— Ни в малейшей степени.
      — Благодарю вас... О! — Джимми задержался в дверях. — Совсем забыл!
      — Что?
      — Не забудьте дать мне знать, когда наденете на него наручники, ладно?

* * *

      Когда дверь закрылась, Эллери вскочил на ноги. Отец налил ему очередную порцию:
      — Выпей и успокойся.
      — Эта контузия во время Первой мировой войны... — пробормотал Эллери. — Рецидивы нервного расстройства... Попытка что-то компенсировать внезапным, явно неподготовленным интересом к психиатрии... Все сходится.
      — Выпей, — настаивал инспектор.
      — Разве нормально для мужчины в пятьдесят лет взяться за изучение психиатрии, в пятьдесят пять начать практику и добиться огромного успеха? Должно быть, им двигал мощный стимул. Взгляни на историю его молодости. Этот человек все время стремится что-то доказать — кому? Самому себе? Всему миру? Он преодолевает любые препятствия, использует любые попадающиеся под руку орудия, а когда они становятся ненужными, отбрасывает их без колебаний. Конечно, он придерживается профессиональной этики, но наверняка в самом узком смысле. А потом женитьба на девушке вдвое моложе его, и притом не первой попавшейся, а принадлежащей к семейству Меригру из Мэна. Далее двое неудачных родов и... чувство вины. Первый нервный срыв от переутомления, но не физического, а душевного...
      — Не слишком ли много догадок? — осведомился инспектор Квин.
      — Мы не имеем дело с уликами, которые можно потрогать. Хотел бы я знать больше!
      — Только не проливай виски, сынок.
      — С тех пор это лишь вопрос времени. Психические отклонения постепенно усиливаются — что-то разъедает душу изнутри. Потенциально параноидная личность становится таковой реально. Интересно...
      — Что — интересно? — спросил инспектор, когда Эллери сделал паузу.
      — Не умер ли один из младенцев, которых он принимал, от удушения?
      — От чего?
      — От удушения. Пуповина могла обмотаться вокруг шеи.
      Старик уставился на него, потом поднялся:
      — Давай-ка лучше пойдем спать.

* * *

      Они обнаружили белую медицинскую карту, озаглавленную « Абернети Сара Энн», через двадцать секунд после того, как выдвинули ящик с картотекой за 1905–1910 годы. Карта была одиннадцатой по счету. К ней была прикреплена голубая карта с надписью « Абернети Арчибалд Дадли, пол мужской, родился 24 мая 1905 г. в 10.26».
      Каждый из двух старомодных шкафов орехового дерева содержал по три ящика. Нигде не было ни замков, ни щеколд, но помещение, в котором они находились, пришлось отпирать, что не без труда удалось сержанту Вели. Комната была заполнена реликвиями и безделушками Казалисов, но рядом со шкафами стояли стеклянный контейнер с акушерскими и хирургическими инструментами и старый медицинский саквояж.
      Документы, касающиеся психиатрической практики доктора Казалиса, находились в современных стальных шкафах его кабинета и были заперты.
      Однако Квины провели все время в тесной и пыльной комнатушке.
      В карте миссис Абернети содержалась обычная история беременности. В карте Арчибалда Дадли — сведения о родах и начальном периоде развития. Очевидно, в упомянутый период доктор Казалис исполнял при новорожденных обязанности педиатра.
      Через девяносто восемь карт Эллери наткнулся на белую карту с надписью « Смит Юлали», к которой были прикреплена розовая: « Смит Вайолет, пол женский, родилась 13 февраля 1907 г. в 18.55».
      Еще через сто шестьдесят четыре карты обнаружились белая и голубая карты с надписями: « О'Райли Мора Б.» и « О'Райли Райан, пол мужской, родился 23 декабря 1908 г. в 4.36».
      Не прошло и часа, как они отыскали карты всех девяти жертв Кота. Труда это не составило — карты располагались в ящиках в хронологическом порядке, а на каждом ящике были указаны годы, так что оставалось только просматривать карты одну за другой.
