— Мы уезжаем! — крикнула Бажарат, открыв дверь спальни и расталкивая спящего глубоким сном Николо. — Вставай и собирай вещи, быстро!
      Юноша оторвал голову от подушки и принялся протирать глаза, щурясь от яркого полуденного солнца, светившего в окно.
      — Прошлой ночью я чуть не предстал перед Господом, но, к счастью, остался жив. Дай мне поспать.
      — Вставай, пожалуйста, и делай то, что я говорю. Я заказала машину, она прибудет через десять минут.
      — Почему? Я так устал, и у меня все болит.
      — Честно говоря, я опасаюсь, что тысяча долларов могла и не заткнуть рот шоферу, хотя я пообещала ему еще денег.
      — Куда мы едем?
      — Я все устроила, так что не волнуйся. Поторопись! Мне надо сделать еще один звонок. — Бажарат поспешила назад в гостиную и набрала номер, который очень хорошо запомнила.
      — Назовите себя, — произнес незнакомый голос, — и изложите свое дело.
      — Вы не тот человек, с кем я разговаривала раньше, — ответила Бажарат.
      — Произошли изменения...
      — Что-то уж слишком много изменений, — угрожающе заметила Бажарат.
      — Они были сделаны к лучшему, и, если вы именно та, кто должен звонить сюда, вам они будут только на пользу.
      — Почему я должна быть уверена в этом... Как я вообще могу быть в чем-то уверена? В Европе такого бардака не допустили бы, а в долине Бекаа вас бы уже всех казнили?
      — "Скорпиона-2" и «Скорпиона-3» больше нет в живых, так ведь? Разве их не казнили, Кровавая девочка?
      — Не пытайтесь играть со мной в детские игры, синьор, — произнесла Бажарат ледяным тоном.
      — И вы со мной, леди... Вам нужны доказательства? Хорошо, согласен. Я вхожу в специальную группу и знаю каждый шаг, который предпринимается с целью поймать вас. Среди участников охоты капитан Генри Стивенс, руководитель военно-морской разведки. Он работает вместе с отставным офицером военно-морской разведки коммандером Хоторном.
      — Хоторн? Вы знаете этого...
      — Совершенно верно, и они выследили вас в местечке под названием Чизпик-Бич. Каждого члена нашей специальной группы уведомили об этом по секретным факсам. Однако капитан Стивенс уже больше никого не выследит.
      Он мертв, и рано или поздно его тело найдут в густых кустах позади его гаража. Если это произойдет, то вы прочитаете об этом в дневных газетах. Сообщение может даже появиться в вечерних новостях, если только они не скроют это.
      — Я удовлетворена, синьор, — произнесла Бажарат уже более мягким тоном.
      — Так быстро? Судя по тому, что я читал и слышал о вас, на вас это не похоже.
      — Я получила свое доказательство.
      — Мое слово?
      — Нет, имя.
      — Стивенс?
      — Нет.
      — Хоторн?
      — Этого мне достаточно, «Скорпион-1». Мне нужно оборудование. Время неумолимо приближается.
      — Если оно меньше танка, то вы его получите.
      — Оно небольшое, но довольно сложное. Я могу получить оборудование, которое доставят из долины Бекаа через Лондон или Париж, но я не доверяю нашим специалистам. В двух случаях из пяти оно оказывается непригодным. Рисковать я не могу.
      — И мои единомышленники не могут рисковать, а они повсюду в этом городе. Так что вам нужно?
      — У меня есть с собой детальные чертежи...
      — Передайте их мне, — оборвал ее «Скорпион-1».
      — Каким образом?
      — Подозреваю, что вы не скажете мне, где находитесь.
      — Конечно, нет. Я оставлю чертежи у портье в каком-нибудь отеле по моему выбору, а потом сразу позвоню вам.
      — На чье имя вы их оставите?
      — Выбирайте сами.
      — Раклин.
      — Что-то вы очень быстро выбрали.
