Соседи не слышали никаких криков.
      Дактилоскописты не обнаружили ничего интересного.
      Доктор Праути из офиса главного медэксперта не мог определить время смерти более точно, чем промежуток между уходом миссис Казалис и прибытием ее мужа.
      Шнур, которым задушили девушку, был из индийского шелка.

* * *

      — Генри Джеймс назвал бы это роковой бесполезностью фактов, — промолвил доктор Казалис.
      Они сидели на рассвете, потягивая холодное пиво, вокруг царил беспорядок, оставшийся с прошедшей ночи. Миссис Казалис приготовила сандвичи с цыпленком, к которым никто не притронулся, кроме инспектора Квина, и то по настоянию Эллери. Тело уже увезли, зловещая простыня исчезла, с террасы пентхауса дул ветерок. Миссис Ричардсон спала в своей комнате под действием снотворного.
      — При всем уважении к великому казуисту, — заметил Эллери, — роковой является не бесполезность фактов, а их скудость.
      — В семи убийствах? — воскликнула жена доктора.
      — Семи, помноженных на ноль, миссис Казалис. Возможно, я преувеличиваю, но положение очень сложное.
      Инспектор машинально двигал челюстями. Казалось, он не слушает.
      — Что я могу сделать?
      Все вздрогнули от неожиданности. Отец Ленор так долго молчал.
      — Я должен сделать что-нибудь. Не могу сидеть просто так. У меня полно денег...
      — Боюсь, деньги тут не помогут, мистер Ричардсон, — сказал Эллери. — Отцу Моники Маккелл пришла в голову та же мысль. Но предложенное им вознаграждение в сто тысяч долларов только прибавило работы полиции.
      — Как насчет того, чтобы поспать, Зэк? — предложил доктор Казалис.
      — У нее не было ни единого врага во всем мире. Ты же знаешь, Эд! Все ее любили. Почему этот... почему он выбрал Ленор? Она — единственное, что у меня было. Почему именно моя дочь?
      — А почему вообще чья-то дочь, мистер Ричардсон?
      — Меня не интересуют другие! За что мы платим полиции? — Ричардсон вскочил на ноги; его щеки стали пунцовыми.
      — Зэк!
      Он обмяк, что-то пробормотал и потихоньку вышел.
      — Нет, дорогая, пусть идет, — быстро сказал психиатр жене. — Зэк обладает чисто шотландским чувством пропорций, и жизнь для него в высшей степени драгоценна. Но я беспокоюсь о тебе. У тебя глаза лезут на лоб. Пойдем, дорогая. Я отвезу тебя.
      — Нет, Эдуард.
      — Но Делла спит...
      — Я не пойду без тебя. А ты нужен здесь. — Миссис Казалис взяла мужа за руку. — Ты не можешь отстраниться от этого, Эдуард. Скажи, что ты что-то сделаешь.
      — Конечно, сделаю. Отвезу тебя домой.
      — Я не ребенок!
      Доктор поднялся:
      — Но что я могу сделать? Эти люди разбираются в таких вещах. Я же не жду, что они явятся ко мне в кабинет и станут читать лекции, как нужно лечить пациентов.
      — Не делай из меня дурочку, Эдуард! — Ее голос стал резким. — Ты можешь сказать этим джентльменам то, что говорил мне много раз. Твои теории...
      — К несчастью, это всего лишь теории. А теперь будь умницей и иди домой.
      — Делла нуждается во мне. — Напряжение в голосе усилилось.
      — Но, дорогая... — Доктор казался испуганным.
      — Ты ведь знаешь, что значила для меня Ленор... — Голос миссис Казалис дрогнул.
      — Разумеется. — Психиатр метнул предупреждающий взгляд на Эллери и инспектора. — Она многое значила и для меня. Успокойся, иначе ты заболеешь.
      — Эдуард, ты же помнишь, что говорил мне...
      — Я сделаю все, что могу. Ты должна успокоиться. — Он обнял жену, и она постепенно перестала всхлипывать.
      — Но ты не пообещал...