      Эллери послал сержанта Вели за манхэттенским телефонным справочником и просидел над ним некоторое время.
      — Когда имеешь ключ, все становится чертовски логичным, — заметил Эллери. — Мы не могли понять, почему каждая жертва Кота моложе предшествующей, хотя между ними нет никакой связи. Очевидно, Казалис просто следовал хронологии собственных записей. Он начал с первых дней своей медицинской практики и систематически продвигался вперед.
      — За сорок четыре года многое изменилось, — задумчиво промолвил инспектор. — Пациенты умирали. Дети, которым Казалис помогал появиться на свет, вырастали и разъезжались по разным местам. Прошло минимум девятнадцать лет с тех пор, как он имел медицинский контакт с кем-либо из них. Большинство карт было для него бесполезно.
      — Вот именно. Если Казалис не собирался предпринимать сложные и длительные поиски, он не мог рассчитывать на полный охват. Поэтому он сконцентрировал внимание на картах с именами, которые легко отследить. Так как его практика проходила в Манхэттене, в качестве указателя легче всего было пользоваться манхэттенским телефонным справочником. Несомненно, Казалис начал с первой карты в своем архиве. Это Сильван Сэкопи — мальчик, которого родила Маргарет Сэкопи в марте 1905 года. В нынешнем манхэттенском справочнике эти имена отсутствуют. Поэтому он перешел ко второй карте. Снова неудача. Я проверил первые десять имен — ни одно из них не фигурирует в справочнике. Первым там значится Абернети — он и стал первой жертвой. Я еще не проверил все имена на девяноста семи картах между Абернети и Вайолет Смит, но уверен, что Вайолет Смит стала второй жертвой Кота по той же причине. Хотя ее карта значится под номером 109, она имела несчастье оказаться второй из фигурирующих в телефонном справочнике. Не сомневаюсь, что то же относится и ко всем остальным.
      — Мы это проверим.
      — Теперь что касается необъяснимого факта незамужнего и неженатого семейного статуса всех жертв, кроме одной. Когда мы узнали, каким образом Кот подбирал их, ответ стал абсолютно ясным. Из девяти жертв шесть были женщинами, а трое — мужчинами. Из троих мужчин один был женат, а двое — нет, но Доналд Кац был молодым парнем, так что это вполне нормальное соотношение. Но из шести женщин ни одна не была замужем. Почему же все жертвы женского пола были незамужними? Потому что женщина, выходя замуж, меняет фамилию! Казалис мог разыскать по справочнику только тех женщин, которые сохранили фамилии, фигурирующие в медицинских картах. А разница в цвете шнуров, проходящая через все преступления? Это ведь был самый очевидный ключ из всех! Голубые шнуры для мужчин, оранжево-розовые — для женщин. Может быть, меня сбил с толку оранжевый опенок. Но розовый и голубой — традиционные цвета младенцев женского и мужского пола.
      — Это сентиментальный подход, — возразил инспектор.
      — Сентиментальный или нет, но цвет шнуров так же значителен, как цвет адского пламени. Это указывает на то, что в глубине души Казалис рассматривает свои жертвы как младенцев. Когда он затягивал на шее Абернети голубой шнур, он как бы душил новорожденного мальчика пуповиной, возвращая его в небытие. Пупочный символизм присутствовал с самого начала. А цвета шнуров — цвета деторождения в убийственном облике.
      Где-то послышались звуки выдвигаемых ящиков.
      — Это Вели, — сказал инспектор. — Господи, неужели шнуры хранятся здесь?
      — А непонятный разрыв между шестой и седьмой жертвами — Битрис Уилликинс и Ленор Ричардсон? — продолжал Эллери. — До того разница в возрасте между убитыми не превышала трех лет. И вдруг — семь.
      — Война...
      — Но Казалис вернулся к практике в девятнадцатом или двадцатом году, а Ленор Ричардсон родилась в двадцать четвертом.
      — Возможно, до нее ему не удалось никого разыскать в справочнике.
