Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Кот со многими хвостами

ModernLib.Net / Детективы / Квин Эллери / Кот со многими хвостами - Чтение (стр. 10)
Автор: Квин Эллери
Жанр: Детективы

 

 


      — Нет, я уверена, что он не знал человека с таким именем, — говорила миссис Кац. Инспектор Квин проявлял особую настойчивость в отношении Хауарда Уитэкера, так разочаровавшего психиатров. — Если, конечно, Доналд не познакомился с этим Уитэкером в тренировочном лагере.
      — Вы имеете в виду во время войны? — спросил инспектор.
      — Да.
      — Ваш сын побывал на военной службе, миссис Кац? Не был ли он для этого слишком молод?
      — Нет. Его призвали в день восемнадцатилетия. Война еще продолжалась.
      Инспектор казался удивленным.
      — Германия капитулировала в мае 1945 года, Япония — в августе или сентябре. Разве в сорок пятом Доналду не было всего семнадцать?
      — Я должна знать возраст своего сына!
      — Перл. — Доктор Кац зашевелился в углу. — Должно быть, дело в водительских правах.
      Оба Квина сразу насторожились.
      — В правах вашего сына, доктор Кац, — сказал инспектор, — значится дата рождения: 10 марта 1928 года.
      — Это ошибка, инспектор Квин. Мой сын неправильно указал в заявлении год рождения и не стал потом его исправлять.
      — Вы хотите сказать, — спросил Эллери, ощущая сухость в горле, — что Доналду был не двадцать один год, доктор Кац?
      — Ему было двадцать два. Он родился 10 марта 1927 года.
      — Двадцать два, — повторил Эллери.
      — Двадцать два? — В голосе инспектора также послышалась хрипотца. — А сколько лет было Стелле Петрукки, Эллери?
      Абернети — сорок четыре. Вайолет Смит — сорок два. Райану О'Райли — сорок. Монике Маккелл — тридцать семь. Симоне Филлипс — тридцать пять. Битрис Уилликинс — тридцать два. Ленор Ричардсон — двадцать пять. Стелле Петрукки — двадцать два. Доналду Кацу — тоже двадцать два!
      Впервые нисходящая последовательность возраста жертв была нарушена.
      А может, не была?
      — Это правда, — лихорадочно заговорил в коридоре Эллери, — что до сих пор разница исчислялась в годах. Но если...
      — Ты имеешь в виду, что Доналд Кац все же может быть моложе Стеллы Петрукки? — спросил инспектор.
      — Да, на месяцы. Предположим, Стелла Петрукки родилась в январе 1927 года. Тогда Доналд Кац на два месяца моложе ее.
      — А предположим, она родилась в мае 1927 года. Тогда Доналд Кац на два месяца ее старше.
      — Не желаю даже думать о таком! Это означало бы... Так в каком же месяце она родилась?
      — Понятия не имею!
      — Не помню, чтобы я видел в каком-нибудь рапорте точную дату ее рождения.
      — Подожди минутку.
      Инспектор вышел.
      Эллери машинально рвал сигарету на мелкие кусочки. Он чувствовал, что ответ спрятан здесь. Но что это за секрет?
      Он постарался сосредоточиться. Откуда-то доносился голос инспектора, разговаривающего по телефону. Боже благослови дух Александера Грейема Белла ... Так что же это за секрет?
      Предположим, окажется, что Доналд Кац был старше Стеллы Петрукки хотя бы на один день. Что это может значить?
      — Эллери.
      — Ну?
      — 10 марта.
      — Что-что?
      — Ее брат, священник отец Петрукки, говорит, что его сестра Стелла родилась 10 марта 1927 года.
      — В тот же день?
      Они уставились друг на друга.

* * *

      Позднее Эллери и инспектор пришли к выводу, что само по себе это ничего не значит. Просто организм детектива по привычке реагирует на любой необъяснимый факт. Тщетность каких-либо размышлений насчет одинаковых дней рождения была печально очевидной. Вместо объяснения или хотя бы правдоподобной гипотезы приходилось руководствоваться основным правилом: что бы ни означал факт, нужно проверить, существует ли он в действительности.