      — Думаю, ты права — тебе незачем идти домой. Делла действительно будет в тебе нуждаться. Воспользуйся комнатой для гостей, дорогая. Я дам тебе лекарство, которое поможет заснуть.
      — Обещай мне, Эдуард!
      — Обещаю. А сейчас я уложу тебя в постель.

* * *

      Когда доктор Казалис вернулся, у него был виноватый вид.
      — Мне следовало распознать начало истерики.
      — Я только приветствую добрый старый взрыв эмоций, — улыбнулся Эллери. — Кстати, доктор, о каких теориях упоминала миссис Казалис?
      — О теориях? — Инспектор Квин быстро обернулся. — У кого тут есть теории?
      — Ну, полагаю, что у меня, — ответил доктор Казалис, садясь и протягивая руку за сандвичем. — Что эти парни там делают?
      — Обследуют террасу и крышу. Расскажите мне о ваших теориях, доктор. — Инспектор взял одну из сигарет Эллери, хотя никогда не курил сигареты.
      — Очевидно, в Нью-Йорке у каждого имеются одна-две теории, — улыбнулся доктор Казалис. — Убийства, совершенные Котом, естественно, не могли не заинтересовать психиатра. Хотя я не располагаю вашей информацией...
      — Она многого не добавит к тому, что вы прочли в газетах.
      Казалис усмехнулся:
      — Я как раз хотел сказать, что отсутствие информации ничего не меняет. Мне кажется, джентльмены, вы не правы, применяя в этом деле обычную тактику расследования. Вы сконцентрировали внимание на жертвах — это разумная методика в обычных делах, но абсолютно неверная в этом. Здесь вам следует сосредоточиться на убийце.
      — Что вы имеете в виду?
      — Разве не правда, что между жертвами нет ничего общего?
      — Ну?
      — Что их пути никогда не пересекались?
      — Насколько мы можем судить, никогда.
      — Помяните мое слово — вы не обнаружите ни единой точки соприкосновения. Семь жертв кажутся не связанными между собой, потому что так оно и есть. Связь могла возникнуть, лишь когда убийца закрыл глаза, открыл телефонный справочник, скажем, на семи любых страницах, решив прикончить сорок девять человек из обозначенных во второй колонке на каждой странице.
      Эллери встрепенулся.
      — Таким образом, — продолжал доктор Казалис, доев сандвич, — мы имеем семь человек, никогда друг с другом не соприкасавшихся, но умерщвленных одной и той же рукой. Что означают эти семь, очевидно, беспричинных актов насилия? Для профессионального ума — психоз. Я сказал «очевидно, беспричинных», потому что поведение психопата выглядит немотивированным, только когда судишь с позиции здравого рассудка. У психопата имеются свои мотивы, но они возникают вследствие искаженного восприятия действительности и фальсификации фактов. Мое мнение, основанное на анализе доступной мне информации, состоит в том, что Кот (черт бы побрал этого карикатуриста — так опозорить в высшей степени уравновешенное животное!) страдает тем, что мы называем систематизированным маниакальным состоянием, параноидным психозом.
      — Естественно, — произнес казавшийся разочарованным инспектор, — одна из наших первых теорий заключалась в том, что убийца безумен.
      — Безумие — это популярный и юридический термин. — Доктор Казалис пожал плечами. — Существует большое количество людей, которые, не являясь безумными в юридическом смысле, тем не менее страдают психозами. Поэтому предлагаю придерживаться медицинской терминологии.
      — Хорошо, пусть будет психопат. Мы навели справки во всех психиатрических клиниках — и никаких результатов.
      — Не все психопаты зарегистрированы, инспектор Квин, — сухо сказал доктор. — На этом и строится моя теория. Если Кот — параноидный психопат шизофренического типа, то для нетренированного глаза он может выглядеть таким же нормальным, как любой из нас. Он может долгое время оставаться вне подозрений и натворить массу бед.
      — Всякий раз после разговора с людьми вашей профессии, — усмехнулся инспектор, — я чувствую, что у меня самого происходит помрачение рассудка.