      — Нет. Например, Харолд Марзупян, родившийся в сентябре 1921 года, имеется в справочнике. И Бенджамин Трейдлих, который родился в январе 1922 года. Я нашел там еще по меньшей мере пятерых, родившихся до 1924 года, и их, несомненно, больше. Однако Казалис проигнорировал их, перейдя сразу к Ленор Ричардсон, которой было двадцать пять лет. Почему? Ну что произошло между убийствами Битрис Уилликинс и Ленор Ричардсон?
      — Что же?
      — Быть может, это прозвучит нескромно, но между этими двумя событиями мэр назначил специального следователя по делу Кота.
      Инспектор поднял брови.
      — Подумай сам, — настаивал Эллери. — Реклама была колоссальная. Мои имя и миссия обсуждались в прессе как очередная сенсация. Назначение не могло не произвести впечатления на Кота. Должно быть, он спросил себя: как отразится этот внезапный поворот событий на его шансах безопасно продолжить игру в убийства? Как ты помнишь, газеты поработали на славу. Они пересказывали мои прежние дела, изображая меня суперменом. Что бы ни знал обо мне Кот до того, можешь не сомневаться — он читал все, что было тогда напечатано, и слушал все, что передавало радио.
      — Ты имеешь в виду, что он тебя испугался? — усмехнулся инспектор.
      — Более вероятно, что он обрадовался перспективе дуэли между нами, — ответил Эллери. — Помни, что мы имеем дело с безумцем особого рода — досконально изучившим науку о человеческом уме и личности, но в то же время законченным параноиком с систематизированной манией величия. Такой человек запросто мог рассматривать мое участие в расследовании как вызов, и это породило скачок в семь лет от Битрис Уилликинс к Ленор Ричардсон.
      — Каким образом?
      — Какой факт связывал Ленор Ричардсон с Казалисом?
      — Она была племянницей его жены.
      — Поэтому Казалис намеренно отбросил другие доступные жертвы, чтобы убить собственную племянницу, зная, что это абсолютно естественно введет его в дело. Зная, что он обязательно встретится со мной на месте преступления, зная, что при сложившихся обстоятельствах он легко может стать одним из участников расследования. Почему миссис Казалис настаивала, чтобы ее муж предложил свои услуги? Потому что он часто обсуждал с ней свои «теории» относительно Кота! Казалис тщательно подготовил почву еще до убийства Ленор, играя на привязанности к ней его жены. Если бы миссис Казалис не затронула эту тему, он бы сделал это сам. Но она избавила его от такой необходимости, как он и предвидел.
      — В результате, — проворчал инспектор, — Казалис занял положение, позволяющее ему знать о наших действиях...
      — И упиваться собственным могуществом. — Эллери пожал плечами. — Говорил же я тебе, что старею! Я все время сознавал возможность подобного хода со стороны Кота. Разве я не подозревал Селесту и Джимми в точно таком же мотиве? А Казалис постоянно был рядом...
      — Шнуров нет.
      Квины вздрогнули. Но это был только сержант Вели.
      — Они должны быть здесь, Вели, — настаивал инспектор. — Как насчет стальных шкафов в его кабинете?
      — Нам придется привести сюда Билла Дивэндера, чтобы открыть их. Я не могу этого сделать, не оставив следов.
      — Сколько у нас остается времени? — Инспектор потянул цепочку часов.
      Но Эллери покачал головой:
      — Чтобы проделать такую работу как следует, времени все равно не хватит, папа. Как бы то ни было, я сомневаюсь, что Казалис хранит шнуры здесь. Слишком большой риск, что жена или горничная их найдут.
      — Вот и я говорил инспектору, — с жаром присоединился Вели, — что он, наверное, спрятал их в какой-нибудь камере хранения...
      — Я помню, что вы это говорили, Вели, но они все же могут находиться в квартире. Мы должны раздобыть эти шнуры, Эллери. Окружной прокурор на днях сказал мне, что если мы свяжем с каким-нибудь конкретным лицом находку голубых и оранжево-розовых шнуров из индийского шелка, то он на этом основании сможет передать дело в суд.