      — Давай проверим это прямо сейчас, — сказал отцу Эллери.
      Инспектор кивнул. Они спустились на Западную Восемьдесят первую улицу и сели в автомобиль инспектора. Сержант Вели повез их в манхэттенское статистическое Бюро департамента здравоохранения.
      Во время поездки никто не произнес ни слова.
      Сердце Эллери ныло. Тысячи зубчатых колесиков безуспешно пытались зацепиться друг за друга. Тем не менее, он не мог избавиться от чувства, что разгадка предельно проста. Эллери не сомневался в точном взаимодействии фактов, которое не функционировало из-за глупой неполадки в механизме его восприятия.
      Наконец он вовсе отключил этот механизм и держал его в таком состоянии вплоть до прибытия к месту назначения.
      — Нам нужны оригиналы свидетельств о рождении, — сказал инспектор регистратору. — Нет, у нас нет их номеров. Но есть имена: Стелла Петрукки и Доналд Кац, а дата рождения, согласно нашей информации, в обоих случаях 10 марта 1927 года. Вот, я написал имена.
      — Вы уверены, что они оба родились в Манхэттене, инспектор?
      — Да.
      Регистратор вскоре вернулся, выглядя заинтересованным.
      — Они не только родились в один и тот же день, но и...
      — 10 марта 1927 года? В обоих случаях?
      — Да.
      — Подожди, папа. Не только родились в один и тот же день, но и что?
      — Но и роды принимал один и тот же врач.
      — Могу я взглянуть на эти свидетельства? — В голосе Эллери вновь послышалось напряжение.
      Они уставились на подписи, сделанные одинаковым почерком:
      « Эдуард Казалис, д. м. ».
      — Не будем заранее возбуждаться, сынок, — сказал инспектор, прикрыв ладонью микрофон телефонной трубки. — Мы ведь ничего не знаем и действуем на ощупь. Так что не будем торопиться.
      — Черта с два не будем! Где же этот список?
      — Сейчас его для меня составляют.
      — Казалис, Казалис... Вот! Эдуард Казалис. Я говорил, что это тот же самый!
      — Он принимал роды? А я думал...
      — Начал карьеру, практикуя в области акушерства и гинекологии. Я знал, что в его профессиональной биографии есть что-то необычное.
      — И он занимался этим в 1927 году?
      — Даже позже! Здесь говорится...
      — Да, Чарли?
      Эллери отложил медицинский справочник. Его отец слушал и записывал. Казалось, он никогда не закончит.
      — Всех записал?
      — Эллери, не может быть, чтобы они все...
      — Не будете ли вы любезны, — сказал Эллери, передавая регистратору список инспектора, — принести оригиналы свидетельств о рождении перечисленных здесь людей?
      — Годы рождения известны... — Регистратор пробежал глазами список. — Все родились в Манхэттене?
      — Большинство, а может быть, и все, — ответил Эллери. — Да, думаю, что все. Даже уверен.
      — Как ты можешь быть в этом уверенным? — огрызнулся старик. — Мы знаем, что это справедливо по отношению к некоторым из них, но...
      — И тем не менее я уверен, что все они родились в Манхэттене. Увидишь, что я прав.
      Регистратор отошел.
      Эллери с отцом ходили один вокруг другого, как два пса.
      На стене тикали часы.
      — Это может означать... — пробормотал инспектор.
      Эллери повернулся, скрипнув зубами.
      — Не желаю знать, что это «может означать»! Я устал думать о возможностях. Теперь мой девиз — только факты. Один за другим, шаг за шагом. Один плюс один равняется двум, и на этом моя арифметика заканчивается, пока я не смогу прибавить еще два.
      — О'кей, сынок, — кивнул инспектор и что-то забормотал себе под нос.
      Наконец регистратор вернулся. Вид у него был ошеломленный.
      Эллери прислонился спиной к входной двери.
      — Прочтите мне их медленно, одно за другим. Начните с Абернети — Арчибалда Дадли Абернети.
