Патрульные апокалипсиса

      — Я знаю, сэр, но ведь некоторые дела провели успешно.
      — И сколько таких? Если не ошибаюсь, — а я точно помнюцифры, — этот мерзавец Гувер и мошенник Маккарти «выявили» девятнадцать тысяч семьсот человек. А после того как все вопли умолкли, вынесли всего четыреприговора! Четыре из почти двадцати тысяч! Как результат — это просто ноль, а ведь с какой силой раскачивали лодку в конгрессе и сколько ухлопали денег налогоплательщиков! Так что, пожалуйста,не напоминай мне эти добрые старые времена. Я был тогда примерно твоего возраста, правда, не такой умный, и потерял немало друзей из-за этого безумия.
      — Простите, мистер Соренсон. Я ведь не...
      — Знаю, знаю, — перебил его шеф отдела консульских операций, — откуда тебе понять, какую боль причинили мне те времена. Это-то меня и беспокоит.
      — Не понимаю вас, сэр.
      — А если у нас начнутся оголтелые преследования? Гарри Лэтем, вероятно, единственный гениальный агент ЦРУ, суперинтеллект, который не проведешь, но эти списки — с другой планеты... Или нет? Господи, этого не может быть!
       —Чего, мистер Соренсон?
      — Дело в том, что все эти люди приблизительно одного возраста: около пятидесяти, пятидесяти с небольшим, нескольким — шестьдесят с небольшим.
      — Ну и что?
      — Много лет назад, когда я только поступил в Управление, дошел слух из Бремерхавена, со старой базы подводных лодок в Гельголандской бухте, будто фанатики «третьего рейха», зная, что война проиграна ими, разработали определенную стратегию, чтобы окопаться. Эта операция называлась «Дети — ростки будущего»: специально отобранных детей тайно рассылали по семьям всей Европы и Америки; там их готовили к тому, чтобы они могли занять руководящие посты в мире финансов и политики. Конечной целью этой операции было подготовить условия, способствующие появлению... «четвертого рейха».
      — Но это же безумие, сэр!
      — Это не было полностью опровергнуто. Сотни две наших агентов совместно с военной разведкой и британской МИ-6 в течение двух лет проверяли каждый след. Это не дало результатов. Если такая операция и была задумана, она кончилась, не успев начаться. Ничто не доказывало, что ее вообще начали.
      — Но сейчас у вас появились сомнения, мистер Соренсон?
      — К несчастью, да, Пол. Я стараюсь обуздать воображение, которое только и спасало меня, когда я работал нелегалом. Но сейчас я не нелегал и не в той ситуации, когда ночью кто-то подстерегает меня в темном проулке. Я должен видеть всю картину при ярком дневном свете, и у меня нет оснований верить в существование операции «Дети — ростки будущего».
      — Так почему бы не плюнуть на все эти данные и не спрятать этот список подальше?
      — Я не могу так поступить, потому что Гарри Лэтем доставил его с огромным трудом. Назначь на завтра совещание с участием госсекретаря и директора Управления — либо в Госдепартаменте, либо в Лэнгли. Как пасынок, я приму то, что они решат.

* * *

      Дру Лэтем сидел за своим столом на втором этаже американского посольства и допивал третью чашку кофе. В дверь постучали, и, не дождавшись ответа, в кабинет вошла взволнованная Карин де Фрис.
      — Я слышала, что произошло! — воскликнула она. — Не сомневаюсь, что это были вы.
      — Доброе утро, — сказал Дру, — или уже полдень? Я обрадовался бы вам еще больше, если бы вы захватили с собой скотч.
      — Все газеты пишут об этом! — продолжала Карин, бросив на стол дневной выпуск «Экспресс». — Бандит пытался ограбить постояльца «Мёриса», ворвался, стреляя, к нему в номер и был убит охранником.
      — А эти ребята быстро сделали это достоянием общественности, не так ли? Ну а охрана — лучшей не пожелаешь.