      — Мы предоставим прокурору куда лучшее доказательство, — внезапно заявил Эллери.
      — Какое?
      Эллери положил руку на один из шкафов с карточками.
      — Все, что мы должны сделать, — это поставить себя на место Казалиса. Он наверняка не закончил — карточки Петрукки и Каца относятся только к 10 марта 1927 года, а его акушерская деятельность простирается еще на три года.
      — Я не понимаю, — пожаловался сержант.
      Но инспектор уже трудился над ящиком с этикеткой « 1927-1930».

* * *

      Карта новорожденного, следующего за Доналдом Кацем, была розовой и содержала сведения о Розелл Рутас.
      В справочнике Рутасы не значились. Следующая карта была голубой и с именем Залман Финклстоун.
      Такой фамилии в справочнике тоже не было.
      Розовая, Аделаида Хеггеруитт...
      — Продолжай, папа.
      Инспектор взял следующую карту. « Коллинз Баркли М.»
      — В книге полным-полно Коллинзов, но ни одного Баркли М.
      — Согласно карточке фамилия матери...
      — Это не имеет значения. Все жертвы Кота фигурировали в справочнике лично. Я проверил несколько имен матерей, чьи дети не значились в книге, и нашел там две — значит, есть и другие. Однако Казалис отбросил их, очевидно, потому, что это бы потребовало более сложных поисков и увеличило риск. До сих пор он выбирал жертвы, на которые можно было выйти непосредственно. Кто там следующий?
      — Констанс Фролинс.
      — Нет.
      Перебрав еще пятьдесят девять карт, инспектор прочитал:
      — Мэрилин Сомс.
      — Погоди-ка... Сомс... Есть! Сомс Мэрилин!
      — Дай взглянуть.
      Это был единственный образец такой фамилии в справочнике. Адрес — Восточная Двадцать девятая улица, 486.
      — Рядом с Первой авеню, — пробормотал инспектор. — И близко от больницы «Бельвю».
      — Посмотри на белой карте имена родителей.
      — Эдна Л. и Фрэнк П. Занятие отца характеризуется как «почтовый служащий».
      — Можно, пока мы торчим здесь, быстро навести справки о Мэрилин Сомс и ее семье?
      — Уже поздновато... Сначала позвоню мэру — убедиться, что он не отпустил Казалиса. Вели, где телефон?
      — В кабинете пара аппаратов.
      — А семейный телефон?
      — В нише в прихожей.
      Инспектор вышел.
      Когда он вернулся, Эллери спросил:
      — А они не позвонят сюда?
      — За кого ты меня принимаешь, Эл? — сердито сказал инспектор. — В хорошую лужу мы бы сели, если бы отвечали на телефонные звонки. Я сам перезвоню им через полчаса. Вели, если зазвонит телефон, не снимайте трубку.
      — А меня вы за кого принимаете?
      Они молча ждали.
      Сержант Вели бродил по прихожей.
      Инспектор посматривал на часы.
      Эллери просматривал розовую карту.
      «Сомс Мэрилин, пол женский, родилась 2 января 1928 г. в 7.13».
      Статистика рождаемости, выполненная рукой смерти...
      Начало родов — естественное.
      Продолжительность родов — 10 часов.
      Анестезия — морфий-скополамин.
      Инструменты — щипцы.
      Период беременности — 40 недель.
      Дыхание — самопроизвольное.
      Способы оживления — не применялись.
      Повреждения при родах — никаких.
      Врожденные аномалии — никаких.
      Медикаменты — никаких.
      Вес — 6 фунтов 9 унций.
      Рост — 49 см.
      И так далее вплоть до десятого дня. Поведение ребенка... Тип дополнительного питания... Замеченные отклонения: пищеварение, дыхание, кровообращение, мочеиспускание, нервная система, кожа, пупок...