      — Думаю, папа, — заметил Эллери, — доктор Казалис способен скорее просветить, нежели помрачить ум. Продолжайте, доктор.
      — Я всего лишь собирался предложить альтернативу, что Кот, возможно, лечится или недавно лечился у частного врача. Кто бы ни совершил эти убийства, мне кажется, он из местных, так как все преступления произошли в Манхэттене, поэтому начать проверку лучше здесь. Для этого потребуется сотрудничество всех врачей. Каждый из них, зная, что ему искать, должен просмотреть истории болезней своих пациентов, нынешних и бывших, а уже тех, которые покажутся подозрительными, следует подвергнуть врачебному обследованию и полицейской проверке. Конечно, это колоссальная работа, которая может завершиться полным провалом...
      — Дело не в количестве работы, — проворчал инспектор Квин. — Меня беспокоит необходимость привлечения опытных психиатров, которым предстоит обследовать подозреваемых, ведь их придется оторвать от основной работы.
      — Ну, буду рад помочь, чем могу. Вы ведь слышали, что сказала моя жена! У меня сейчас мало пациентов. — Врач скорчил гримасу. — Я собираюсь уходить на покой, так что мне это не причинит особых хлопот.
      — Весьма любезное предложение, доктор Казалис. — Инспектор пригладил усы. — Признаю, что это открывает перед нами совершенно новое поле деятельности. А ты как думаешь, Эллери?
      — Безусловно, — откликнулся Эллери. — Это конструктивная идея, и она может вывести нас прямо на преступника.
      — Я слышу в вашем голосе нотку сомнения, не так ли? — улыбнулся доктор Казалис. Его пальцы энергично барабанили по столу.
      — Возможно.
      — Вы не согласны с моим анализом?
      — Не вполне согласен, доктор.
      Стук прекратился.
      — Я не убежден, что эти преступления — беспричинны, — добавил Эллери.
      — Значит, у вас есть информация, которой я не обладаю.
      — Это не так. Я располагаю теми же сведениями, что и вы. Но дело в том, что эти преступления совершаются по определенному образцу.
      — Образцу? — Казалис уставился на него.
      — Убийства имеют ряд общих элементов.
      — Включая последнее? — оживился инспектор.
      — Да, папа.
      Доктор Казалис снова забарабанил по столу.
      — Очевидно, вы не имеете в виду совпадение метода — шнуры, удушения...
      — Нет. Я имею в виду элементы общие для семи жертв. Убежден, что это свидетельствует о наличии определенного плана, но каковы его природа и цель... — Взгляд Эллери омрачился.
      — Звучит любопытно. — Доктор Казалис изучал Эллери, как интересного пациента. — Если вы правы, мистер Квин, значит, я ошибаюсь.
      — Мы оба можем быть правы. У меня предчувствие, что это так. «Если это и безумье, то по-своему последовательное» .
      Они одновременно засмеялись.
      — Папа, я настоятельно рекомендую сразу же приступить к осуществлению идеи доктора Казалиса.
      — Мы нарушим все правила! — простонал инспектор Квин. — Доктор, вы берете на себя всю ответственность?
      — В вопросах психиатрии?
      — Да.
      Пальцы доктора Казалиса прекратили свои упражнения.
      — Понимаете, — продолжал инспектор, — план не сработает, если с нами не станут сотрудничать все врачи, специализирующиеся в этой области. Если вы, доктор, с вашей репутацией и профессиональными связями возглавите эту фазу расследования, то это гарантирует нам полный охват всей зоны действия. Фактически, — задумчиво добавил он, — наше соглашение было бы полезным и по другим причинам. Мэр уже назначил моего сына специальным следователем. Когда вы возглавите медицинскую комиссию по расследованию, наше наступление будет выглядеть особенно грозным. Может быть, — невесело усмехнулся инспектор, — нам и впрямь удастся что-то обнаружить. Конечно, доктор, я должен получить официальное согласие начальства, но что-то мне подсказывает, что мэр и комиссар только обрадуются подобному предложению. Могу я сказать им, что вы согласны?
