немедленно и любой ценой уничтожена.
      И вот наступил тот роковой час, когда Фремденгуту надлежало скрепя сердце выполнить этот пункт инструкции.
      Шел двенадцатый час тринадцатого июня. Нечетное число. По нечетным числам с часу до половины второго дня следовало ожидать появления подводной лодки с подкреплениями.
      Кумахер уже давно и в точности выполнил тайный приказ Фремденгута. Он изготовил новую рукоятку генератора, зарядил аккумуляторы, и рация сейчас не требовала применения человеческого труда каждый раз, когда руководство острова Взаимопонимания интересовалось тем, что происходит в эфире. Правда, передаточная аппаратура безнадежно вышла из строя, но слушать радио можно было. И теперь ежедневно с двенадцати до двух дня Священная пещера наполнялась пением, голосами радиодикторов, певших и говоривших на самые разнообразные темы. Рация приносила обитателям пещеры всяческие самые разнообразные вести о положении на фронтах, самые разнообразные песни, кроме одной - кроме «Ойры». И это означало, что по каким-то причинам подкрепление задерживалось. А по ту сторону ручья, в районе поисков Егорычева, каждую минуту могли обнаружиться три ящика, ради которых Фремденгут и его люди прибыли сюда.
      А вдруг подкрепление и вовсе не прибудет на остров? События на фронтах развивались совсем не в пользу Третьего райха...
      Что делать?
      - Кстати, - говорит Фламмери и передает Фремденгуту ультиматум старейшин, - ознакомьтесь. Кое-что в этом послании имеет к вам самое непосредственное отношение...
      Фремденгут ознакомился. Он быстро глянул на Фламмери, на Цератода. Их лица были очень серьезны. Не исключено, что ради спасения своей шкуры они и в самом деле могут выдать его с Кумахером на расправу островитянам.
      Он молчал, и никто не хотел прервать его молчание. Обстановка, нечего сказать!.
      - Хорошо, - сказал он наконец, - согласен. Только Кумахер не должен знать, что в этих ящиках.
      - Значит, сейчас мы посылаем парламентера, - оживился Фламмери. - Мообс!
      Мообс примчался, насколько это ему позволяла рана.
      Спустя несколько минут он, высоко подняв белый флаг, спустился вниз, к речке, где и вручил как из-под земли выросшему Сэмюэлю Смиту ответ на ультиматум старейшин. Майор Цератод
      и капитан Фламмери изъявляли согласие встретиться безоружными с представителями местного населения и мистерами Егорычевым и Сэмюэлем Смитом в предложенном месте и в точно указанный в ультиматуме час.
      Он торопливо вернулся наверх и еще успел увидеть, как Егорычев, Смит и вслед за ними человек пять-шесть островитян вышли из чащи и не спеша возвратились в Новый Вифлеем.
      - Они будут обедать, - сказал Фремденгут, передавая бинокль Фламмери, - потом собирать людей... Вполне успеем обернуться... Кумахер!
      С автоматами наготове оба эсэсовца бросились со всех ног вниз по тропинке.
      - А лопаты? - крикнул вдогонку Цератод. - Вы забыли лопаты!..
      - Пусть вас не беспокоит эта проблема, - сказал ему Фламмери. - Барон Фремденгут знает, что он делает... Что ни говори, - заметил он спустя несколько минут, сладко потягиваясь на койке, - но такие боевые ребята, как барон да, пожалуй, и его фельдфебель, для нас сущий клад. Никаких претензий на самостоятельность, и обратите внимание, насколько он воспитанней, тактичней и дисциплинированней, я уже не говорю - культурней, этого молодого комиссара. Я имею в виду Егорычева.
      Цератод промолчал. Он очень устал от сегодняшних переживаний, и ему хотелось помолчать и поразмышлять насчет недавнего признания Фремденгута.
      - Страшно подумать, - как ни в чем не бывало продолжал Фламмери, почесываясь (уже неделя как он обходился без ванны), - подумать только, что бы с нами сталось, если бы мы не выпустили их! Согласитесь хоть сейчас, что вы были насчет Фремденгута неправы, даже, я не боюсь этого слова, несправедливы!