      — «Родился 24 мая 1905 года, — прочитал регистратор и добавил: — Эдуард Казалис, д. м.».
      — Очень интересно! — воскликнул Эллери. — Теперь Вайолет Смит.
      — «Родилась 13 февраля 1907 года. Эдуард Казалис, д. м.».
      — Райан О'Райли. Вы нашли его свидетельство?
      — Я нашел все, мистер Квин... «Родился 23 декабря 1908 года. Эдуард Казалис, д. м.».
      — А Моника Маккелл?
      — «Родилась 2 июля 1912 года. Эдуард Казалис, д. м.».
      — Симона Филлипс?
      — «Родилась 11 октября 1913 года. Казалис».
      — Просто «Казалис»?
      — Конечно нет, — огрызнулся регистратор. — «Эдуард Казалис, д. м.». Послушайте, инспектор Квин, я не понимаю, какой смысл читать их подряд. Говорю вам, что они все...
      — Пускай малыш развлекается, — усмехнулся инспектор. — Он слишком долго сдерживался.
      — Битрис Уилликинс? — продолжал Эллери. — Она меня особенно интересует... Почему я не догадался раньше? Смерть и рождение всегда идут рука об руку... Итак, Битрис Уилликинс?
      — «Родилась 7 апреля 1917 года. Эдуард Казалис, д. м.».
      — Тот же самый врач, — кивнул Эллери с мрачной улыбкой. — А ведь ребенок был черный. Да, Казалис хранил верность клятве Гиппократа. Прямо Господь Бог родильного дома. Добро пожаловать, все беременные, независимо от цвета кожи и вероисповедания, гонорар согласно возможностям... Ленор Ричардсон?
      — «Родилась 29 января 1924 года. Эдуард Казалис, д. м.».
      — Благодарю вас, сэр. Думаю, это завершает список. Насколько я понимаю, эти свидетельства — неприкосновенная собственность департамента здравоохранения штата Нью-Йорк?
      — Да.
      — Если что-нибудь с ними случится, — сказал Эллери, — я лично приду к вам с пистолетом, сэр, и застрелю вас наповал. А пока что никому об этом ни слова. Я выражаюсь ясно?
      — Должен заметить, — чопорно произнес регистратор, — что мне не нравится ни ваш тон, ни ваше поведение, и...
      — Сэр, вы имеете дело со специальным следователем, назначенным мэром, — прервал Эллери. — Так что я выше воздушного змея. Можем мы воспользоваться вашим офисом для телефонного разговора... без свидетелей?
      Регистратор вышел, хлопнув дверью. Однако дверь тут же открылась снова, и регистратор заметил доверительным тоном:
      — Врач, который начинает убивать тех, кому сам помог появиться на свет, — просто-напросто опасный психопат, джентльмены. И как только вы позволили ему принимать участие в расследовании?
      После этого регистратор наконец удалился.
      — Это будет нелегко, — вздохнул инспектор.
      — Безусловно.
      — Доказательств нет.
      Эллери грыз ноготь, склонившись над столом регистратора.
      — За ним придется наблюдать двадцать четыре часа в сутки. Нам нужно будет знать, как он проводит каждую минуту дня и ночи.
      Эллери продолжал свое занятие.
      — Десятой жертвы быть не должно, — заявил инспектор, словно объясняя какую-то непонятную, но важную и строго секретную проблему. Внезапно он усмехнулся. — У карикатуриста из «Экстра» хвосты закончились, хотя он сам еще об этом не знает. Дай-ка мне телефон, Эл.
      — Папа.
      — Что, сынок?
      — Мы должны обыскать его квартиру в течение нескольких часов. — Эллери вытащил сигарету.
      — Без ордера?
      — Без всяких предупреждений.
      Инспектор нахмурился.
      — Удалить из дома горничную не составит труда, — продолжал Эллери. — Нужно воспользоваться ее выходным днем. Хотя нет, сегодня пятница, и выходной у нее будет не раньше середины следующей недели. Я не могу ждать так долго. Она ночует в квартире?