      Психиатр махнул рукой:
      — Как звучит эта фраза в кинофильме, который я недавно видел?.. «Обманут собственной хитростью». Ладно, инспектор, я у вас на крючке. С чего начинать?
      — Где вы будете находиться сегодня?
      — Зависит от того, как пойдут дела у Деллы и Зэка. Либо здесь, либо дома, инспектор. Утром я постараюсь поспать несколько часов.
      — Постараетесь? — Эллери встал и потянулся. — Для меня бы это не составило проблемы.
      — А для меня сон — всегда проблема. Я страдаю хронической бессонницей. — Психиатр улыбнулся. — Этот симптом обычно является частью клинической картины слабоумия, полупаралича и так далее, но я не сообщаю о нем моим пациентам. У меня всегда есть запас снотворных таблеток.
      — Я позвоню вам во второй половине дня, доктор.
      Казалис кивнул инспектору и вышел.
      Квины молчали. Полицейские, работавшие на террасе, начали расходиться. Сержант Вели расхаживал по террасе в лучах солнца.
      — Что ты о нем думаешь? — внезапно спросил инспектор.
      — О ком, папа?
      — О Казалисе.
      — А-а... Весьма солидный гражданин.
      — В самом деле.
      — Ничего не нашли, инспектор, — сообщил сержант Вели. — Кот поднялся в пентхаус на лифте — это точно.
      — Я бы только хотел, — пробормотал инспектор, — чтобы он не барабанил пальцами — это действует на нервы... Вели, кончай работу и иди спать.
      — А что делать с репортерами?
      — Они, очевидно, набросились на доктора Казалиса. Беги ему на помощь и скажи им, что я сейчас приду. Что-нибудь им наболтаю.
      Сержант кивнул и, зевая, удалился.
      — Какие у тебя планы, папа?
      — Мне нужно в город, ты идешь домой?
      — Если смогу выбраться отсюда целым и невредимым.
      — Подожди в стенном шкафу в холле. Я заманю репортеров в гостиную, и ты сможешь незаметно уйти.
      — Договорились.

* * *

      Эллери открыл глаза, отец сидел на краю его кровати и смотрел на него.
      — Сколько сейчас времени, папа?
      — Начало шестого.
      Эллери потянулся:
      — Ты пришел только что?
      — Да.
      — Есть что-нибудь новое?
      — Вскрытие вроде бы ничего не показало. Шнур также ничем не отличается от шести предыдущих.
      — Как атмосфера? Спокойная?
      — Я бы так не сказал. — Инспектор поежился, словно от холода. — В Главное управление и мэрию невозможно дозвониться. Газеты отбросили сдержанность и требуют крови. Все, что было достигнуто твоим назначением, после убийства Ленор Ричардсон отправилось псу под хвост. Когда я зашел вместе с комиссаром в кабинет мэра посоветоваться о предложении Казалиса, он чуть не расцеловал меня. Мэр тут же позвонил психиатру, и первыми его словами были: «Когда вы сможете провести пресс-конференцию, доктор?»
      — Казалис согласился?
      — Как раз сейчас он этим занимается. А вечером выступит по радио.
      — По-видимому, для мэра я стал великим разочарованием, — засмеялся Эллери. — А теперь отправляйся в постель, иначе сам станешь кандидатом на медицинское обследование.
      Инспектор не двинулся с места.
      — Есть что-то еще?
      — Эллери. — Старик наклонился и начал медленно расшнуровывать левый ботинок. — В городе ходят скверные разговоры. Я бы не спрашивал тебя об этом, но если хочу оставаться на ринге, то должен знать, какой сейчас раунд.
      — О чем ты бы меня не спрашивал?
      — Я хочу, чтобы ты рассказал мне, что тебе удалось обнаружить. — Инспектор занялся вторым ботинком. — Чтобы держать оборону, мне нужно располагать полной информацией. Иными словами, если у меня грязные штаны, то я хочу знать, на чем сидел.