      — Перестаньте, Дру! Вы же сами мне говорили, что живете в «Мёрисе». А когда я позвонила в полицию округа, там несколько смутились и сказали, что никакой информации дать не могут.
      — Еще бы, все в Париже дорожат деньгами, которые приносит туризм. Да так и должно быть; подобного рода вещи случаются только со мной.
      — Значит, это все-таки были вы!
      — Вы ведь так и сказали. Да, я.
      — И вы в порядке?
      — По-моему, этот вопрос вы тоже задавали: да, я в порядке. Я все еще напуган до смерти — забудьте последние два слова, — но я здесь: живу, дышу и передвигаюсь. Хотите пойти пообедать — в любое место, кроме рекомендованного вами в прошлый раз?
      — Я буду занята еще сорок пять минут.
      — Готов подождать. Я только что освободился после разговорам послом Кортлендом и его коллегой, германским послом Крейтцем. Они, наверное, все еще беседуют, а я уже был не в состоянии выносить их фальшивые реверансы.
      — Кое в чем вы очень напоминаете брата. Он терпеть не может начальства.
      — Должен поправить вас: только такого, которое не знает, о чем говорит. Кстати, Гарри прилетает из Лондона завтра или послезавтра. Вы хотите с ним встретиться?
      — Еще бы! Я обожаюГарри!
      — Второе очко в пользу моего брата.
      — Простите?
      — Он болван.
      — Не понимаю.
      — Он такой высокий интеллектуал, что к нему не подступишься, с ним невозможно разговаривать.
      — О да, я помню. У нас были удивительно интересные беседы о бурных вспышках религиозности — от Египта, Афин и Рима и до средних веков.
      — Третье очко в пользу Гарри. Так где мы обедаем?
      — Там, где вы предлагали вчера, в пивной на авеню Габриель.
      — Нас наверняка увидят там.
      — Сейчас это уже не важно. Я говорила с полковником. Он все понимает. По его словам, «никто от этого не вспотеет».
      — А что еще сказал Витковски?
      — Ну... — Де Фрис опустила голову. — Что вы не похожи на вашего брата.
      — В каком смысле?
      — Это не важно, Дру.
      — Напротив.
      — Ну, вы не такой эрудит, как он...
       —Гарри явно ударил по подлецам... Итак, обедаем через час, о'кей?
      — Я закажу столик: меня там знают. — Карин де Фрис вышла из кабинета, гораздо тише, чем в прошлый раз, прикрыв дверь. На столе Лэтема зазвонил телефон. Звонил посол Кортленд.
      — Да, сэр, в чем дело?
      — Крейтц только что ушел. Мне жаль, Лэтем, что вас не было и вы не слышали того, что он говорил. Ваш брат не просто разворошил осиное гнездо — он раздолбал его к чертовой матери.
      — О чем это вы?
      — Из соображений безопасности Крейтц все равно не мог бы сказать об этом при вас. Это настолько секретно, что даже мне пришлось просить допуска.
      —  Вам?
       —Поскольку Хайнрих взломал печать Бонна, а Гарри — ваш брат и прилетает сюда завтра, высокие чины в разведке, видимо, решили, что нет смысла держать меня в стороне.
      — Что же такого сделал Гарри — нашел Гитлера и Мартина Бормана в южно-американском баре для голубых?
      — Хотел бы я, чтобы это оказалось столь незначительным. Проведя операцию, ваш брат выявил списки тех, кто поддерживает неонацистов в боннском правительстве, среди германских промышленников, а также в США, Франции и Англии.
      — Молодец, старина Гарри! — воскликнул Лэтем. — Никогда ничего не делал наполовину! Черт подери, я горжусь им!
      — Вы, очевидно, не поняли, Дру. Некоторые из этих имен, даже многие, принадлежат самым известным людям в наших странах, людям с отличной репутацией. Это так неожиданно!
      — Если их выявил Гарри, значит, так оно и есть. Никто на свете не мог бы перевербовать моего брата.
      — Мне так и говорили.