      — Понятия не имею.
      — Я хочу проникнуть туда, если возможно, в этот уик-энд. Они ходят в церковь?
      — Откуда я знаю? Ты не сможешь затянуться, Эл, потому что не прикурил сигарету. Дай мне телефон.
      Эллери придвинул к нему аппарат:
      — Кого ты собираешься к нему приставить?
      — Хессе, Мака, Голдберга.
      — Отлично.
      — Дайте мне Главное полицейское управление.
      — Однако мне бы хотелось, — продолжал Эллери, сунув сигарету в карман, — чтобы на Сентр-стрит об этом знали как можно меньше.
      Отец уставился на него.
      — Мы ведь сами не знаем ничего конкретного... Папа.
      — Что?
      Эллери оторвался от стола:
      — Приезжай поскорее домой, ладно?
      — Ты собираешься домой?
      Но Эллери уже закрывал дверь.

* * *

      — Сынок, — окликнул инспектор Квин из прихожей.
      — Да.
      — Все устроено... — Он не договорил.
      На диване сидели Джимми и Селеста.
      — Привет, — поздоровался инспектор.
      — Мы ждали тебя, папа.
      Отец покосился на него.
      — Нет, я еще им ничего не рассказывал.
      — О чем? — осведомился Джимми.
      — Мы знаем об убийстве Доналда Каца, — начала Селеста. — Но...
      — Или Кот охотится снова?
      — Нет. — Эллери внимательно разглядывал их. — Я готов, — заявил он. — Как насчет вас?
      — Готовы к чему?
      — К работе, Селеста.
      Джимми вскочил на ноги.
      — Сядьте, Джимми.
      Тот послушно сел.
      — На сей раз работа настоящая.
      Селеста побледнела.
      — Мы напали на след, — продолжал Эллери. — Правда, не уверены, куда он ведет. Но могу сказать, что впервые с тех пор, как Кот начал разбойничать, у нас появилась зацепка.
      — Что я должен делать? — спросил Джимми.
      — Эллери... — начал инспектор.
      — Нет, папа, я все обдумал и решил, что так будет безопаснее.
      — Что я должен делать? — повторил Джимми.
      — Я хочу, чтобы вы собрали для меня полное досье на доктора Казалиса.
      — Казалиса?
      — Доктора Казалиса? — Селеста была ошарашена. — Вы имеете в виду...
      Эллери сурово посмотрел на нее.
      — Простите.
      — Досье на Казалиса, — промолвил Джимми. — Ну и...
      — Пожалуйста, не делайте скороспелых выводов. Я уже сказал, что мы не знаем, куда ведет след... Джимми, мне нужен очерк его жизни с самыми тривиальными и интимными подробностями. Это не то, что требуется для «Кто есть кто?». Я мог бы сделать это сам, но, как репортер, ты в состоянии раскопать все, что мне надо, не возбужден подозрений.
      — Понятно, — кивнул Джимми.
      — Только никому ни единого намека на то, чем вы занимаетесь. Это касается и ваших сослуживцев в «Экстра». Когда вы можете начать?
      — Прямо сейчас.
      — Сколько вам понадобится времени?
      — Не знаю. Немного.
      — Сможете предоставить мне материал, скажем... к завтрашнему вечеру?
      — Постараюсь. — Джимми поднялся.
      — Только не приближайтесь к Казалису.
      — Хорошо.
      — И ни к кому, кто связан с ним настолько близко, чтобы он мог сообщить доктору, что о нем наводят справки.
      — Ясно... — Джимми замешкался.
      — В чем дело? — спросил Эллери.
      — А как насчет Селесты?
      Эллери улыбнулся.
      — Понятно. — Джимми покраснел. — Ну, ребята...
      — Для нее пока нет работы, Джимми. Но я хочу, Селеста, чтобы вы отправились домой, собрали чемодан или два и переехали жить сюда.
      — Что? — воскликнули одновременно инспектор и Джимми.
      — Именно так, папа, если у тебя нет возражений.