      Это походило на нечто вроде Декларации независимости, зачатой в горе и рожденной на благо правого дела .
      Эллери с несчастным видом достал сигарету и лег, поставив пепельницу на грудь.
      — Ладно, — сказал он. — С твоей точки зрения, я поступаю вероломно. Но давай поглядим, будет ли от того, что я утаиваю, хоть малейшая польза тебе, мне, мэру, комиссару или тени Эдгара По. Первое. Арчибалду Дадли Абернети было сорок четыре года. Вайолет Смит — сорок два. Райану О'Райли — сорок. Монике Маккелл — тридцать семь. Симоне Филлипс — тридцать пять. Битрис Уилликинс — тридцать два. Ленор Ричардсон — двадцать пять. Итак, сорок четыре, сорок два, сорок, тридцать семь, тридцать пять, тридцать два и двадцать пять.
      Инспектор молча уставился на сына.
      — Каждая следующая жертва была моложе предыдущей. Вот почему я не сомневался, что доктор Казалис не может быть номером семь — он ведь старше их всех. Чтобы стать седьмым в списке, ему должно быть меньше тридцати двух лет — возраста шестой жертвы, если схема основана на нисходящей последовательности... Я оказался прав — возраст седьмой жертвы, мисс Ричардсон, двадцать пять лет. Разница между возрастом каждой пары жертв неодинакова, но любая из них моложе предшествующей.
      Старик вцепился в правый ботинок.
      — В самом деле! И никто этого не заметил!
      — Ну, это всего лишь крупица здравого смысла во всей чудовищной неразберихе. Как спрятанное лицо в картинке-загадке. Ты смотришь и внезапно замечаешь его. Но что это означает? Смысл смыслом, но какой именно? В чем причина? Совпадением это не может быть, только не в семи случаях! И все же, чем больше об этом думаешь, тем менее значительной представляется эта последовательность. Можешь вообразить убедительную причину, по которой некто убивает все более и более молодых людей, абсолютно не связанных друг с другом? Я не могу.
      — Трудная задача, — пробормотал инспектор.
      — Конечно, я мог бы объявить вечером, что ньюйоркцам от двадцати пяти лет и старше беспокоиться не о чем, так как Кот строго соблюдает нисходящую последовательность возраста жертв и уже миновал двадцатипятилетний рубеж...
      — Очень смешно, — прервал старик. — Звучит как... как оперетта Гилберта и Салливана . Все подумают, что ты спятил, а если нет, то спятят все, кому меньше двадцати пяти.
      — Что-то вроде того, — кивнул Эллери. — Потому я и держал это при себе. Второе. — Он бросил сигарету в пепельницу и уставился в потолок. — Из семи жертв двое — мужчины, а пять — женщины. До самой последней жертвы их возраст был от тридцати двух лет и выше. Значительно выше минимума совершеннолетия, не так ли?
      — Ну и что?
      — Мы живем в обществе, основанном на браке. Все дороги нашей культуры ведут к американскому дому, который отнюдь не задуман как цитадель безбрачия. Если требуются доказательства, достаточно вспомнить о неприятных ощущениях, которые вызывают всего лишь два слова «холостяцкая квартира». Наши женщины проводят девические годы, охотясь за мужьями, а остальную жизнь — стараясь их удержать; наши мужчины проводят юность, завидуя отцам, и, следовательно, не могут дождаться, пока вырастут и женятся на ком-нибудь похожем на их матерей. Что я пытаюсь сказать...
      — Скажи же, ради бога!
      — Если ты возьмешь любых взрослых американцев старше двадцати пяти лет, шестеро из которых старше тридцати двух, каковы шансы, что все, кроме одного, окажутся не состоящими в браке?
      — О'Райли! — испуганно воскликнул инспектор. — Он один был семейным!