      Да, добросовестный врач. Смерть всегда добросовестна. Пищеварение, кровообращение, пупок... Особенно пупок. Место, к которому прикрепляется пуповина, связывающая утробный плод млекопитающего с плацентой... Анатомическое и зоологическое определение. И никакого упоминания о шнуре из индийского шелка...
      Но это придет через двадцать один год.
      А пока что розовые карточки для девочек, голубые — для мальчиков.
      Научная систематизация родов...
      Все это было в карте, заполненной выцветшими чернилами. Вступительные замечания Господа Бога по поводу еще одного влажного, красного, извивающегося комочка, появившегося на свет...
      И как Бог дал, так он и взял...

* * *

      Когда инспектор положил трубку, он был слегка бледен.
      — Имя матери — Эдна, урожденная Лэфферти. Имя отца — Фрэнк Пеллмен Сомс, занятие — почтовый клерк. Дочь Мэрилин — стенографистка. Возраст — двадцать один год.
      Сегодня вечером, завтра, на будущей неделе, в следующем месяце Мэрилин Сомс, девушка двадцати одного года, стенографистка, проживающая в Манхэттене, Восточная Двадцать девятая улица, 486, будет извлечена из картотеки доктора Казалиса рукой, что помогла ей появиться на свет, и та же рука начнет отмеривать для нее оранжево-розовый шнур из индийского шелка...
      Убийца отправится на охоту со шнуром в руке, а позже карикатурист из «Нью-Йорк экстра» заострит свои карандаши и изобразит Кота уже с десятью хвостами и одиннадцатым в виде вопросительного знака.

* * *

      — Только на сей раз мы будем его поджидать, — сказал Эллери тем же вечером в гостиной Квинов. — Мы поймаем его со шнуром в руках так близко к моменту нападения, как только позволят соображения безопасности. Лишь таким образом мы можем прилепить к нему ярлык Кота, чтобы он приклеился напрочь.
      Селеста и Джимми выглядели испуганными.
      Сидя в кресле, инспектор Квин наблюдал за девушкой.
      — Риска не должно быть никакого, — продолжал Эллери. — Казалис находится под круглосуточным наблюдением с пятницы, а Мэрилин Сомс — со второй половины сегодняшнего дня. Мы получаем ежечасные рапорты о передвижениях Казалиса в специальном офисе Главного полицейского управления, где постоянно дежурят сержант Вели и еще один детектив. Этим двум офицерам велено звонить нам домой сразу же, как только поступят сообщения о каких-либо подозрительных действиях Казалиса. Мэрилин Сомс и ее семья ничего не знают о происходящем. В противном случае они бы стали нервничать и могли вызвать у Казалиса подозрения. Тогда нам пришлось бы начинать все заново, и, может быть, это спугнуло бы Казалиса очень надолго или вообще навсегда. А мы не можем позволить себе ждать. О девушке также поступают ежечасные рапорты. Так что все почти готово.
      — Почти? — переспросил Джимми.
      Слово повисло в воздухе весьма неприятным образом.
      — Селеста, я держал вас в резерве, — сказал Эллери. — Для самой важной и самой опасной работы. Так же как и Джимми, в качестве альтернативы. Если бы следующей предполагаемой жертвой Казалиса оказался мужчина, я бы выбрал Джимми. Но так как это женщина, действовать придется вам.
      — Что это за работа? — настороженно осведомился Джимми.
      — Моей первоначальной идеей было подменить одним из вас следующую жертву, на которую укажет картотека Казалиса.
      Маккелл сердито уставился на Эллери поверх невероятного сплетения своих рук и ног.
      — Ответ — нет! Я не позволю отправить Селесту на убой! Это говорю вам я!
      — Я предупреждал, что этого парня следует отправить за решетку как нарушителя общественного порядка, Эллери, — усмехнулся инспектор. — Сядьте, Маккелл.
      — Я буду стоять сколько захочу!
      Эллери вздохнул.
      — Ты очень милый, Джимми, — заговорила Селеста. — Но я не намерена выходить из игры, что бы ни задумал мистер Квин. Так что сядь и будь хорошим мальчиком.