      - А что же им еще остается делать в их положении? - буркнул, наконец, Цератод. - Им приходится выбирать между жизнью и смертью.
      - Скажите лучше, дорогой Цератод, что порядочный человек всегда остается порядочным человеком! Если люди вроде барона фон Фремденгута дают слово, если подобные ему люди ставят свою подпись под договором о честном сотрудничестве и отсутствии агрессивных намерений...
      Пока в Священной пещере на все лады обсуждались боевые качества обоих эсэсовцев, Фремденгут с Кумахером торопливо спускались по тропинке.
      - Разрешите обратиться, господин майор, - не выдержал Кумахер. - Как бы в нас снизу не пульнули стрелой или даже чем-нибудь погорячей.
      - Вы всегда были тряпкой, - отозвался Фремденгут с необычным даже для него раздражением. - Но сейчас вам придется взять себя в руки. Дело касается кое-чего, что драгоценней вашей жизни.
      Кумахер глубоко сомневался в существовании на свете чего-либо драгоценней его жизни, но возражать не стал: майору ничего не стоило пристрелить его на месте.
      - С вашего разрешения, господин майор, я думал о вашей жизни...
      - Подумайте лучше о своей. И, ради бога, думайте молча. Вы мне сегодня особенно действуете на нервы.
      Кумахер стал молча думать о своей жизни и снова пришел к выводу, что будет весьма печально, если ее пресечет какая-нибудь шальная стрела. Но, делать нечего, приходилось подчиняться.
      Они быстро спускались, держась несколько правее обочины тропинки, чтобы их не заметили снизу, где могли залечь дозоры Нового Вифлеема, вброд, по колени в громыхающей воде, переправились через речку значительно выше устья и стали без единой передышки подыматься по широкой, но целиком заросшей травой тропинке, ведшей круто вверх почти по-над самым обрывом.
      Примерно на половине подъема они свернули вправо и сделали сто двадцать семь шагов в непролазном кустарнике. Там, в десяти шагах от расколотого молнией деревца, глубоко в кустах, они нашли густо смазанный маслом заступ в чехле. Кумахер готов был поклясться, что за все время их пребывания на острове майор ни разу не покидал без сопровождения Северный мыс. Следовательно, этот молодой большевик Егорычев не зря допытывался, что делал барон до высадки Кумахера на берег. Господин майор изволил побывать здесь еще до того, как на берег сошли трое его подчиненных. Теперь стало понятно, почему ефрейтор Шварц, сколько ни нырял, так и не обнаружил на дне бухты утонувших ящиков и лопаты. Их там не обнаружила бы и сотня водолазов в скафандрах, потому что никто этих ящиков в воду не ронял. Они были закопаны здесь, и рядом оставлена лопата, чтобы их можно было выкопать, не привлекая чьего бы то ни было внимания. И его, фельдфебеля Кумахера, внимания тоже.
      Он подумал, что Егорычев не пожалел бы своего годового жалованья за то, чтобы добраться до этих ящиков, и злорадно ухмыльнулся.
      - Не скальте зубы! - зашипел на него Фремденгут. - Берите лопату и копайте вот здесь. Да не так, не так! Поосторожней! Боже, как вы бездарны!
      Они раскопали две ямы, расположенные шагах в пятнадцати одна от другой, извлекли из первой довольно тяжелый ящик, обитый свинцовым листом, из второй - такой же в точности ящик и еще один полегче, в плотной картонной упаковке.
      Фремденгут взял один свинцовый ящик и заступ, остальные два ящика пришлось тащить на себе Кумахеру.
      У майора было при этом такое ожесточенное лицо, что фельдфебель решил, как бы ему ни пришлось тяжело, не отставать ни на шаг. Но, к удивлению Кумахера, ему в том же в высшей степени раздраженном тоне было приказано строго соблюдать дистанцию не менее десяти шагов.