      — Или можно подойти с другого конца. Из двух мужчин Абернети был холостяком, а О'Райли — женатым. Но все пять женщин были незамужними! Если подумать, то это весьма примечательно! Пять женщин в возрасте от двадцати пяти до сорока двух лет, и ни одна из них не добилась успеха в великой американской гонке за счастьем! Учитывая нисходящую последовательность возраста, совпадение выглядит невероятным. Значит, Кот специально выбирал — во всяком случае, среди жертв женского пола — тех, которые не обзавелись супругами. Почему? Попробуй объяснить.
      Инспектор Квин грыз ногти.
      — Единственное, что мне приходит в голову, — это то, что Кот соблазнял женщин возможностью брака с целью подобраться к ним поближе. Но...
      — Но это не объяснение — ты прав. Никаких следов подобного Лотарио не обнаружено ни в одном случае.
      — Конечно, я мог бы обрадовать замужних нью-йоркских леди тем, что опасаться объятий Кота должны только девушки, мужененавистницы и лесбиянки, но...
      — Продолжай, — буркнул инспектор.
      — Третье. Абернети и О'Райли были задушены голубым шелковым шнуром. Вайолет Смит, Моника Маккелл, Симона Филлипс, Битрис Уилликинс и Ленор Ричардсон — оранжево-розовым. Об этом сообщалось даже в прессе.
      — Я забыл, — проворчал старик.
      — Один цвет для мужчин, другой — для женщин, и так все время. Почему?
      Помолчав, инспектор робко произнес:
      — На днях, сынок, ты упомянул четвертый пункт...
      — Да. У всех жертв были телефоны.
      Инспектор молча протирал глаза.
      — Сама прозаичность этого пункта делает его весьма привлекательным. Во всяком случае, для меня. Семь жертв — семь телефонов. У всех — даже у несчастной Симоны — был телефон, а в тех случаях, когда абонентом являлся кто-то другой, как у Симоны Филлипс, Моники Маккелл и Ленор Ричардсон, их имена все равно были упомянуты в телефонном справочнике — я специально проверил.
      Не знаю точных цифр, но думаю, что в Соединенных Штатах на каждую сотню человек приходится около двадцати пяти телефонов. Один на четырех. В больших городах, вроде Нью-Йорка, процент может быть выше — скажем, один на троих. Однако из семи жертв, выбранных Котом, не одна или две, а все имели телефоны.
      Напрашивается объяснение, что Кот подбирает себе лакомства по телефонному справочнику. Чистая лотерея! Но в лотерее шансы, что каждая следующая жертва окажется моложе предыдущей, практически равны нулю. Значит, Кот делал выбор на какой-то другой основе. Тем не менее все его жертвы фигурируют в манхэттенском телефонном справочнике. Эти телефоны что-то означают...
      Эллери поставил пепельницу на ночной столик и спустил ноги с кровати.
      — Чертовски странно! — простонал он. — Если бы в последовательности фактов была хоть одна брешь — одна из жертв старше предыдущей, одна из задушенных женщин замужем или была замужем раньше, один мужчина задушен оранжево-розовым или хотя бы красным шнуром, у одной из жертв не было телефона... Все эти пункты имеют свои причины. А может быть, — Эллери внезапно выпрямился, — одну и ту же причину. Некий гигантский общий знаменатель. Розеттский камень . Один ключ ко всем дверям. Знаешь, это было бы здорово!
      Но инспектор Квин, раздеваясь, бормотал:
      — Эта история с возрастом... Два года разницы между Абернети и Вайолет. Два года между Вайолет и О'Райли. Три года между О'Райли и сестрой Маккелла. Два года между ней и сестрой Селесты. Три года между ней и Битрис Уилликинс. Два или три — в первых случаях ни разу больше трех. А потом...
      — Да, — кивнул Эллери. — А потом, с убийством Ленор Ричардсон, максимальная разница увеличивается с трех до семи лет... Это мучило меня всю ночь.
      — А меня мучит то, — заметил наконец раздевшийся инспектор, — кто будет следующим.
      Эллери отвернулся.
      — И это все, что у тебя было, сынок?
      — Все, что у меня есть.
      — Тогда я пошел спать. — И маленький сухощавый старичок поплелся к себе.

Глава 5