      — Нет! — рявкнул Джимми. — Тебя привлекает перспектива почувствовать на шее шелковый шнур? Даже мощный интеллект мистера Квина иногда берет выходной. А кроме того, разве в нем когда-то было хоть что-то человеческое? Я все о нем знаю. Сидит в своей башне и играет людьми, как оловянными солдатиками! А еще говорит о мании величия! Если он сует твою шею в петлю Коту, какая разница между ним и Казалисом? Они оба параноики! Да и вся идея безнадежно глупа. Как ты сможешь одурачить Казалиса, выдав себя за кого-то еще? Кто ты такая — Мата Хари?
      — Вы не дали мне закончить, Джимми, — терпелив»» сказал Эллери. — Я говорил, что такова была моя первоначальная идея. Но, подумав, я решил, что это слишком опасно.
      — Да ну? — усмехнулся Джимми.
      — Не для Селесты — она была бы так же надежно защищена, как Мэрилин Сомс, — а для всей нашей ловушки. Целью Казалиса будет мисс Сомс, он станет выслеживать ее, как выслеживал других, так что лучше ее не заменять.
      — Мне следовало догадаться, что ваше решение отказаться от подмены вызвано отнюдь не гуманными соображениями!
      — Тогда в чем заключается моя работа, мистер Квин?.. Джимми, заткнись!
      — Как я сказал, у нас есть все основания считать, что Казалис проводит подготовительное расследование в отношении каждой своей жертвы. Мы наблюдаем за Мэрилин, когда она выходит из квартиры Сомсов. Но детективы могут работать только, так сказать, «снаружи». Это обеспечивает физическую защиту, но не дает возможности контролировать, например, телефонные звонки.
      Мы можем прослушивать телефоны Казалиса на случай его попытки вступить в контакт с Мэрилин или ее семьей из своего дома. Но Казалис не только проницательный, но и хорошо информированный человек, а за последние два года факты полицейского прослушивания телефонных разговоров стали широко известными — даже описание аппаратуры было опубликовано, — а мы не можем допустить, чтобы Казалис что-нибудь заподозрил. Кроме того, он едва ли настолько глуп, чтобы пользоваться для подобной цени собственными телефонами, — все его предыдущие действия свидетельствуют о крайней осторожности. Поэтому если он позвонит, то только из телефонной будки, а к этому мы не подготовлены. Мы можем прослушивать телефон Сомсов, но опять же не должны возбуждать подозрения семьи. Слишком многое зависит от нормального поведения Сомсов в ближайшие несколько недель. Наконец, Казалис может вовсе не пользоваться телефоном, а действовать с помощью писем.
      — Мы не нашли никаких доказательств существования писем в предыдущих случаях, — вмешался инспектор, — но это не значит, что их не было. К тому же, если Казалис не пользовался письмами раньше, нет никакой гарантии, что он не сделает этого теперь.
      — Вполне возможно письмо под вымышленным именем, — продолжал Эллери. — А пока мы будем перехватывать почту... — Он покачал головой. — Короче говоря, это непрактично. В любом случае наиболее безопасный метод — поместить кого-то, кому мы можем доверять, в квартиру Сомсов. Кого-нибудь, кто будет круглосуточно пребывать с семьей в течение ближайших двух или трех недель.
      — И этим человеком буду я, — сказала Селеста.
      — Может, кто-нибудь объяснит мне, — послышался с дивана голос Джимми, — происходит все это на самом деле или же это какой-то кошмар, созданный Дали , Ломброзо или Сэксом Ромером ?
      Но никто не обратил на него внимания. Селеста нахмурилась.
      — А Казалис не узнает меня, мистер Квин? Ведь он меня видел, когда выслеживал Симону, а потом на фотографиях в газетах.
      — Думаю, он сосредоточился исключительно на Симоне и не уделял вам особого внимания, Селеста. А ваши фото в газетах я просмотрел — они отвратительного качества. Все же, если Казалис вас увидит, то, возможно, узнает. Но мы сделаем все, чтобы этого не произошло, — улыбнулся Эллери. — Ваша работа всецело «внутренняя», и вы будете появляться на улице только под строгим контролем.