      И вот они наконец на вершине горы, в Священной воронке. Они увидели просторную площадку, с трех сторон огражденную покатым естественным амфитеатром, которая вот уже триста с лишним лет служила жителям острова Разочарования местом их ежегодных театральных празднеств. С четвертой стороны стенка этой сравнительно неглубокой, поросшей высокой травой воронки отсутствовала, открывая прямо над ущельем брешь шириной примерно в полкилометра. Мы обращаем внимание читателя на эту подробность потому, что именно через эту брешь вскоре скатилась вниз по ущелью, служившему долиной речки, черная туча раскаленного газа и пепла.
      Что именно проделал Фремденгут с обоими тяжелыми ящиками и третьим - легким, перед тем как опустить их в спешно вырытую неглубокую яму, мы не беремся рассказывать. Отметим только, что внутри легкого ящика, по-видимому, находилось нечто вроде часового механизма. Останься фельдфебель Кумахер жив, он подтвердил бы, что, когда они бегом кинулись в обратный путь вниз по тропинке, явственно слышно было громкое тиканье часов.
      Нет, ни Кумахер, ни его майор не слышали, как тикал часовой механизм, и тем более им было не до легчайшего шороха, который следовал за ним по пятам, пока они выкапывали ящики из тайника, волокли их на Священную воронку, а потом снова закапывали...
      Спустя примерно четверть часа после того, как оба эсэсовца, потные и усталые, торопливо двинулись в обратный путь, на северной окраине Нового Вифлеема показался бегущий со всех ног юный Боб Смит, а за ним, шагах в двадцати - тридцати, его напарник по дозору. Они промелькнули мимо хижин, в которых местные воины озабоченно готовили оружие к бою на случай, если переговоры с обитателями Священной пещеры не приведут к положительным результатам, мимо черноусого кочегара, который готовил Егорычеву из ряда вон выходящий сюрприз: обучал Гамлета Брауна, веселого дядю юного Боба - Джекоба и еще двух жителей Нового Вифлеема стрельбе из автомата; мимо стариков и старух, молча обряжавших в последний путь обе жертвы «карательной» экспедиции барона Фремденгута. Они промчались мимо хижины, в которой появился на свет и проживал по сей день быстроногий Боб Смит.
      Мать окликнула его: он с утра ничего не ел.
      - Потом, потом! - крикнул он, не сбавляя ходу. - Мы спешим к желтобородому!..
      Мальчики смаху преодолели довольно крутой подъем и, вспотевшие, задыхающиеся и счастливые, ввалились в пещеру, где теперь проживали Егорычев и Смит. Они часто дышали, раскрыв рты, в которых блестели ровные ряды белоснежных зубов. Шутка сказать, всю дорогу от воронки до деревни они бежали без единой передышки! Они не сразу смогли заговорить, так они запыхались!
      Сразу вслед за ними вбежали кочегар и его ученики, понимавшие, что ребята принесли какое-то чрезвычайно важное известие.
      - Ну что, новости? - спросил Егорычев.
      - Угум... - промычал в ответ юный Смит, стараясь овладеть своим дыханием.
      Его приятель оробел. Он не мог решиться запросто беседовать с самим желтобородым и отстранился от разговора.
      - Они... Они... Эти прежние белые в черных одеждах...
      Он остановился, чтобы перевести дыхание.
      - Отдышись, Бобби, - сказал ему Егорычев, - хорошенько отдышись.
      - Там!.. Они там... - Боб указал в сторону Священной воронки. - Они... Мы видели их обоих... я и Джеф, - он был справедлив и не хотел присваивать себе одному честь этого открытия. - Они взбежали на самую гору... Они принесли с собой три вот таких... как это называется?..
      Боб ткнул пальцем в стоящий поблизости ящик.
      - Три ящика? - возбужденно подсказал Егорычев и обменялся многозначительным взглядом с Сэмюэлем Смитом.
      - Угум, три ящика... И с ними ещё была одетая лопата... Они раздели ее и закопали все три ящика... Нет, они еще их закапывают, а мы...