      — Э-э... конечно нет. Рад оказать вам гостеприимство, мисс Филлипс. Пожалуй, Эллери, — добавил старик, — я ненадолго прилягу отдохнуть. Если мне позвонят, буди меня немедленно. — И он весьма поспешно удалился в спальню.
      — Вы хотите, чтобы она переехала сюда? — переспросил Джимми.
      — Совершенно верно.
      — Звучит приятно, но возникает весьма деликатная ситуация, создающая почву для конфликтов, — заметил Джимми.
      Селеста колебалась.
      — Вы можете понадобиться мне в любой момент, Селеста, — продолжал Эллери. — Я не в состоянии предвидеть, когда именно это случится. Если среди ночи, а вас не окажется рядом...
      — Знаете, сэр, — вмешался Джимми, — не могу сказать, что я в восторге от такого оборота дела.
      — Может быть, вы помолчите и дадите мне подумать? — сердито сказала Селеста.
      — Должен вас предупредить, — промолвил Эллери, — что это может оказаться очень опасным.
      — Мне это не кажется хорошей идеей, дорогая, — настаивал Джимми. — А тебе?
      Селеста не обратила на него внимания.
      — Это не только опасно, но и чертовски аморально! — продолжал бушевать Джимми. — Что скажут люди?
      — Заткнитесь, Джимми, — остановил его Эллери. — Селеста, если мой план сработает, вам придется ходить по острию ножа. Так что, если хотите отказаться, делайте это сейчас.
      Селеста встала.
      — Когда я должна переехать?
      Эллери усмехнулся.
      — Воскресный вечер подойдет?
      — Вполне.
      — Уступлю вам свою комнату. Я буду спать в кабинете.
      — Надеюсь, — проворчал Джимми, — вы оба будете очень счастливы.

* * *

      Эллери наблюдал в окно, как Джимми грубо запихнул Селесту в такси и сердито зашагал по улице.
      Он начал ходить по комнате, испытывая радостное возбуждение. Наконец Эллери опустился в кресло.
      Рука, что разрезала пуповину, затягивает на горле шнур...
      Конец происходит от начала...
      Круговорот параноидального безумия...
      Возможно ли такое?
      Эллери чувствовал себя сидящим на краю пропасти. Но теперь ему оставалось запастись терпением и ждать.

Глава 9

      В субботу инспектор Квин позвонил домой вскоре после полудня и сообщил, что все приготовлено к завтрашнему дню.
      — Как долго мы сможем там находиться?
      — Достаточно долго.
      — А горничная?
      — Ее не будет.
      — Как тебе удалось все устроить?
      — С помощью мэра, — ответил инспектор Квин. — Я убедил его пригласить Казалисов в воскресенье на обед.
      — И что же ты сообщил мэру? — с тревогой спросил Эллери.
      — Не слишком много. Мы общались в основном посредством телепатии. Но думаю, он осознал необходимость не позволить нашему другу уйти слишком рано. Обед назначен на половину третьего, и приглашено много важных гостей. Мэр уверяет, что если Казалис придет, то сдержится надолго.
      — Ну и как мы будем действовать?
      — Нам позвонят, как только Казалис войдет в прихожую мэра. По этому сигналу мы отправимся в квартиру доктора и попадем туда через черный ход из переулка. К завтрашнему утру Вели обеспечит нас дубликатом ключа. Горничная не вернется допоздна — она берет выходной через воскресенье, и завтра ее как раз не будет. О прислуге в здании также позаботятся. Мы сможем войти и выйти незаметно. У тебя есть известия от Джимми Маккелла?
      — Он придет около десяти.
      Этим вечером Джимми явно нуждался в бритве, чистой рубашке и выпивке.
      — Могу обойтись без первых двух предметов, если меня обеспечат третьим, — заявил он.
      Эллери поставил на стол графин с виски, бутылку содовой и стакан, ожидая ободряющего бульканья в горле гостя.
      — Держу пари, сейсмограф на Фордем-роуд ведет себя как безумный, — сказал Джимми. — С чего мне начать?