      Эллери посмотрел на отца, и инспектор поднялся.
      — Должен вам признаться, мисс Филлипс, — начал он, — что я был решительно против этого плана. Работа требует опытного оперативника.
      — Но... — с горечью произнес Джимми Маккелл.
      — Но есть два факта, заставившие меня поддаться убеждениям Эллери. Во-первых, вы много лет ухаживали за беспомощной парализованной сестрой. Во-вторых, один из младших детей в семье Сомс — а их четверо, включая Мэрилин, — семилетний мальчик, сломал бедро месяц назад и только на прошлой неделе вернулся из больницы в гипсе. У нас есть медицинское заключение. Он должен оставаться в постели и будет нуждаться в постоянном уходе в течение нескольких недель. Нужна сиделка, хотя не обязательно с большим опытом. Мы уже вошли в контакт с семейным врачом, доктором Майроном Алберсоном, и выяснили, что он все еще не подыскал сиделку для ребенка. — Инспектор пожал плечами. — Несчастный случай с мальчиком обернется удачей для нас, мисс Филлипс, если вы чувствуете себя достаточно квалифицированной, чтобы играть роль сиделки при больном со сломанным бедром.
      — Конечно чувствую!
      — Кроме кормления, мытья и развлечений, — сказал Эллери, — мальчик, насколько я понял, нуждается в массаже и тому подобных процедурах. Вы сможете их делать, Селеста?
      — Я все это делала, ухаживая за Симоной, и доктор часто говорил, что я справляюсь лучше других профессиональных сиделок.
      Квины посмотрели друг на друга, и инспектор махнул рукой.
      — Завтра утром, Селеста, — быстро продолжал Эллери, — вы повидаете доктора Алберсона. Он знает, что вы не профессиональная сиделка и что ваше присутствие в доме требуется для строго секретной цели, не связанной с официальным предлогом. С доктором Алберсоном нам пришлось нелегко — мы были вынуждены связаться с высшими властями города, чтобы заверить его, что все это в интересах семьи Сомс. Тем не менее экзаменовать вас он будет очень строго.
      — Я умею переворачивать больного в постели, делать уколы... Не сомневаюсь, что выдержу экзамен.
      — Попробуй на нем свои чары, как на мне, — буркнул Джимми, — и все будет в порядке.
      — Можешь не сомневаться, Джимми!
      — Я тоже не сомневаюсь, — сказал Эллери. — Кстати, лучше не называйтесь настоящим именем даже доктору Алберсону.
      — Как насчет фамилии Маккелл? — усмехнулся Джимми. — Вообще, как насчет того, чтобы принять эту фамилию и послать к черту весь этот бред с леди-детективом?
      — Еще одно слово, Маккелл, — предупредил инспектор, — и я лично отправлю вас к двери хорошим пинком!
      — О'кей, если вы настолько эгоистичны, — огрызнулся Джимми.
      Селеста взяла его за руку.
      — Моя настоящая фамилия Мартен, но я могу переделать ее с французского на английский лад — Мартин.
      — Отлично.
      — А мама Филлипс обычно называла меня Сюзанной. Даже Симона иногда звала меня Сю.
      — Прекрасно — пускай будет Сю Мартин. Если вы понравитесь доктору Алберсону, он рекомендует вас мистеру и миссис Сомс как хорошую сиделку, и вы сможете сразу же приступить к работе. Разумеется, вам назначат соответствующий гонорар.
      — Да, мистер Квин.
      — Встаньте-ка на минутку, мисс Филлипс, — вмешался инспектор.
      Селеста удивленно поднялась.
      Инспектор окинул ее взглядом с головы до ног, а потом обошел вокруг.
      — В этот момент полагается свистнуть, — проворчал Джимми.