      - Гамлет, Смит, за мной! - вскочил на ноги Егорычев. - И ты, Бобби, тоже. Покажешь, где они их закопали. Остальные оставайтесь здесь!.. Гамлет, захватите две мотыги, нет лучше три мотыги, и догоняйте нас!
      Они выскочили из пещеры - Егорычев, Смит, Боб и Гамлет - и, кроме Гамлета, помчавшегося изо всех сил в деревню, побежали по тропинке, круто ведущей вверх, на Священную воронку.
      - Бобби, сколько туда ходу?
      - Как отсюда до Священной пещеры, дядя Костя.
      Егорычев бросил взгляд на свои ручные часы и задумчиво свистнул:
      - Долговато! До встречи осталось сорок одна минута... Надо во что бы то ни стало добежать туда за двадцать...
      - Значит, добежим, - сказал Смит.
      - Они думают, что мы не будем разыскивать ящики на открытом месте, а мы будем, черт их подери!..
      Он бежал, сильно прихрамывая, в одной тельняшке, которая вся была в темных разводьях еле отстиранной крови. Под тельняшкой угадывался толстый слой бинтов. И вот она стала на груди мокнуть и темнеть. Егорычев дотронулся до груди и глянул на руку. Рука была в свежей крови.
      - Смит, - сказал он, - я, кажется, снова начинаю протекать. Он продолжал бежать, прижимая руку к ране, но кровавое пятно быстро расплывалось из-под его руки по всей тельняшке.
      - Черт! - остановился Смит. - Вас нужно немедленно перевязать!..
      Егорычев, быстро теряя силы, тяжело опустился на траву.
      - Бегите, Смит, без меня. Гамлет вам поможет.
      Бобби в этот день суждено было сделать еще одно важное открытие.
      - Они уже возвращаются назад, эти белые в черных одеждах!.. Ого! Они бегут!.. Ух, как они быстро бегут!.. Такие старые, а как бегут!..
      Теперь все увидели, как по тропинке, ведущей от ущелья на Северный мыс, мелькают две быстрые фигурки в черном.
      - Бегут? - переспросил Егорычев. - Бегут? .. Интересно, почему они так торопятся?
      Появился легко, без видимых усилий, догнавший их Гамлет с тремя мотыгами под мышкой.
      - А что, если это... - продолжал, размышляя вслух Егорычев. - Думай хорошенько, товарищ капитан-лейтенант, думай хорошенько!.. А что, если нам на всякий случай на часочек-полтора опоздать на встречу с нашим милым мистером Фламмери?
      - Вот и я так подумал, - отозвался Смит, с наслаждением переводя дыхание. - Черт его знает, что за мерзость может оказаться в этих ящиках... Все, вплоть до мин замедленного действия.
      - Стал бы Фремденгут скрывать от своих разбойников какую-нибудь обыкновенную адскую машину!.. Дело может оказаться куда серьезней. - Тут Егорычева вдруг осенила страшная догадка. - Идиот, - выругал он самого себя, - как ты это раньше не мог догадаться!.. Назад! Скорее назад!..
      Смит и Гамлет, не вступая в излишние расспросы, подхватили обессилевшего Егорычева на руки и, сопровождаемые юным Бобом, стремглав вернулись в пещеру.
      Егорычева уложили на одеяло. Смит бросился к сумке с перевязочными материалами. В сторонке встревоженно шептались отец Лир из Эльсинора и старый дядюшка Уолт.
      - Потом! - сказал Егорычев, отстраняя Смита. - Это может быть страшней, нежели мы ожидаем... Гамлет, отец Лир! На всякий случай нужно, чтобы все жители всех деревень - понимаете, всехдеревень и немедленно- попрятались в пещерах. Это можно сделать?
      - Сейчас, - сказал Гамлет, вытаскивая из пещеры наружу деревянный барабан.
      И сразу тут же у выхода из пещеры загремела знакомая, тревожная, душу выматывающая дробь - обычный сигнал, по которому все жители деревни должны немедленно скрыться в пещере.
      - Пусть и мне дадут барабан, - сказал отец Лир.
      - В Большой мужской хижине их сколько угодно, - гостеприимно отозвался дядюшка Уолт. - Идем, и я тебе дам самый лучший.