      — Он был лейтенантом, попал в плен во Вьетнаме и погиб. Он думал так же, как и я, возмущался нашим уходом из Сайгона, ненавидел этих гомиков из Вашингтона, которые отказались поставлять нам оружие.
      — Очень хорошо, пусть будет Раклин. Позвонить вам по этому номеру?
      — Я буду здесь еще несколько часов, а потом мне придется вернуться в офис на совещание... которое, кстати, собирается по вашему поводу, Кровавая девочка.
      — Какое очаровательное прозвище, такое трогательное и вместе с тем такое зловещее. Я позвоню вам... скажем, в течение получаса. — Бажарат положила трубку и крикнула:
      — Николо!
      — Генри! — крикнул Тайрел в трубку. — Где ты, черт возьми?
      — Что-то случилось? — спросил Пул.
      — Не знаю, — ответил Тайрел, прищурился и потряс головой. — Генри всегда легко обо всем забывал, переключаясь на что-то новое. Возможно, ему доставили секретный отчет и он решил сразу прочитать его, забыв про телефон. Ладно, я позвоню ему позже, в любом случае он вряд ли узнал что-нибудь новое. — Хоторн положил трубку и посмотрел на лейтенанта. — Давай заканчивай с этой повязкой и дуй в госдепартамент. Хочу быстрее начать, мне не терпится познакомиться со скорбящими родными О'Райана и Ингерсола.
      — Ты все равно никуда не уйдешь, пока я не принесу тебе одежду и документы. Могу я попросить вас, сэр, спокойно полежать и отдохнуть до этого времени? Я прошел курс медицинской помощи в боевых условиях и на самом деле считаю, коммандер, что...
      — Заткнись, Джексон, и заканчивай с этой чертовой повязкой!
      Позвонив «Скорпиону-1» и продиктовав название отеля, Бажарат оставила конверт со смертоносными чертежами у портье «Карийона». На конверте имелась пометка: «Для мистера Раклипа. При доставке с курьером проверить печати».
      — Какой ужас! — прошептал Николо, когда их багаж начали грузить в лимузин. — Моя голова еще не вернулась в нормальное состояние. Я ведь обещал позвонить Эйнджел из нового отеля, но теперь уже опоздал!
      — У нас нет времени на подобную чепуху, — сказала Бажарат, направляясь к громадному белому автомобилю.
      — Ты должна его найти! — воскликнул портовый мальчишка, хватая ее за плечо. — Ты будешь уважать и меня и ее!
      — Да как ты смеешь так говорить со мной?
      — Послушай, синьора, я пережил вместе с тобой ужасные вещи и убил человека, который собирался "убить меня... Но это ты втянула мейя в свой сумасшедший мир, где я встретил девушку, которая мне очень понравилась. Ты меня не остановишь. Хотя я и молод, мне по разным причинам приходилось иметь дело со многими женщинами. Но эта девушка — совсем другое!
      — По-итальянски твоя речь звучит лучше, чем по-английски... Конечно, позвони своей подружке из лимузина, если обещал.
      Сев в машину, Николо сразу схватился за телефон, но в этот момент пожилой темнокожий шофер повернулся к Бажарат:
      — Диспетчер сказал, что вы сами назовете мне адрес, мадам.
      — Подождите, пожалуйста, минутку. — Она погладила Николо по щеке. — Говори потише, — сказала Бажарат по-итальянски, — потому что мне нужно объясниться с шофером.
      — Тогда я подожду, пока ты закончишь с ним, потому что я могу закричать от радости.
      — Если ты подождешь еще немножко, скажем полчаса, то сможешь орать от радости во все горло.
      — Что?
      — По дороге к новому месту жительства нам нужно... мне нужно сделать остановку. Тебе не придётся сопровождать меня, так что ты будешь один в машине по крайней мере двадцать минут.
      — Тогда я подожду. Как ты думаешь, водитель не будет возражать, если я попрошу его поднять перегородку?