      — С чего хотите.
      — Ну, — Джимми с наслаждением разглядывал на просвет свой стакан, — биография Эдуарда Казалиса выглядит неполной. Мне почти ничего не удалось узнать о его родителях и детстве, кроме нескольких деталей. Кажется, он рано покинул родной дом.
      — Казалис родился в Огайо, не так ли? — спросил инспектор.
      — Да, в Айронтоне в 1882 году, — кивнул Джимми. — Его отец был каким-то рабочим...
      — Металлистом, — подсказал инспектор.
      — Кто рассказывает — вы или я? — осведомился Джимми. — Или меня проверяют?
      — Мне просто известно несколько фактов — вот и все, отозвался инспектор, также поднося стакан к свету. — Продолжайте, Маккелл.
      — Короче говоря, папа Казалис был потомком французского солдата, обосновавшегося в Огайо после войн с Францией и индейцами. О маме я ничего не узнал. — Джимми бросил воинственный взгляд на старого джентльмена, но тот молча поставил стакан. — Ваш герой был младшим из четырнадцати голодных, оборванных и неухоженных ребятишек. Многие из них умерли в детстве. Оставшиеся в живых и их потомки расселились по всему Среднему Западу. Насколько мне известно, ваш Эдди — единственный, кому удалось добиться успеха в жизни.
      — В семье были преступники? — спросил Эллери.
      — Сэр, не клевещите на наших славных трудящихся. — Джимми налил себе очередную порцию. — Или вы повторно изучаете социологию? Мне не удалось обнаружить ничего подобного. — Внезапно он добавил: — Куда вы клоните?
      — Продолжайте, Джимми.
      — Ну, Эдуард был не чудо-ребенком, но не по годам развитым и честолюбивым. Он читал по ночам, работал не жалея ловких пальчиков и в итоге стал протеже скобяного короля юга Огайо. Прямо-таки персонаж Хорейшо Элджера . До поры до времени.
      — Что вы имеете в виду?
      — В моей книге Эдуард предстает в не слишком благоприятном свете. Если есть что-нибудь хуже богатого сноба, так это бедный сноб. Скобяной идальго, которого звали Уильям Уолдемар Гекел, извлек парня из его паршивой хибары, отмыл дочиста, дал ему приличную одежду и отправил учиться в Мичиган. Нет никаких сведений, что после этого Казалис приезжал в Айронтон хотя бы на день. Он позабыл и папу, и маму, и Тесси, и Стива, и остальных пятьдесят тысяч братьев и сестер, а после того, как старый Гекел с гордостью отправил его в Нью-Йорк, позабыл и Гекела — во всяком случае, никаких дальнейших связей между ними не отмечено. Казалис стал доктором медицины, окончив Колумбийский университет в 1903 году.
      — В 1903-м, — пробормотал Эллери. — В возрасте двадцати одного года. Один из четырнадцати детей заинтересовался акушерством.
      — Очень смешно, — ухмыльнулся Джимми.
      — Не очень, — холодно возразил Эллери. — Есть какая-нибудь информация насчет его акушерской деятельности?
      Маккелл кивнул.
      — Выкладывайте.
      Джимми сверился с записями на грязном конверте.
      — В те дни медицинские учебные заведения не были стандартизированы. В одних обучение занимало два года, в других — четыре, и ни одно из них не специализировалось на акушерстве или гинекологии, поэтому те, кто хотел, становились специалистами в этой области в основном благодаря своим наставникам. Когда Казалис окончил университет — между прочим, с отличием, — он попал к нью-йоркскому медику по имени Ларкленд...
      — Дж. Ф., — вставил инспектор.
      — Верно, — кивнул Джимми. — Где-то в районе восточных двадцатых улиц. Доктор Ларкленд занимался исключительно акушерством и гинекологией, и Казалис проработал с ним около полутора лет, а в 1905 году начал самостоятельную практику.
      — Когда точно?
      — В феврале. В этом месяце Ларкленд умер от рака, и Казалис взял на себя его клиентуру.