      — Так в чем же проблема? Преследуйте мерзавцев! Глубокая конспирация исчисляется не неделями, не месяцами и даже не годами. Это могут быть десятилетия — стратегов любой разведки.
      — Но все это так трудно понять...
      — А вы не пытайтесь!Действуйте!
      — Хайнрих Крейтц решительно отклоняет четырех человек из боннского списка — трех мужчин и женщину.
      — Он что, считает себя всеведущим Господом Богом?
      — В них есть еврейская кровь, их родственники погибли в лагерях — в Аушвице и в Берген-Белзене.
      — Откуда ему это известно?
      — Им сейчас за шестьдесят, но все они учились у него в начальной школе, и он всех их, рискуя жизнью, уберег от министерства арийских исследований.
      — Вполне возможно, его провели. Из двух моих встреч с ним я вынес впечатление, что его очень легко провести.
      — Это от образованности. Как многие ученые, он нерешителен и чересчур разговорчив, но при всем том это блестящий ум. Он человек проницательный и с огромным опытом.
      — Последнее относится и к Гарри. Он не мог доставить ложную информацию.
      — Говорят, в вашингтонском списке есть имена, которые ставят в, тупик. Соренсон считает их невероятными.
      — Столь же невероятным казалось, что Чарльз Линдберг, молодой пилот «Духа святого Людовика», на стороне Геринга. Ведь только потом он понял, что все они — носители зла, и тогда стал сражаться на нашей стороне.
      — Едва ли такое сравнение уместно.
      — Может, и нет. Я просто хотел привести пример.
      — Предположим, ваш брат прав. Пусть наполовину или на четверть... или даже еще меньше.
       —Он же доставил имена, господин посол. Никто этого раньше не сделал или не смог сделать, поэтому полагаю, вы должны действовать так, как если бы они были bona fides , пока не будет доказано обратное.
      — Вы хотите сказать, если я правильно вас понял, что надо считать их виновными, пока не будет доказано обратное?
      — Мы обсуждаем не процедуру законности, а говорим о возрождении самой страшной чумы, какую знал мир, включая бубонную! Времени для рассуждений о законности нет, — мы должны остановить их сейчас.
      — Именно так когда-то говорили про коммунистов, но оказалось, что подавляющее большинство тех, кто слыл таковыми в нашей стране, не имели с ними ничего общего.
      — Это же совсем другое! Здесь речь идет о Дахау, Аушвице и Белзене! Неонацисты не ведут подрывную работу изнутри; как нацисты в тридцатые годы; они уже держаливласть в руках, они помнят, как ее добывали. Страхом.Вооруженные бандиты с грязными мордами, коротко остриженные, в джинсах начнут бродить по нашим улицам; затем появится форма и сапоги, как у шульцефайн, первых подонков Гитлера... и начнется безумие! Мы должны остановитьих!
      — Имея в активе только эти списки? — мягко спросил Кортленд. — Имена людей столь уважаемых, что никому и в голову не придет заподозрить их в подобном безумии? Как к этому приступить? Как?
      — Вам помогут такие, как я, господин посол, люди, умеющие отличать оболочку от сущности и добираться до правды.
      — Это имеет весьма неприятный запашок, Лэтем. Чьей правды?
      — Правды с большой буквы, Кортленд.
      — Простите?
      — Простите меня... мистерКортленд, господин посол! Время дипломатических — даже этических -ухищрений миновало. Я мог бы лежать уже бездыханным трупом в моей постели в «Мёрисе». Эти мерзавцы играют не в бейсбол, и свои взрывающиеся мячи посылают из оружия.
      — Кажется, я понимаю, из чего вы исходите...
      — Попытайтесь пожить такой жизнью, как я, сэр. Попытайтесь представить себе, что ваша посольская кровать разлетается в щепки, а вы вжались в стену и думаете, куда попадет очередная очередь — в лицо, в горло или в грудь. Это — война, тайная война, согласен, но несомненно война.
      — С чего же вы начнете?
      — У меня есть с чего начать, но я хотел бы получить список Гарри по Франции, а пока мы с Моро займемся тем, кто у нас на примете.