      — А почему он должен возражать? — Бажарат замолчала и, прищурившись, уперлась в Николо холодным взглядом. — Уверена, что водитель не понимает итальянского. А ведь ты говоришь со своей актрисой только на итальянском. Или нет?
      — Понимаешь, она раскусила меня перед отъездом в Калифорнию. Она знает, что я понимаю английский. Эйнджел сказала, что поняла это по моим глазам, когда мы разговаривали с другими людьми... по тому, как у меня в глазах появлялись искорки смеха, когда кто-то говорил что-нибудь смешное.
      — И ты признался, что говоришь по-английски?
      — По телефону мы все время говорили по-английски, но что в этом плохого?
      — Все считают, что ты не знаешь английского!
      — Ошибаешься, Каби. Это знал и журналист из Палм-Бич.
      — Он не в счет, потому что...
      — Что?
      — Не бери в голову!
      — Так какой же адрес, мадам? — вмешался шофер, заметив, что в разговоре пассажиров, говоривших по-итальянски, наступила пауза.
      — Да, вот он. — Бажарат открыла сумочку и вытащила измятый клочок бумаги, на котором по-арабски были написаны закодированные слова вперемешку с цифрами. Расшифровав запись по памяти, она прочитала шоферу название улицы и номер дома в Силвер-Спринг, штат Мэриленд. — Вы знаете, где это? — спросила она.
      — Найду, мадам, — ответил водитель, — это не проблема.
      — Поднимите, пожалуйста, перегородку.
      — Пожалуйста, мадам.
      — А эта твоя Эйнджел рассказывает кому-нибудь о тебе? — сердито спросила Бажарат.
      — Я не знаю, Каби.
      — Все актрисы тщеславны и пытаются привлечь к себе внимание публики.
      — Анджелина не такая.
      — Ты же видел фотографии в газетах, все эти светские сплетни...
      — Это было ужасно — то, что они писали.
      — А почему, как ты думаешь, все это попало в газеты?
      — Потому что она знаменитость, и мы это прекрасно понимаем. — Это все она сама подстроила! Ей нужна была публичная шумиха, вот и все, что Эйнджел от тебя требовалось.
      — Я не верю тебе.
      — Ты глупый портовый мальчишка, что ты можешь знать о таких вещах? Неужели ты думаешь, что если бы она узнала, кто ты такой на самом деле, то вообще посмотрела бы в твою сторону?
      Николо молчал. Наконец, откинув голову назад, он заговорил:
      — Ты права, Каби, я ничто и никто. Я слишком далеко зашел, поверив в то, во что мне не следовало верить, потому что все это внимание к моей персоне и великолепная одежда нужны только для той большой игры, которую ты ведешь.
      — У тебя вся жизнь впереди, мой дорогой малыш. Считай все это просто опытом, который поможет тебе стать мужчиной... А теперь помолчи, мне надо подумать.
      — О чем?
      — О женщине, с которой я должна встретиться в Силвер-Спринг.
      — Мне тоже надо подумать, — сказал портовый мальчишка из Портичи.
      Хоторн облачился в новую одежду с помощью Пула, который завязал ему галстук и оглядел оценивающе.
      — Ты знаешь, гражданские люди обычно выглядят плохо, но о тебе этого не скажешь, — заметил Пул.
      — Чувствую себя накрахмаленным идиотом, — заявил Тайрел, втягивая шею в воротник рубашки.
      — Когда ты в последний раз надевал галстук?
      — Когда снял военную форму. — Зазвонил телефон, и Хоторн повернулся к нему, снова болезненно поморщившись.
      — Стой на месте, — удержал его Пул, — я возьму трубку. — Он подошел к столу и снял трубку телефона. — Да? Это военный атташе коммандера.
      — Подождите, пожалуйста. — Джексон прикрыл рукой трубку и повернулся к Тайрелу. — Звонят из офиса директора ЦРУ, он хочет поговорить с тобой.
      — Кто я такой, чтобы возражать? — пожал плечами Хоторн, сел на кровать и взял трубку параллельного аппарата. — Хоторн слушает.