      Значит, мать Арчибалда Дадли Абернети была пациенткой доктора Ларкленда, и молодой Казалис унаследовал ее. Это успокоило Эллери. В 1905 году жены священников лечились у двадцатитрехлетних врачей только в исключительных обстоятельствах.
      — Спустя несколько лет, — продолжал Джимми, — Казалис стал одним из ведущих специалистов на Востоке, и к 1911-му или 1912 году его практика сделалась одной из крупнейших в Нью-Йорке. Насколько я понимаю, он не был рвачом, хотя зарабатывал кучу денег. Его больше интересовала творческая сторона профессии — применение новых технологий, клиническая работа и тому подобное. У меня здесь полно сведений о его научных достижениях...
      — Опустим их. Что еще?
      — Ну, его военные подвиги.
      — Во время Первой мировой?
      — Да.
      — Когда он вступил в армию?
      — Летом 1917 года.
      — Интересно, папа. Битрис Уилликинс родилась 7 апреля 1917 года, за месяц до того, как конгресс объявил войну Германии. Должно быть, это одни из последних родов, которые принимал Казалис, прежде чем надеть форму. — Инспектор промолчал. — Так как же он проявил себя на войне?
      — Отлично. Начал службу в медицинском корпусе в чине капитана, а закончил полковником. Оперировал на передовой...
      — Был ранен?
      — Нет, но провел несколько месяцев в доме отдыха во Франции в конце восемнадцатого — начале девятнадцатого года, после окончания войны. Лечился — я цитирую — «от нервного истощения и последствий контузии».
      Эллери посмотрел на отца, но тот снова отмеривал себе дозу виски.
      — Очевидно, там не было ничего серьезного. — Джимми опять взглянул на конверт. — Его отправили домой из Франции как новенького, а после демобилизации...
      — В девятнадцатом году?
      — Да, он вернулся к своей специальности. К концу двадцатого у него уже была прежняя практика и огромная известность.
      — И он все еще занимался только акушерством и гинекологией?
      — Да. Тогда ему было под сорок, и через пять лет... — Джимми извлек другой конверт. — Да, в 1926 году он познакомился с миссис Казалис через ее сестру, миссис Ричардсон, и женился на ней. Она принадлежала к семье Меригру из Бангора. Старое новоанглийское семейство с прокисшей голубой кровью, но вроде бы она была очень красива, если вам нравится дрезденский фарфор. Казалису, но всяком случае, он нравился — ему было сорок четыре, а ей — всего девятнадцать, но роман был эпический. У них была пышная свадьба в Мэне и длинный медовый месяц в Париже, Вене и Риме. Если вас интересует, был ли счастливым их брак, то мне не удалось найти доказательств обратного. О докторе не ходило никаких слухов, даром что вся его профессиональная деятельность была связана исключительно с дамами, а в жизни миссис Казалис вроде бы тоже не было никаких мужчин, кроме мужа. В 1927 году она потеряла первого ребенка, а в 1930-м — второго...
      — И обоих при родах, — кивнул Эллери. — Казалис говорил мне об этом в ночь нашей первой встречи.
      — Мне рассказывали, что он ужасно переживал из-за этого. Доктор фанатично заботился о жене во время обеих беременностей и сам принимал роды... В чем дело?
      — Казалис был акушером у своей жены?
      — Да. — Джимми с удивлением посмотрел на обоих мужчин.
      Инспектор Квин стоял у окна, заложив руки за спину.
      — Разве это не считается неэтичным? — осведомился он. — Врач принимает роды у собственной жены...
      — Вовсе нет. Большинство врачей так не поступают, потому что волнуются за жен и сомневаются в способности сохранить... черт, где эта записка?.. сохранить «объективный профессиональный подход». Но довольно много врачей это делают, и доктор Казалис в бурные двадцатые годы был одним из них.
      — В конце концов, — сказал инспектор Эллери, как будто тот собирался спорить, — он был крупнейшим специалистом в своей области.
      — По-вашему, — усмехнулся Джимми, — он настолько эгоцентричен и самоуверен, что решил стать психиатром?