      — Второе бюро еще не допущено к списку французских коллаборационистов.
      —  Что?!
       —Вы же слышали. Так все же, с чего вы начнете?
      — С установления имени человека, нанявшего машину, которую наш знаменитый, хоть и малость рехнувшийся актер опознал севернее Нового моста.
      — Моро дал его вам?
      — Конечно. Машина на авеню Монтень, на которую наткнулся Брессар, была поставлена там специально. Она из Марселя, но проследить, кто ее арендовал, очень сложно — на это уйдут недели. А моего человека мы держим: сегодня в четыре часа он будет у себя на службе. И мы его сломаем, даже если придется зажать в тиски его яйца.
      — Вы не можете работать с Моро.
      — Что это значит? Почему?
       —Он в списке Гарри.

Глава 7

      Потрясенный Дру покинул свой кабинет и, спустившись по винтовой лестнице в холл, вышел через бронзовые двери посольства на авеню Габриель. Свернув направо, он зашагал к пивной, где они с Карин де Фрис договорились пообедать. Дру был не просто потрясен, а охвачен яростью. Кортленд отказался даже обсуждать то, что Клод Моро, начальник Второго бюро, оказался в списке Гарри. Он не желал комментировать этот невероятный факт и сразу остановил Лэтема, начавшего возражать.
      «Говорить больше не о чем, — сказал он. — Продолжайте игру с Моро, но не давайте ему ни малейшей информации. Позвоните мне завтра и сообщите, что происходит».
      Моро — неонацист? Это было столь же невероятно, как утверждение, что де Голль поддерживал немцев во время Второй мировой войны! Дру прекрасно знал, что существуют «кроты» и двойные агенты, но причислить к ним без проверки человека с таким послужным списком, как у Моро, просто невозможно! Ведь для того, чтобы рядовой офицер секретного ведомства стал руководителем Второго бюро, ему пришлось пройти проверку десятков людей, как доброжелательных, так и завистливых, причем последние охотно сжили бы его со свету, использовав для этого свое влияние. И все же Моро вышел из этого испытания не только невредимым, но заслуженно считался «специалистом международного класса», а Лэтем не сомневался, что такой профессионал, как Уэсли Соренсон, таких характеристик даром не давал.
      — Мсье! — окликнули его из машины; автомобиль Второго бюро не отставал от него. — Entrez-vous, s'il vous plait .
      — Это всего в двух кварталах отсюда! — крикнул Дру, пробиваясь к краю тротуара. — Как вчера, помните? — добавил он на своем неважном французском.
       —То, Что было вчера, мне не понравилось и сегодня тоже не нравится. Пожалуйста, садитесь в машину!
      Машина Второго бюро остановилась, и Лэтем, нехотя открыв дверцу, забрался на переднее сиденье.
      — Вы перестраховываетесь, Ренэ... или вас зовут Марк? Я перепутал.
      — Меня зовут Франсуа, мсье, но это не имеет значения. Я делаю свое дело.
      Вдруг в толстое бронированное боковое стекло, а затем и в переднее ударили пули и черный седан, рванувшись вперед, запетлял Среди машин.
      — Господи! — воскликнул Дру, вжимаясь в сиденье и опустив голову. — Вы что, предвидели это?
      — Только возможность этого, мсье, — ответил шофер и, тяжело переводя дух, откинулся на спинку сиденья. Он остановил машину: переднее стекло было изрыто пулями, как оспой, и видимость равна нулю. — Когда вы вышли из посольства, от тротуара отъехал автомобиль. На авеню Габриель просто так не уступают место, и люди в этой машине обозлились, когда я отрезал вас от них и окликнул.
      — Я в долгу перед вами, Франсуа, — сказал Лэтем, распрямляясь. — Что будем делать?
      — Вот-вот прибудет полиция, кто-нибудь вызовет их...
      — Я не могу разговаривать с полицией.
      — Понимаю. Куда вы шли?
      — В пивную, это в следующем квартале, на другой стороне улицы.