      Отец Лир и дядюшка Уолт выбежали из пещеры. Навстречу им уже подымались первые беженцы Нового Вифлеема.
      - Они слишком стары! - сказал Джек, дядя Боба. - Они не добегут. А из нашей деревни до Эльсинора барабанный стук не долетает.
      Он бросился им вдогонку, и вскоре отец Лир и дядюшка Уолт, мрачные, тяжело дышащие, вернулись в пещеру.
      А Джекоб с деревянным барабаном помчался по дороге в Эльсинор. Он не терял ни минуты на передышку, пока за ним не осталась половина пути. Тогда он уселся прямо на тропинке, положил себе на ноги барабан, и громкая и грозная дробь разнеслась в ясной и солнечной тишине ликующего тропического полдня.
      Минуты через три он сделал коротенький перерыв, чтобы прислушаться, принят ли его сигнал в Эльсиноре. Но до его ушей донесся только приглушенный треск барабана, в который бил Гамлет Браун в Новом Вифлееме. Потом с востока долетела ответная барабанная дробь из Доброй Надежды. Эльсинор еще, видимо, не расслышал.
      Тогда Джекоб побежал поближе к Эльсинору.
      Кругом чуть слышно шелестели деревья, пели свои песни птицы в ярком, неописуемо праздничном оперенье, бесшумно махали огромными, похожими на лепестки тропических цветков крыльями бабочки дивной красоты.
      Трудно было бы представить себе более мирную и безмятежную картину... Пробежав еще некоторое расстояние, Джекоб снова остановился и с новой силой стал передавать сигнал тревоги. Пот струился по его щекам. У него было в эти неповторимые минуты строгое и вдохновенное лицо. Он знал, что рискует жизнью. И это ощущение для любого воина было не ново. Каждый из них с радостью рисковал жизнью ради счастья своей деревни. Но на этот раз он рисковал жизнью ради спасения чужой деревни. Не дружественной Доброй Надежды, а трех южных деревень, с которыми у Нового Вифлеема обычно бывали более или менее прохладные отношения. И Джекоб поэтому испытывал какое-то особенно острое и небывалое чувство душевного подъема.
      - Они не могут не услышать меня! - бормотал он, обливаясь потом и чувствуя, что у него начинают неметь от напряжения руки. - Да бегите же, бегите поскорее в пещеру, люди Эльсинора!..
      И вот наконец настойчивая дробь его барабана дождалась ответа из Эльсинора. Теперь Джекоб мог быть спокоен. Из Эльсинора сразу передадут и в Зеленый Мыс и в Эльдорадо.
      Теперь можно было возвращаться домой.
      В пещере, битком набитой перепуганными жителями Нового Вифлеема, Егорычев глянул на светящийся циферблат своих часов (вход в пещеру был плотно закрыт камнями) и задумчиво проговорил:
      - Осталось восемь минут... Конечно, если это не была с моей стороны ложная тревога...
      - Пустите меня! - крикнул вдруг в темноте отец Лир. - Этот юноша Джекоб все еще не вернулся... Он может погибнуть, ваш храбрый и добрый Джекоб!
      Родные Джекоба, даже закаленный юный Боб не смогли при этих словах удержаться от слез, а Гамлет скорбно ответил безутешному колдуну Эльсинора:
      - Он сам вызвался спасти жителей южных деревень. Он знал, на что идет, наш храбрый и добрый Джекоб...
      Тогда отец Лир грохнулся на колени, и его громкий рыдающий голос прозвенел во мраке пещеры:
      - Господи, спаси этого доброго юношу! Он должен остаться жив!.. Что тебе стоит совершить чудо?! Ты должен его...
      В это время невиданно яркое пламя озарило небосвод над островом Разочарования, брызнуло ослепительным светом сквозь зазоры каменного завала в переполненную оцепеневшими от ужаса людьми просторную пещеру, которая напоминала Егорычеву Инкерманские пещеры под Севастополем, и страшный, не поддающийся описанию грохот потряс весь остров до основания.

XXII