      — Не думаю, что это справедливо по отношению к психиатрам, — рассмеялся Эллери. — Есть сведения о погибших младенцах?
      — Я только знаю, что в обоих случаях роды были трудными, и что после второй неудачи миссис Казалис уже не могла иметь детей. По-моему, оба ребенка были мальчиками.
      — Продолжайте.
      Инспектор отошел от окна и сел со своим стаканом.
      — В 1930-м году, спустя несколько месяцев после потери их второго ребенка, у Казалиса произошел нервный срыв.
      — Вот как? — насторожился Эллери.
      — Да. Ему было сорок восемь, и это приписали переутомлению. К тому времени Казалис уже больше двадцати лет был практикующим акушером-гинекологом, — он был состоятельным человеком, поэтому оставил работу, и миссис Казалис повезла его путешествовать. Это было кругосветное плавание — через Панамский канал в Сиэтл, потом через Тихий океан, и к тому времени, когда они достигли Европы, Казалис казался практически здоровым. Но только казался. Когда они были в Вене — в начале 1931 года, — у него случился рецидив.
      — Рецидив? — резко переспросил Эллери. — Вы имеете в виду, еще один нервный срыв?
      — Да, депрессия или что-то в этом роде. Как бы то ни было, находясь в Вене, он обратился к Беле Зелигману и...
      — Кто такой Бела Зелигман? — прервал инспектор.
      — Он спрашивает, кто такой Бела Зелигман! Ну, это...
      — Раньше был Фрейд, — объяснил Эллери, — а теперь есть Юнг и Зелигман. Зелигман такой же старик, как Юнг.
      — Да, он уехал из Австрии как раз вовремя, чтобы наблюдать аншлюс с почетного места в Лондоне, но после небольшой кремации в берлинской рейхсканцелярии вернулся в Вену и, по-моему, все еще живет там. Ему сейчас больше восьмидесяти, но в тридцать первом он был в расцвете сил. Так вот, Зелигман вроде бы очень заинтересовался Казалисом — ему удалось не только вылечить его, но и пробудить в нем стремление стать психиатром.
      — Казалис учился у Зелигмана?
      — Да, четыре года. Какое-то время Казалис провел в Цюрихе, а в 1935-м году вернулся с женой в Штаты. Больше года он набирался опыта в больнице, а в начале 1937-го — ему тогда было пятьдесят пять — стал практиковать в Нью-Йорке как психиатр. Вот и вся история. — Джимми наполнил стакан.
      — Это все ваши сведения, Джимми?
      — Не совсем. — Джимми бросил взгляд на последний конверт. — Есть еще кое-что любопытное. Примерно год назад — в прошлом октябре — Казалис снова сорвался.
      — В каком смысле?
      — Не заставляйте меня вдаваться в клинические подробности. К истории болезни у меня не было доступа. Может, это было просто переутомление — у него ведь энергия как у скаковой лошади, и он никогда себя не щадил. К тому же ему было уже шестьдесят шесть. Срыв был нетяжелый, но это его испугало, и он начал понемногу сворачивать практику. Насколько я понял, Казалис за последний год не взял ни одного нового пациента, только долечивал старых, а нуждавшихся в долгосрочной заботе передавал другим врачам. Вроде бы он вскоре уходит на покой. — Джимми бросил на стол грязные конверты. — Рапорт окончен.
      — Спасибо, Джимми, — странным тоном произнес Эллери.
      — Это то, чего вы хотели?
      — Хотел?
      — Ну, ожидали?
      — Это очень интересные сведения, — осторожно отозвался Эллери.
      Джимми поставил свой стакан:
      — Очевидно, двое шаманов хотят остаться наедине?
      Ему никто не ответил.
      — Маккелла никто не может упрекнуть в отсутствии чуткости, — заявил Джимми, взяв шляпу.
      — Отличная работа, — похвалил инспектор. — Спокойной ночи.
      — Оставайтесь на связи, Джимми.
      — Не возражаете, если я зайду с Селестой завтра вечером?

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17