      — Я знаю. Идите туда. Смещайтесь с толпой и старайтесь не привлекать внимания. Оставайтесь там, пока мы не придем за вами или не позвоним.
      — Под каким именем вы меня вызовете?
      — Вы — американец... Джонс сойдет? Скажите мэтру, что ждете звонка. У вас есть оружие?
      — Конечно.
      — Будьте осторожны. Это сомнительно, но будьте готовы к неожиданностям.
      — Можете не объяснять. А как вы?
      — Мы знаем, что делать. Скорей же!
      Быстро выскочив из машины, Дру смешался с толпой. То и дело пригибаясь, чтобы казаться ниже ростом, он перебежал на другую сторону улицы и, зорко глядя по сторонам, направился к пивной на встречу с Карин де Фрис.
      Увидев полупустой зал, он понял, что пришел слишком рано. Ну, ничего, лучше уж держаться подальше от кабинета, а особенно от посольства — неожиданно начальство предстало перед ним в таком свете, что Лэтему не хотелось и думать о нем, особенно после того, что произошло на улице, всего в четырехстах футах отсюда. И все же он должендумать — упорно и интенсивно.
      — Столик, заказанный на имя де Фрис, — обратился он по-английски к человеку в смокинге, стоявшему у конторки метрдотеля.
      — Да, конечно, мсье... Вы немного рано, мсье.
      — Это сложно?
      — Совсем нет. Пойдемте, я покажу вам столик. Мадам предпочитает сидеть подальше от входа.
      — Моя фамилия Джонс. Мне могут позвонить.
      — Я принесу телефон на столик...
      — Простите, — начал Лэтем, усаживаясь, — а вы не могли бы принести телефон сейчас?
      — Certainement . Местный разговор или междугородний, мсье?
      — Междугородний, — наморщив в раздумье лоб, ответил Дру.
      — Телефон зарегистрирован, и оплата будет включена в ваш счет. Могу я предложить вам что-нибудь выпить?
      — Виски. Шотландского, если можно.
      Метрдотель ушел, виски принесли, и Дру, оставшись один в кабинке, почувствовал, что у него дрожат руки и кровь прилила к лицу.
       — Боже,если бы не наблюдательность опытного шофера; его бы убили на авеню Габриель! Три покушения на жизнь за полтора дня: первое — позавчера ночью, второе — сегодня утром на рассвете и вот теперь — всего несколько минут назад! Он помечен, а честь умереть при исполнении долга его мало привлекала. Ясно, что нацисты, как раковая опухоль, расползаются по всей Германии и за ее пределами. И кто знает, где еще? Кто может определить, насколько они активны? Список Гарри, похоже, предвещает страшные последствия для стран НАТО, а открытие Карин де Фрис, что Братство, проникнув в сверхсекретные компьютеры ЦРУ, получило информацию об операции «Шмель», безусловно указывает на добытые ими данные в Вашингтоне. Господи,когда он сказал Виллье, что возродившийся нацизм распространяется повсюду, это же была гипербола, стремление заинтересовать актера, кровно связанного с Жоделем. И не последнее место в этом занимало исчезновение протоколов допроса. Когда Виллье подтвердил его предположения, он почувствовал радость от того, что угадал правду, и испугался того, что все оказалосьправдой.
      И вот теперь он стал главной мишенью, потому чтоузнал правду. Понимая, что от мертвого разведчика нет никакого толку, он отменит свои прежние инструкции и воспользуется любой защитой, которую сможет предоставить ему Второе бюро.
      Второе бюро — значит, Моро? Неужели это возможно? Обратившись к Моро с просьбой о дополнительных мерах безопасности, не подпишет ли он себе смертный приговор? Даже забыв о своей интуиции, о своем доверии к Моро, может ли он полностью полагаться на список Гарри? Он просто не в состоянии поверить этомубезумию! А если это не так?
      Метрдотель поставил на столик переносной телефон. В Вашингтоне было только семь утра, и директор отдела консульских операций еще не приступил к работе, а какой-то Дру Лэтем уже нуждался в указаниях.