      — С вами будет говорить директор, подождите, пожалуйста.
      — Добрый день, коммандер.
      — Добрый день, господин директор. Надеюсь, вы знаете, что это мое бывшее звание.
      — Я осведомлен о большем, молодой человек... Гораздо большем, к сожалению.
      — Что вы имеете в виду?
      — Я разговаривал с госсекретарем Палиссером. Как и он, я оказался жертвой интриг ван Ностранда. Должен заметить, это был необычайный человек.
      — Его положение позволяло ему быть необычайным, сэр. Но он мертв.
      — Он знал, на какие кнопки нужно нажимать. Если бы все повернулось иначе, нам всем пришлось бы оправдываться, ссылаясь на его так называемые заслуги. Он был выдающимся актером, и я, как и мои коллеги, полностью доверяли ему.
      — Что вы сделали для него?
      — Деньги, коммандер, более восьмисот миллионов долларов были переведены на различные счета в Европе.
      — А кто их теперь получит?
      — Мне кажется, когда дело касается таких сумм, назначается международное судебное разбирательство, в ходе которого выяснится, что мы занимались нелегальным переводом денег. Я, конечно, уйду в отставку, и все грандиозные планы, которые я строил, берясь за эту работу, полетят в трубу.
      — А вы имели личную выгоду от этого перевода денег?
      — Боже упаси!
      — Тогда зачем уходить в отставку?
      — Потому что, несмотря на благородность моих намерений, я совершил незаконный поступок. Я использовал свое положение для оказания услуги определенному человеку, обошел закон и скрыл свои действия.
      — Значит, вы виноваты просто в том, что не раскусили этого человека, и в этом вы не одиноки. Но вы сами пожелали признаться в совершенном, и, на мой взгляд, причины, побудившие вас сделать это, оправдывают вас.
      — С точки зрения человека, несущего такой груз прошлого, это замечательные слова. Но представляете, как начнут давить на президента? Он назначил на чрезвычайно ответственный и высокий пост человека, который незаконно перевел за границу восемьсот миллионов долларов! Оппозиция начнет кричать о коррупции в высших эшелонах власти и раздует дело почище «Ирангейта».
      — Забудьте об этой чепухе, господин директор, — сказал Тайрел, устремив на телефон взгляд, в котором смешались ярость и страх. — А какой же все-таки груз прошлого я несу?
      — Ну, я... я думал, вы поняли.
      — Амстердам?
      — Да. Почему это вас так удивило?
      — Что вы знаете об Амстердаме? — оборвал его Тайрел хриплым голосом.
      — Это сложный вопрос, коммандер.
      — Ответьте мне на него!
      — Могу только сказать вам, что Генри Стивенс не виноват в смерти вашей жены. Виновата была система, но не отдельная личность.
      — Это самый безликий ответ, который мне приходилось слышать, после стандартного ответа: «Я просто выполнял приказы». — И все-таки это правда, Хоторн.
      — Чья правда? Ваша, его, системы? Никто ни за что не отвечает, так?
      — Одним из моих планов, когда я занял эту должность, и было искоренить эту болезнь. И я довольно успешно осуществлял его, пока не появились Бажарат и вы.
      — Не лезьте в мои дела, сукин вы сын!
      — Я понимаю, что вы расстроены, коммандер, но могу эти же слова адресовать и вам. Позвольте вам кое-что сказать. Мне не нравятся американцы вроде вас, которые получили прекрасную подготовку за счет налогоплательщиков, а теперь продают свой опыт иностранным правительствам за деньги! Я ясно выразился?
      — Меня не интересует ваше мнение. Вы и ваша система убили мою жену, и вы знаете об этом. И я вам, ублюдкам, ничего не должен!
      — Тогда не путайтесь у нас под ногами. У меня есть дюжина прекрасных агентов, гораздо более умелых, чем вы, и я без всякого сожаления мог заменить вас ими. Окажите мне услугу, бросьте это дело.