      — В том-то и беда, — промолвил инспектор. — По-моему, мисс Филлипс, вам следует выглядеть менее эффектно. Не имея ничего против в высшей степени достойной профессии сиделки, должен заметить, что вы похожи на нее, как я — на Оливию де Хэвилленд .
      — Хорошо, инспектор. — Селеста покраснела.
      — Никакой косметики, кроме губной помады. И то не слишком яркой.
      — Да, сэр.
      — Сделайте прическу попроще. Снимите лак с ногтей и подстригите их покороче. И оденьтесь как можно невзрачнее. Вы должны выглядеть старше... и более усталой.
      — Да, сэр, — повторила Селеста.
      — У вас есть белый халат?
      — Нет.
      — Мы снабдим вас парой. И белыми чулками. Как насчет белых туфель на низком каблуке?
      — У меня есть подходящие, инспектор.
      — Вам также понадобится рабочая сумка со всем необходимым. Этим мы тоже вас обеспечим.
      — Да, сэр.
      — Не забудь об украшенной перламутром грелке, — напомнил Джимми. — Иначе тебя сразу же разоблачат.
      Увидев, что его игнорируют, он встал и подошел к графину с виски.
      — Теперь что касается детективной части дела, — сказал Эллери. — Помимо ухода за мальчиком, вы должны держать глаза и уши открытыми. Мэрилин Сомс работает дома — перепечатывает рукописи, поэтому телефон в справочнике значится на ее имя. Это дает вам возможность подружиться с ней. Она всего на два года моложе вас и, насколько мы успели выяснить, приятная серьезная девушка.
      — По-моему, — заметил Джимми, оторвавшись от виски, — то, что вы сказали, относится и к вашему агенту 29-Б. — Однако в его голосе послышались нотки гордости.
      — Мэрилин редко бывает в обществе, любит читать — в общем, очень похожа на вас, Селеста, даже внешне. Она обожает своего больного брата, поэтому у вас с самого начала возникнут общие интересы.
      — Особое внимание уделяйте телефонным звонкам, — вставил инспектор.
      — Да, следите за содержанием каждого разговора, особенно если звонит человек, незнакомый Сомсам.
      — Это касается звонков Мэрилин и другим членам семьи.
      — Понятно, инспектор.
      — Вам придется читать каждое письмо, которое получит Мэрилин, — продолжал Эллери. — И вообще, если это возможно, всю семейную почту. В общем, вы должны замечать все, происходящее в квартире, и сообщать об этом нам в мельчайших подробностях. Я хочу получать ежедневные рапорты.
      — Мне докладывать по телефону? Это может оказаться нелегким.
      — Телефоном пользуйтесь только в самом крайнем случае. Мы будем договариваться о встречах в районе Восточной Двадцать девятой улицы и Первой и Второй авеню. Каждый вечер на новом месте.
      — Я тоже буду приходить, — заявил Джимми.
      — Каждый вечер после того, как Стэнли ляжет спать — вы сами установите для нас время, когда сориентируетесь, — вы будете отправляться на прогулку. Сделайте это в первый же день, чтобы семья привыкла к вашим вечерним отсутствиям. Если что-нибудь помешает вам явиться в условленное время, мы будем ждать в назначенном месте, пока вы не придете, — даже если придется ожидать всю ночь.
      — И я тоже, — снова присоединился Джимми.
      — Вопросы есть?
      Селеста подумала:
      — Вроде бы нет.
      Эллери в упор посмотрел на нее:
      — Ваша роль крайне важна, Селеста. Конечно, нам может повезти и без вашего участия, на что мы очень надеемся. Но если этого не произойдет, то вы наш троянский конь — вернее, кобылица. Тогда все будет зависеть от вас.
      — Я сделаю все, что смогу, — тихо сказала Селеста.
      — Как ваше настроение?
      — Превосходное!
      — Мы обсудим все более подробно после того, как вы завтра повидаетесь с доктором Алберсоном. — Эллери обнял девушку за плечи. — Вы переночуете здесь, как мы договорились.
      — И я тоже! — в третий раз рявкнул Джимми Маккелл.