      — Нажмите кнопку «Parlez» и наберите номер, мсье, — сказал метрдотель. — Если вам придется позвонить еще, нажмите «Finis» , затем снова «Pariez» и набирайте номер. — Он подвинул телефон к Дру и отошел.
      Лэтем нажал на кнопку «Parlez», набрал номер, и через минуту дежурный бойко произнес:
      — Да?
      — Вызывает Париж...
      — Я так и подумал, что это вы, — прервал его Соренсон. — Гарри прибыл? Можете говорить, это непрослушиваемая линия.
      — В лучшем случае он появится завтра.
      — Черт!
      — Так вы знаете? Я имею в виду информацию, которую он привез.
      — Знаю, но удивлен, что знаете и вы.Брат вы или не брат, Гарри не из тех, кто вольно обращается с секретными данными, причем подчеркиваю: с максимально секретными.
      — Гарри мне ничего не говорил — сказал Кортленд.
      — Посол? Трудно поверить. Он человек надежный, но не имеет к этому никакого отношения.
      — Его вынуждены были информировать. Как я понимаю, боннский посол нарушил обет молчания, увидев, что четверо подозреваемых в его правительстве, и весьма рассердился.
      — Что, черт возьми, происходит? —воскликнул Соренсон. — Все необходимо было сохранить в глубокой тайне до принятия соответствующего решения!
      — Кто-то выскочил вперед, — сказал Дру. — Бегуны начали фальстарт прежде, чем прозвучал выстрел.
      — Вы понимаете, чтовы говорите?
      — О да, конечно.
      — Тогда, черт побери, объясните мне! В десять я встречаюсь с государственным секретарем и директором ЦРУ...
      — Будьте осторожны, беседуя с ними, — поспешно перебил его Дру.
      — Что, черт возьми, все это значит?
      — Компьютеры Управления «АА-ноль» вскрыты. Братство, как называют себя неонацисты, знало об операции Гарри. Знало его кличку Шмель, цели операции, даже запланированное время — немногим более двух лет. И все получено из Лэнгли.
      —  Гнусная ложь! -рявкнул директор К.О. — Как вы это узнали?
      — От женщины по имени де Фрис, ее муж работал на Гарри в бывшем Восточном Берлине и его убила Штази. Эта женщина из посольства на нашей стороне и хочет с ними поквитаться. Я ей верю.
      — Вы в ней не сомневаетесь?
      — Почти.
      — Что думает Моро?
      — Моро?
      — Да, Клод Моро.
      — Я полагал, вы получили список Гарри.
      — Ну и что?
      — Он — в списке. Мне приказано не сообщать ему никакой информации.
      Соренсон охнул и после напряженного молчания зловеще тихо спросил:
      — Кто дал вам такой приказ? Кортленд?
      — Вероятно, он поступил сверху... Подождите минутку. У вас же естьсписок Гарри...
      — У меня есть тот список, который направили мне.
      — А вы не пропустили имя Моро?
      — В моем списке его нет.
      —  Что!..
       —В целях особой безопасности некоторые имена решили «на выбор исключить».
      — Чтобы вы не знали?
      — Мне сказали именно так.
      — Но это же бред!
      — Несомненно.
      — Вы можете найти этому объяснение... какое-нибудь объяснение?
      — Пытаюсь, поверьте мне... В высших эшелонах хорошо известно, что мы с Моро тесно сотрудничали...
      — Да, вы упоминали Стамбул...
      — До этого последнего назначения были и другие. Мы считались хорошей командой, и при каждом удобном случае аналитики в Вашингтоне и в Париже соединяли нас.
      — Может, потому его и исключили из вашего списка?
      — Возможно, — ответил директор К.О., которого теперь было еле слышно. — Это вероятно, но не убедительно. Видите ли, в Стамбуле Моро спас мне жизнь.
      — Мы все, когда можем, делаем это, надеясь, что когда-нибудь и нам отплатят тем же.
      — Вот потому-то я и сказал, что такой довод не убедителен. Все-таки между нами создалась прочная связь, верно?