      — И не мечтайте! Убили моих друзей, хороших друзей, а один из них, который чудом остался жив, возможно, никогда больше не сможет ходить! А вы со своими профессионалами, как всегда, оказались беспомощны. Я не брошу это дело, а вам советую просто следить, за моими действиями, потому что я собираюсь вывести вас на Кровавую девочку!
      — Знаете, коммандер, я вполне это допускаю, потому что, как я уже сказал, вы хорошо подготовлены. А что касается наблюдения за вами, то в нем можете не сомневаться, поскольку ваше оборудование настроено на частоту наших макрокомпьютеров. Вернемся к нашим делам, коммандер. По настоянию ваших людей, которых поддержал Палиссер, средства связи с вами и ответчик будут обслуживаться специально отобранными людьми, не имеющими доступа к телефонам. Честно говоря, я считаю эту меру предосторожности излишней, и она расстроит наших людей... ведь это будут самые лучшие.
      — О'Райан тоже был самым лучшим. Вы сказали им о нем?
      — Я вас понимаю... — Директор молчал некоторое время, потом продолжил:
      — Возможно, и скажу, хотя у нас и нет конкретных доказательств его предательства.
      — Разве мы с вами в суде, господин разведчик? Он был там и она была там. Один из них остался жив, другой нет. Разве наши правила сопоставления фактов изменились?
      — Нет, они не изменились. Случайные совпадения бывают слишком редко, если вообще бывают в нашем деле. Возможно, я объясню своим людям, что он хотел втереться к ней в доверие, и этого будет достаточно. Служебное расследование очень плохо влияет на моральное состояние людей, а все эти люди заслуживают доверия. Надо будет подумать над этим.
      — Не надо думать. Расскажите им про О'Райана! Какие вам еще нужны доказательства? Территория побережья — сотня тысяч квадратных миль, так почему же его убили в нескольких сотнях ярдов от того места, где находилась Бажарат?
      — Это нельзя считать неопровержимым доказательством, мистер Хоторн...
      — Как и в случае с моей женой, господин директор. Но и вы и я знаем, что убило ее! Нам не надо думать об этом, мы знаем! Неужели вы не пришли к такому выводу? Если нет, то зря занимаете свое кресло.
      — Я сделал этот вывод много лет назад, молодой человек, но с точки зрения моего теперешнего положения интересы дела требуют от меня другого вывода. Я предпочел бы многое изменить, но не могу сделать это только своей личной властью. Даже несмотря на то, что мы сейчас с вами работаем в одной команде.
      — Нет, господин директор, я работаю в своей команде... в пределах разумного, если это вас больше устроит. Но не в вашей. Повторяю, я ничего не должен вашим ублюдкам, а за вами долг передо мной, который вы никогда не сможете оплатить. — Кровь бросилась в голову Хоторну, он с такой силой швырнул трубку, что расколол пластмассовый корпус аппарата.
      Раймонд Джиллетт, директор Центрального разведывательного управления, наклонился над столом, массируя пальцами ужасно болевшие виски. Странно, но он вспомнил Сайгон, и эти воспоминания наполнили его злостью и сожалением, хотя он и не мог понять почему. И вдруг все стало ясно — это Тайрел Хоторн... вернее, то, как он поступал сейчас с бывшим офицером военно-морской разведки. Та же резкая боль, что и в Сайгоне.
      Тогда там, во Вьетнаме, молодой офицер-летчик, только что закончивший академию ВВС, был сбит во время выполнения боевого задания и выпрыгнул с парашютом из горящей машины рядом с границей Камбоджи, менее чем в пяти милях от тайных, замаскированных дорог, по которым осуществлялось снабжение отрядов Вьетконга. Одному Богу было известно, как этот человек выжил в джунглях и болотах, прячась от вьетконговцев, но ему это удалось. Он пробрался на юг через реки и леса, питаясь ягодами, корой и кореньями, и наконец добрался до своих. История, которую он по возвращении рассказал представителю разведки, была просто невероятной.