      — В определенных рамках и обстоятельствах.
      — Хорошо сказано.
      — Это аксиома... Я должен сегодня связаться с Моро; есть ниточка в виде наемного автомобиля, который обнаружил наш актер, разыгрывая тайного агента. Что мне следует делать?
      — В обычных условиях, — начал Соренсон, — и даже в необычных я бы считал, что имя Клода в этом списке выглядит нелепо.
      — Согласен.
      — Однако список привез Гарри. Хотя он ваш брат...
      — Да, да, — нетерпеливо проговорил Дру.
      — Мне чрезвычайно трудно поверить, что Гарри одурачили, а о перевербовке вообще не может быть речи.
      — Согласен, — сказал Лэтем.
      — Итак, чем мы располагаем? Если эта женщина, ваш друг, говорит правду, значит, кто-то проник в Управление, и совершенно очевидно, что либо во французской разведке, либо в нашей есть человек, который, заметив имя Моро, перестал доверять мне.
      — Вот этоуж нелепость! — воскликнул Дру и тотчас же понизил голос, заметив, как те, кто сидел за столиками перед его кабинкой, повернули к нему головы.
      — Признаюсь, это серьезный удар.
      — Я позвоню Гарри в Лондон и расскажу, что мы думаем.
      — Но ведь он затворник.
      — Только не для меня. Знаете, когда-то — ему в ту пору было четырнадцать, а мне восемь — он решил избавиться от меня, чтобы прочитать одну из этих чертовых книг, залез на дерево и застрял там. Я пообещал снять его, но лишь при одном условии — если он пообещает никогда больше меня не избегать. Он очень боялся слезать, понимаете?
      — Да, перед такими клятвами бледнеют все секреты мира.
      — Если свяжетесь с ним, ради Бога, сообщите мне. Если же не сможете... у меня язык не поворачивается произнести это, но выполняйте приказ посла. Сотрудничайте с Клодом, но держите язык за зубами.
      Дру нажал кнопку «Finis», затем «Parlez» и набрал новый номер. Телефонистка в отеле «Глостер» в Лондоне сообщила, что мистера Уэнделла Мосса в его номере нет. Лэтем оставил короткое послание: «Позвони в Париж. Непременно».
      Тут появилась Карин де Фрис и направилась к нему.
      — Слава Богу, вы здесь! — воскликнула она и, быстро опустившись на стул, заговорила напряженным шепотом: — И на улице, и в посольстве все в страшном волнении. Французская правительственная машина подверглась нападению террористов неподалеку от нас, на авеню Габриель. — Карин внезапно умолкла, заметив серьезный взгляд Дру. Она нахмурилась, и ее губы беззвучно сложились в слово «вы».
      Он кивнул.
      Карин снова заговорила:
      — Вы должны уехать из Парижа, из Франции!Возвращайтесь в Вашингтон.
      — Даю вам слово... еще лучше поймите сами, что там я буду такой же мишенью, как и здесь. Может быть, более уязвимой.
      — Но они пытались убить вас трижды в течение двух дней!
      — Уточняю: в течение двадцати трех часов.
      — Вам нельзя здесь оставаться, они вас знают.
       —В Вашингтоне они знают меня еще лучше. Может, даже организуют депутацию, чтобы приветствовать меня по прибытии, хотя я предпочел бы с ней не встречаться. Кроме того, мне будет звонить Гарри, и я должен увидеть его, поговорить с ним. Это необходимо.
       —Потому у вас здесь телефон?
      — Да, мне нужно позвонить кое-кому еще. Из округа Колумбия. Я доверяю... я вынужден доверять. В частности, моему боссу.
      Де Фрис заказала официанту бокал «Шардоне». Тот уже собрался уйти, когда Лэтем протянул ему телефонный аппарат.
      — Подождите. — Карин дотронулась до руки Лэтема. — Возможно, вы кое о чем забыли.
      — Вполне вероятно. Как вы заметили, за двадцать с чем-то часов в меня трижды стреляли. Так что же я забыл? Свое имя? Меня зовут Ральф, не так ли?
      — Не пытайтесь рассмешить меня.
      — Что, черт возьми, я упустил? Имейте в виду, пистолет лежит у меня на коленях, и время от времени я смотрю по сторонам, чтобы убедиться, не надо ли им воспользоваться.
      — На улице полно полицейских; ни один террорист не отважится — на убийство в таких условиях.
      — Вы прекрасно в этом разбираетесь.
      — Я была замужем за человеком, который стрелял сам и в которого много раз стреляли.
      — Да, я забыл. Штази. Простите. О чем вы говорили?
      — Куда позвонит Гарри?
      — В мой кабинет или в «Мёрис».
      — Я считаю, что неосмотрительно возвращаться туда.
      — Можете получить пол-очка.
      — Давайте целое. Я права, и вы это знаете.
      — Даю, — нехотя согласился Лэтем. — На улицах полно народа, оружие может находиться в нескольких дюймах от меня, а я об этом и знать не буду. Если уж они пролезли в ЦРУ, то проникнуть в посольство — плевое дело. Ведь так?
      — Как вы объяснили вашему начальнику нападение на авеню Габриель? Какую охрану он рекомендовал?
      — Я ничего ему не рассказал. С этим можно подождать... У него проблема труднее, намноготруднее, чем то, что случилось со мной.
      — Неужели вы и впрямь так великодушны, мсье Лэтем? — спросила Карин.
      — Вовсе нет, мадам де Фрис. Все происходит с такой быстротой, а проблема, стоящая перед нами, так сложна, что мне не хотелось морочить ему голову.
      — Вы можете сказать мне, в чем ваша проблема?
      — Боюсь, что нет.
      — Почему?
      — Потому что вы задали этот вопрос.
      Карин де Фрис откинулась на спинку банкетки и поднесла к губам бокал.
      — Вы все еще не доверяете мне? — тихо спросила она.
      — Мы говорили о моей жизни, леди, и о распространяющихся спорах ядовитого гриба, который чертовски меня пугает. Он должен внушать ужас всему цивилизованному миру.
      — Вы судите с большого расстояния, Дру. А я — с близкого, находясь «на месте», как говорят американцы.
      — Это — война! -хрипло пробормотал Лэтем, устремив на нее горящие глаза. — И мне не нужны отвлеченные понятия!
      — В этой войне я отдала вам мужа! — воскликнула Карин, резко подавшись вперед. — Чего еще вы хотите от меня? Как заслужить ваше доверие?
      — Зачем оно вам так нужно?
      — По очень простой причине, которую я объяснила вчера. Я видела, как прекрасного человека погубила ненависть, которую он не умел сдерживать. Она сжигала его месяцы, даже годы, я не могла этого понять, а потом поняла. Он был прав!Ядовитое облако ужаса повисло над Германией, более плотное на востоке, чем на западе, — «один монолит зла вместо другого; они жаждут крикливых вождей, ибо никогда не изменятся», — говорил Фредди. И он был прав! -Обессилев от этого всплеска чувств, Карин прикрыла глаза, в которых стояли слезы, и шепотом добавила: — Его пытали и убили, потому что он узнал правду.
       Узнал правду.Дру внимательно смотрел на женщину, сидевшую напротив него, и вспоминал, какое возбуждение охватило его, когда он узнал правду об отце Виллье, старике Жоделе. И какой страх он испытал оттого, чтоэто правда. Они с Карин одинаково реагировали на такие факты. Они не могли ни лгать себе, ни скрывать гнев, переполнявший их.
      — Ладно, ладно, — сказал Лэтем, положив руку на ее сжатые кулачки. — Я расскажу вам кое-что, не называя имен, но несколько позднее... в зависимости от обстоятельств.
      — Согласна. Это часть обучения, не так ли? «Осторожнее: химикаты».
      — Да. Держа правую руку под столом, Дру быстрым настороженным взглядом оглядел вход и соседние столики. — Ключ ко всему — отец Виллье, его родной отец...